Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 7. Ни на следующий день, ни через день Сухов у Такэды не появился ⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2
Ни на следующий день, ни через день Сухов у Такэды не появился. Сбежав утром с рассеянно-задумчивым видом, он занялся какими-то делами, из дома почти не выходил, сделав лишь походы в магазин и в библиотеку. Что искал там танцор, осталось неясным, хотя Толя и догадывался, но терпеливо ждал исхода размышлений Никиты, прекрасно понимая, как трудно поверить в рассказанную им легенду. Сходил Никита и в мастерскую Ксении, не застав там, естественно, никого. А потом в его квартире случился пожар: загорелся телевизор. К счастью, хозяин был дома и пожар потушил сам своей курткой. Разбился чайный сервиз, к тому же его тряхануло током, пока он отключал телевизор от сети. Это происшествие подтолкнуло к принятию окончательного решения, и на третий день отсидки Сухов заявился наконец к приятелю, признавшись: – Может быть, я псих, что поверил во всю эту галиматью с Денницей-Люцифером, но мучиться неизвестностью дальше не намерен. Поехали к твоему тренеру. Но прежде ты ответишь на пару вопросов. Такэда, одетый в шелковый халат-кимоно, пропустил Никиту в рабочий кабинет, принес на подносе чай и хрустящие тосты, которые жарил сам, поставил на чайный столик: – Пей и спрашивай. – У меня случился пожар… – Я знаю. Сухов было вскинулся, потом сник. – Ах, да… ты же «наблюдатель». Техника оттуда или наша, отечественная? Впрочем, это несущественно. Так вот, что такое «печать зла», я усвоил. Пожар, наверное, тоже спровоцирован ею. Ну а что, если в дело вмешаются «десантники» СС? Или профессионалы, о которых ты говорил? Кто они на самом деле? – ЧК? «Черные коммандос»? Как тебе сказать… я ведь с ними лично не сталкивался, просто меня предупредили. Если ребятки из СС – просто равнодушные исполнители воли пославших их существ, знаешь, вроде роботов без эмоций и колебаний и без злобы, то боевики ЧК – натуральные носители зла! Охота на людей и других разумных существ доставляет им удовольствие. Такие или подобные им твари есть и среди людей. Вспомни хотя бы добровольцев-снайперов из нашей недавней истории, стрелявших по старикам, женщинам и детям. С таких, как они, на Земле и начинается дьяволочеловечество! Правда, повторюсь, в условиях нашего хрона-Вселенной, с Землей и Солнцем и остальными галактиками, сила «черных» ограничена законами нашей природы, но в других Мирах они почти всемогущи. – Успокоил, – хмуро улыбнулся Никита, сделав глоток обжигающе вкусного чая. – Значит, кроме СС, нам будут противостоять еще и дьяволы ЧК? – Если бы только они, – горько усмехнулся Такэда. – Но кроме «свиты», а в ней ровно сорок «десантников», и «черных коммандос», которых тоже сорок, – поистине роковое число! – еще есть четверо их начальников-демонов, или дивов, или дьяволов, можешь называть их как угодно, существ с мощным и холодным интеллектом, наделенных колоссальной властью и силой. СС и ЧК подчинены непосредственно этим четверым, помощникам Денницы. А уж прямой выход на каждого из них – это, считай, кранты, и не только для нас с тобой, но и для более могучих существ. Кроме, наверное, Владык. – Звучит весьма оптимистично. – Ну и, наконец, сам Денница, – закончил Такэда. – Постичь его сущность нам не дано, да и вряд ли мы встретим его на Пути, ибо по сути он – предел интеллектуального развития Веера Миров, так сказать, Абсолют почти во всех смыслах, олицетворение жадного безжалостного стремления к… – Власти! – Нет, не к власти – к истине! Что гораздо опаснее. Дай ему душу, частицу добра и любви, он стал бы самым великим творцом-созидателем вселенной Веера. А так мы имеем то, что имеем: сверхдьявола, способного, может быть, к страданию, но не к состраданию. Еще чаю? – Нет, спасибо. – Никита поиграл ложечкой для сахара. – Красивая и страшная сказка… Такэда мельком взглянул на него. – Ты воспринимаешь это как сказку? Сухов очнулся, виновато кивнул: – И да и нет. Что-то мешает мне воспринимать твой рассказ как реальность. Но, тем не менее, я готов встать на Путь… в