Говорящий мангуст

Думаю, не ошибусь, если замечу, что история Говорящего Мангуста с острова Мэн – одна из самых чарующих загадок нашего века. Существо это, поселившееся в панельных стенах одинокого фермерского особняка на вершине горы Дэлби, несколько лет занимало своими проделками британскую прессу и даже явилось однажды причиной ожесточённых дебатов в Палате Общин. В 1936 году, по приглашению владельца дома Джеймса Т.Ирвинга, я провёл здесь несколько недель и рассказал затем о своих впечатлениях в книге «Призрак преследует человека». Незадолго до этого историей Гефа заинтересовалась писательница Мэри Армстронг. Мы провели с ней обстоятельную беседу, результатом которой и явилась предлагаемая вашему вниманию совместная версия этих событий.

Остров Мэн считается одним из самых непрезентабельных пустырей Британии, но ферма Дорлиш-Кэшен, расположившаяся на высоте 750 футов над уровнем моря, даже на общем фоне выглядит достаточно мрачно. Этот приземистый особняк (добраться к которому можно, лишь преодолев опасный подъём по горному склону) сложен из скреплённых цементом сланцевых плит, и узкие окна его более всего напоминают бойницы. Стены своего внушительного строения мистер Ирвинг укрепил двойными панелями в надежде хоть как-то защититься от сильнейшего ветра: судя по всему, именно эта деталь и произвела впечатление на маленького пришельца. «Меня ваш домик вполне устраивает, – милостиво известил он хозяев впоследствии. – Считайте, что он мой!»

Джон Ирвинг (человек, чью серьёзность и добропорядочность не подвергают сомнению даже закоренелые скептики) поселился здесь с женой и дочерью в 1917 году. 14 лет спустя сюда прибыл незваный гость.

Поначалу подозрение пало на юную Войри. Подали голос и спиритуалисты: девочка-подросток, решили они, наверняка служит источником той самой таинственной энергии, что так привлекает существ из иного мира – не исключено, что и Говорящий Мангуст – всего лишь разновидность полтергейста. В действительности всё оказалось сложнее. Или, может быть, проще?

«Однажды ночью – было это в сентябре 1931 года – мы услышали какой-то стук, доносившийся с чердака, и решили, что в доме завелись мыши, – рассказывает Джон Ирвинг. – Назавтра, откинув люк в потолке, я обнаружил там фигурку, которую сам когда-то выстругал из индийского дерева. Как она могла там оказаться? Я постучал ею об пол: раздался тот самый звук, что разбудил нас ночью. Вечером стук повторился. Вскоре он перешёл в дробный топот. Это была не мышь! Послышались какие-то плевки, вздохи и хрипы, а затем раздался ужасающий треск, от которого картины закачались на стенах. Пока я размышлял о том, что же это за чудище буйствует у нас над головами, произошло нечто такое, отчего все мы утратили дар речи. Сверху донеслись звуки, очень напоминавшие лепет младенца: «Даммадаммма... бламбламблам» – что-то в этом роде. Пришелец явно пытался что-то сказать. Сам себе удивляясь, я принялся о чём-то с ним говорить, и он... стал мне отвечать тоненьким голоском! Начались нескончаемые диалоги. Несколько дней подряд он следовал за мной по пятам, требуя себе новых и новых «уроков». Вопросы сыпались один за другим.

– Ещё минуточку, – то и дело слышал я умоляющий писк. – Последний вопросик, Джим, и я отпущу тебя спать!

Несколько недель спустя существо это не просто усвоило наш лексикон, но и принялось сыпать такими фразами, которых мы сроду не слыхивали. Меня до сих пор не оставляет подозрение, что Геф (именно так он нам «представился») с самого начала лишь притворялся неучем, опасаясь напугать нас своими речами. Впрочем, сам он клялся в обратном:

– Человеческую речь я понимал, конечно, всегда, но сам говорить не умел. Спасибо Джиму, это он меня научил!

