А на земле быть добру

В одном из российских поместий жила дружная семья. Муж с женой, и было у них двое детей. Мальчик, Константин, восьми лет, и девочка Даша, пяти лет. Отец их считался одним из самых талантливых програм­мистов России.

В его кабинете стояло несколько современных компьютеров, на которых он составлял программы для военного ведомства. Иногда, погру­жённый в работу, он засиживался за компьютерами и в вечернее время.

Привыкшие собираться вечером вместе члены семьи шли к нему в кабинет и там тихонько занимались каждый своим делом. Жена садилась в кресло и вышивала. Сын читал или рисовал, изображая ланд­шафты новых поселений.

Только пятилетняя Даша не всегда находила себе занятие по душе, и тогда она садилась в кресло так, чтобы было видно всех родных, и подолгу внимательно разглядывала каждого. Иногда она закрывала глаза, и лицо её при этом выражало целую гамму чувств.

В тот внешне обычный вечер семья сидела в кабинете отца, где каждый как всегда занимался своим делом. Дверь кабинета была открыта, и потому все услышали доносившееся из детской комнаты, распо­ложенной рядом с кабинетом отца, кукование старин­ных часов с механической кукушкой.

Обычно кукушка куковала только в дневные часы, но был уже вечер. Потому отец оторвался от своего занятия и посмотрел на дверь, и другие члены семьи удивлённо посмотрели туда, откуда только что донёсся звук. Только маленькая Даша сидела в кресле, закрыв глаза, и ничего не замечала.

На губах её играла то едва заметная, то откровенная улыбка. Вдруг кукование часов снова повторилось, будто кто-то находился в детской комнате и переводил их стрелки, заставляя механическую кукушку непрерывно куковать, возвещая о наступлении очередного часа.

Иван Никифорович, так звали отца семейства, повернулся на крутящемся кресле в сторону сына и произнёс:

— Костя, ты сходи, пожалуйста, попробуй оста­новить часы или почини их. Столько лет служил нам дедушкин подарок. Странная какая-то поломка... Странная... Ты попробуй с ней разобраться, Костя.

Дети всегда слушались. Делали они это не из-за боязни наказания, их никогда и не наказывали. Костя и Даша любили и уважали своих родителей. Дня них было высшим удовольствием что-нибудь делать вместе с ними или выполнить родительскую просьбу.

Услышав слова отца, Костя сразу же встал со своего места, но, к удивлению матери и отца, не пошёл в детскую комнату. А стоял и смотрел на сидящую в кресле с закрытыми глазами младшую сестру. По-прежнему доносилось кукование часов из детской комнаты.

Но Костя стоял и смотрел, не отрывая глаз, на свою сестру. Галина — мать семейства — посмотрела обеспокоенно на замершего на месте сына. Вдруг она встала и испуганно выкрикнула:

— Костя... Костя, что с тобой? Восьмилетний сын повернулся к матери, удивлён­ный её испугом, и ответил:

— Со мной всё в порядке, мамочка, я хотел бы вы­полнить просьбу папы, но не могу.

— Почему? Ты не можешь пошевелиться? Не можешь войти в свою комнату?

— Могу двигаться, — Костя в доказательство помахал руками и потопал ногами на месте, — но в комнату идти незачем, она же здесь и она сильнее.

— Кто здесь? Кто сильнее? — Всё больше начинала беспокоиться мать.

— Даша, — ответил Костя, — и показал на сидящую в кресле с закрытыми глазами и улыбающуюся младшую сестру. — Это она стрелки переводит. Я пытался вернуть их на прежнее место, но у меня не получается, когда она...

— Что ты говоришь, Костенька? И ты, и Дашенька здесь перед нами, я вижу вас, как же вы можете быть здесь и в то же время двигать стрелки часов в другой комнате?

— Ну да, здесь, — ответил Костя, — а мысль — там, где часы. Только её мысль сильнее. Вот они и кукуют, пока её мысль стрелки ускоряет. Она в последнее время так часто играет. Я говорил, чтобы не делала так. Я знал, что вы можете забеспокоиться, а Даша всё равно, как задумается, так начинает что-нибудь вытворять...

— О чём задумывается Даша? — вступил в разговор Иван Никифорович. — И почему ты раньше нам об этом ничего не говорил, Костя?

