Комментарий к размышлению об обиде

Этот пример размышления над обидой, составленный из записи, сделанной по памяти одним из моих учеников, изучающих саногенное мышление, нуждается в комментарии. Первой реакцией человека, обнаружившего рассогласование своих ожиданий с реальностью, является эмоция обиды. Это нетрудно увидеть из текста. Поскольку это состояние обиды неприятно, оно стимулирует защитные психические реакции, в данном случае агрессивные мысли, сопровождающиеся переживанием гнева и раздражения. Однако ученик не дает ходу этим защитным действиям и прекращает их движение путем стоп-реакций. Так как размышляющий знает строение обиды, т. е. те шаблоны автоматических умственных действий, которые порождают эту эмоцию, то он концентрирует свое внимание на своих ожиданиях, программирующих поведение дочери, и размышляет об их происхождении и содержании. Обнаруживается их

оторванность от реальности и насыщенность культурными стереотипами, стимулирующими шаблонные реакции без учета индивидуальности дочери. Представив, как должна вести себя дочь в точном соответствии с ожиданиями отца, размышляющий приходит к выводу о нереальности этих ожиданий, что, естественно, побуждает к их корректировке в направлении повышения чувства реальности. Сосредоточение внимания на когнитивной структуре ожиданий требует развития способности к интроспекции. Такая направленность внимания вовнутрь предусматривает известную степень развития умения "отстранения от стимула", которое облегчается в данном случае сосредоточением на ожидаемом поведении дочери. Далее интроспекция направляется на эмоциональное содержание переживания обиды, и здесь обнаруживается, что обида замешана на чувстве ревности, представляющей более сложную эмоцию, чем обида, так как ревность может содержать обиду как некоторый ее существенный элемент. Размышление о ревности переводит внимание отца на проблемы секса, относительно которых он обладает достаточно большой терпимостью и свободой от культурных стереотипов. Размышление над половым влечением дочери приводит к пониманию побуждений и причин, определяющих поведение дочери, отклоняющееся от ожиданий отца. Он выделяет двойную мораль, которую, по- видимому, сам осуждает. Это облегчает осуществление акта принятия дочери такой, какая она есть. Осуществление этого акта — довольно трудная задача, включающая в себя наличие способности преодоления магической установки, вытекающей из идентификации себя с дочерью. Это принятие другого должно происходить на фоне идентификации себя с дочерью, а не отделения ее от себя, отказа от нее. Этот акт включает в себя преодоление противоречия, конфликта между принятием ее плохой и признанием ее своей дочерью, частицей самого себя. Этот конфликт ослабляется, а не устраняется путем отстранения, рассмотрения, рефлексирования по поводу конфликта.

Если бы размышляющему не удалось справиться с этой задачей принятия дочери такой, какая она есть, то следовало бы ожидать две реакции: а) стремление переделать ее и соответственно наказывать до тех пор, пока не будет устранено нежелательное поведение (применение первой парадигмы управления), или б) отказаться от нее, отделить ее от себя, не считать дочь подобной себе. Если бы он остановился на втором варианте, то, по-видимому, ему пришлось бы признать себя "плохим отцом", что ведет уже к другим путям решения проблемы. Размышление о последствиях сексуального поведения дочери позволяет выделить две альтернативы: положительную и отрицательную, нежелательную. Однако обдумывание постепенно размывает грани между этими альтернативами, оцениваемыми с позиций "хорошего" или "плохого". Отец примиряется с мыслью о том, что он может "раньше времени" стать дедом. Нужно заметить, что такая перспектива для многих отцов является стимулом к агрессивности и жесткому подавлению индивидуальности дочерей. Мужчины-отцы терпимо относятся к тому, что их сыновья раньше, чем дочери, вступят в половые отношения, потому что "они не беременеют, пусть приобретают опыт". Но они нетерпимы к аналогичному поведению дочерей. Нашему отцу удается размыть этот в общем-то архаический стереотип. Наиболее эффективным в этом размышлении является обращение к недостаточно удовлетворенному родительскому чувству, отцовскому и материнскому поведению как техникам удовлетворения родительских потребностей. Далее размышление снова обращается к ревности, которая интерпретируется в контексте атавизмов Эдипова комплекса "наоборот". Это приводит к дальнейшему отстранению от обиды как ревности, которую отец считает неприемлемым чувством по отношению к дочери; притом в ее поведении он перестает находить признаки того, что дочь его меньше любит в ситуации появления "этого прыщавого оболтуса". Следующим важным актом обдумывания своей эмоции является размышление над последствиями действий, вызываемых защитным поведением, в данном случае актами агрессии против дочери, которые вызревают в состоянии обиды.