тридесятое царство. – Никита улыбнулся. – С таким гидом мне не страшен и Люцифер. Но мне еще не все ясно… Такэда вытянул вперед ладонь, останавливая гостя. – Не все сразу, мастер. Остальное – по мере твоего движения к цели. А идти нам далеко и долго. – То есть ты мне не веришь. Инженер ушел на кухню и вернулся уже переодетым в свой обычный летний костюм: серая рубашка, такие же брюки и туфли-кунгфуйки. – Пошли, «посланник». Путь в тысячу ли начинается с первого шага, как говорят китайцы. Костюм захватил? – Ты не ответил. – Ответь себе сам – действием. Размышлять, анализировать и делать выводы никогда не поздно, однако этого мало. Чтобы чего-то достичь, надо действовать. Ты ведь даже еще не ученик – новичок, ничего не смыслящий в предстоящем деле. Никита, будучи о себе довольно высокого мнения, по привычке хотел возмутиться, но Такэда уже вышел, прихватив с собой «дипломат» с нунчаками. Танцору ничего не оставалось, как последовать за ним с сумкой, в которой лежал тренировочный костюм. Роман ждал их в небольшом спортивном зале, переделанном из подвала в доме, где он жил сам, неподалеку от метро «Кузьминки». Правда, ждал довольно своеобразно, не теряя ни минуты для собственного тренинга. Когда Такэда открыл дверь с кодовым замком и они вошли в зал, инструктор занимался с мечом. Увидев входящих, Роман прыгнул к ним и сделал одно сложное, по-змеиному гибкое движение, и Никите показалось, что тот оплетен мечом со всех сторон! – Хаппо ундо , – сказал Такэда, покосившись на танцора с понимающей усмешкой. – В защитном исполнении с мечом. Никита неплохо знал терминологию восточных единоборств, инженер не раз тренировался при нем, объясняя на ходу свои действия, но исполнение приема в таком стиле, с мечом, в небывалом темпе и с небывалым мастерством, видел впервые. И был буквально околдован, ибо всегда уважал профессионализм в любом его проявлении. – Переодевайся, – сказал Роман, оглядев фигуру танцора; дышал он легко и тихо, будто не прогнал только что часовой курс спецтренинга. – Я сейчас. – Он вышел. Пришедшие переглянулись. – У меня кюдан , – сказал Такэда, – а у него пятая категория россдао, но я против него не выстою. А мастера шестой категории вообще достать невозможно. – Даже из автомата? – Разве что, да и то не уверен. Позанимаешься с годик, сам проверишь. Никита не обратил внимания на обмолвку Толи – «годик», он уже видел себя на татами. Роман вернулся без меча, и Такэда отозвал его в сторону: – Мне нужен боец. И не через два-три года, а через два-три месяца. – Невозможно, Оямович, и ты это знаешь. – Не знаю. Он в прекрасной физической форме, входит в сборную России по акробатике, супплес развит, растяжка великолепная… – Согласен, база неплохая, но даже гению не под силу усвоить все приемы россдао, чтобы стать мастером, за два-три месяца. – Ты еще не работал с ним, увидишь. К тому же я немножко поднатаскал его по концентрации , хотя и не научил пользоваться ею. – Посмотрим. Все? – Ему очень понадобится кэндо . Роман покачал головой. – Темнишь ты что-то, Оямович. Кэндо, а тем более сеча, – искусство прошлого, в нашей жизни оно ему не понадобится. Вот знать приемы защиты против пистолета и автомата, а также ножа – это да, этого у нас сколько угодно. – Кто знает, что ему может пригодиться, – философски заключил Такэда. – И еще одна просьба, пусть она тебя не удивляет: после тренировок посмотри за ним тихонько, чтобы он не заметил, пока не дойдет до дому. Инструктор хмыкнул, прищурился. – Я в эти «контрразведные» игры не играю. Такэда остался серьезным. – Ему угрожает опасность, Рома. Трижды он влип в инциденты, чудом выкарабкиваясь живым. Я не могу раскрыть тебе всего, прими на веру. Роман оглядел лицо инженера серыми неулыбчивыми глазами и хлопнул ладонью по подставленной ладони. Такэда подошел к сгорающему от любопытства танцору: – Волнуешься? Хочешь наставление? – Валяй. – Время не трать даром – молод ты или стар, Учись ударом отвечать на удар. Пусть крепче булатной стали будет твоя рука, Чтобы зря враги уповали на мощь стального клинка. Это из трактата по Окинава-тэ, восемнадцатый век. – Не сбивай