— Так вы же сами и так видите, как она задумы­вается. Стрелки — это несущественно, так она просто развлекается. Я тоже так могу, стрелками подвигать, когда никто не мешает. Только задумываться не могу, как Даша. Когда она в задумчивости, её мысли невозможно воспрепятствовать.

— О чём она задумывается? Ты, Костя, знаешь, о чем?

— Не знаю. Так вы сами спросите её. Я сейчас прерву её задумчивость, чтоб ещё чего не вытворила.

Костя подошёл к креслу, в котором сидела его младшая сестра, и чуть громче обычного раздельно произнёс:

— Даша, прекрати думать. Если не перестанешь, я с тобой целый день разговаривать не буду. И вообще, ты маму испугала.

Ресницы маленькой девочки дрогнули, она обвела присутствующих в кабинете оценивающим взглядом и, словно очнувшись, вскочила с кресла и, извиняясь, потупилась.

Кукование прекратилось, и некоторое время в кабинете стояла полная тишина, которую нарушил тихий извиняющийся голос маленькой Даши. Она подняла головку, посмотрела на маму и отца блестящими ласковыми глазами и произнесла:

— Мамочка, папочка, простите, если я напугала вас. Но мне обязательно, мне очень-очень обязательно нужно её додумать. Теперь я её не могу не додумать. Я и завтра буду её додумывать, когда отдохну. — Губки девочки задрожали, казалось вот-вот она заплачет, но она продолжала:

— Ты, Костя, со мной разговаривать не будешь, а я всё равно задумываться буду, пока не додумаю её.

— Иди ко мне, доченька, — произнес, стараясь быть сдержанным, Иван Никифорович и протянул дочери руки, раскрыв их для объятий.

Даша бросилась к отцу. Она запрыгнула к нему на колени и обхватила ручонками отца за шею, прижалась ненадолго к его щеке, потом соскользнула с его колен, встала рядом, прильнув к нему головкой.

Иван Никифорович, почему-то с трудом скрывая своё волнение, заговорил с дочерью:

— Ты не волнуйся, Дашенька, мама больше не испугается, когда ты задумаешься. Ты просто расскажи, о чём ты думаешь. Что тебе нужно непременно доду­мать и почему стрелки быстро двигаются на ходиках, когда ты думаешь?

— Я, папочка, хочу всё приятное большим по времени сделать, а неприятное маленьким и неза­метным или, вообще, так хочу додумать, чтобы проскакивали стрелки неприятное, и не было б его.

— Но ведь всё приятное и неприятное не от часовых стрелок зависит, Дашенька.

— Не от стрелок, папочка. Я поняла, не от стрелок. Но я их попутно двигаю, чтобы время ощущать. Кукушечка отсчитывает скорость думки моей, потому что мне нужно успеть... Вот я и двигаю стрелки.

— Как ты это делаешь, Дашенька?

— Просто. Представляю краешком мысли стрелки ходиков, потом подумаю, что надо, чтобы они двигались быстрее, — они передвигаются быстрее, когда я думать быстро начинаю.

— Чего ты хочешь достичь, доченька, передвигая время? Чем тебе не нравится данное?

— Оно мне нравится. Я поняла недавно: не время виновато. Это люди сами портят своё время. Ты, папочка, часто сидишь у своего компьютера, а потом уезжаешь надолго. Ты, папочка, портишь время, когда уезжаешь.

— Я? Порчу? Каким образом?

— Хорошее время, когда мы вместе. Когда мы вместе, бывают очень хорошие минутки и часы, и даже дни. Тогда всё вокруг радуется. Помнишь, папочка, когда яблонька только совсем чуть-чуть расцветать начинала... Вы с мамой увидели первые цветочки, и ты маму на ручки подхватил и кружил её.

А мамочка смеялась так звонко, что радовалось всё вокруг: и листики, и птички радовались. И я совсем не обиделась. Что ты не меня, а мамочку мою на ручках своих кружил, потому что я очень люблю нашу мамочку. Я радовалась вместе со всеми такому времени.

Но потом наступило другое время. Я теперь поняла, это ты, папочка, сделал его другим. Ты уехал от нас очень надолго. На яблоньке даже маленькие яблочки появляться стали. Тебя всё не было. А мамочка подходила к этой яблоньке и стояла там одна.

