Часть первая. 1 page

«ЦАРСТВУЮЩИЙ ГРАД»

Московские «грады»

Известное выражение «Москва не сразу строилась» отражает длительную историю возведения города, шедшего в несколько этапов. Будучи вначале деревянным «градом» на порубежье Владимиро-Суздальского княжества в XII—XIII веках, Москва в XIV столетии при Иване Калите приобрела вид княжеской столицы с первыми белокаменными храмами и дубовым Кремлем, при его внуке Дмитрии Донском была укреплена белокаменными кремлевскими стенами, а век спустя при Иване III получила статус стольного города единого Российского государства, кирпичный Кремль и несколько десятков каменных соборов. Следующий важный этап градостроительного развития Москвы пришелся на конец XVI столетия, когда к выстроенным в 1534— 1538 годах кирпичным стенам Кремля и Китай-города в 1585—1591-м были добавлены укрепления Белого города, а в 1591—1592-м — Деревянного (впоследствии — Земляного) города. В результате к концу XVII столетия стольный град Московского государства приобрел четкую и завершенную градостроительную структуру Ее основу составляли несколько колец московских укреплений, пронизанных радиальными лучами крупных улиц, связанных сетью мелких переулков. Центральная часть — Кремль и Китай-город — была занята соборами, дворцами, боярскими усадьбами, монастырскими комплексами. Более обширные территории Белого и Земляного города застраивались вперемешку дворами, чьи хозяева были разного социального происхождения. Особыми компактными поселениями были слободы, каждая из которых имела религиозный (храм) и административный (избу) центры. Причудливые линии на четком радиально-концентрическом рисунке прочерчивали реки — Москва, Неглинная, Яуза… Крепостные рвы наполнялись водой рек и подземных источников. Раскинутый на обширном пространстве величественный город выглядел по-разному в своих многочисленных частях и вместе с тем был единым по общей схеме развития, идее и московскому духу.

Крепостные стены и реки делили город на несколько обособленных территорий, каждая из которых воспринималась как самостоятельная структурная единица. Иноземцы, посещавшие Москву в XVI—XVII веках, пишут о Кремле, Китай-городе, Белом городе, Земляном городе, а иногда и Замоскворечье, подмечая различия в социальном составе населения каждой из основных частей Москвы. От Кремля, где жили царь, патриарх и бояре, до окраин Земляного города, где обитали простые тяглецы, мелкие ремесленники, ямщики, стрельцы, огородники, слобожане, росла численность жителей и уменьшалось социальное значение каждого.

Таким образом, Москва представляла собой своеобразную пирамиду, вершиной которой был Кремль, а подножиями — обширные «загородья» вокруг Земляного города. По подсчетам историка Москвы П.В. Сытина, в конце XVI века Кремль занимал площадь в 27,5 гектара, Китай-город — 64,5, Белый город — 533, Земляной город — 1878 гектаров^{1}. Обзор этих частей Москвы должен быть предпослан повествованию о повседневной жизни ее обитателей.

Святыни Кремля

«Кремленград» — так именуется на плане Герритса Гесселя, составленном около 1598— 1599 годов, священная цитадель средневековой Москвы — Кремль, «Град», «Большой город» (по определению иностранцев, «Город» или «Замок»). Благодаря монументальным трудам историков Москвы И.Е. Забелина и С.П. Бартенева и их продолжателей мы знаем историю и топографию древнего Кремля во многих подробностях^{2}. Для шеститомной «Истории Москвы» (1952) И.А. Голубцов составил планы Кремля на 1533, 1605 и 1675—1680 годы с указанием всех кремлевских строений — соборов, монастырей, дворцовых помещений, храмов, частных дворов и монастырских подворий, казенных учреждений и др. Литература о Московском Кремле включает в себя не одну сотню книг и статей. Подробно исследованы археология, архитектура и фортификация Кремля, история его застройки и планировки. В последние годы уделяется особое внимание сакральной топографии Кремля и его значению в системе московских общегородских святынь и символов.

Кремль — историческое ядро и сердце Москвы, место, где обретались главные святыни города и всего государства. Его соборы и монастыри возникли уже в первый век великого княжества Московского — Успенский собор (1326— 1327), церковь Иоанна Лествичника (1329), храм Спаса на Бору (1330), Архангельский собор (1333), Чудов (1365) и Вознесенский (1407) монастыри, Благовещенский собор (1395). В XV столетии окончательно сложились представления о символических функциях кремлевских храмов и обителей.