Расширение сознания за пределы переживания данной эмоции приводит к новой ступени отстранения от эмоции обиды, что позволяет увидеть ее последствия в виде агрессивного поведения, направленного против дочери. Представление о том, что он накажет дочь, действия защиты от эмоции уже не могут дать удовлетворения, так как будут возбуждать чувство вины перед дочерью. Ответ на вопрос "Можно ли заслуженно обижать виноватого?" получается отрицательным. Оказывается, что нельзя, ибо обида неконструктивна и не ведет к положительным результатам в управлении поведением дочери. В данном случае размышляющий резко отстраняется от парадигмы насильственного управления в сторону ненасильственной парадигмы, что облегчается его любовью к дочери и размышлением о последствиях своих санкций. Далее в этом размышлении обнаруживается, что наш герой понимает, что стыд представляет собой запечатленную ранее и поставленную "на автомат" насильственную парадигму управления, точнее самоуправления. Он чувствует, что она работает в нем в виде стыда за дочь, стыда за свою семью, которая должна соответствовать некоторым социальным стандартам, принятым не нами, а нашими предками. Но мир изменился, происходят сексуальная и другие революции, и автор размышления об этом знает. Но 6н снова повторяет акт принятия себя и своей семьи такими, какие они есть. Этот акт устраняет эмоциональную реакцию на рассогласование того, какие мы есть здесь и теперь, и тем, какими мы должны быть согласно Я-концепции или концепции семьи. В данном случае принимается и образ должного, и образ того, что есть, которые как будто находятся в конфликте. Однако этот конфликт ослабляется и даже полностью устраняется путем отстранения, можно сказать, отделения Я от этих образов, которые несовместимы, конфликтны. Эти две системы контрастирующих образов, освобождаясь от психической энергии, лишаясь ее, постепенно в размышлении становятся нейтральными друг другу, и стыд становится лишь знаком того, что здесь и теперь я не соответствую своей Я- концепции, а не эмоцией. Здесь мне хотелось бы обратить внимание на то, что превращение эмоции в

простой знак невозможно объяснить без допущения того, что, во-первых, имеется психическая энергия, что, во-вторых, источником ее является наше "Я и, в-третьих, что отстранение от образа представляет собой акт лишения психического заряда, оттягивания психического заряда из образа или любой когнитивной структуры, любого когнитивного образования. Саногенное мышление — это разговор с самим собой, общение между Я- управителем и Я — идентифицирующим себя с социальными стереотипами (тем, как я воспринимаю себя глазами других). Если же они сильно отчуждаются и отношения между ними становятся ригидными, то может начаться болезнь, проявляющая себя в расщеплении личности. Читателю нетрудно понять, что это расщепление возможно только в том случае, когда конфликт между ними неразрешим и Я не может сладить с ним. Акты саногенного мышления можно рассматривать как тренировку взаимодействия между этими двумя инстанциями. Это видно из размышления, которое мы разбираем. Когда отец совершает акт принятия дочери такой, какая она есть, то он вынужден отделять от себя обиду, которая представляет собой конфликт между "мое" и Я, и в результате этого акта он облегчает процесс коммуникации между обеими инстанциями. Эта тренировка делает коммуникацию гибкой, поскольку отец принимает не только дочь, но и себя, признавая "плохим отцом". Этот акт избавляет его от симптомов, когда ему пришлось слышать "голоса", которые обвиняли бы его в том, что он "плохой отец" и что "твоя дочь — шлюха!". Можно считать, что в процессе саногенного мышления человек воспроизводит самостоятельно и произвольно те умственные операции, которые, будучи непроизвольными и автоматическими, создавали симптомы или глубокого невроза, или слуховых галлюцинаций. Тот факт, что умственные операции проигрываются, избавляет человека от того, что они будут осуществляться принудительно в целях защиты Я от конфликта. "Идущего судьба ведет, а упирающегося — тащит!" Мы применяем саногенное мышление именно чтобы идти и чтобы нас "не тащили". При этом важно различать парадигмы