его с толку, – проворчал Роман, испытующе глядя на Никиту, который был чуть выше его, но в два раза шире. – Россдао не требует набивки рук до крепости булатной стали. Прежде чем мы начнем, юноша, извольте выслушать несколько общих замечаний. Первое: родер никогда не нападает первым. Второе: ученик должен практиковаться без перерыва. Есть где заниматься самостоятельно? – Есть. – Третье: борьбу использовать только для законной самозащиты. – В отношении к учителю и старшим ученик должен проявлять учтивость и благоразумие, – подхватил Никита и залился краской, заметив явное недовольство инструктора. – Извините, я, кажется… – Надо было первой заповедью сделать принцип: не перебивать старших, – мрачно ответил Роман. – Что ж, раз ты хорошо знаешь кодекс , повторяться не буду. Последнее замечание самое главное: столкновение с препятствием чуждо высшим уровням искусства, а я причисляю к ним и россдао. К мастеру-родеру никто не пристанет. В любой толпе он и заметен и незаметен одновременно. – Кажется, я понимаю, – медленно произнес Никита. – Незаметен, как и любой человек, идущий по своим делам и занятый своими проблемами, и заметен для тех, кто захотел бы напасть на него. Так? Роман улыбнулся. – Соображаешь. Что ж, начнем, маэстро…
* * *
Месяц пролетел незаметно. Сухов занимался с Романом почти ежедневно по два-три часа и, кроме этого, самостоятельно по четыре-пять часов каждый день, преодолев тягу к акробатике – тренер сборной ничего не понял из его невразумительного объяснения и пригрозил отчислить из команды, если он не выкинет блажь из головы. Тянуло и на сцену, танцевать и просто пообщаться с коллегами по искусству, окунуться в привычный мир закулисных историй, приятельских вечеринок и даже ссор. Но времени не хватало, и Никита лишь раз побывал в Малом театре, побеседовал с балетмейстером и уговорил его дать отпуск до середины сентября. Балетмейстер был человеком умным, к тому же он знал мать танцора, и отказывать Сухову не стал, несмотря на то что похожих молодых исполнителей, ждущих вакансий в театре, было немало. С легкой душой Никита отдался тренировкам с Романом, овладевая россдао с такой скоростью, что удивил даже Такэду, не рассчитывавшего на особо быстрый успех. Отравляло существование только отсутствие Ксении, приславшей откуда-то из-за Урала открытку с видом на сопки и словами: «Желаю удачи в сюгэн-до. Встретимся, если ты этого захочешь». Тон письма показался Никите сухим, холодным, он разозлился и приказал себе забыть о Ксении, не понимая и не желая понять причины ее отъезда. О предупреждении Такэды, что «печать зла» действует и на друзей «меченого», он забыл. К тому же его бесило знание Ксенией японских терминов и умелое их применение. Сюгэн-до, например, означало – путь приобретения могущества. По мнению Никиты, желая ему удачи в сюгэн-до, Ксения как бы признавала его слабость. Такэда на заявление Никиты о «разрыве с Ксенией и всеми художниками заодно» лишь заметил: – В одну упряжку впрячь не можно осла и трепетную лань. И Сухов, поразмышляв, признал, что погорячился. Дважды за месяц срабатывала «печать зла»: сначала рухнула крыша гаража, когда танцор полез в подвал за полиролем для машины, а потом на кухне упал навесной шкаф с посудой. Ни в том, ни в другом случае Никита не пострадал – спасала какая-нибудь случайность, но и видимых причин происшествий он не обнаружил. Изломы балок крыши гаража, сделанных из бруса, указывали на их прочность, и тем не менее они не выдержали веса крыши. Шкаф на кухне помогал крепить ему Такэда, всегда делавший все основательно, не торопясь, на совесть, и все же кирпичная стена вдруг выщербилась в местах установки деревянных втулок с винтами, причем именно в тот момент, когда танцор полез в шкаф за тарелкой. Кроме этих событий, Сухову трижды пришлось отбиваться от хулиганских шаек, о чем он не любил вспоминать, ибо каждый раз встревал в разборки между членами этих шаек с намерением «помочь». Такэда на сообщения Сухова о происшествиях лишь пожимал плечами, отказавшись их комментировать, зато стал чаще ночевать у танцора или оставлять его у себя дома. Последнее