Марксистские кружки

Новым важным фактором русской общественной жизни стало появление марксизма, тесно связанного с формированием промышленного пролетариата и ростом рабочего движения. Жестокие удары и разочарования, которые испытали революционные народники на рубеже 70 - 80-х годов, заставили их многое переосмыслить и переоценить. Некоторые из них начинали испытывать разочарование в революционных возможностях крестьянства, осознавать тот идейный кризис, который в начале 1880-х гг. переживало народничество и пытаться найти выход в полной переоценке ценностей. Взоры вчерашних “деревенщиков” обращались в сторону рабочего класса. Тем более, что социалистическое движение на Западе в это время приняло марксистскую окраску.

Одним из первых русских марксистов стал Г.В. Плеханов, в прошлом - бакунист и руководитель “Черного передела”. К нему примкнули другие члены этой организации - В.Н. Игнатов, В.И. Засулич, Л.Г. Дейч и П.Б. Аксельрод. В 1883 г., собравшись в Женеве, они объединились в группу “Освобождение труда”. Через два года состав группы стал меньше: Дейч был задержан германской полицией и выдан русским властям, а молодой Игнатов умер от туберкулеза. Плеханов, бесспорный руководитель группы, оказался и основным ее работником. Основные цели группы: распространение идей марксизма в России, критика народничества, анализ вопросов русской жизни с позиций марксизма.

Группа "Освобождение труда" пришла к следующим выводам. Пореформенная Россия движется по капиталистическому пути, а это неизбежно должно привести к полному разложению общины. Таким образом, надежды народников на торжество "общинного социализма" не имеют основания. Зато за счет разоряющегося крестьянства будет расти и крепнуть пролетариат. Именно он может и должен привести Россию к социализму, установив свою диктатуру и проведя необходимые преобразования во всех сферах жизни. Для этого необходимо придать пролетарскому движению нужное направление, внести в него научно разработанную идеологию, вооружить единой программой действий. Подобные задачи может осуществить только революционная, проникнутая духом марксистского учения интеллигенция. Но чтобы такая интеллигенция появилась, необходимо отвоевать кадры для нее в идейной борьбе, прежде всего - у народников, как либеральных, так и революционных.

Главную свою задачу группа “Освобождение труда” видела в пропаганде марксизма в России и сплочении сил для создания рабочей партии. С этой целью Плеханов и Засулич переводят на русский язык важнейшие труды К. Маркса, Ф. Энгельса и их последователей (справедливости ради надо признать, что они не были первыми переводчиками Маркса - его “Капитал” еще в 1872 г. перевел Г.Д. Лопатин) и создают свои оригинальные труды, в которых с марксистских позиций анализируют положение в России. Группе удалось наладить издание “Рабочей библиотеки”, составлявшейся из научно-популярных и агитационных брошюр. По мере возможности они переправлялись в Россию.

Особенно важную роль в распространении марксизма сыграли книги Г.В. Плеханова "Социализм и политическая борьба” (1883) и "Наши разногласия" (1885). Резко критикуя основные постулаты народнической идеологии, упорно доказывая преимущества марксизма, Плеханов и его соратники стремились увлечь за собой хотя бы часть революционно настроенной общественности.В первой из них, он решил рассчитаться со своим народническим прошлым. Вопреки Бакунину, а отчасти и Чернышевскому, Плеханов заявил, что борьба за социализм включает в себя и борьбу за политические свободы и конституцию. Также вопреки Бакунину, он считал, что ведущей силой в этой борьбе будут промышленные рабочие. Плеханов полагал, что между свержением самодержавия и социалистической революцией должен быть более или менее длительный исторический промежуток. Он предостерегал от “социалистического нетерпения”, от попыток форсирования социалистической революции. Самым печальным их последствием, писал он, может стать установление “обновленного царского деспотизма на коммунистической подкладке”(!!!).

Ближайшей целью русских социалистов Плеханов считал создание рабочей партии. Он призывал не запугивать либералов “красным призраком социализма”. В борьбе с самодержавием рабочим потребуется помощь и либералов, и крестьян. Правда, в этой же работе “Социализм и политическая борьба” присутствовал тезис о ”диктатуре пролетариата” сыгравший весьма печальную роль в социалистическом движении и судьбе России.