Но никто её не кружил, и она не смеялась звонко, и нечему было радоваться всем вокруг. И совсем другая улыбка у мамочки, когда нет тебя. Грустная улыбка. И это плохое время. Даша говорила быстро и взволнованно. Вдруг она внезапно замолчала а потом выпалила:

— Ты не должен ухудшать, когда оно хорошее... Время... Папочка!

— Даша... Ты в чём-то права... Конечно... Но ты не всё знаешь о времени, в котором мы все... Мы живём в котором... — говорил сбивчиво Иван Никифорович.

Он волновался. Ему как-то нужно было объяснить необходимость своих отъездов. Понятно объяснить своей маленькой дочери. И не найдя ничего лучшего, он стал рассказывать ей о своей работе, показывая на компьютере схемы, модели ракет.

— Вот ты пойми, Дашенька. Нам, конечно, хорошо здесь. И тем, кто по соседству с нами живет, тоже хорошо. Но в мире есть другие места, другие страны. И там есть много разного оружия... Чтобы защитить наш прекрасный сад, сады и дома твоих подружек, папы иногда уходят.

Наша страна должна иметь тоже много современного оружия, чтобы защититься... А недавно... Дашенька... Понимаешь, недавно в другой стране, не нашей, придумали новое оружие...

Оно пока сильнее нашего... Вот посмотри на экран, Дашенька, — Иван Никифорович щёлкнул по клавиатуре — и на экране появилось изображение необычной формы ракеты.

— Вот, Дашенька, смотри. Это большая ракета, а на её корпусе пятьдесят шесть маленьких ракет. Большая ракета взлетает по команде человека и направляется в указанную им точку, чтобы уничтожить в этой точке всё живое.

Ещё эту ракету очень трудно сбить. При приближении к ней любого объекта срабатывает бор­товой компьютер, отделяется от корпуса одна из маленьких ракет и уничтожает объект.

Скорость маленькой ракеты больше, чем у большой, так как она использует в начале старта инерционную скорость большой. Чтобы сбить только одного такого монстра, навстречу ему нужно направить пятьдесят семь ракет.

В стране, изготовившей эту так называемую кассетную ракету, имеется пока только три образца. Они тщательно спрятаны в разных местах, в шахтах, глубоко под землёй, но по команде, переданной с помощью радиоволн, они могут взлететь.

Небольшая группа террористов уже шантажирует ряд стран, угрожая им большими разрушениями. Я должен разгадать прог­рамму бортового компьютера кассетной ракеты, Дашенька.

Иван Никифорович встал и заходил по комнате. Он продолжал быстро говорить, всё больше углубляясь в свои мысли о программе, словно позабыв о своей сто­явшей у компьютера дочери.

Иван Никифорович быстро подошёл к монитору, на котором был изображён внешний вид ракеты, щёлкнул по клавишам — и на экране монитора появилась схема топливопровода ракетного комплекса, потом схема локаторных установок, снова общий вид.

Меняя изображение, Иван Никифорович уже не обращал внимания на маленькую свою дочурку. Он рассуждал вслух:

— Они явно снабдили локационным оборудованием каждый сегмент. Да, конечно, каждый. Но программа не может быть разной. Программа одинакова...

Вдруг тревожный звук издал соседний компьютер, требуя к себе незамедлительного внимания. Иван Никифорович повернулся к монитору стоявшего рядом компьютера и замер. На мониторе мигало, повторяясь, текстовое сообщение следующего содержания: «Тре­вога X», «Тревога X».

Иван Никифорович быстро щёлкнул по клавиатуре — и на экране появилось изображение человека в военной форме.

— Что произошло? — спросил у него Иван Ники­форович.

— Зафиксировано три необычных взрыва, — ответил человек. — Дана команда привести в готов­ность номер один весь оборонительный комплекс.

Продолжаются взрывы меньшей мощности. В Африке землетрясение. Никаких пояснений никто не даёт. По данным информобмена все военные блоки планеты приведены в готовность номер один. Нападающая сто­рона не определена. Взрывы продолжаются, мы пытаемся прояснить ситуацию.

Всем сотрудникам на­шего отдела приказано приступить к анализу ситуа­ции, — быстро и по-военному чётко говорил человек с экрана монитора и в конце добавил уже не бесстрастно, а с некоторым волнением:

— Взрывы продолжаются, Иван Никифорович, взрывы продолжаются, я отключаюсь...

