Суждение п предложение

Суждение как форма мысли существует и развивается только в форме языка. Формой существования суждения является предложение.

Вопрос об отношении суждения как формы мысли к предложению как грамматической форме привлекал из­давна внимание как логиков, так и лингвистов. Правиль­ное решение этого вопроса логикой затруднено тем, что лингвисты до сих пор не дали еще ответов на многие во­просы учения о предложении и его видах, нет согласия между лингвистами даже в определении самого понятия предложения, больше того, нередко среди них раздаются юлоса, что предложение вообще нельзя определить и нет даже необходимости его определять.

Но всякий лингвист тем не менее старается дать опре­деление предложения '.

¹ Приведем несколько определений предложения: «Есть одно очень общее и потому неясное определение предложения в речи, в ко-

Рассматривая эти определения, мы можем найти в них нечто общее, а именно: предложение служит для выра­жения определенной единицы мысли. Но что это за мысль, какова ее форма? Лингвисты по-разному отвечали на этот вопрос.

Ф. Буслаев весьма просто решал его: слова являются названием общих понятий или представлений, «суждение, выраженное словами, есть предложение-» ¹, умозаключе­нию соответствует сложное предложение. При этом суж­дение он понимал в традиционном смысле, как формаль­ная логика того времени. Ф. Буслаев устанавливал полное тождество между структурой суждения и структурой предложения, растворяя последнее в первом; кроме суж­дения, он ничего иного не видел в предложении.

Концепция Ф. Буслаева была подвергнута критике со стороны так называемого психологического направления в грамматике.

В решении вопроса об отношении предложения к суж­дению психологисты исходили из положения, что каждый язык имеет свою особую логику, причем явления языка нужно объяснять не логикой общечеловеческого мышле­ния, а индивидуальной логикой самого языка. Один из представителей психологического направления — Штейн-тором наиболее могут сходиться различные в других отношениях взгля­ды на природу предложения, а именно определение, по которому предло­жение в речи является выражением цельной мысли в слове или в словах». (Ф. Фортунатов, О преподавании грамматики русского языка в средней школе. «Русский филологический вестник», т. LIII, № 1, вып. 1, Вар­шава 1905 г., стр. 65). «Предложение это единица речи, воспринимаемая говорящим и слушающим как грамматическое целое и служащая для словесного выражения единицы мышления» (А. А. Шахматов, Синтак­сис русского языка, изд. 2, Учпедгиз, Л. 1941, стр. 19). «Понятие предло­жения употребляется в синтаксисе в двух смыслах: более широком — законченной мысли, выраженной словами (в таком смысле употребля­ется еще и термин фраза), и в более узком — синтаксической единицы, характеризующейся наличием сказуемого» (Л. А. Булаховский, Курс русского литературного языка, т. I, изд. 5, Киев 1952, стр. 269). «Пред­ложение — это грамматически оформленная по законам данного языка целостная (т. е. неделимая далее на речевые единицы с теми же основными структурными признаками) единица речи, являющаяся главным сред­ством формирования, выражения и сообщения мысли» (В. В. Виногра­дов, Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения. <Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 3).

¹ Ф. Буслаев, Историческая грамматика русского языка, Син­таксис, изд. 5, М. 1881, стр. 8.

таль ' считал, что языковые и логические категории абсо­лютно несовместимы и относятся друг к другу как понятие круга и красного. В результате такого отрыва граммати­ческих категорий от логических Штейнталь пришел к вы­воду, что язык является своеобразным мышлением, разви­вающимся согласно только ему одному присущим зако­нам и категориям, которые изучаются грамматикой². А некоторые психологисты (Пауль) стали даже утвер­ждать, что действительным объектом лингвистики являет­ся изучение языка и логики индивидуума.

Многие русские языковеды находились под влиянием психологического направления в лингвистике и проводили его в трактовке семантики предложения. Так, Потебня, критикуя отождествление суждения и предложения, писал:

«Грамматическое предложение вовсе не тождественно и не параллельно с логическим суждением. Названия двух членов последнего (подлежащее и сказуемое) одинаковы с названиями двух из членов предложения, но значения этих названий в грамматике и логике различны. Термины «подлежащее», «сказуемое» добыты из наблюдения над словесным предложением и в нем друг другом не заме­нимы. Между тем для логики в суждении существенна только сочетаемость или несочетаемость двух понятий, а которое из них будет названо субъектом, которое предика­том, это для нее, вопреки существующему мнению, должно быть безразлично... Категории предмета и его признака не нужны для логики, для которой и то, и другое — только понятия, совокупности признаков. Тем менее возможно вывести из логического суждения прочие члены предложе­ния: определение, обстоятельство, дополнение» ³.