Пришелец обладал феноменальным слухом, и утаить от него что-либо было никак невозможно.

– Может быть, Геф – призрак? – предположил кто-то из членов семьи. Геф, быстро развивший в себе вкус к сверхпомпезной риторике, немедленно согласился:

– О да, я – призрак ласки, – изрёк он. – Теперь я буду бродить по вашему дому, издавать странные звуки и бряцать цепями, – после чего произвёл совсем не страшный звуковой эффект, напоминавший удар ложкой по железяке.

Как бы то ни было, маленький гость решил, что Ирвинги вполне достойны его компании, и стал всячески втираться к ним в доверие, не гнушаясь примитивнейшим шантажом.

– Если вы будете добры ко мне, – заявил как-то раз Геф в порыве типичного для него наивного красноречия, – я принесу вам удачу. Если нет – перебью всех домашних птиц. Я вообще-то не злой, но способен на всё. Да я и вас бы запросто поубивал – мне просто этого пока что не хочется!

Несколько месяцев спустя, хорошенько узнав характер Гефа, Ирвинги, конечно, посмеялись бы над такими угрозами, но тогда всё это встревожило их не на шутку. Геф успел уже продемонстрировать умение швырять предметы с поразительной точностью. Что, если он увлечётся метанием – скажем, ножей? Вооружившись винтовкой и крысиным ядом, Джеймс Ирвинг вышел на тропу войны, но не тут-то было. Геф с лёгкостью обходил все ловушки, издавая при этом дикие вопли: стены дома непрерывно сотрясались от стуков, грохота и самых невероятных проклятий. Ирвинги в панике перенесли кровать Войри к себе в спальню, и это почему-то особенно задело Гефа: он метался повсюду, как сумасшедший, всеми доступными способами выражая решительнейший протест. Непродолжительная война эта закончилась полным поражением хозяев. Геф не преминул продемонстрировать, помимо всего прочего, умение виртуозно обращаться со спичками своей мохнатой четырёхпалой лапкой: что могло помешать ему при желании спалить дом? Мысль эта ужасала Ирвингов не слишком долго – до тех пор, пока они не сообразили, что Геф отчаянно в них нуждается. В мире людей они были единственными его союзниками, кормильцами и учителями. Кроме того, в те дни мангуст проникся самой горячей симпатией к Войри – впрочем, относился он к ней как старший братец к сестрёнке.

– Войри может возвращаться к себе в комнату, – мрачно объявил Геф в мае 1932 года. – Я никому из вас не причиню вреда.

Итак, девочка переехала на привычное место, после чего трое людей и очеловечившийся зверёк вступили в эпоху мирного и очень странного сосуществования. Геф был очень застенчив и совершенно не переносил человеческого взгляда. Прошло немало времени, прежде чем он решился явить Ирвингам свою тень от свечи, которую те оставили у одного из проёмов. Силуэт явно принадлежал маленькому мохнатому животному. Впрочем, по образу мыслей и привычкам существо это всё более напоминало человека.

«Однажды я оставил на верхней ступеньке лестницы блюдце с варёной черникой и сахар, а также молоко и хлеб, – рассказывает Ирвинг. – Геф принялся за еду, не переставая при этом со мной болтать. Потом он показал мне тень своей передней лапки... скорее ручонки, в которой держал ложку. Закончив еду, он постучал блюдцем об пол и задул свечу».

Как-то раз Геф предупредил членов семьи о том, что готов «показать им руку» и предложил понаблюдать как можно внимательнее за щелью в потолке. Действительно, из отверстия показались пальчики – кривые, желтоватые, с загнутыми вовнутрь коготками. Миссис Ирвинг получила разрешение не только притронуться к ним, а затем и погладить Гефа по шёрстке, но и засунуть в рот ему собственный палец.