Изображение человека в военной форме исчезло с экрана монитора. А Иван Никифорович продолжал смотреть на погасший экран и напряжённо думал. Медленно в задумчивости повернулся к своему креслу, у которого по-прежнему стояла маленькая Даша, и вздрогнул от невероятной догадки.

Он увидел, как его маленькая дочь, прищурившись, не мигая, смотрит на экран монитора с изображением современной ракеты. Вдруг её тельце вздрогнуло, Даша облегчённо вздох­нула, нажала клавишу «энтер», когда появилось изоб­ражение новой ракеты, она снова прищурилась и стала напряжённо в него вглядываться.

Иван Никифорович стоял, словно парализованный, не в силах двинуться с места и только в мыслях лихо­радочно повторял один и тот же вопрос: «Неужели она их взрывает? Взрывает своею мыслью, потому что они ей не нравятся. Она их взрывает? Неужели? Как же?»

Он хотел остановить дочь и позвал ее. Но и слова он громко не смог произнести, лишь шептал: «Даша, Да­шенька, дочурка, остановись!» Наблюдавший всю эту сцену Костик вдруг быстро встал со своего места, под­бежал к младшей сестре, слегка шлёпнул её по мягкому месту и быстро произнёс:

— Так ты, Дашка, ещё и папу теперь напугала. Да я теперь два дня с тобой разговаривать не буду. Один день за маму, другой за папу. Ты слышишь? Слышишь, папу, говорю, напугала.

Медленно выходя из своего сосредоточенного со­стояния, Даша повернулась к брату и уже не прищу­ренным взглядом, а просяще и извиняюще стала смот­реть ему в глаза.

Костя увидел заполняющиеся слезами глаза Даши, положил руку ей на плечико и менее строго, чем раньше произнёс: «Ладно уж, с разговорами погорячился, но банты свои теперь по утрам сама завязывать будешь. Не маленькая». И со словами: «Только не вздумай заплакать», — ласково обнял Дашу.

Девочка уткнулась личиком в Костину грудь, плечики её вздрагивали, она с горечью повторяла: «Опять напугала. Несносная я. Хотела, как лучше, а напугала». Галина подошла к детям, присела на корточки и погладила Дашу по головке. Девочка сразу бросилась на шею к матери и тихо заплакала.

— Как она это делает, Костя? Как? — спросил у сына приходящий в себя Иван Никифорович.

— Так же, как со стрелками на часах, папа, — отве­тил Костя.

— Но часы ведь рядом, а ракеты далеко, и их мес­тонахождение содержится в строжайшем секрете.

— Папа, Даше всё равно, где они находятся. Ей достаточно увидеть внешнюю форму предмета.

— Но взрывы... Чтобы их взорвать, необходимо замкнуть контакты... И не один контакт. Там ведь за­щита, коды...

— Так Даша, папа, перемыкает все контакты, пока не происходит замыкание. Раньше она это делала очень долго, минут пятнадцать, а в последнее время минуты полторы.

— Раньше?!

— Да, папа, но только не с ракетами. Мы так играли. Когда она стала передвигать стрелки часов, я показал ей свой старый электромобиль, на котором, ещё когда маленький был, кататься любил. Я, папа, открыл крышку капота и попросил её подсоединить проводки к фарам, потому что самому к ним добраться было тяжело.

Она подсоединила. А когда прокатиться по­просила, я сказал, что она ещё маленькая и не сможет, как нужно включать и тормозить, потом согласился, потому что она настаивала. Я объяснил, как нужно включать, но Даша всё сделала по-своему.

Даша, папа, села, взялась за руль и поехала, ничего не включая. Она думала, что включает, но я видел, она ничего не делала руками. Вернее, она включала, но делала это мысленно. А ещё, папа, она дружит с микробами. Они её слушаются.

— С микробами?! Какими микробами?

— С теми, которых много, которые живут везде, вокруг нас и в нас. Их не видно, но они есть. Помнишь, папа, на краю участка нашего поместья, в лесу, из земли торчали металлические опоры от старой высоко­вольтной линии электропередач?

— Торчали, и что же?

— Они были ржавые, на бетонном основании. Когда мы с Дашей ходили за грибами, она увидела эти остатки, сказала, как плохо, что они не дают расти ягодкам и грибкам. Потом она сказала: «Вы должны их быст­ренько, быстренько скушать».