В другой работе, “Наши разногласия”, Плеханов попытался объяснить российскую действительность с марксистской точки зрения. Вопреки народникам, он считал, что Россия уже бесповоротно вступила в период капиталистического развития. В крестьянской общине, доказывал он, давно нет былого единства, она раскалывается на “красную и холодную стороны” (на богатеев и бедняков), а потому не может быть основой для построения социализма. В перспективе - полный распад и исчезновение общины. Работа “Наши разногласия” стала значительным событием в развитии русской экономической мысли и в общественном движении, хотя Плеханов явно недооценил жизнестойкость крестьянской общины. Появление в России первых марксистских работ Плеханова вызвало взрыв возмущения среди убежденных народников. Плеханова обвиняли в “отступничестве”, “оскорблении святыни”, переходе “на службу реакции”. Устраивались даже торжественные сожжения его книг.

Тем не менее один за другим в России стали появляться марксистские кружки. Один из первых, под руководством болгарского студента Димитра Благоева, возник в 1883 г. - почти одновременно с группой «Освобождение труда». Между ними установилась связь. Члены благоевского кружка - петербургские студенты, начали пропаганду среди рабочих. В 1885 г. Благоева выслали в Болгарию (в связи с разрывом русско-болгарских отношений), но его группа просуществовала еще два года. В 1889 г. среди студентов Петербургского технологического института возникла другая группа, которую возглавил М.И. Бруснев. Слабой стороной всех этих кружков была их слабая связь с рабочими, т.е. с теми, кто и должен, по Марксу, стать главной действующей силой будущей революции.

В 1888 г марксистский кружок появился и в Казани. Его организатором был 17-летний Н.Е. Федосеев, исключенный из гимназии за политическую неблагонадежность. Осенью 1888 г. в кружок Федосеева впервые пришел бывший студент В.И. Ульянов...

В.И. Ульянов (Ленин) родился в Симбирске (ныне Ульяновск) в семье инспектора народных училищ И.Н. Ульянова. Многодетная семья была счастлива вполне благополучна до 1886 г., когда внезапно умер отец. С этого времени несчастья преследовали эту семью. В том же 1886 г. старший сын Александр, студент Петербургского университета, вместе с несколькими товарищами начал готовить покушение на царя. В марте 1887 г. они были арестованы, не совершив задуманного дела и повешены. Владимир (второй сын в семье) в это время заканчивал гимназию. Известны (и канонизированы официальной советской историей) его слова: “Нет, мы пойдем не таким путем. Не таким путем надо идти!”. Неясен, правда, смысл этих слов. О марксизме он тогда не мог иметь представления. Скорее всего, видя горе матери, он зарекался от революционного пути. Тем более, что по его собственным воспоминаниям до этого события он был тихим, прилежным и очень религиозным мальчиком. Однако, казнь обожаемого старшего брата перевернула всю его дальнейшую жизнь.

Осенью 1887 г. В. Ульянов поступил на юридический факультет Казанского университета, но проучился недолго. В декабре он участвовал в студенческой сходке. Многих, кто был на ней, исключили из университета и выслали из города - в том числе и первокурсника Ульянова. После недолгой ссылки в родовое имение семьи своей матери - село Кокушкино Владимир Ульянов вернулся в Казань и подал прошение о восстановлении университете. О том же хлопотала и его мать. Многих участников сходки восстановили, но ходатайства Ульянова вызывали настороженное отношение (брат повешенного террориста!). В.И. Ульянов просил о разрешении выехать за границу для продолжения образования - и вновь получил отказ. Со времени исключения из университета и до 1891 г. В.И. Ульянов не имел определенных занятий. В это тяжелое для него время, чувствуя себя отверженным, пришел он в кружок Федосеева. Марксистское учение сразу привлекло молодого человека. Он вскоре понял, что оно несет в себе такой заряд, который способен взорвать весь этот несправедливый мир.

В 1891 г. В.И. Ульянову наконец, разрешили держать экзамены экстерном на юридическом факультете Петербургского университета. Получив университетский диплом, он занял должность помощника присяжного поверенного в Самарском окружном суде. Здесь он вел мелкие уголовные и гражданские дела, не получая удовлетворения от службы (не выиграл ни одного дела!). Продолжал ходить и на собрания марксистов, постепенно втягиваясь в подпольную работу.