«Он взял мой средний палец в рот, – говорит миссис Ирвинг, – и, прокусив своими крошечными острыми зубками кожу, стал высасывать кровь. Я пришла в негодование. Только ещё заражения крови мне не хватало!»

– Иди и смажь мазью, – раздражённо бросил Геф.

Время от времени Геф, питавший слабость к царственным жестам, преподносил хозяевам самые неожиданные сюрпризы. Однажды он решил, что должен сфотографироваться, и снабдил Войри подробнейшими инструкциями: девочка должна была щёлкнуть затвором в тот самый момент, когда он вскочит на пригорок за живой изгородью в нескольких ярдах от дома, и ни секундой позже! Остаётся лишь удивляться тому, что у Войри он вообще получился – этот удивительный снимок маленького зверька, напоминающего мангуста.

Внешность Гефа как будто бы согласуется с его же «авторской» легендой. Один из гостей вспомнил как-то раз, что несколько лет назад некий фермер выпустил в поля стаю мангустов, чтобы те истребили расплодившихся кроликов, и Геф с готовностью ухватился за эту версию собственного происхождения, быстро её развив: он объявил мимоходом о том, что ему 60 лет и что разум его – гигантский кладезь вселенской мудрости и великого множества языков.

Что же касается английского языка, то... лексикон Гефа, как это ни прискорбно, состоял большей частью из сомнительного рода эпитетов, некоторые из которых заставили бы покраснеть и матроса. Одним из предыдущих мест его обитания была близлежащая каменоломня; уже после переселения к Ирвингам Геф продолжал наведываться к старым друзьям, усердно пополняя свой и без того впечатляющий багаж всевозможных ругательств. По окончании «рабочего дня» мангуст возвращался к Ирвингам с очень смешными «срочными донесениями».

– Слушай, Джим, что это за тип среди них там бродит? – бросил он как-то раз с презрительной ноткой в голосе. – Ну, который в пенсне и ни черта не делает? У него ещё коленки вовнутрь торчат...

Он имел в виду начальника смены!

Очеловечение Гефа происходило стремительно. «Геф – животное? Не могу в это поверить! – признавался мне Джеймс Ирвинг. – Может быть, это человеческий дух в обличье зверя? Он и питается не как мангуст: обожает, например, пирожные и шоколад...»

С первых дней своего пребывания в Дорлиш-Кэшен Геф в отношении окружающих усвоил несколько легкомысленный тон. Хозяином дома был, несомненно, Джим, и к нему Геф проникся подобающим почтением. Но миссис Ирвинг, дама, надо сказать, вида весьма внушительного, тут же превратилась для него в «Мэгги». Вскоре Геф вообще начал называть её «мой цыплёночек»: миссис Ирвинг приходила от таких фамильярностей в бурное негодование, что, в свою очередь, приводило Гефа в неописуемый восторг.

Для Войри мангуст сделался своего рода телохранителем. Он повадился провожать девочку в школу, неустанно обещая Ирвингу, что, если кто-нибудь попытается пристать к ребёнку, он тут же вступит с врагом в смертельную схватку. Поначалу похвальба эта воспринималась взрослыми с известной долей иронии, но однажды Геф пересказал Ирвингу подслушанный на автобусной остановке разговор, и тот вынужден был несколько изменить своё отношение к «предводителю эскорта».

– Что-то нашего Привидения не видать сегодня, – бросил один мальчишка другому (имея в виду, разумеется, Войри, которую именно так благодаря Гефу стали дразнить в школе). – Вот бы она опоздала сегодня на автобус!

Гефу это пожелание не слишком понравилось, и он тут же швырнул в мальчика камень.

– И что произошло потом? – поинтересовался Ирвинг.

– Ничего особенного. Он взвился юлой и закричал: «Эй, Вонючка, ты что, сдурел?»

Не поленившись проверить рассказ Гефа, Ирвинг выяснил: среди ожидавших автобус в тот час действительно находился местный паренёк, носивший это очаровательное прозвище.