— И что же?

— Через два дня этих ржавых остатков и бетонного основания не было. Лишь голая земля, пока без травы... Микробы съели металл и бетон.

— Но почему? Почему, Костя, ты раньше не говорил мне обо всём, происходящем с Дашей?

— Я боялся, папа.

— Чего?

— Я читал по истории... В недавнем прошлом людей с необычными способностями старались изолировать. Я хотел тебе и маме всё рассказать, но не знал, какие слова найти, чтобы поняли, поверили...

— Костя, но мы всегда тебе верим, к тому же, ты бы мог продемонстрировать... Вернее, попросил бы Дашу продемонстрировать нам её способности на чём-нибудь безобидном.

— Я, папа, не этого боялся... Она могла бы продемон­стрировать... — Костя замолчал, а когда заговорил, его речь была взволнованной. — Папа, я люблю вас с мамой... С Дашенькой я строг иногда, но её тоже очень люблю. Она добрая. Даша ко всему вокруг добрая. Она даже букашку не обидит. И они её.

К улью с пчёлами подошла, села прямо у летка и смотрит. Как они летают. Пчёлки... Много пчёлок лазили по её ручкам, ножкам и по щеке, но не жалили. Дашенька ладошку подстав­ляла прилетающим пчёлкам, они садились на нее и что-то оставляли. Она лизнула потом свою ладошку и засмеялась. Она добрая, папа...

— Ты успокойся, Костя. Не волнуйся. Давай спо­койно оценим ситуацию. Да, надо спокойно всё обду­мать... Даша ещё ребёнок. Она взорвала несколько современных ракетных комплексов. Могла начаться мировая война. Страшная война. Но и без войны...

Если бы она пролистала картинки с изображением не только ракет противника, но и наших. Если бы начали взрываться все существующие ракеты во всех странах, мир мог бы оказаться на грани всеобщей катастрофы. Могли бы погибнуть сотни миллионов человеческих жизней.

Я тоже люблю нашу маленькую Дашу. Но миллионы... Надо посоветоваться. Надо найти выход. Но пока. Не знаю... Дашеньку необходимо как-то изолировать. Как-то... Да. Возможно, её нужно на некоторое время усыпить. Возможно... А какой выход? Какой ещё можно найти выход?

— Папа, папа... подожди. Но, может быть, можно убрать с земли все смертоносные ракеты, которые ей не нравятся?

— Убрать? Но... Для этого необходимо согласие всех стран. Всех военных блоков. Да... Но этого невозможно достичь быстро. Если вообще возможно. А пока...

Иван Никифорович быстро подошёл к компьютеру, на мониторе ещё светилось изображение ракеты, которую Даше помешали уничтожить. Он выключил монитор с изображением ракеты, пересел за клавиатуру компьютера связи и стал передавать текст:

«В штаб. Данное сообщение необходимо срочно распространить по всем военным блокам и международным средствам массовой информации. Причина серии взрывов ракетных комплексов — бактерии, способные замы­кать контакты. Они управляемы.

Необходимо уничто­жить все изображения боеприпасов, способных взры­ваться. Все!!! От самой маленькой пули до самого современного ракетного комплекса. Управляющему бактериями нет необходимости знать местоположение взрывоопасного объекта, ему достаточно увидеть его форму на изображении!»

Иван Никифорович посмотрел на уже улыбающуюся Дашу, оживлённо беседующую с мамой, и добавил к сообщению следующий текст: «Местоположение установки управления взрывами неизвестно». Далее Иван Никифорович послал шифрованное сообщение в штаб.

Утром следующего дня состоялось экстренное заседание Военного совета России. Вокруг посёлка, в котором находилось поместье Ивана Никифоровича, была организована охрана. Охраняющие старались быть незамеченными, военных переодели в униформу дорожных рабочих.

В пяти километрах от посёлка, на его окраине, якобы начали строить кольцевую дорогу, «строили» одновре­менно на каждом метре, днём и ночью. В поместье Ивана Никифоровича были установлены телекаме­ры, которые отслеживали каждую минуту жизни маленькой Даши.

Изображение передавалось в центр, похожий на центр управления космическими полётами. Десятки специалистов, психологов, военных, готовых дать необходимые распоряжения в случае экстренной ситуации, посменно дежурили у мониторов.

