ШАГ СПУСТЯ 7 page

- Может, напрасно? Уверен, что это тебе нужно? – она смотрит на меня едко, но беззлобно, и я понимаю на практике, что значит «ватные ноги». – Может, тебе спокойнее живется без этого?

- Я не могу… жить без этого.

- Чушь, - вздыхает. – Ладно. Знаешь, так много времени ушло…

- И что?

- Не перебивай.

- Прости.

- Прощаю. За все. Все прошло.

Киваю. Молчу, чтобы она не сорвалась.

- Ты уехал. Вот что было. А я осталась. Было? Было, - вздыхает. – И у меня долго никого не было. Никто был не нужен. Я верила. Верила, что ты найдешь в себе мужество хотя бы просто написать или позвонить. Твой выбор. Да и пусть. Но ты не знал, что я забеременела тогда, в последнюю ночь. Мне кажется, именно тогда – не знаю, почему. Дальше надо?

Say «NO»

Закрываю глаза.

Say «Yes»

Хочу что-то сказать. Сдавило горло.

NEVER SAY MAYBE

Киваю.

Она, кажется, усмехается.

- А потом я вынашивала. Было больно. Я ведь глушила боль от тебя, от твоего ухода. Спиртным. Я призна ю. Я могу признать. Но я быстро узнала. Потом все бросила и ждала. Всего ждала. Хотела тебя разыскать. Но я знала, что, если ты не вернулся, значит, у тебя все хорошо. Родители твои ничего не говорили. Не хотели, не могли – не знаю. И это не суть.

Облизывает губы. Смотрит на памятник.

- Ну, и потом… Знаешь, я хотела, чтобы у тебя все было хорошо. Хотела, чтобы тебе ничего не мешало. Я думала, что со всем справлюсь. Не давала никому ничего делать. Отец уезжал в Питер. Говорил, найдет тебя. Не вышло. А я потом ругалась на него. Уходила из дома. А потом уже не могла никому показаться. Знаешь, с таким пузом… - улыбается. – Все странно. А потом роды. Но врожденная патология. Но денег нет. Много других «но». Никто не знал, что у нас. Родители искали деньги, занимали. Но врачи что-то перепутали. Не знаю. Не оценили сроки. Не знаю. И здесь… - она замолкает.

Я не могу ничего сказать, чтобы наполнить эту тишину. Вдалеке снова несется поезд, но теперь уже это неважно. Плевать. Мало ли.

- Здесь лежит твой сын. Его не смогли вылечить. То есть, было бы больше денег, и будь мы в большом городе, наверное, смогли бы. А, может, тоже не смогли. Но теперь уже все прошло. Понимаешь?

Дрожь. Зубы стучат. Прячу руки в карманы. Ледяные пальцы. В животе пусто.

- Почему ты… не связалась… со мной?

- Зачем? – пожимает плечами, будто все и так понятно, и нет никакой трагедии. – Ты бы страдал от этого. Я тебя очень сильно любила. Правда. Я знала, что тебе нужно жить так, как ты захотел. Ну, или надеялась на чудо… Теперь… - на ее щеках слезы, хотя она, наверное, не хотела бы, чтобы я их видел. – Теперь – оставь меня. Ты все знаешь. И с этим… - всхлипывает, не в силах сдержаться; глаза залиты слезами. - С этим можно жить. Я… проверяла. Можно…

Я стою и смотрю на нее. Вперился, как баран. Она могла найти меня и прицепиться. Потребовать алименты. Потребовать вылечить ребенка. Забрать кусок моей жизни. Если бы я взял ее тогда с собой, я был бы меньше мотивирован, потому что была бы чья-то помощь, чья-то поддержка. Так я рассуждал тогда. А теперь? Теперь я ищу, где во всем, что она рассказала, хотя бы часть меня. И ее нет. Меня здесь нет. Я выяснил главное. То, ради чего приехал.

Я всегда делал шаг, не выжидая. Времени мало. Честно говоря, я иногда ловлю себя на мысли что ведь действительно когда-то помру. Это ужасает, вводит в состояние паники и отпускает тут же. Абсолютно бесполезный страх. Инстинкт, который должен оберегать от опасности. Даже когда опасности нет. Я всегда делал шаг. Старался торопиться.

Сейчас все отлично, думаешь ты. Времени навалом. Все подвластно. Делаешь шаг, зная, что есть, куда ступить. Не оступаешься. Доволен. Но сейчас уже что-то не так. Кого-то нет. Чего-то не стало. Сейчас, шаг спустя, ты осознаешь, что поменялось все, что поменялся ты сам, но был так доволен собой, что не заметил этого. Стоишь – растерянный, безвольный. А толку-то от понимания этого? Ты либо пойдешь дальше, либо… Либо как Толик. Или как еще кто-то, кто не-я. Мало ли.

Пойдешь дальше...

Но ты видел нищету, нужду, видел дно, и только поэтому ты понимаешь, что сейчас у тебя дорогой костюм, хорошая машина, достойная квартира, стабильная работа. Видишь достоинства. И ты добился. Ты герой. Но именно сейчас ты стоишь, как обосравшийся теленок, и не можешь сказать ни слова. Что-то ты упустил, верно? Не додумал, не внес в ежедневник какой-то момент.