Главный храм города — Успенский собор, строительство которого в 1479 году завершил по велению Ивана III итальянский архитектор Аристотель Фиораванти, был (по-видимому, с 1480 года) вместилищем всероссийской чудотворной иконы Владимирской Божией Матери, престолом российских первоиерархов и местом их упокоения. Особо почитались перенесенные с Соловков в 1652 году мощи преподобных святителей Петра, Феогноста, Киприана, Фотия, Ионы, Филиппа, от которых происходили чудесные исцеления. В 1625 году в соборе, в особом золотом ковчеге, была размещена Риза Господня, присланная царю Михаилу Федоровичу персидским шахом Аббасом. Святынь в соборе было множество: крест святого князя Владимира, крест византийского царя Константина («в сем Кресте положены власы, кровь и Риза Господня; такоже святое древо, губа, трость и венец терновый и мощи святых»), символический Гроб Господень, частицы мощей святого пророка Иоанна Предтечи, преподобного Сергия Радонежского, апостола Андрея Первозванного, часть Креста Господня, Гвоздь Господень, часть Ризы Пресвятой Богородицы и многих другие^{3}.

С 1459 года в Успенском соборе совершался обряд поставления в сан митрополита, а затем патриарха всея Руси, а с 1498-го — обряд «венчания на царство» государя. Со времени основания храма в нем проходили венчания великих князей и членов правящей династии и поставления епископов.

Русские источники скупо описывают соборный храм. Рассказывая о завершении строительства в 1479 году, летописец заметил: «Бысть же та церковь чюдна велми величеством и высотою и светлостью и звоностью и пространством; такова же преже того не бывала в Руси, опричь Владимирскиа церкви…» — и этим ограничился. Наиболее подробное описание храма оставил архидиакон Павел Алеппский, побывавший в Москве в свите патриарха Макария Антиохийского в 1654— 1656 годах.

Архидиакон сообщает, что перед началом службы московский патриарх Никон и Макарий обошли весь собор, прикладываясь к его святыням: «Оба патриарха вернулись и приложились к местным иконам, что у дверей северного алтаря, затем вошли в алтарь, где жертвенник, и приложились к мощам св. Петра, первого митрополита московского, коего позолоченная рака вложена в стену между обоими алтарями… Приложившись к нему, патриархи пошли в северный угол церкви и прикладывались к мощам св. Ионы… Потом они прикладывались ко всем иконам, кои находятся вокруг четырех колонн церкви, затем пошли в западный угол церкви, где есть красивое помещение с высоким куполом. Оно из желтой меди в прорезь, а изнутри его каменный хрусталь. В нем хранится хитон Господа Христа, присланный царю Михаилу, отцу нынешнего царя, кизилбашем, шахом Аббасом, который завладел им в Грузии. Для него устроили это чудесное, приличествующее ему помещение. Внутренность его имеет подобие гроба Господа Христа; на нем стоит изящный ковчег из позолоченного серебра, внутри коего другой ковчег из золота с драгоценными каменьями, а в нем упомянутый хитон, который мы видели впоследствии в день великой пятницы»^{4}.

Внутреннее убранство собора, несмотря на изъятие в первые годы советской власти целых 65 пудов церковной утвари, сохранило основные черты первоначального облика. Фресковая роспись этого монументального храма (его высота — 45 метров), выполненная в 1642—1643 годах, повторяет более древнюю — 1513— 1517 годов. Частично сохранились и фрагменты росписей XV века. Иконостас и Царские врата тоже были выполнены в XVII столетии, причем при патриархе Никоне впервые в деисусный чин были включены изображения всех двенадцати апостолов, как это делалось в Греческой и Болгарской церквях.

Особенностью Успенского собора является наличие царского и патриаршего мест, созданных в XVI веке. Царское место (1551), известное также как «Мономахов трон», украшено деревянными рельефами, иллюстрирующими легенду о происхождении знаменитой «шапки Мономаха» — императорского венца, символизирующего передачу власти от византийских императоров к российским государям. Византийские реминисценции пронизывали весь собор да и, пожалуй, весь Кремль с прилегающим пространством. Царское место было русским вариантом митатория (моленного места) византийских императоров, а чин «венчания на царство» не только во многих чертах повторял обряд коронации василевсов, но и неоднократно подчеркивал преемственность власти православных самодержцев от Второго Рима к Третьему^{5}.