Юридическое образование, полученное наспх, экстерном, почти не отразилось ни на взглядах В.И. Ульянова, ни на его сочинениях. Наоборот, верный последователь Чернышевского, он с презрением относился ь “буржуазному” праву, “буржуазным” конституциям. Гражданские свободы он ценил лишь за то, что они дают возможность беспрепятственно вести социалистическую пропаганду.

В 1893 г В. И. Ульянов перевелся из Самары в Петербург на такую же должность, но здесь не вел ни одного дела. Отныне все свои силы он отдавал организации марксистского движения, пропаганде среди рабочих и полемике с народниками. В ходе борьбы с народничеством В.И. Ульянов вольно или невольно, позаимствовал многие его черты. Он никогда не скрывал своего восхищения перед народовольцами, перед их организацией, отлаженной и четко действовавшей. Его мечтой было создание дисциплинированной и сплоченной партии, ведущей за собой миллионную армию пролетариата, который, в свою очередь, увлечет за собой крестьянство. Через народовольцев его идейное родство тянется к Ткачеву, а через него - к Нечаеву. Первые шаги к созданию сильной и централизованной организации В И. Ульянов предпринял в 1895 г. Он выезжал за границу, где встречался с Плехановым. Осенью того же года он участвовал в создании в Петербурге на базе нескольких мелких кружков общегородского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”. “Союз” стал самой многочисленной из всех прежде существовавших социал-демократических (марксистских) организаций. Его создание стало важной вехой в истории русского марксизма. По сравнению с кружками "Союз борьбы" представлял собой организацию нового типа: значительно более многочисленную, дисциплинированную, обладавшую четкой, хорошо продуманной внутренней структурой. В его руководство входили В И. Ульянов, Г.М. Кржижановский, Н.К. Крупская, Ю.О. Мартов (Цедербаум) и др. Руководящему центру были подчинены районные группы, а им рабочие кружки. Поддерживались связи со многими заводами. Издавались листовки, готовился первый номер газеты. Однако в ночь с 8 на 9 декабря 1895 года полиция арестовала 57 членов “Союза”, в т.ч. и Ульянова. В 1897 г. он был сослан в Сибирь - в село Шушенское Енисейской губернии (где, впрочем, жил весьма свободно). Петербургский “Союз борьбы” продолжал действовать. Апогеем его деятельности стало руководство в 1896 г. грандиозной стачкой рабочих-текстильщиков, охватившей 19 фабрик. Таким образом, именно "Союзу борьбы" впервые удалось возглавить борьбу рабочих и повести их за собой.

В России во вт. пол. XIX в. в условиях зарождения и формирования

капиталистических отношений приобретает консервативную функцию идеология

классического либерализма. Переход от прошлого к настоящему идеологами

консерватизма мыслился как стабилизация не подлежащей изменение социальной

формы. Консерваторы объявляют социальной утопией возможность вмешательства

субъекта в ход исторического процесса, скептически относятся к возможностям

волевых решений социальных проблем.

Представители радикализма и революционеры все время ссылались на науку

и научный прогресс, и при этом подчеркивали, что они одни имеют право

говорить от имени науки. Таким образом, они предоставляли консервативным

кругам как раз те доводы, которые они искали. Ведь если наука, и особенно

философия, являются основой для того, чтобы разрушать весь существующий

правопорядок, то польза философии сомнительна, а ее вред очевиден. Для

славянофилов это было лишним подтверждением их убеждения в том, что вся

западная мудрость – просто духовный яд.