нравилось Никите больше, потому что у него появлялся прекрасный спарринг-партнер и учитель. В одно из посещений квартиры Сухова Такэда застал его танцующим. – Я не могу не танцевать, – смутился Никита. – Все время тянет на сцену. – Я бы удивился, если бы не тянуло. Танец – творческий акт, требующий вдохновения и чувства эстетического удовлетворения, и без него ты – спортсмен-середняк, так что находи время и на танцевальный тренинг. Что вы сегодня проходили? Никита пошел в душ и уже оттуда сообщил: – Прыжок с колен и удар. – Один из приемов иаи-дзюцу. Я же говорил: россдао впитывает все лучшее, что было известно в мировой практике единоборств. Но в айкидо этот прием изучается обычно на третьем году обучения. Не спешит ли Роман? Никита не ответил, отфыркиваясь под струями душа. – Что еще вы проходите? – Контратаку при защите, передвижение; блоки и расчет дистанции и подходящего момента для защиты или нападения. – Сухов появился из ванной с мокрыми волосами, на ходу вытираясь полотенцем. – До-ай и ма-ай , – пробормотал Такэда. – Или я ничего не смыслю в борьбе, или Роман спешит. Или ты гений. – Что ты там бормочешь? – Я вижу, русский стиль очень многое взял из айкидо. – Это тебя удивляет? Россдао, как и айкидо, этически можно отнести к разряду защиты против не спровоцированного нападения, и работают мастера-родеры на уровне рефлексов. – В том все и дело, Ник. Мастера айкидо никогда серьезно не ранят нападающего, особенно более низкого уровня. А для этого в первую очередь требуются навыки концентрации внутренней энергии и колоссальная психологическая и психическая подготовка – рефлекс-прием должен быть адекватен нападению. – Почему ты думаешь, что мы это не тренируем? Мы начали с концентрации. Я, например, уже могу добиваться эффекта «несгибаемой руки». Хочешь проверить? – Потом как-нибудь, в спарринге. – Такэда был ошеломлен, и лишь привычка сдерживаться не позволила ему выразить удивление вслух. – Я рад, что у тебя получается. Но не обольщайся быстрыми успехами, это может сыграть над тобой злую шутку. Никита сделал обиженный вид. – Ясумэ , Толя, все идет нормально. Пару вопросов можно? Зачем мне знание кэндо, вернее, фехтования? Мне что, придется с кем-то драться на мечах? Роман у меня спросил то же самое, а ответа я не знаю. – И я не знаю, – спокойно сказал Такэда. – Однако без этого знания тебе не осилить Пути стопроцентно. Твой противник усечет это сразу. Никита задумался, устраиваясь на диване в позе размышления, потом встрепенулся: – Ты говорил, что нам придется путешествовать из… э-э… хрона в хрон, да? Из одного Мира Веера в другой. Каким образом? Ведь Миры отделены друг от друга твоим потенциальным порогом, иначе давно перемешались бы. – Во-первых, не порогом, а барьером, а во-вторых, он не мой, это физическая реальность Веера. А вопрос интересен. Помнишь, я тебе говорил, что Люцифер-Денница нашел способы проникновения в соседние хроны? Так вот, по тем сведениям, которые у меня есть, его дороги – тоннели, червоточины, скважины, называй как угодно, сохранились. Владыкам-магам они в общем-то не нужны, маги сами способны преодолевать барьер, просачиваться в другой хрон, а вот волшебникам рангом пониже и тем более простым смертным «скважины» Люцифера нужны. В том числе и боевикам СС, ЧК и другим слугам СД. Есть два варианта поиска входа в сеть этих «хроноскважин». Первый: найти древнюю Книгу Бездн, в которой зашифрована нужная информация. – Что еще за книга? – В разные века ее называли по-разному: Влесова Книга, Черная, Вафли, Шестокрыл, Воронограй, Астромий, Зодей, Альманах, Звездочетьи, Аристотелевы Врата, Мистериум. Существует легенда, что она была спрятана в стенах Сухаревой башни в Москве, которую взорвали еще до Отечественной войны. Так что найти ее теперь довольно проблематично. – Так, ясно. Дохлый номер. А второй вариант? – Второй – проследить за одним из «десантников» СС при их следующем появлении. – Вариант дохлей первого. Ты думаешь, они появятся? – Непременно. Дай Бог, чтобы попозже и чтобы мы вовремя заметили! Сам понимаешь, оба варианта из разряда никудышных, но больше у