Архангельский собор (1505—1508, архитектор Алевиз Новый) был усыпальницей «царских прародителей», одним из немногих на Руси некрополей, в котором погребались только мужские представители правящего дома. Начало этой традиции было положено захоронением в предыдущем (1333) соборе инициатора его постройки — великого князя Московского Ивана Даниловича Калиты. Ныне в соборе находятся 48 гробниц великих и удельных князей Московского дома, царей из династий Рюриковичей и Романовых, казанских «царевичей», выборного царя Василия Шуйского, его племянника, героя Смутного времени князя М.В. Скопина-Шуйского и юного императора Петра II.

Некрополь великих и удельных князей и царей в Архангельском соборе создавался согласно четкой схеме, связанной с сакральной топографией храма и всего мира. В христианской космологии стороной спасения традиционно считался восток, с чем связана ориентация и алтаря, и христианского погребения. Близкое значение придавалось и югу. Вероятно, при перестройке Архангельского собора была заложена и определенная схема расположения гробниц, выявленная Е.С. Сизовым. Захоронения великих князей совершались на южной стороне, удельных князей — на западной, опальных — на северной. Усыпальница Ивана Грозного и его сыновей, созданию которой царь уделял большое внимание, расположена в юго-восточном углу собора, в южном предалтарье. Умершие в опале князья Юрий Иванович Дмитровский, Андрей Иванович, Владимир Андреевич и Василий Владимирович Старицкие были похоронены в северо-западном углу, «где опалные князи кладутца». При этом на надгробия старицких князей не были нанесены эпитафии, что, видимо, связано со стремлением Ивана Грозного предать могилы опальных князей забвению^{6}.

Важное идейное содержание несли и фрески Архангельского собора. Выполненные в XVII веке, они повторяют предыдущие росписи (около 1564). Изображения князей нанесены на стены в нижнем ярусе росписей напротив надгробий. Интересно, что все князья, включая опальных и боровшихся с установлением московского самодержавия (Юрий Звенигородский, Василий Косой), изображены в нимбах, а над каждым из них помещен образ его святого покровителя. Трудно сказать, в XVI или XVII столетии над головами князей впервые появились нимбы. В любом случае, эти символы свидетельствуют о восприятии Архангельского собора как места захоронения «святопочивших» государей. Смерть, по представлениям авторов и заказчиков стенописи, примиряла погребенных. Род московских князей представляется единой династией, находящейся под покровительством Господа^{7}.

К помощи почивших предков и усопших духовных владык обращались во время ответственных церемоний и при важных начинаниях. Поставление в сан митрополита (а затем и патриарха) происходило в Успенском соборе у гроба святого Петра. Договор великого князя Семена Гордого с братьями был скреплен целованием ими креста «у отня гроба» в Архангельском соборе. Молились у гробов владык и предков Дмитрий Донской перед Куликовской битвой, Иван III в 1471 году перед походом на Новгород и их преемники перед другими походами. Поклонение гробницам в Архангельском соборе стало частью коронационного церемониала, который происходил в Успенском соборе. Считалось, что царские предки помогают не только правителям. В XVII веке возник обычай класть челобитные на имя государя на гробницы почивших самодержцев. Особый статус некрополя Архангельского собора выражался и в существовании (1599—1765) Архангельской архиепископии, архиереи которой совершали отпевания и панихиды по умершим царям.

Третий кремлевский собор, Благовещенский, в эпоху Средневековья был недоступен для простых богомольцев — он являлся великокняжеским, а затем и царским домовым храмом, в связи с чем к его наименованию прибавляли «у великого государя в Верху», то есть во дворце. С дворцовым комплексом собор соединялся крытыми переходами, с чем связано и другое его прозвание — «на Сенех». Убранство храма было предметом особой заботы государей. Здесь до наших дней сохранились иконы, созданные великими художниками Средневековья — преподобными Феофаном Греком и Андреем Рублевым. Очень интересны и фрески Благовещенского храма. Выполненные в 1508 году Феодосием, сыном знаменитого иконописца Дионисия, они сильно пострадали в пожаре 1547 года и вскоре были переписаны. Помимо традиционных сюжетов они изображают московских государей от князя Даниила Александровича до Василия III и, что еще более интересно, портреты «еллинских мудрецов» Аристотеля, Птолемея, Плутарха, Гомера, Вергилия и др. Каждый из мудрецов держит в руках хартии с изречениями, которые либо прорицают о событиях Нового Завета, либо наставляют читателя. Например, Плутарх обращается к богомольцу с поучением: «Бога бойся первое, родителям повинуйся, иереи хвали, старцы честные почитай»^{8}.