Было бы поистине неблагодарной задачей защищать науку и ее свободу, с

одной стороны, от революционных демократов и впоследствии большевиков,

объявивших на нее монополию, а с другой – от подозрений правых

консерваторов. Задача эта выпада на долю консервативных либералов, таких,

например, как Чичерин или Катков. Катков был убежден, что революционное

учение, несмотря на свою логическую обоснованность и стройность, ничего

общего с наукой не имеет и что, напротив, распространение этих взглядов

является последствием подавления научного мышления и научной свободы. В

своей газете "Московские ведомости" /№ 205, 1866/ Катков писал: "Все эти

лжеучения, все эти дурные направления родились и приобрели силу посреди

общества, не знавшего ни науки, свободной, уважаемой и сильной, ни

публичности в делах...".[5] Ему вторит Чичерин: "... эта бессмысленная

пропаганда, клонившаяся к разрушению всего существующего строя, учинялась в

то время... когда на Россию сыпались неоценимые блага, занималась заря

новой жизни..." /буржуазно-либеральные реформы 60 - 70-х годов ХIХ в. –

авт./. И далее он приходит к выводам что в России "искренним либералам при

существующем порядке остается поддерживать абсолютизм...".[6] Под

абсолютизмом Чичерин подразумевал самодержавие в России. Довольно резко

отзывался он о демократической форме правления: "Всякий, кто не примыкает к

общему течению или осмеливается подать голос против большинства, рискует

поплатиться имуществом, и даже самою жизнью, ибо разъяренная толпа способна

на все... Демократия представляет господство посредственности: возвышая

массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому

уровню".[7]

Как показывает история философии, во второй половине XIX века русские

философы-идеалисты того времени были идеологами правящих классов,

стремившихся во что бы то ни стадо защитить и увековечить существующий

порядок, искренне веря, что для России это единственный способ избежать

социальных потрясений и кровопролития. Консервативные настроения

присутствует в их творчестве, их трудах, их мыслях: они старались укрепить

самодержавие, влияние церкви, упрочить религиозное мировоззрение.

Представители русской консервативной мысли в XIX веке, особенно во

второй его половине, накопили богатейший материал к размышлению. Но в 1917

году в России произошла социалистическая революция, и развитие свободного

философского процесса было прервано. Многие философы так и не приняли

Октябрьскую революцию, не смогли смириться с существующим положением дел и

вынуждены были покинуть страну. И вообще, русская интеллигенция была

объявлена "идеологически чуждым классом", и многие из них отправились в

эмиграцию в целях собственной безопасности.

В то же время в социалистической России был насильственно положен конец

бывшему многообразию философских систем. Соответствующие государственные

органы позаботились о том, чтобы в стране возобладала, одна философская

линия – марксистко-ленинская. В советской науке сложился весьма

тенденциозный стереотип на творческое наследие таких общественных деятелей,

как, например, Радищев, Герцен, Белинский, Чернышевский, и др. и явная

переоценка мировой значимости их философских систем. Единственно верным и

правильным считалось учение классиков марксизма-ленинизма и труды их

последователей, отечественных государственных и общественных деятелей,

которые издавались в стране многомиллионными тиражами.

Ими настоятельно предлагалось руководствоваться во всех сферах

человеческой жизни. Всяческое инакомыслие попросту запрещалось и даже

преследовалось. Само слово "консерватор" у нас в стране было синонимом

слова "реакционер", и их самих, и их взгляды гневно клеймили в своих

сочинениях как государственные лидеры /например, В.И. Ленин: "Антинародный

характер российского идеализма, его идейный крах ярко проявляются и в

политической эволюции его проповедников... Катков – Суворин – "веховцы",

все это исторические этапы поворота русской буржуазии к защите реакции, к

шовинизму и антисемитизму..."[8]/, так и представители официальной науки

/например, Л. Коган: "Российский идеализм, особенно в последней трети XIX

века, был органически враждебен науке, всячески старался опорочить ее

завоевания, ее материалистические выводы, использовать в своих интересах

противоречия и трудности ее развития. При всем различии их взглядов,

реакционер Данилевский и либерал Катков сходились в ненависти к

дарвинизму."/[9]

В этом проявилась однобокость развития советских общественных наук, в

выпячивании одних сторон философского процесса и абсолютном замалчивании

других. Но ведь невозможно дать объективную оценку творчеству тех же самых

Белинского, Чернышевского, Ленина и других, не зная мнения их оппонентов.

К сожалению, в России произведения представителей консервативного

направления на долгие десятилетия оказались попросту забыты, их мысли,

взгляды – не востребованы обществом. А ведь среди них были выдающиеся

мыслители, ораторы, лидеры в своих профессиональных сферах, высокую оценку

которым дал Н.О. Лосский: "Характернейшая черта русской философии состоит

именно в том, что множество лиц посвящают ей свои силы... Среди них...

многие обладают большим литературным талантом, поражают своей богатой

эрудицией...".