- У тебя есть ко мне… - я говорю, не контролируя язык; слова вырываются неожиданно, и я продолжаю, хотя хотел бы сказать что-то сочувственное, - …какие-то претензии?

- Ты уехал, ничего не сказав, - она могла бы орать, но шепчет сквозь слезы.

- Я сказал.

- Ты ничего не сказал.

- Я предупреждал.

- Не меня.

- Не знаю.

- Точно. Точно.

- Намекал?

- Меня спрашиваешь? – устало проводит по лицу рукой, растирает влагу по щекам. – Нет, никаких претензий. Мне ничего не нужно. О чем ты?

- Понятия не имею.

- Будь счастлив, Дима. Все прошло. И все хорошо. Будь счастлив. Ты можешь.

Я хотел бы сказать что-то доброе, нежное, хоть как-то посочувствовать. Но я не чувствую к ней никакой нежности. Во мне нет сочувствия. Я потерян среди фактов, имеющих ко мне отношение. Мне нужно все это выбросить. Инстинкт самосохранения. Мне нужно сохранить себя. Ей уже ничего не поможет. Она на полгода моложе меня. Она выглядит на все сорок. Ее жизнь разрушена. Это не мог сделать я. Почему? Потому что не мог. Не знаю. Ничего не знаю.

Поезд проезжает мимо.

Теперь здесь не осталось ничего.

Мне пора.

Подхожу к машине. Мне нужно уехать как можно быстрее. Денег я оставил, матери напишу позже. Все сделаю потом. Все сделаю. Я всегда все делаю так, как следует. Пора принимать верное решение.

Что за чушь я несу? Просто мне жутко страшно от того, что от меня уже ничего не зависит.

Сзади, на крышке багажника довольно основательными, глубокими крупными блестящими царапинами выведено слово «М У Д А К»

В Питере это вызвало бы припадок, я начал бы искать виновных, орать, искать записи с каких-нибудь камер наблюдения или проверять задний видеорегистратор. Здесь и сейчас это вызывает лишь легкую усмешку. У меня еще есть полбака, и я завожусь и ухожу с парковочного места с легким визгом колес.

По дороге к выезду из города я вижу школу, в которой учился, и резко бью по тормозам. Подаю назад и проезжаю на школьный двор. По периметру разбросаны горы окурков, упаковки от дешевых презервативов, кое-где мелкие шприцы и упаковки от них. На газоне выжженный пятак земли – очевидно, от какого-то пиротехнического изделия. А рядом, на скамейке игровой площадки, на которой когда-то проходили мои уроки физкультуры, сидят четверо молодых людей неопределенного пола, пьют пиво из больших бутылей – кажется, это «голд», а, может, «белый медведь» или «багбир», - и приглушенно болтают. Посреди ночи. Когда они меня замечают, мне кажется, они начинают смеяться, и я выкручиваю руль быстрыми рывками, разворачиваюсь и ухожу с территории школы на повышенных оборотах.

Больше точно ничего нет. И не будет.

Теперь мне это ясно, как нельзя лучше.

По дороге, уже на трассе, я вижу, что мне пришла смска. Полностью снимая внимание с дороги, несмотря на непристегнутый ремень и скорость не меньше ста тридцати, оставляю одну руку на рулевом колесе, а другой беру мобильник и читаю сообщение.

«Встреть меня. Я немного раньше. В среду на работу. Перезвони, все расскажу»

Конечно же, Лена. Ночью. Поцапалась со своей матерью. Но кое-чего она не знает. Ей не следует знать.

Утро. На въезде в город небольшое скопление народа. Только начавшее расти. Проезжая мимо начала затора, я объезжаю серебристый «кайен», стоящий на «аварийке», и вижу, что в метрах в двадцати перед ним лежит женщина – с большим напряженным животом, явно беременная, с окровавленным виском и неестественно выгнутой шеей. Рядом стоит и плачет с мобильником в руках другая женщина в шубке – очевидно, водительница «кайена». У края проезжей части – еще пара машин на «аварийке». Свидетели? Скорой еще нет. И вряд ли она понадобится. Уехав с пешеходного перехода, на котором сбили женщину, я как следует добавляю оборотов.

По дороге на Предпортовый, уже минутах в пяти от дома, я вижу рекламный плакат, который заставляет меня выпасть из реальности. Что-то в этой фразе, которая выведена крупными буквами, проникает в глубину моего сознания и заставляет словно бы очнуться от долгого мучительного кошмара.

Огромные черные буквы.

«ЗИМА БЛИЗКО»

В Питере минус семь, и за окном медленно падает редкий снег. За массивным декорированным окном ресторана. Жора курит, пьет свой кофе и рассказывает. Я задаю редкие, как снег, вопросы. Я не видел Жору несколько месяцев. Кручу на столе мобильник. То откидываюсь на диване, то снова упираюсь локтями в стол. Часть слов Жоры проходит мимо меня. В какой-то момент я западаю на каждую из тысяч и миллионов снежинок за окном, и мобильник остается у меня в руках, и я сижу, как окаменевший, и Жора замолкает и отпивает кофе и молчит дальше.