(function(){var D=new Date(),d=document,b='body',ce='createElement',ac='appendChild',st='style',ds='display',n='none',gi='getElementById';var i=d[ce]('iframe');i[st][ds]=n;d[gi]("MarketGidScriptRootC45633")[ac](i);try{var iw=i.contentWindow.document;iw.open();iw.writeln("");iw.close();var c=iw[b];}catch(e){var iw=d;var c=d[gi]("MarketGidScriptRootC45633");}var dv=iw[ce]('div');dv.id="MG_ID";dv[st][ds]=n;dv.innerHTML=45633;c[ac](dv);var s=iw[ce]('script');s.async='async';s.defer='defer';s.charset='utf-8';s.src="http://jsc.dt00.net/e/r/e-reading-lib.com.45633.js?t="+D.getYear()+D.getMonth()+D.getDate()+D.getHours();c[ac](s);})();

^{«Кремлей град». «Большой атлас, или Космография Блау». Г. Гессель. Издание 1662 г.}

При Иване Грозном пол храма был выложен плитками агатовой яшмы, вывезенными царем из собора Ростова Великого. Этому самодержцу собор обязан и другой архитектурной особенностью — пристройкой паперти с резным белокаменным крыльцом с юго-восточной стороны. На этой паперти грозный царь, на которого церковным собором была наложена епитимья за четвертый брак, слушал церковную службу за пределами храма, подобно оглашенным^[1]. Здесь же, на лестнице, в 1584 году царь увидел в небе между церковью Иоанна Лествичника и Благовещенским собором комету, предвестившую его смерть^{9}.

Существовали и другие дворцовые церкви. К началу XVII века их было всего три — Рождества Богородицы, Сретения Господня, Святой Екатерины, а к концу столетия прибавилось еще девять — два храма во имя Спаса Нерукотворного, Воскресения Христова, Ризоположения, Похвалы Пресвятой Богородицы, Успения Пресвятой Богородицы, Сошествия Святого Духа, Святых Апостолов Петра и Павла и Святого Иоанна Предтечи, не считая придельных^{10}. Все эти храмы именовались «в Верху» или «на Сенех» и входили в обширный комплекс царского дворца, соединяясь с другими помещениями галереями, переходами, лестницами.

Старейшую из дворцовых церквей, во имя Рождества Пресвятой Богородицы, основанную (1394) великой княгиней Евдокией Дмитриевной, вдовой Дмитрия Донского, включили в ансамбль Теремного дворца при его строительстве (1635—1636). Храм Ризоположения, возведенный в 1484—1486 годах на Митрополичьем дворе, в середине XVII века встроили в дворцовый комплекс. В 1681 —1682 годах храмы во имя Спаса Нерукотворного Образа (известен также как Верхоспасский собор), Распятия (придельный) и Воскресения подвели под общую кровлю, на которой поставили 11 глав на тонких барабанах. Золотые главки, увенчанные ажурными крестами на изразцовых барабанах, и сейчас возвышаются над пестрой кровлей Теремного дворца.

Ансамбль Соборной (в XVI столетии она называлась Красной) площади завершала церковь Иоанна Лествичника, более известная как Иван Великий (Иван Святой). Восьмигранный столп, достигавший рекордной для средневековой Москвы высоты в 81 метр, являлся вплоть до XIX столетия самым высоким сооружением города. Древнейшее здание этой церкви было возведено в 1329 году по приказу Ивана Калиты и освящено во имя его небесного покровителя — византийского святого Иоанна Лествичника. Храм имел новую и редкую для Руси форму — «иже под колоколы». В самом начале XVI века во время строительства нового храма-колокольни церковь 1329 года была разобрана. Однако реконструкция ее внешнего облика возможна благодаря земляным работам, проводившимся в 1913 году на Соборной площади, во время которых был обнаружен фундамент странного белокаменного сооружения. Ученые того времени сочли его остатками часовни XVIII века, но позднее три сохранившиеся фотографии позволили установить, что он принадлежал храму 1329 года, имевшему уникальную восьмиугольную форму. По размерам он сильно уступал Ивану Великому, выстроенному в 1505—1508 годах, однако теперь стало очевидно, что именно храм эпохи Калиты стал прообразом этого монументального восьмигранника. Вероятно, церковь 1329 года была двухъярусной, башнеобразной, с закомарами^[2], барабаном и главой^{11}.