Специа­листы-психологи с помощью специальной связи по­стоянно давали рекомендации родителям маленькой Даши о том, как увлечь её чем-нибудь, лишь бы не дать ей снова впасть в задумчивость.

Российское правительство сделало международное заявление, многим показавшееся странным, в котором сообщило, что в России имеются силы, способные взры­вать любые виды боеприпасов, где бы они ни нахо­дились.

Эти силы не полностью подконтрольны Рос­сийскому правительству, но с ними ведутся перего­воры. Невероятность данного заявления требовала подтверждения. На международном совете было решено изготовить серию снарядов необычной формы.

Их изготовили с квадратными гильзами. Каждая из стран — участниц эксперимента — взяла по двадцать таких снарядов и спрятала их в разных местах на своей территории.

— А для чего снаряды сделали с квадратными гиль­зами, почему нельзя было обычные взять? — спросил я Анастасию.

— Они боялись, Владимир, что могут взорваться не только все существующие в мире снаряды, но и патроны в обоймах пистолетов полиции и военных, всех, кто имел при себе оружие с боеприпасами.

— Да, конечно... И как прошёл эксперимент с квадратными снарядами?

Иван Никифорович позвал к себе в кабинет свою маленькую дочь Дашу, показал ей фотографию квадратного снаряда и попросил её взорвать снаряды.

Даша посмотрела на фотографию и сказала:

— Я очень люблю тебя, папочка, но выполнить твою просьбу никак не смогу.

— Почему? — удивился Иван Никифорович.

— Потому что не получится у меня.

— Как же так, Дашенька, раньше получалось, ты взорвала целую серию современных ракет, а теперь не получится.

— Так я же тогда волновалась, папочка. Мне не хотелось, чтобы ты уезжал, чтобы не сидел по многу часов за своим компьютером. Когда ты сидишь за своим компьютером, то ни с кем не разговариваешь и ничего интересного не делаешь. А теперь ты всё время рядом. Ты стал очень хорошим, папочка, и взрывов никаких у меня не получится.

Иван Никифорович понял: Даша не способна взорвать квадратные снаряды, потому что ей не ясна цель взрыва, его смысл. Иван Никифорович взволно­ванно заходил по кабинету, лихорадочно думая, как найти выход. Он начал возбуждённо убеждать Дашу. Говорил дочери, а словно рассуждал сам с собой:

— Не получится... Да... Печально. Тысячелетиями в мире шли войны. Между одними странами войны закан­чивались, другие начинали воевать. Гибли миллионы людей и сейчас гибнут. На вооружение тратятся огромные средства... И была возможность прекратить этот нескончаемый губительный процесс, но увы... — Иван Никифорович посмотрел на сидящую в кресле Дашу.

Лицо дочери было спокойным. Она с интересом смотрела, как он ходит по кабинету и говорит. Но смысл произносимых слов Дашу не волновал. Она не осозна­вала до конца, что такое войны, какие такие средства и кем они тратятся.

Она думала о своём: «Почему папа взволнованно ходит по своему кабинету, среди неласковых, не даю­щих никакой энергии компьютеров? Почему он не хочет выйти в сад, где цветут деревья и поют птицы, где каждая травинка и веточка деревца ласкают всё тело чем-то невидимым.

Там сейчас мама и братик Костя. Скорее бы папа закончил свой неинтересный разговор, и пошли бы они вместе в сад. Мама и Костя, как увидят их, так сразу обрадуются.

Мама будет улыбаться, а Костя еще вчера обещал рассказать о том, как можно потрогать далёкую звёздочку, прикасаясь к камешку и цветку. Костя всегда выполняет свои обещания...»

— Дашенька, тебе неинтересно слушать меня? Ты не понимаешь сказанное? — обратился к дочери Иван Никифорович. — Ты думаешь о чём-то своём?

— Я, папочка, думаю: почему мы с тобой здесь, а не в саду, где нас всё ждёт?

Иван Никифорович понял, что с дочерью нужно говорить искреннее и конкретнее. И он заговорил:

— Дашенька, когда ты взорвала ракеты, глядя на их изображение, родилась идея проверить твои способ­ности ещё раз. Вернее, показать всему миру способ­ность России уничтожить все боеприпасы в мире. Тогда их ни к чему будет производить. Бессмысленно и опасно.