После того, как Войри минула стадию полового созревания, Геф не исчез (как следовало бы поступить полтергейсту) и даже не стал появляться реже: наоборот, девочка сделалась к нему более равнодушной.

Зато Ирвинги постепенно пришли к выводу, что их новому жильцу вполне можно поручать мелкие заботы – присмотреть за птицей, например, или за овцами. Геф поспешил уверить работодателей в своей полнейшей лояльности.

– Тебе ни о чём теперь не нужно беспокоиться, Джим, – говаривал он. – Если кто-то вломится в дом, я тут же дам тебе знать!

И действительно, о приближении гостей или какой-нибудь незнакомой собаки Ирвинги узнавали немедленно. В общем, Геф стал вскоре настоящим «мальчиком на побегушках». Утром он охотно сбегал вниз, чтобы сообщить проснувшимся хозяевам точное время. Среди ночи, если кто-то вспоминал, что в печи мог остаться огонь, зверёк послушно ковылял вниз и возвращался с массой самой разнообразной информации. Когда кому-то требовалось пораньше проснуться, он выполнял роль будильника. Стоило только козам задержаться в поле, как Геф бежал туда и собачьим лаем загонял их обратно.

Когда в доме становилось слишком много мышей, он брал на себя роль кота: правда, убивал грызунов он редко, предпочитая менее кровожадный метод борьбы – мяуканье. Не раз он сообщал Ирвингу о том, что к дому приближается ласка, или хорёк – его «злейший враг».

Однажды ночью глава семьи невольно подслушал одну из редких, но по-своему трогательных бесед мангуста с миссис Ирвинг.

– Вообще-то, Мэгги, ты мне нравишься, – доверительно пискнул Геф. – И знаешь, я хочу, чтобы ты призналась мне в том же.

Ирвинг, притворявшийся до этого спящим, не выдержал.

– Эй, а как же я?» – спросил он, переворачиваясь на другой бок.

– О, Джим, ты тоже мне нравишься! – поспешно заверил его Геф, ужасно смущённый.

Геф был вездесущ, постоянно за Ирвингами шпионил и всем на всех ябедничал. Стоило только миссис Ирвинг начать раздеваться перед сном, как он тут же принимался подробно комментировать её действия. Войри имела обыкновение просыпаться первой, заваривать чай и нести чашку отцу. Геф не спускал с неё глаз и радовал хозяина важными сообщениями:

– Джим, она пьёт твой чай! Она пробует масло на вкус! Она хочет сожрать бисквиты!

Временами мангуст раздражал хозяев шутливой зловредностью, чаще – трогал до глубины души беспомощностью и каким-то особенным обаянием. Возвратившись домой после очередного обхода «владений», он признавался иногда, что очень устал, и тут же добавлял с подкупающей мягкостью:

– Слышь, Джим, как насчёт пожрать, а?

И мистер Ирвинг послушно шёл выполнять заказ.

Если «официантов» в доме не оказывалось, Геф угощался самостоятельно, после чего виновато спрашивал миссис Ирвинг:

– Мэгги, ты ведь не будешь очень ругаться, если я скажу, что съел весь бекон?

«Мэгги», естественно, принималась высказываться на этот счёт самым оживлённым образом, а Геф поступал вполне по-детски: скрывался куда-то и ждал, пока буря не утихнет.

Говорящий мангуст очень любил напускать на себя таинственный вид, обожая (опять-таки подобно быстро развивающемуся ребёнку) непонятные, сложные слова.

– Я – чудо природы, – заявил он однажды. – Узревший меня будет поражён и парализован, превращён в мумию и соляной столб!

И далее:

– Я – пятое измерение. Я – восьмое чудо света. Одним ударом я расщепляю атом!

Наконец, вовсе уж скромно:

– Я – Святой Дух!

