Мая 2008 года, Нортгемптон. Белое пуховое одеяло не спасало от неприятных ощущений в горле и навалившейся усталости

Белое пуховое одеяло не спасало от неприятных ощущений в горле и навалившейся усталости. Засиживаясь допоздна и выпивая больше нормы, Элла не могла не понимать, к чему это может привести. Она заставила себя встать, спуститься вниз, приготовить завтрак и посидеть за столом вместе со своими двойняшками и мужем. Изо всех сил она старалась проявить внимание к их разговору о шикарных машинах, на которых некоторых учеников привозят в школу, тогда как больше всего на свете ей хотелось вернуться в постель и заснуть.

Неожиданно Орли, посмотрев прямо в лицо матери, спросила:

– Ави говорит, что сестра больше не вернется домой. Мама, это правда?

В ее голосе Элла услышала осуждение.

– Конечно же неправда. Мы с твоей сестрой поссорились, но, как тебе известно, мы любим друг друга.

– А правда, что ты позвонила Скотту и попросила его оставить Дженет в покое? – усмехаясь, спросил Ави, который явно наслаждался разговором.

Округлив глаза, Элла поглядела на мужа, но Дэвид поднял брови и развел руками, давая понять, что не он рассказал детям ненужные подробности.

С легкостью, которая дается опытом, Элла придала своему голосу властность, как всегда, когда собиралась прочитать детям нотацию:

– Это не совсем так. Я действительно разговаривала со Скоттом, но я не просила его бросить вашу сестру. Я всего лишь попросила его не торопиться с женитьбой.

– Никогда не выйду замуж, – уверенно за явила Орли.

– Ну еще бы: кому захочется взять тебя в жены? – отрезал Ави.

Прислушиваясь к тому, как ее отпрыски поддразнивают друг друга, Элла нервно усмехнулась, но тотчас постаралась вернуть тебе серьезный вид. Однако это ей не совсем удалось, и едва заметная усмешка растягивала ее губы, пока она провожала детей до двери.

Лишь вернувшись к столу, она позволила себе распуститься. Кухня выглядела так, словно подверглась нападению целой армии крыс. Недоеденные яйца, огрызки хлеба, грязные миски. А тут еще Спирит таскался за ней, ожидая прогулки. Но даже после двух чашек кофе и стакана мультивитаминного напитка Элла смогла всего лишь на несколько минут вывести его в сад.

Вернувшись в дом, она обнаружила красный сигнал на автоответчике. Нажала на кнопку, и, к ее огромной радости, мелодичный голос Дженет наполнил комнату.

– Мама, ты дома?.. Думаю, нет, иначе ты взяла бы трубку. – Дженет хмыкнула. – Ладно, я ужасно разозлилась на тебя и не хотела больше видеть. А теперь я немного поостыла. Нет, ты поступила неправильно, я в этом все равно уверена. Не надо было тебе звонить Скотту. Но я понимаю, почему ты это сделала. Послушай, тебе не надо больше держать меня словно в инкубаторе. Перестань меня защищать! Просто позволь мне быть такой, какая я есть, ладно?

На глаза Эллы навернулись слезы. Ей вспомнилось, какой была Дженет, когда только родилась. Вся красная, несчастная, с морщинистыми, почти прозрачными пальчиками, с дыхательной трубкой – до чего же она была неприспособлена для жизни в этом мире.

Множество бессонных ночей Элла провела, прислушиваясь к дыханию малышки, просто желая удостовериться, что она еще жива и, может быть, будет жить.

– Мама, еще одно, – произнесла Дженет, словно что‑то вспомнив. – Я люблю тебя.

Элла тяжело вздохнула. Она вспомнила письмо Азиза. Дерево желаний ответило ему. По крайней мере, частично. Позвонив, Дженет исполнила свою часть. Теперь Элле надо было исполнить остальное. Она позвонила дочери на мобильник и застала ее на пути в университетскую библиотеку.

– Малышка, я все слышала. Извини, я ужасно виновата перед тобой и вот хочу попросить прощения.

После недолгой, но взрывоопасной паузы Дженет ответила:

– Да ладно, мам.

– Нет, не ладно. Мне нужно было больше уважать твои чувства.

– Давай больше не будем об этом говорить, хорошо? – попросила Дженет, словно они поменялись местами и Дженет стала матерью, а Элла – мятежной дочерью.

– Хорошо, дорогая.

Дженет понизила голос почти до шепота, словно сама боялась того, о чем собиралась спросить Эллу.

– Меня очень расстроило то, что ты сказала тогда. Это правда? Ты действительно несчастна?

– Конечно же нет, – излишне торопливо отозвалась Элла. – Я родила трех замечательных детей – разве я могу быть несчастной?

Однако Дженет это не убедило.

– Я имею в виду с папой?

Элла не знала, что придумать, и решила сказать правду.

– Мы с твоим папой уже очень давно женаты. После стольких лет трудно сохранить влюбленность.

– Понятно, – произнесла Дженет, и, как ни странно, у Эллы появилось ощущение, что дочь действительно ее поняла.

Положив трубку, Элла дала себе волю и погрузилась в размышления о любви. Она удобно устроилась в кресле‑качалке и задумалась: неужели, несмотря ни на что, у нее сохранилась способность испытывать влюбленность? Любовь для тех, кто ищет смысл в этом безумном мире. А как насчет тех, кто давно оставил всякие поиски?

Не дожидаясь вечера, Элла написала Азизу.

Дорогой Азиз (если я могу Вас так называть)!

Спасибо за Ваше теплое, сердечное послание, которое помогло мне справиться с кризисом в семье. Мы с дочерью преодолели взаимонепонимание, как Вы вежливо выразились.

Вы были правы насчет меня. Я постоянно мечусь между двумя противоположными состояниями: агрессивностью и пассивностью. Или я слишком вмешиваюсь в жизнь людей, которых люблю, или ощущаю себя совершенно беспомощной перед ними.

Что касается смирения, то я никогда не чувствовала себя способной к нему. Если честно, во мне нет того, что делает человека суфием. Тем более поразительно, что я помирилась с дочерью только после того, как перестала вмешиваться в ее дела. Большое Вам спасибо. Я бы тоже помолилась за Вас, но прошло столько времени с тех пор, как я в последний раз стучалась в дверь Бога, что даже не знаю, не переселился ли Он в какое‑нибудь другое место. Не похожа ли я на хозяина постоялого двора из Вашего романа? Не беспокойтесь, не настолько уж я злая. Пока еще нет.

С дружескими чувствами,

Элла из Нортгемптона

Письмо