Те, что уже сделаны, люди сами будут уничто­жать. Начнётся всеобщее разоружение. Квадратные снаряды изготовлены специально, чтобы ты смогла продемонстрировать свои способности и чтобы никто при этом не погиб. Взорви их, Дашенька.

— Теперь я не могу этого сделать, папочка.

— Почему? Раньше могла, теперь не можешь.

— Я слово себе дала никогда больше ничего не взрывать. А раз слово такое дала, способностей взрывать теперь нет у меня.

— Нет? Но зачем ты себе такое слово дала?

— Братик Костя мне картинки показывал из своей книжки: как тела людей от взрывов на части рассы­паются, как пугаются люди взрывов, как падают деревья и умирают от взрывов, — и я дала себе слово...

— Дашенька, и теперь ты никогда, значит, не сможешь? Хотя бы один раз ещё... Только один. Вот эти квадратные снаряды.

Иван Никифорович протянул дочери фотографию квадратного снаряда.

— Они специально для эксперимента изготовлены и спрятаны в укромных местах в разных странах. Рядом с ними, и даже поблизости, нет людей. Все ждут, взорвутся они или нет. Взорви их, доченька, это не будет нарушением данного тобой слова. Никто не погибнет. Наоборот...

Даша ещё раз безразлично посмотрела на фотогра­фию квадратного снаряда и спокойно ответила:

— Если я и отменю данное себе слово, то эти снаряды всё равно не взорвутся папочка.

— Но почему?

— Потому что ты очень долго говоришь, папочка. А я как посмотрела на фотографию, мне сразу и не понравились эти квадратные каракатицы. Они некраси­вые и теперь...

— Что теперь?.. Дашенька... Что?

— Ты прости меня, пожалуйста, папочка, но ты так долго говорил после того, как показал, что за это время они их почти съели.

— Съели? Что съели?

— Снаряды эти квадратные съели почти. Как только не понравились мне снаряды, я почувствовала — они пришли в движение и стали быстренько-быстренько их есть.

— Кто они?

— Ну маленькие такие. Они везде вокруг нас и в нас. Они хорошие. Костя говорит, что это бактерии, или мик­роорганизмы. А я их лучше, по-своему называю: «маленькие мои, хорошенькие». Им так больше нравится. Я с ними играю иногда.

На них люди внимания почти никакого не обращают, а они всегда для каждого человека хорошее стараются сделать. Когда человек радуется — и им хорошо от радостной энергии, когда человек злится или ломает что-нибудь живое — они в большом количестве погибают. На смену погибшим спешат другие. Иногда не успевают другие заменить умерших — и болеет человеческое тело.

— Но ты здесь, Дашенька. А снаряды далеко в разных странах под землей спрятаны. Как они, ну эти «малень­кие», в других странах могли так быстро узнать о твоём желании?

— Так они же друг дружке по цепочке очень быстро всё рассказывают, намного быстрее, чем в твоём компьютере электроники бегают...

— Компьютер... Связь... Сейчас... Я сейчас проверю всё, на нашей территории вокруг каждого снаряда установлены видеокамеры. Я сейчас.

Иван Никифорович повернулся к компьютеру связи. На экране монитора светилось изображение квадрат­ного снаряда. Вернее того, что осталось от снаряда. Корпус гильзы был ржавым, весь в дырках, боеголовка валялась рядом и значительно уменьшилась в размерах.

Иван Никифорович переключил монитор, но с другими снарядами происходило то же самое. На экране появилось изображение человека в военной форме.

— Здравствуйте, Иван Никифорович, вы уже сами всё увидели.

— Какие выводы сделал Совет? — спросил Иван Никифорович.

— Члены Совета разделились на группы и сове­щаются. Охрана пытается разработать дополнительные меры безопасности объекта.

— Не называйте мою дочь объектом.

— Вы нервничаете, Иван Никифорович, в данной ситуации это недопустимо. Через десять минут у вас будет экспертная группа, состоящая из ведущих специалистов, психологов, биологов, радиоэлектрон­щиков. Они уже в пути. Обеспечьте им общение со своей дочерью. Подготовьте её.

— К какому мнению склоняется большинство членов совета?

— Пока к полной изоляции вашей семьи в пределах поместья. Вам необходимо незамедлительно убрать все изображения технических средств. Оставайтесь рядом с дочерью и постарайтесь постоянно следить за ней.