Как-то раз, решив выяснить, насколько далеко зашёл Геф в своём интеллектуальном развитии, мистер Ирвинг спросил его, куда он, по его разумению, попадёт после смерти.

– Я не умру! – перепугался Геф, и голосок его задрожал.

– Ну а если всё-таки умрешь, то где окажешься?

– В преисподней, – проговорился Геф, но тут же поправился: – Нет, в Царстве Туманов!

Однажды Геф, подслушав разговор прохожих в Пиле, узнал новость, от которой преисполнился величайшей радостью, и тут же поспешил домой поделиться ею с Ирвингом. В конце концов, не каждому мангусту, пусть даже и говорящему, выпадает счастье стать причиной увольнения человека с работы, судебного разбирательства по этому поводу, а затем и ожесточённых дебатов в Палате Общин!

Р.С.Ламберт, редактор журнала «Лиснер», принадлежащего Би-би-си, оказался наряду с вездесущим Гарри Прайсом в первых рядах «официальных» исследователей феномена Дорлиш-Кэшен. Оба они поспешили на остров Мэн и, ознакомившись с фактами, написали книгу, публикация которой вызвала в Лондоне большой скандал. Непосредственный начальник Ламберта, Джон Лавита, пришёл к выводу, что «мистер Ламберт полностью попал под влияние своего героя» и утратил объективность, сделавшись, дескать, ярым «гефистом». Несколько дней спустя начальник весьма саркастично раскритиковал своего подчинённого перед руководителями Би-би-си, которые очень скоро прислали тому уведомление об увольнении. Опальный редактор немедленно обратился с иском в Верховный суд. Тем временем один из членов парламента, возмущённый бесцеремонным увольнением Ламберта, потребовал, чтобы Палата Общин образовала комиссию для проведения независимого расследования загадочного феномена – в частности, «уточнения факта существования говорящего мангуста, а также собирания всевозможных сведений о его образе жизни, средствах к существованию, манерах и моральных устоях...» Другой парламентарий тут же подпустил коллеге шпильку, после чего в зале развернулась оживлённая дискуссия, перешедшая, если верить одному восторженному репортёру, в непродолжительный кулачный бой. Верховный суд Британии, два дня рассматривавший самое необычное за всю свою историю дело, после многословных прений пришёл к выводу, что мистеру Ламберту полагается компенсация в размере 35 тысяч фунтов. Да, у Гефа имелись все основания гордиться собой!

Говорящий мангуст не просто умел слушать, он ещё и научился читать. Мистер Ирвинг был убеждён, что за всеми этими провожаниями дочери в школу кроется иной смысл: судя по всему, во время уроков Геф сидел, скрывшись в ветвях, у самого окна и слушал всё, о чём говорится в классе. Решив поэкзаменовать мангуста, Ирвинг пришёл к выводу, что тот – при желании, разумеется, – способен был правильно прочесть любую фразу. Однако всем прочим источникам знаний Геф предпочитал устное народное творчество. Однажды Ирвинг сел разбирать корреспонденцию.

– А ну, читай вслух, гном толсторожий! – завопил возмущённо мангуст.

«Знаете, «толсторожего» я бы ещё стерпел, – поделился со мной обидой Джим, – но «гном» – это уж слишком!» Что поделаешь: Геф обожал посмеиваться над людьми. Будучи в игривом настроении, он мог, например, порадовать миссис Ирвинг импровизацией такого рода:

– Мэгги, ты – женщина, злая колдунья! Мэгги, ты – женщина племени Зулу! Мэгги, ты – женщина из Гонолулу!

Увидев, как у мистера Ирвинга сзади свисают подтяжки, он тут же кричал:

– Хвостик, как у жеребца!

А одного из гостей охарактеризовал так:

– Это же не морда, а просто какая-то печёная луковица!