В ранней молодости Победоносцев был сторонником либеральных идей. В дневниках А. А. Половцова есть запись (21 февраля 1901) о разговоре с Николаем II: «<…> упоминаю имя Пыпина и говорю, что он в прежнее время был либералом, но что с годами это прошло; а кто же в молодости не был либералом? Ведь сам Победоносцев писал статьи Герцену в „Колокол“. — Государь. Вполголоса. Да, я это слышал. — Я. Он сам мне это говорил. Он написал памфлет на графа Панина.» Упомянутое сочинение — анонимный памфлет-биография Панина, опубликованный Герценом в седьмой книжке «Голосов из России», автором которого считается двадцатиоднолетний Победоносцев^[16].

Однако либеральные увлечения юности были быстро забыты. Зрелый К. П. Победоносцев — мыслитель консервативно-охранительного направления. Наиболее полное его мировоззрение изложено в «Московском сборнике», опубликованном в 1896 году. Он резко критиковал основные устои культуры и принципы государственного устройства стран современной ему Западной Европы; осуждал демократию и парламентаризм, который называл «великой ложью нашего времени»: всеобщие выборы, по его мнению, рождают продажных политиканов и понижают нравственный и умственный уровень управленческих слоев.

Победоносцев считал, что церковь и вера — основы государства: «Государство не может быть представителем одних материальных интересов общества; в таком случае оно само себя лишило бы духовной силы и отрешилось бы от духовного единения с народом. Государство тем сильнее и тем более имеет значения, чем явственнее в нём обозначается представительство духовное. Только под этим условием поддерживается и укрепляется в среде народной и в гражданской жизни чувство законности, уважение к закону и доверие к государственной власти. Ни начало целости государственной или государственного блага, государственной пользы, ни даже начало нравственное — сами по себе недостаточны к утверждению прочной связи между народом и государственною властью; и нравственное начало неустойчиво, непрочно, лишено основного корня, когда отрешается от религиозной санкции. <…> Религия, и именно христианство, есть духовная основа всякого права в государственном и гражданском быту и всякой истинной культуры. Вот почему мы видим, что политические партии самые враждебные общественному порядку партии, радикально отрицающие государство, провозглашают впереди всего, что религия есть одно лишь личное, частное дело, один лишь личный и частный интерес.»^[18]

Примечательны мысли и терминология его проекта речи для императора Александра III в Большом Кремлёвском дворце, во время первого, в качестве царя, посещения им Москвы в июле 1881 года: «<…> Здесь, в Москве, никогда не истощалось живое чувство любви к отечеству и преданности законным Государям; здесь русские люди не переставали чувствовать, что кто враг русского Царя и законной Его власти, тот враг народа, враг своего отечества. Здесь, посреди живых памятников Божия промысла над Россией, я исполняюсь новою надеждою на помощь Божию и на победу над беззаконными врагами. <…>»^[19] Находясь в Москве 17 — 18 июля, император не произнёс предложенных в проекте Победоносцева слов, сказав в заключение своей краткой речи на Высочайшем выходе в Екатерининской зале: «<…> как прежде Москва свидетельствовала, так и теперь свидетельствует, что в России Царь и народ — составляют одно единодушное, крепкое целое.»

Политико-правовые взгляды К.П. Победоносцева нашли свое выражение также в его лекциях по законоведению будущему Императору Николаю II (1885-1888):

— «Самая идея власти утверждается на праве, и основная идея власти состоит в строгом разграничении добра от зла и рассуждения между правым и неправым — в правосудии»;

— «Государство — не механическое устроение, но живой организм. Свойства организма: сочленение живое, причем члены, связанные вместе началом жизни и духа, действуют согласно, и организм развивается и растет»;

— «Государство есть высшее из человеческих учреждений, и подобно тому, как человек живёт для всестороннего и нравственного развития всех своих сих и способностей, и цель государства — всестороннее достижение всех высших целей человеческой природы»;

— «Лишь в Европе выражается начало личной свободы в праве (воздавать каждому должное, по праву)… В Риме возникает понятие о лице (persona), коему присвоены определенные права, и выражается цель закона — уравнять права между гражданами»;

— «Общие причины ослабления монархического начала — вторжение новых идей»;

— «Наша история выработала неограниченную царскую власть, но не выработала ограничивающих её представительных учреждений, хотя известны в истории неоднократные к тому попытки, исходившие не из народа, но из немногочисленной партии — или честолюбцев, или доктринеров».