Больше года назад Жора приехал сюда. Быстро собрался и приехал в Питер. Немногим позже дня, когда я сам вернулся на Предпортовый, умылся, выкинул всю одежду, что была на мне, в мусорное ведро, принял три «кетанова» и лег спать, чтобы прийти в себя от дороги длиной в ночь с перегаром и жуткими болями в желудке и голове. Он устроился, для начала, в какой-то захудалый автосервис, потом в «АвтоСтолицу», потом разочаровался в заработках там и перешел в частную мелкую фирму, где начал зарабатывать более основательно. Впрочем, мне кажется, что сейчас он торгует определенными веществами. Легкими, наверняка, не «крокодилом» и не «коксом», но торгует. Слишком у него качественно идут дела для автослесаря, только зажившего в большом городе. Но я никогда с ним не говорю на эту тему. И он не говорит. Мне плевать, чем он занимается. Деньги, которыми я поддержал его в свое время, он вернул и даже предлагал проценты. Регулярно звонит мне, интересуется делами. Иногда я тоже интересуюсь своими делами. Но стараюсь делать это реже, поскольку всякий раз поражаюсь тому, как ровно все у меня идет. Лучше на это даже не смотреть. Наверное, есть риск сглазить.

Жора рассказывает мне, что в городе все пустеет. Рассказывает, что Леночку с завода, торговавшую телом, сбило машиной насмерть. Что учительница, встречавшаяся с одним из тех братьев, благополучно была забита им насмерть, когда он застукал ее с двумя торчащими из нее членами, ни один из которых не принадлежал ему. Что мои родители просили звонить почаще – мол, чтобы Жора там меня мотивировал на это. Усмехаюсь. Говорю, что позвоню. Жора говорит, что мой отец выглядит как-то свежее прежнего. Не ясно, почему. Что мать тоже выглядела довольной, когда Жора к ним заезжал. Что у них отличный ремонт.

По всему городу давно пошла шиза на сбережении электричества. Она не ясна мне, но все эти рекламные плакаты с призывами вытаскивать «зарядник» для телефона из розетки перед уходом меня раздражают. Закуриваю новую сигарету. Снег укрывает грязь дорог, но движение слишком интенсивное, чтобы дать ему хоть какой-то шанс достичь успеха.

Мобильник вибрирует, звучит сигнал о новом смс, но я просто откладываю его на стол. Издалека вижу, кто написал. Коротко улыбаюсь.

- Так что, все почти по-старому, - Жора вздыхает.

- Как у парней-то дела?

- Ну, встретил всех, кроме Пашки и Гриши здорового.

- И что с ними?

- Пашка уехал на заработки.

- Ясно.

Жора понимает, что надо продолжить. Облизывает губы. Откладывает свою сигарету. Потом нервно тушит о край пепельницы.

- Гришу зарезали в пьяной драке. Его осталась с пузом. C’est la vie.

- Ага. Никак иначе.

- Бывает, да?

- Намекаешь?

Жора отрицательно качает головой, закуривает снова и расслабленно откидывается на диванчике, закидывая ногу на ногу и едва не переворачивая этим стол.

- А что… - немного теряюсь с формулировкой. – Что с... Ну, сам понимаешь, с кем…

- Блин, - вздыхает, но без эмоций. – Вышла замуж. За алкаша-слесаря из соседнего города. Уехала.

Киваю. Смотрю в окно, стараясь не переводить взгляд на Жору. Он говорит ровно, без запинок, без особых чувств. Я делаю вид небрежного слушателя.

- Вышла, забеременела от него. Почти потеряла связь с родителями. А потом… - Жора глубоко затягивается, и я терпеливо жду продолжения, - …этот хрен по «белочке» забил ее насмерть. Вместе с ребенком в утробе. Соседи вызвали скорую, но врачи были бессильны. Врачи областной больницы.

- М-м, - киваю и выдыхаю невесомый дым.

Врачи областной больницы вряд ли и пытались что-то сделать.

- Ну, по крайней мере, у нее была семья, - говорит Жора.

Не хочу об этом больше думать. Читаю смс. «Привет. Я скучаю. Давай начнем все снова. Позвони мне»

Снова Лена. Уже шестая такая смска за последний месяц. Я делаю вывод, что после года гуляний, которым предшествовало расставание по моей инициативе с воплями в мой адрес и обещаниями испортить мне жизнь, Лена вернулась в материнский дом. Мамаша, видимо, просекла, что столь же удачного жениха ее разлюбимой дочурке не найти, и начала капать на мозги. Так и получилось.

Жора курит и смотрит на чашку с кофе.

- Как думаешь?

Он спросил меня о чем-то, и это был повторный вопрос, но я сильно отвлекся на мысли о Лене. Словно бы с ней еще что-то могло быть. И мне нужно ответить. Всем. Ей, Жоре, своей нынешней девушке. И я определенно отвечу. В свое время.

Только пока не знаю, что.

Date: 2015-05-23; view: 300; Нарушение авторских прав