На том же острове примерно в двадцати милях к северу от дома Ирвингов находится особняк Балламур, принадлежавший некой миссис Уорд: туда-то и повадился путешествовать Геф, используя в качестве транспортного средства местные грузовики. Ни мистер Ирвинг, ни члены его семьи там не бывали, что вполне естественно: к миссис Уорд и её родственникам – богатым землевладельцам – заезжали гости иного ранга.

После двух визитов к соседям Геф вернулся с весьма впечатляющей информацией: он очень подробно описал машины и подъездную дорожку, внешность слуг и их наряды, камин, фасад с изображениями львов и разнообразные украшения. В результате проверки выяснилось: лишь одна десятая часть полученных им сведений оказалась ошибочной – Геф всё ещё путал названия предметов. Не исключено также, что хозяйка особняка, отвечая на мои вопросы, была недостаточно откровенной.

В числе тех немногих гостей дома, с кем Геф решился вступить в контакт, был капитан Джеймс Деннис, член совета Национальной Лаборатории психических исследований. Однажды он и семья Ирвинга сидели в кухне.

– Приготовьтесь, сейчас я вам в окно покидаю камешки, – известил их неожиданно Геф, и в то же мгновение снаружи на стекла обрушился град мелких камней.

Миссис Ирвинг разнервничалась и приказала Гефу немедленно прекратить эти шалости, пока ещё целы окна. Геф что-то заверещал с чердака и... вывалил град камней на крышу дома. Это происшествие немало озадачило капитана. Как могло случиться, что голос Гефа раздавался в доме, а камни летели явно снаружи? Спросили об этом мангуста, и тот дал исчерпывающий ответ:

– Сущий пустяк: индийская магия.

Что ж, сам факт существования мангуста по имени Геф, который разговаривает, мыслит и ведёт себя по-человечески, можно считать доказанным. Но... кто такой всё-таки этот Геф? Ясно, что не полтергейст. «Шумный дух» обычно невидим, Геф же никогда не претендовал на обладание столь экзотическим свойством. Несколько раз – с таким изяществом, какое только возможно в подобных обстоятельствах, – он отправлял в доме естественные надобности, оставляя после себя более чем существенные улики. Однажды, когда его спросили, зачем он сделал это на самом видном месте, Геф объяснил:

– А чтобы капитан Деннис понял наконец, что я – не призрак, а зверь.

Я заранее отправил Ирвингу книжку о полтергейсте, тот зачитал из неё выдержки вслух, и Геф возмущённо взвизгнул:

– Нет, я не из таких!

В большей степени проделки Гефа характерны для «фамилиара» – так оккультисты именуют духа, принимающего облик мелкого зверька и оказывающего разного рода услуги ведьмам. Но говорящий мангуст был существом плотским: оказываясь перед запертой дверью, он не проникал в помещение сверхъестественным образом, а либо открывал её сам, либо ждал, пока это сделают за него другие. Геф простуживался, подчас очень сильно, что за ведьмиными слугами прежде не наблюдалось.

– Джим, меня замучил дьявольский кашель, – пожаловался он однажды. – Слушай, придётся тебе чем-нибудь меня напоить.

Что ж, остаётся, повидимому, и тут довериться самому Гефу.

– Я просто очень умный мангуст, – заметил он как-то раз. – То есть не просто – а слишком, слишком умный!

Через несколько лет после моего визита в Дорлиш-Кэшен дом был продан. Новый владелец утверждает, что застрелил однажды какого-то диковинного зверька. С тех пор в доме не происходит ровно ничего необычного. Джеймса Т.Ирвинга уже нет в живых. Миссис Ирвинг живёт в районе Глен-Фоллз на острове Мэн. Её дочь Войри вышла замуж и работает на заводе по производству авиаоборудования неподалёку от Пила. Может быть, придёт время, и она ещё поведает миру о Гефе – почти фантастическом и в то же время таком человечном зверьке, её верном товарище детства и самозваном телохранителе?