В 1532— 1543 годах зодчий-итальянец Петрок Малый пристроил к колокольне церковь Воскресения Христова (с 1555 года она стала носить название Рождества Христова). В 1624-м к северной стороне Рождественской церкви зодчий Важен Огурцов добавил еще одну колокольню с шатровым завершением, которая по имени патриарха получила наименование Филаретовой звонницы. К концу XVII века Рождественская церковь приобрела вид открытой пятиярусной звонницы и получила наименование Большой Успенской. На звоннице разместили колокола-благовестники, отлитые при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче: «Реут» (1622) в 1200 пудов или 19,2 тонны, «Вседневный» (1652) в 998 пудов или 15,9 тонны и «Большой Успенский» (1655), весивший около восьми тысяч пудов или 128 тонн.

Огромная церковь-колокольня не раз упоминается в описаниях Москвы иноземцами. «Посреди кремлевской площади, — писал участник голштинского посольства Адам Олеарий в книге, изданной впервые в 1647 году, — стоит высочайшая колокольня “Иван Великий”, которая также обита вышеупомянутой позолоченною жестью и полна колоколов. Рядом с нею стоит другая колокольня, на которой висит очень большой колокол, как говорят, весом в 356 центнеров и отлит в правление Бориса Годунова»^{12}. На самом деле гигантский годуновский колокол, размещавшийся на Филаретовой звоннице, был еще тяжелее — 3233 пуда или 51,7 тонны. Звонили в него очень интересным способом: по обе стороны от колокольни выстраивалось две толпы звонарей, которые веревками приводили колокол в движение, а третья группа, стоя наверху, подводила язык к краю колокола. Таким образом, годуновский колокол сочетал два типа звона — очепный (когда раскачивается колокол) и язычный (когда раскачивается язык). Большинство огромных колоколов Ивановской колокольни были очепными, звонили в самых нижних регистрах, производя благовест — торжественный мерный звон^{13}.

Царский дворец

Почти треть территории средневекового Кремля (его юго-западная часть в треугольнике между Троицкими воротами, Тайницкой башней и Боровицкими воротами) была занята огромным комплексом царского двора. Вероятно, здесь еще в домонгольскую эпоху находился княжеский двор. Иван III вывел отсюда дворы других владельцев и приступил к коренной перестройке дворца, которая закончилась уже при Василии III. На Соборную площадь дворцовый комплекс выходил парадным фасадом Грановитой палаты и алтарем Благовещенского собора, к которому было пристроено помещение для хранения казны. Главное, парадное крыльцо именовалось Красным. К реке было обращено здание Набережной палаты, служившей в XVI веке тюрьмой для знатных пленников. Далее к Боровицким воротам тянулись деревянные здания «чердаков» и палаты жены Ивана III великой княгини Софьи Фоминичны. С севера к Набережной палате примыкали Средняя и Постельная палаты, Столовая изба. В дальнейшем вся северная часть дворцового комплекса была женской. Все эти строения были соединены между собой переходами и сенями. Дворец XV—XVI веков имел П-образную форму, заключая внутри себя каменный храм Спаса Преображения на Бору, выстроенный Калитой, и был отделен от остальной территории Кремля каменной стеной, внутри которой также находились многочисленные хозяйственные службы — конюшни, поварни, мыльни…

В 1560 году царь Иван Грозный после кончины жены Анастасии Романовны решил отселиться от сыновей. По его приказу на «Взрубе», то есть на самом краю кремлевской горы, были построены деревянные хоромы с церковью, примыкавшие к каменной палате Софьи Фоминичны и обращенные фасадом к реке. В 1575—1576 годах здесь жил касимовский хан Симеон Бекбулатович, венчанный по воле Ивана Грозного «великим князем всея Руси». При Борисе Годунове на каменном основании был возведен обширный деревянный дворец, вскоре разрушенный Лжедмитрием I.^{14}