меня ничего нет. Может быть, Весть проснется раньше и ты узнаешь все, что необходимо, сам? Не знаю. Кстати, она тебя не беспокоит? Никита посмотрел на плечо: коричневая звезда Вести накрыла собой две родинки в форме семерок, и те были едва видны. – Если о ней не думать – почти не беспокоит, а к ощущению тяжести – знаешь, будто гиря висит на плече, я уже привык. Но иногда она начинает «вибрировать», особенно если ее задеть, и тогда я получаю весьма ощутимый нервный укол, сопровождаемый фейерверком странных видений, голосов и музыкальных отрывков. Звезда говорит со мной, но я ее не понимаю. Зато смотри. – Никита напрягся, глядя на звезду, и родинки, еле видимые на коричневом фоне, вдруг изменили форму: из семерок они превратились в девятки, держались так несколько секунд и снова стали семерками. – Любопытно, – сказал Такэда. Глаза его загорелись и погасли. – Ладно, я пошел, мне еще нужно заняться кое-какими личными делами. – Ты видел? Девятки. Что там говорит математика-мистика Пифагора насчет девяток? – Потом расскажу, сейчас некогда. Но приятного в этом мало. Никита проводил инженера удивленным взглядом, не ожидая такой реакции. А Такэда на протяжении всего пути домой думал об увиденном. В магию цифр он поверил давно, еще до «вербовки» его Посланником, и за полтора года наблюдений за «отмеченными» людьми убедился в справедливости законов, выведенных Пифагором. Но девятки среди других цифр занимали особую позицию, их обладатель, в зависимости от их количества, был отмечен особыми качествами: остротой ума или скрытой жестокостью. Выходило, что звезда Вести предупреждала хозяина об этом и ей не нравился такой вариант событий. – Посмотрим, – сказал Такэда сам себе. – Если предупреждение повторится, придется корректировать учебу, а без Ксюши это невозможно. Но и возвращать ее сюда – безумие! Несмотря на очищающие контакты мира людей с толкователями универсальных законов справедливости и толерантности, а также с исполнителями их реалий в форме Принципа-регулятора вроде Посланника или Великих посвященных, мир этот продолжал сползать в пучину распада. Медленно, исподволь, с задержками на время вспышек устойчивого сотрудничества, но неотвратимо. Хаос – субстанция «идеальной смерти» – разъедал не только пространство и время, физические основы мира, но и его социальную ткань. Дестабилизационные процессы на Земле, утихая на короткие периоды всеобщего мира, все же продолжали развиваться, свидетельством чему был и недавний распад одного из самых могучих тоталитарных государств – СССР, и усиливающиеся националистические конфликты, и возникновение неофашистских режимов – в странах Балтии, Ближнего и Дальнего Востока, Южной Америки, и увеличение числа локальных войн, и все учащающиеся вспышки терроризма, и наркобизнес. Несмотря на «флер» демократизации общества, в сложнейшей социальной структуре Земли продолжал развиваться страшный принцип психологической кабалы: государство – все, человек – ничто! В большинстве самых развитых стран существовала криминальная пирамида власти: чиновники, плюс мафия, плюс сплотившиеся воры в законе, – и ни одна политическая или общественная сила в этих странах не в состоянии была обуздать эту власть. Все это недвусмысленно указывало на проникновение ударной волны зла во все Миры Веера… о чем знали только Наблюдатели вроде Такэды и «статистическая служба информации Сатаны», доступ к материалам которой надежно охранялся слугами дьявола – вторым эшелоном «свиты». Сделав такой вывод, Такэда записал его на кассету, положил кассету в хрустальную складную пепельницу в виде бабочки, раскрывшей крылья, и долго сидел за столом неподвижно, привычно продолжая уточнять формулировки и думать о своих друзьях, волею судьбы вынужденных вступать в борьбу с неведомым противником. Думал он и о том, что человек в этой борьбе, существо жестоко противоречивое, – не самое главное и совершенное существо. Тысячи лет назад, в последней битве Тьмы и Света, если под Тьмой подразумевать силы зла, а под Светом – силы добра и справедливости, семеро Владык предвидели возникновение агрессивного разумного вида – человека – и, уходя в свои Миры, изменили константы хрона Земли таким образом, что развитие человеческого мозга не стало максимально вероятным событием. Если бы не этот запрет, человечество, потенциально могучее интеллектуальное племя, в силу изначально заложенного в него эволюционного закона, основанного на агрессии, властолюбии, любопытстве и обмане, давно присоединилось бы к силам Тьмы, и Веер неминуемо погиб бы. Как ни горько было признавать этот факт, Такэда пережил стыд и муку, включившись в борьбу на самой низкой ступени, понимая, что никто наверняка не станет искать его, не поверит и не оценит. Кроме, может быть, самого Веера Миров, существование которого зависело и от самых малых движений души и ума населяющих его существ. Плоть не вечна в этом мире. Наша жизнь – роса , – пробормотал Такэда. Зазвонил телефон. Инженер очнулся, сложил крылья бабочки-пепельницы, раскрыл – кассеты внутри уже не было. Тогда он снял трубку. Звонил Роман: – Оямович, мне кое-что непонятно, можешь зайти поговорить? – Что случилось? – Да, в общем… странно все это. По твоей просьбе я четырежды сопровождал нашего подопечного домой, и трижды он втюхивался в какие-то неприятные истории. Один раз, ну два, допустить такое можно, но три – это уже закономерность. – Что за истории? – Пытался спасать от хулиганья девиц, которые потом оказывались той же породы. Естественно, ему бы крепко доставалось, если бы не какая-нибудь случайность: то милиция подоспеет, то довольно умелые парни, так что мне и вмешиваться не приходилось. Но каждый раз сценарий развития событий типичен до удивления, будто писан одним сценаристом и разыгран одним режиссером. Что за ерунда? Ты об этой опасности намекал? Рассказал бы толком. – Как-нибудь расскажу. Инциденты на улицах – не самое страшное, и, пока он не научится владеть собой, нам с тобой придется его подстраховывать. Понимаешь? – Слишком мудрено, по-моему. Парень он неплохой, не злой, сильный, схватывает все быстро, но относится к учению слишком утилитарно. Россдао – не просто техника приемов самозащиты, это прежде всего особая философия жизни, где нет места воинственным настроениям, агрессивности, алчности, хвастовству. – Он поймет это, я знаю его лучше, не дави на его психику. Что касается техники, то в первую очередь его надо обучить управлению жизненной энергией организма, это по-настоящему абсолютное оружие. Если Ник сможет концентрировать волю на развитии интуитивного, сверхчувственного восприятия действий противника, он добьется любой цели. – Задатки у него есть, но их проявление – в его воле, а не в моей. Чтобы развить их, надо заниматься двадцать четыре часа в сутки, и не месяц, а годы, тут ты меня не переубедишь. Заходи, потолкуем. Заниматься с твоим акробатом интересно, однако я хочу знать, ради чего все это затевается. Такэда повесил трубку, и в это время на пульте компьютера замигал красный огонек, задребезжал звонок, и под картой города на дисплее побежали строки: «Уровень два – татакинаоси ». Инженер не раздумывал ни секунды: взглянул на карту – где Сухов? (Лебяжий переулок. Что там? Библиотека, столовая, ЖЭО… Зачем его туда понесло?) Прыжок к шкафу – забрать сумку с нунчаками и мечом, и – вон из квартиры. Термином «татакинаоси» он зашифровал возможное пришествие «десантников» СС – либо в качестве профилактики, либо для конкретного дела, то есть акции по обезвреживанию потенциальной угрозы, – если им стало известно о попытке вступления танцора на Путь. Компьютер мог и ошибаться, но, как правило, его прогнозы сбывались. Лебяжий переулок начинался от Северного рынка и был достаточно коротким – метров двести, не более. Такэда пробежал его почти весь за минуту, поглядывая на черный камень индикатора, впаянный в перстень из сизо-голубого металла. Возле двухэтажного здания библиотеки камень стал мутно-прозрачным, и внутри него зажегся крохотный контур рогатого чертика. На входной деревянной двери, прятавшейся в нише за двумя колоннами (зданию было лет шестьдесят с гаком), висела табличка: «Ремонт». Но Такэда обратил внимание на свежую краску – надпись даже не просохла как следует, и