управления. Если мы применяем ненасильственную парадигму, то мало вероятности, что наше Я самостоятельно и непроизвольно будет применять насилие в нашей умственной активности. Однако продолжим рассмотрение материала саногенного мышления. Далее мы видим, что размышляющий понимает, что обида есть не что иное, как применение насильственной парадигмы управления к любимым, которые должны быть наказаны чувством вины за то, что не порождают поведения, соответствующего его ожиданиям. Поэтому он признает, что "это ни к чему", что управление поведением любимых путем терзания их изнутри чувством вины- неприемлемая для него схема управления. Применение насильственной парадигмы сознательно и с удовольствием наш автор считает для себя, как любящего отца, невозможным, поскольку ведет в тупик. Описанное выше размышление ослабляет чувство вины, вызванное мыслями о том, что отец накажет свою дочь "за эгоизм", осознанием того, что обида находится в связи с чувством вины: чем сильнее мы обижаемся, тем в большей мере склонны вызывать в обидчике чувство вины. Обе эмоции устроены одинаково, они различаются только ориентацией: обида возникает, когда поведение других не совпадает с моими ожиданиями, а чувство вины — когда мое поведение не совпадает с ожиданиями других относительно моего поведения. Поэтому тот, кто становится менее обидчив, постепенно уменьшает свою эмоциональную реакцию и на ситуации, порождающие чувство вины. Ведь для вины необходимо остро чувствовать, что ты обидел другого. Размышляя над обидой, я косвенно врачую свою склонность страдать от чувства вины. Автор размышления знает об этом и применяет к себе это знание. Все предыдущее облегчает отношение автора к тому, что его дочь врет. Он понимает, что эта ложь представляет собой не только действия, защитные для дочери, избавление от неприятного разговора, но она этим защищает и отца, освобождая его от ответственности, если строго следовать культурным стереотипам. Читатель, знакомый со строением обиды, без труда увидит, что данная

интроспекция обиды была бы невозможна, если бы автор размышления не знал тех основных операций, которые порождают эту эмоцию: нереалистические ожидания, автоматическое включение культурных стереотипов, несоответствие этих ожиданий реальному поведению того, на кого обижаются, стремление не принимать другого таким, каков он есть, и реакция на рассогласование этих когнитивных структур. Обиду можно рассматривать также как эмоцию, вызываемую особого рода когнитивным диссонансом, который большей частью не осознается человеком, а он переживает лишь результат. Причем этот диссонанс порождается функционированием некоторой целостной психической функциональной системы, которую можно рассматривать как особое психическое образование, порождающее обиду. Она — элемент личности, как и любая черта. Если обида проявляется достаточно часто, мы склонны приписывать человеку черту обидчивости. Причем каждая черта может рассматриваться как самостоятельная психическая функциональная система, связанная с другими и взаимодействующая с ними. Саногенное мышление имеет целью контролировать работу этой функциональной системы путем интроспекции, делающей работу этого психического образования сознательной. Осознание облегчается тем, что мы знаем то, как оно будет работать, и можем это воспринимать, следить за актами, совершающимися автоматически. Далее саногенное мышление состоит в изживании архаических проявлений магического сознания, направленных к тому, чтобы жестко программировать поведение тех, с кем мы идентифицируемся. Этот процесс завершается включением другого в структуру реальности, что осуществляется принятием другого таким, каков он есть, состоит в понимании его поведения, мотивов и признания их уместности, адекватности. Все это делается возможным благодаря осознанию Я, т. е. отделению Я от актов работы души, что лишает энергии отделенную от источника этой энергии когнитивную структуру. Способность к контролю психического образования, делающего возможным испытывать эмоцию обиды, совершенствуется от практики саногенного

мышления обиды, какой бы вид она ни приобретала. Практикующий это мышление может с пользой для себя классифицировать свои обиды, выбирая любой принцип их группировки. Он постепенно обнаружит, что переживанию этой эмоции всегда предшествуют стереотипные автоматические умственные действия, которые весьма незначительно варьируют в зависимости от ситуаций и отношений к другим. Это приведет его к убеждению в том, что он обижается почти одинаково на разные обиды. Он найдет, что реагирует одинаково по качеству на то, что кто-то не сдержал обещание, что кто-то его не уважает, высказал о нем неожиданно плохое мнение, не отдал деньги, которые обещал вернуть быстро, и многое другое. Качество обиды расцвечивается оттенками, которые не изменяют композицию и суть картины. Если мы вспоминаем обиды детства, то нам кажется, что эти ситуации не должны бы вызывать обиды, и мы снисходительны к этим обидам, не подозревая того, что способ, каким мы обижались в детстве и сейчас, когда мы взрослые, одинаков, и в любом случае мы вынуждены признать, что обида — инфантильная, незрелая реакция на ситуации, когда наши ожидания относительно поведения других не подкрепляются. Это видно даже внешне, когда выражение лица обиженного, если обида не успела перерасти в гнев и агрессию, приобретает детское выражение. Поэтому я часто советую обидчивым попробовать посмотреть на себя в зеркало, когда становится невыносимо от обиды. Однако было бы лучше посмотреть видеофрагмент, если кому-то из близких удастся заснять ваш облик в состоянии обиды. Впечатляет… Хотя этот метод уместен для получения впечатления о себе при переживании любой эмоции.

Date: 2015-05-19; view: 393; Нарушение авторских прав