(Источник: К. П. Победоносцев. Записки по законоведению: Курс лекций. 1885—1888 гг. / Публ. и коммент. Е. В. Тимошиной // Известия высших учебных заведений. Сер. Правоведение. 1997. № 1)

Консервативная газета «Московские ведомости» по случаю его кончины писала о нём: «Его влияние в 1881 году спасло Русское самодержавие от уничтожения, к которому со всех сторон толкали его все влиятельнейшие государственные деятели того времени. <…> Спасение самодержавия в 1881 году есть его историческая заслуга.»^[22]

Исследователь истории русской богословской мысли и культуры Георгий Флоровский писал о его воззрениях и политике (1937): «Есть что-то призрачное и загадочное во всём духовном образе Победоносцева. <…> Он был очень скрытен, в словах и в действиях, и в его „пергаментных речах“ было трудно расслышать его подлинный голос. Он всегда говорил точно за кого-то другого, укрывался в условном благозвучии и благообразии очень и очень размеренных слов. <…> Победоносцев по-своему был народником или почвенником. Это сблизило его с Достоевским. <…> Но вдохновение Достоевского было Победоносцеву духовно чуждо. И образ пророка скоро померк в его холодной памяти… Народником Победоносцев был не в стиле романтиков или славянофилов, скорее в духе Эдм. Бёрка, и без всякой метафизической перспективы. Очень многое в его критике западной цивилизации и прямо напоминает контрреволюционные апострофы Бёрка. Победоносцев верил в прочность патриархального быта, в растительную мудрость народной стихии, и не доверял личной инициативе. <…> И когда он говорит о вере, он всегда разумеет веру народа, не столько веру Церкви. <…> В православной традиции он дорожил не тем, чем она действительно жива и сильна, не дерзновением подвига, но только её привычными, обычными формами. Он был уверен, что вера крепка и крепится нерассуждением, а искуса мысли и рефлексии выдержать не сможет. Он дорожит исконным и коренным больше, чем истинным. <…> Богословия Победоносцев решительно не любил и боялся, и об „искании истины“ отзывался всегда с недоброй и презрительной усмешкой. Духовной жизни не понимал, но пугался её просторов. Отсюда вся двойственность его церковной политики. Он ценил сельское духовенство, немудреных пастырей наивного стада, и не любил действительных вождей. Он боялся их дерзновения и свободы, боялся и не признавал пророческого духа. <…> Победоносцев не хотел общественной и культурной влиятельности иерархии и клира, и властно следил за выбором епископов, не только по политическим мотивам, не только ради охраны правительственного суверенитета.»^[25]

Религиозный философ Н. Бердяев сравнивал его с большевистским вождём Лениным: «<…> [Победоносцев] был духовным вождём старой монархической России эпохи упадка. Ленин был духовным вождём новой коммунистической России. Он много лет господствовал в подготовительном к революции процессе, а после революции правил Россией. Победоносцев и Ленин представляли полярно противоположные идеи. Но есть сходство в их душевной структуре, они во многом принадлежат к одному и тому же типу. Победоносцев был более замечательным, сложным и интересным человеком, чем это о нём думают, когда обращают внимание исключительно на его реакционную политику. Я когда-то характеризовал мировоззрение Победоносцева как „нигилизм на религиозной почве“. Он был нигилистом в отношении к человеку и миру, он абсолютно не верил в человека, считал человеческую природу безнадёжно дурной и ничтожной. У него выработалось презрительное и унизительное отношение к человеческой жизни, к жизни мира. Это отношение распространялось у него и на епископов, с которыми он имел дело, как обер-прокурор Св. Синода. <…> Из своего неверия в человека, из своего нигилистического отношения к миру Победоносцев сделал крайне реакционные выводы. Победоносцев верил в Бога, но эту свою веру в Бога не мог перенести на свое отношение к человеку и миру.

Ему приписывается фраза, сказанная в начале 1900-х Николаю II: «Я сознаю, что продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны, и все рухнет.»^[27]

Русский военный историк А. А. Керсновский в 1930-е писал в эмиграции: «Существуй в России конституция с 1881 года, страна не смогла бы пережить смуты 1905 года, и крушение бы произошло на 12 лет раньше. Александру III, отвергнувшему по совету Победоносцева меликовский проект, Россия обязана четвертью столетия блестящей великодержавности.»^[28]