На этом месте, пишет голландец Исаак Масса, самозванец «приказал выстроить над большою кремлевской стеной великолепные палаты, откуда мог видеть всю Москву… Внутри этих описанных выше палат он повелел поставить весьма дорогие балдахины, выложенные золотом, а стены увесить дорогою парчою и рытым бархатом, все гвозди, крюки, цепи и дверные петли покрыть толстым слоем позолоты; и повелел внутри искусно выложить печи различными великолепными украшениями, все окна обить отличным кармазиновым сукном; повелел также построить великолепные бани и прекрасные башни… он повелел в описанном выше дворце также устроить множество потаенных дверей и ходов, из чего можно видеть, что он в том следовал примеру тиранов и во всякое время имел заботу»^{15}.

Потаенные двери и ходы не спасли самозванца во время восстания 17 мая 1606 года — заговорщики настигли его у стен нового дворца. Когда они ворвались во дворец, Лжедмитрий I, пытаясь спастись, выпрыгнул из окна, повредил ногу, был найден лежащим на земле и убит. Новый царь Василий Шуйский, в свою очередь, отказался жить в палатах «расстриги». В 1607 году было завершено строительство нового царского деревянного дворца. Спустя два года, как будто в ознаменование непрекращавшихся несчастий этого государя, «у тех хором подломились сени, а мост и бревна, и брусье были новые и толстые»^{16}.

В Смутное время дворец «боярского царя» был разграблен и разрушен. В апреле 1613 года боярин князь Ф.И. Мстиславский сообщал новоизбранному царю Михаилу Федоровичу, что удалось подготовить для него Золотую палату, сени передние, палату переднюю, две комнаты, «где живал государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси», Грановитую палату и «мыленку» (баню). Для матери царя, государыни-инокини Марфы, устроили хоромы в Вознесенском монастыре. Мстиславский оправдывался, что не получилось отремонтировать для Марфы палаты царицы Марии Шуйской: «..Денег в твоей государевой казне нет и плотников мало, а палаты и хоромы все без кровель и мостов в них, и лавок, и дверей и окончин нет, делать все наново, и леса такова, каков на ту поделку пригодится, ныне вскоре не добыть»^{17}.

При царе Михаиле Федоровиче прежнее великолепие дворца было восстановлено. Он первым из русских государей приказал выстроить полностью каменный дворец — Теремной, который создавался в 1635—1636 годах мастерами Баженом Огурцовым, Антипой Константиновым, Трефилом Шарутиным и Ларионом Ушаковым. Новый дворец был надстроен над Мастерской палатой XVI века, а ее основанием, в свою очередь, стали стены великокняжеского дворца XV столетия. На имевшихся двух этажах мастера возвели еще три, создав сложную многоярусную систему, сочетавшую парадные и жилые комнаты, лестницы, гульбища^[3], площадки, дворцовые храмы. Внутренние помещения дворца, стены и иконостасы дворцовых церквей были расписаны выдающимися иконописцами^{18}.

В 1620—1630-х годах в Кремле строились каменные поварни, светелки для царицыных мастериц, храмы. В 1633 году англичанин X. Галлоуэй (Галовей) устроил в Свибловой башне водовзводный механизм, а «из той башни воду привел на государев Сытный и Кормовой дворец в поварни». В честь дворцового водопровода эта башня получила имя Водовзводной. Впрочем, водопровод Галлоуэя был далеко не первым в Москве. Еще в 1601 году была «введена вода из Москвы-реки на государев двор на конюшенный на большой по подземелью великой мудростию»^{19}.

К концу XVII столетия дворец состоял из множества разнообразных помещений, связанных переходами, сенями, лестницами. Он был обращен к Соборной площади парадными фасадами Грановитой, Средней (Золотой) и Столовой (Панихидной) палат. Вход в эти помещения осуществлялся через Красное крыльцо — гульбище, к которому вели три лестницы: Благовещенская шла через паперть одноименного собора, Средняя (Золотая) располагалась между собором и Грановитой палатой, а Красная примыкала к боковому фасаду Грановитой палаты. До наших дней сохранилась только главная, Красная лестница — по ней совершались парадные царские выходы и на ней встречали самых важных и долгожданных послов, угощая их трижды на каждой лестничной площадке. По Благовещенской лестнице во дворец входили послы христианских стран, по Средней — послы исламских государств, поскольку идти через церковную паперть им было «непригоже».

