Дети в Освенциме

Майор привез мальчишку на лафете...

Майор привез мальчишку на лафете.

Погибла мать. Сын не простился с ней.

За десять лет на том и этом свете

Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.

Был исцарапан пулями лафет.

Отцу казалось, что надежней места

Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка.

Привязанный к щиту, чтоб не упал,

Прижав к груди заснувшую игрушку,

Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.

Проснувшись, он махал войскам рукой...

Ты говоришь, что есть еще другие,

Что я там был и мне пора домой...

Ты это горе знаешь понаслышке,

А нам оно оборвало сердца.

Кто раз увидел этого мальчишку,

Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть теми же глазами,

Которыми я плакал там, в пыли,

Как тот мальчишка возвратится с нами

И поцелует горсть своей земли.

За все, чем мы с тобою дорожили,

Призвал нас к бою воинский закон.

Теперь мой дом не там, где прежде жили,

А там, где отнят у мальчишки он.

(К. Симонов)

Мальчик из села Поповки

Среди сугробов и воронок

В селе, разрушенном дотла,

Стоит, зажмурившись ребёнок –

Последний гражданин села.

Испуганный котёнок белый,

Обломок печки и трубы –

И это всё, что уцелело

От прежней жизни и избы.

Стоит белоголовый Петя

И плачет, как старик без слёз,

Три года прожил он на свете,

А что узнал и перенёс.

При нём избу его спалили,

Угнали маму со двора,

И в наспех вырытой могиле

Лежит убитая сестра.

Не выпускай, боец, винтовки,

Пока не отомстишь врагу

За кровь, пролитую в Поповке,

И за ребёнка на снегу.

(С. Маршак)

Дети в Освенциме

Мужчины мучили детей.

Умно. Намеренно. Умело.

Творили будничное дело,

Трудились – мучили детей.

И это каждый день опять:

Кляня, ругаясь без причины...

А детям было не понять,

Чего хотят от них мужчины.

За что – обидные слова,

Побои, голод, псов рычанье?

И дети думали сперва,

Что это за непослушанье.

Они представить не могли

Того, что было всем открыто:

По древней логике земли,

От взрослых дети ждут защиты.

А дни всё шли, как смерть страшны,

И дети стали образцовы.

Но их всё били.

Так же.

Снова.

И не снимали с них вины.

Они хватались за людей.

Они молили. И любили.

Но у мужчин "идеи" были,

Мужчины мучили детей.

Я жив. Дышу. Люблю людей.

Но жизнь бывает мне постыла,

Как только вспомню: это – было!

Мужчины мучили детей!

(Наум Коржавин)

Знаю, помните вы, не забыли

Хату детства и небо над ней;

Как в войну нас фашисты губили

За оградами концлагерей.

Все мы видели, все испытали:

Голод, холод, побои и страх,

К голым нарам порой примерзали

Малыши с сединой на висках.

В синяках всё избитое тело,

Ужас боли в потухших глазах,

За грехи, что начальство имело,

Нас фашисты сжигали в печах.

Песен правды о нас не сложили,

Не слагали правдивых стихов,

И дороги к вершинам закрыли,

Малышам, не имевшим грехов.

А. В. Родина,

узница концлагеря Алитус