ему все стало ясно. Дверь оказалась незапертой. Инженер, выхватив из сумки нунчаки, а саму сумку повесив на шею, бесшумно пробежал по коридору первого этажа, пробуя двери. Ремонтом здесь не пахло, и все двери были закрыты на замок. Зато на втором возились трое угрюмых мужчин в касках и оранжевых жилетах дорожных рабочих, заделывая кирпичом торец читального зала. Строители такие жилеты не носили. Вселение! – понял Такэда. Они привлекли оперативников «бархатного вмешательства». Хорошо, что не ЧК! Под вселением инженер понимал внедрение психоматрицы конкретного субъекта, в данном случае оперативного работника из технической группы СС, в мозг нормального человека, который начинал действовать по приказу вселённого. Дорожные рабочие попались «эсэсовцам» случайно, им было все равно, кто выполнит задание по нейтрализации угрозы в лице Сухова. Увидев Такэду, «дорожники» прекратили работу, переглянулись, двое двинулись к нему, а третий принялся доделывать начатое. Когда до инженера, ждавшего «рабочих» на верхней ступеньке лестницы, осталось метра три, в руках незнакомцев появились короткие, мерцающие голубым огнем копья. Инженер прыгнул им навстречу, начиная первым. Он знал, с кем имеет дело. Взметнулись нунчаки, и копья вылетели из рук «рабочих», врезались в стену коридора, пронзив ее, как бумагу. Второй выпад оружия Толи пришелся по каске первого «рабочего» и по челюсти второго. Последний беззвучно лег, но первый, весь какой-то серый, пыльный, перекошенный, успел перехватить гладкую дубинку нунчака, змеистый зеленый огонь стек с его руки на дубинку, достиг бечевы, связывающей обе палки нунчаков, и… сорвался на пол, потому что Такэда выпустил нунчаки из рук. В следующее мгновение он вытащил меч. Тускло блеснуло лезвие, проделав зигзаг и вонзившись в широкое запястье «рабочего». Убивать инженер не хотел, потому что ему противостояли обычные люди, не понимающие, что творят. Вселённые уйдут, а они снова станут людьми. Но остановить их было необходимо. На кисти руки «рабочего» заалела глубокая царапина, он вскрикнул и отшатнулся, глядя на ручеек крови, стекающий на пол из пореза. Такэда сделал угрожающее движение – «рабочий» поспешно отступил. Но прыгнул Толя не к нему, а к третьему члену группы, который доставал из-под жилета знакомое копье. Бросить не успел: меч инженера коснулся его лица, проделав борозду от лба к подбородку, минуя глаз. «Рабочий» взвыл, инстинктивно поднимая руку к лицу, и нарвался на синюю молнию сработавшего копья. Это не был разряд электричества или плазменный выстрел – повеяло ледяным ветром, как из гигантского морозильника, и полголовы «рабочего» будто срезало бритвой: она исчезла, растаяла, испарилась! Боевик еще падал, когда Такэда прыгнул назад, к тому из «рабочих», которому досталось по челюсти. Но не успел. «Рабочий» выстрелил в него сгустком зеленого огня, сорвавшегося, как показалось инженеру, с костяшек пальцев левой руки. Он по-кошачьи извернулся в воздухе, одновременно защищая грудь мечом, и это его спасло: сгусток огня в форме когтистой медвежьей лапы врезался в лезвие меча, срикошетил и пропахал плечо лезвием жуткого холода. В голове Толи взорвалась ледяная глыба, и на какое-то мгновение он потерял способность видеть и чувствовать, упав за одно из кресел возле лестницы, а когда очнулся, увидел заключительный акт драмы. «Рабочий», стрелявший в него огнем, засовывал в портфель типа «дипломат» или «атташе-кейс» черного цвета копья и предметы, похожие на черные кастеты. Затем коснулся «дипломата» головой и упал навзничь рядом. «Дипломат» свернулся в шар, прочертил черную линию в воздухе и исчез через окно. «Рабочие» лежали не шевелясь: двое без сознания, третий был мертв. Вселение закончилось. На стене, требующей побелки, остался след от копий – два пыльных кольца и дыры в форме черных клякс. Не чувствуя плеча, Такэда дотащился до стены, потрогал ее кончиком меча – твердая. Огляделся. Вздохнув, поплелся дальше по коридору, заглянул в читальный зал. Два тела на полу у полок – юноша и девушка, и третье – старушки библиотекарши за столом – уронила голову на книги. Живы, дышат. Слава