Прибывшая в поместье Ивана Никифоровича группа специалистов Военного совета в течение полутора часов беседовала с маленькой Дашей.

Малышка терпеливо отвечала на вопросы взрослых, но через полтора часа привела всех наблюдавших за происходящим в центре Совета безопасности по огромным мониторам людей в полное замешательство.

Через полтора часа общения с маленькой Дашей дверь просторного кабинета Ивана Никифоровича растворилась. В кабинет вошёл брат Даши Костя. Он нёс часы с кукушкой, которая не­прерывно куковала. Костя поставил часы на стол.

Стрелки часов стояли на отметке одиннадцать, и когда механическая кукушка должна была закончить определённое ей количество кукований, большая стрелка часов быстро делала круг по циферблату и кукушка начинала всё сначала.

Присутствующие недоумённо смотрели то на странную работу часов, то на Дашу и молчали.

— Ой, — воскликнула вдруг Даша, — я же совсем забыла. Мне идти надо по важному делу. Это подружка моя Верунька стрелки крутит. Мы так договорились. Если я забуду. Мне идти надо.

Два охранника закрыли собой выход из кабинета.

— Что забудешь, Дашенька? — спросил у дочери Иван Никифорович.

— Забуду сходить в поместье, где живёт подружка моя, Верунька, погладить её маленький цветок и полить его. А то он без ласки тоскует. Он любит, чтобы на него ласково смотрели.

— Но цветок ведь не твой, — заметил дочери Иван Никифорович, — почему твоя подружка сама его не может погладить. Свой цветок?

— Папочка, так Верунька с родителями в гости поехала.

— Куда в гости?

— Куда-то в Сибирь.

Восклицания присутствующих, произносимые ше­потом, раздавались со всех сторон:

— Она не одна!

— Какие способности у её подружки?

— Она не одна!

— Сколько их?

— Как их определить?

— Срочно нужно принять меры к каждому подоб­ному ребенку!

Все восклицания стихли, как только поднялся со своего места сидящий с краю пожилой седеющий человек. Этот человек был старшим по званию и должности не только среди присутствовавших в кабинете Ивана Никифоровича людей. Он был предсе­дателем Совета безопасности России.

Все повернулись к нему и замолчали. Седой человек смотрел на сидящую в маленьком деревянном креслице Дашу, а по щеке его текла слезинка. Потом седой человек медленно подошел к Даше, опустился перед ней на одно колено и протянул в её сторону руку.

Даша встала, сделала шаг, взявшись за оборку своего платьица, изобразила реверанс, положила на его ладонь свою маленькую ручку. Седой человек некоторое время смотрел на нее, потом наклонил голову и, почтительно поцеловав ручку Даши, произнёс:

— Прости нас, пожалуйста, маленькая богиня.

— Меня зовут Даша, — ответила девочка.

— Да, конечно, тебя зовут Даша. Скажи нам, чему быть на Земле нашей?

Девочка удивлённо посмотрела в лицо пожилому человеку, приблизилась к нему и осторожно вытерла ладошкой слезинку на его щеке, потрогала пальчиком усы. Потом она повернулась к своему брату и сказала:

— Ты, Костенька, обещал помочь мне ещё и с ли­лиями в Верунькином пруду пообщаться. Помнишь, как обещал?

— Помню, — ответил Костя.

— Так пойдём.

— Пойдём.

В дверном проеме, уже миновав расступившихся перед ней охранников, Даша остановилась, повернулась к всё ещё стоящему на одном колене человеку, улыбнулась ему и уверенно произнесла:

— А на Земле быть... Быть добру!

Через шесть часов, выступая на расширенном заседании Совета безопасности России, седой предсе­датель сказал:

— Всё в мире относительно. Относительно нашего поколения, новое является подобным богам. Не на нас оно должно равняться, а мы на него. Вся военная мощь планеты со своими уникальными техническими достижениями оказалась бессильной перед одной единственной маленькой девочкой нового поколения.

И наша задача, наш долг, наша обязанность перед новым поколением состоит в уборке мусора. Мы должны приложить все усилия, чтобы очистить Землю от любых видов вооружений.

Наши технические достижения и открытия, воплощённые в самые современные и, как нам казалось, уникальные военные комплексы, оказались перед ликом нового поколения ненужным хламом. И мы должны его убрать.

Date: 2015-05-22; view: 565; Нарушение авторских прав