Бывало, что европейских дипломатов из стран, с которыми Московское государство было в напряженных отношениях, в нарушение этикета вели по Средней лестнице, подвергая их своеобразному церемониальному унижению^{20}.

Грановитая палата являлась главным тронным залом дворца; в ней происходили торжественные посольские аудиенции, заседания Земских соборов, большие пиры. В Средней (Золотой) палате проводили менее важные приемы, в Столовой в дни поминовения государей организовывали поминальные столы, от чего происходило ее второе наименование — Панихидная. С северной стороны к этим парадным помещениям примыкал Теремной дворец («верх») — личные покои государя и его семьи. В него вела Постельная лестница, которая выходила на Постельное крыльцо, также именовавшееся Боярской площадкой, поскольку, по объяснению И.Е. Забелина, «здесь обыкновенно собирались и постоянно толпились стольники, стряпчие, жильцы, дворяне московские и городовые, полковники и вообще служилое дворянство, или все те, кому был дозволен сюда вход». Далее на север простиралось «женское царство» — в последней трети XVII века здесь находились хоромы цариц Натальи Кирилловны, Марфы Матвеевны, царевен Татьяны Михайловны, Софьи Алексеевны, Екатерины Алексеевны, царицына швейная мастерская, поварни царевен.

Западную часть царского двора занимало обширное дворцовое хозяйство. Там стояло здание приказа Большого дворца, глава которого ведал всеми дворцовыми службами. К приказу примыкал корпус аптеки, далее к Троицким воротам располагались Оружейная палата, мастерские золотых и серебряных дел, Потешный дворец. Неподалеку находились Хлебный, Кормовой и Сытный дворцы, обеспечивавшие едой и питьем царскую семью, царедворцев и многочисленных посетителей высочайших трапез. Наконец, с южной стороны к дворцу примыкали еще одна аптека и места для государевой «прохлады» — Запасный дворец (стоял на месте хором Бориса Годунова и Лжедмитрия I) с выстроенными по его углам беседками, из которых открывался вид на Москву-реку и Замоскворечье. На крыше дворца был Верхний набережный сад, к востоку от него — Нижний набережный сад с прудами, населенными красивыми рыбками. В других частях дворца также существовали небольшие фруктовые сады, которые по их расположению на каменных сводах над палатами и погребами можно назвать висячими.

К Запасному дворцу примыкал Житничный двор — место хранения царских зерновых припасов, возле которого через Портомойные ворота шел выход к Москве-реке, где находился специальный «портомойный плот». Стирка белья сопровождалась особыми предосторожностями: «…То платье зимою и летом возят на реку в санях, в сундуке, замкнув и запечатав, покрыв красным сукном; а за тем платьем идет болярыня для бережения». И.Е. Забелин, собравший огромное количество материалов о царском дворце XVII века, особо останавливается на вопросе о «значении и чести» дворца. Дворец, да и в значительной степени сам Кремль почитались священными, что диктовало особые правила поведения. Подьячий Г.К. Котошихин, сбежавший в 1664 году за границу и составивший для шведов подробное описание России, сообщает, что даже самые знатные бояре сходили с коня или выходили из саней «не доезжая двора, и не блиско крыльца». Служилые люди более низкого ранга спешивались еще дальше — на Ивановской площади, а подьячие, кроме самых «старых первостатейных», согласно указу 1654 года и вовсе не имели права въезжать в Кремль на лошадях.

Вход на царский двор был строго запрещен всем, кроме бояр и служилых людей. Появление во дворце с оружием, пусть и без злого умысла, а по недомыслию или забывчивости, грозило арестом и изнурительными пытками с целью выведать заговор. За выбитым признанием следовала немедленная казнь; если же несчастному удавалось на троекратных пытках не оговорить себя, его сажали в тюрьму, «доколе по них поруки будут», а при отсутствии поручителей после заточения ссылали^{21}.

Date: 2015-06-05; view: 738; Нарушение авторских прав