Богу! Но где же танцор? Такэда вернулся в коридор и внимательно оглядел свежую кирпичную стену, в которой осталось заделать лишь три верхних ряда. Поискал глазами что-нибудь тяжелое, нашел молоток и стал методично разрушать стену, вытаскивая кирпичи: раствор еще не схватился и кирпичи выпадали легко. Никиту он нашел лежащим в нише, образованной пустой пожарной камерой, между старой и новой стенами. Сухов был жив, но в себя не приходил, парализованный, видимо, холодным разрядом копий или «кастетов» десанта СС. Позвонив в «Скорую» и в милицию, Толя потащил тело друга вниз, чтобы успеть до приезда тревожных служб. Сухов пришел в себя уже дома, на кровати. Долго глядел на инженера, не узнавая, потом отвернулся к стене, как бы давая понять, что обвиняет в случившемся именно приятеля. Толя, понимая его чувства, не торопился оправдываться. Приготовив тонизирующее снадобье – чай, отвар шиповника и женьшеневый настой, – заставил танцора выпить. Потом сел рядом и начал читать книгу. Никита не выдержал первым. Жаловаться, однако, не стал, пересилил себя. Сказал с горечью: – Взяли меня, как цыпленка! «Эй, интеллектуал, – говорят, – пособи-ка подвинуть лестницу». Ну, я и помог… «Свита Сатаны»? Или ЧК? – Обычные люди, соотечественники. – То есть какие еще соотечественники?! – Боевики в них вселились, в их мозг. Это называется психовселением. Никита немного подумал. – Я решил, такие трюки возможны только в литературе. А почему же тогда в меня никто не вселился? Насколько проще убрать меня таким образом: влез в мозги, приказал броситься вниз с высотного дома, и дело с концом. – Психоматрица не всесильна, подать приказ телу выполнить акт самоубийства она не может, организм сопротивляется на уровне инстинктов, на уровне подсознания. А вот убить другого – пожалуйста. Никита опять немного подумал. – Скоты! Зачем я только ввязался в это дело! Или еще не поздно выйти из игры? Такэда молчал. – Ясно, – вздохнул Никита, – значит, поздно. Но ведь я ничего еще не сделал, почему они решили меня убрать? – Скорее всего это профилактическая проверка работы «печати зла». Но могут быть верными и другие варианты. Скажем, у них здесь есть свои наблюдатели. Или же «печать зла» обладает обратной реакцией, сигнализируя хозяевам о тщетности заклятия. Факт, что они послали малый патруль «бархатного вмешательства». – А что, есть и большой? – Бывает малый, специальный и достаточный патрули. В малом – трое боевиков, в специальном – пятеро, ну а достаточный – это прайд СС, уйти от него, наверное, невозможно. Как и от десанта ЧК. Хорошо, что в нашем случае малый патруль был вселённым. – Такэда помедлил. – Тебе надо исчезнуть, Кит. – Как это – исчезнуть? – повернул к нему голову Сухов. – Куда исчезнуть? – Совсем. Из города. Из страны. Надо инсценировать твою смерть. Похороны. – Ты с ума сошел! А мама? Ты о ней подумал? Ксения тоже… У меня же куча родственников, друзей… – Маму мы на некоторое время отправим куда-нибудь, скажем, к родственникам, пока ты будешь овладевать собой. А с Ксюшей… тоже что-нибудь придумаем. Или у тебя есть другие идеи? Никита отвернулся, несколько минут молчал. – А я куда денусь? Буду жить под псевдонимом? – Вместе со мной. Мне тоже придется «погибнуть». У японцев есть такой обычай – дзюнси: вассал следует в могилу вслед за своим господином, сюзереном. Никита сел на кровати, бледный до синевы, грустно улыбнулся. – Ну и судьбу ты мне накаркал… вассал. – Старый ворон не каркнет даром. Ну что? Решено? – Мне надо попрощаться с… Ксенией. – Имя девушки Сухов выговорил с трудом. – Понимаешь? Или нельзя? В прихожей раздался звонок. Никита подскочил, с испугом глянул на друга, который рассматривал перстень, подмигивающий зеленым зрачком. – Иди прощайся, – вздохнул Толя. – Видимо, вы с ней одного поля ягоды. Это Ксения. Никита вихрем промчался по комнате, открыл дверь и встретил улыбку художницы, одетой по-дорожному. У ног ее стояла огромная сумка. – Вот и я, – сказала она певуче. – Не выдержала. Толя будет ругаться… Больше она ничего не успела сказать, потому что Никита закрыл ее рот поцелуем. ВЕРШИНА 2 НОВИЧОК-УЧЕНИК
|