В этом высказывании Потебни наряду с правильными мыслями о том, что грамматические предложения не тождественны суждению, подлежащее и сказуемое пред­ложения — грамматические, а не логические категории и т. д., имеются и неправильные положения, а именно: не­верно понимание сущности суждения как сочетания поня­тий. Нельзя согласиться с утверждением Потебни, что ка­тегории предмета и его признака не логические, а грамма-

¹ См. Н. Steinthal, Grammatik, Logik und Psychologie, Berlin 1855, S. 221—222.

² Ibid, S. 224.

³ А. Потебня, Из записок по русской грамматике, т. I—II, Харь­ков 1888, стр. 61.

тические. Сам Потебня склонен считать, что предложение выражает не логическое, а психологическое суждение.

Сущность этого акта мысли, отличного от логического суждения, Фортунатов определяет как связь двух пред­ставлений — господствующего и подчиненного: «Психоло­гическое суждение заключает в себе, следовательно, три элемента, но в выражении психологического суждения в речи, хотя бы и в полном, сознание связи между представ­лениями, образующими отдельные части суждения, понят­но, не может выражаться отдельно и входит в выражение одной из этих частей. Поэтому и в психологическом суж­дении, рассматриваемом по отношению к выражению его в речи, мы можем различать два элемента: первую часть психологического суждения и вторую в открываемом мыслью отношении ее к первой части. Вторая часть пси­хологического суждения в ее отношении к первой части может быть называема психологическим сказуемым, а первая, предполагаемая такою второю частью, — психоло­гическим подлежащим...» '.

Субъект психологического суждения — представление или комплекс представлений, появляющийся в сознании говорящего или слушающего первым, а психологический предикат — то содержание, которое примыкает к этому первому представлению, другими словами, субъектом яв­ляется представление, на которое говорящий обращает внимание слушающего, а предикатом — то, что слушаю­щий должен мыслить об этом представлении.

Правильно указывая, что содержание предложения не тождественно логическому суждению, представители пси­хологического толкования семантики предложения дово­дят до абсурда субъективный момент в нем. Суждение выступает у них не как форма отражения объективного мира, а как сочетание представлений, определяемое волей человека. Концепция психологистов оказывается направ­ленной не столько против крайностей формально-логиче­ского понимания предложения и его отношения к сужде­нию (Буслаев и др.), сколько против материалистическо­го истолкования сущности суждения.

¹ Ф. Фортунатов, О преподавании грамматики русского языка в средней школе. «Русский филологический вестник», т. LIII, № 1—2, Варшава 1905, стр. 67—68.

Концепция психологического суждения как семантиче­ской основы предложения приводит к отрыву мышления от языка. Примером такого явного отрыва мысли от языка могут служить взгляды на отношение суждения и предло­жения Д. Овсянико-Куликовского, выделявшего три ста­дии в развитии мысли: 1) психологическое суждение, 2) предложение, 3) логическое суждение.

Психологическое суждение предшествует языку во­обще, предложению в частности. Эта форма мысли свой­ственна мышлению животных и детей в раннем возрасте.

Словесное предложение — более высокая форма мысли '.

Если в психологическом суждении члены его (субъект и предикат) являются психологическими образами, то в предложении они приурочиваются к известным граммати­ческим категориям. Так, подлежащее психологического суждения наряжается в форму имени существительного в именительном падеже и из образа как суммы известных впечатлений превращается в понятие вещи, предмета или субстанции, становясь подлежащим словесного предложе­ния. «Сказуемое в свою очередь, — пишет Овсянико-Ку-ликовский, — уже не только образ, приведенный в преди­кативную связь с подлежащим, но опять-таки образ упо­рядоченный, приуроченный к категории вещи или к категории признака. Наконец, связка преобразуется в ту более или менее отвлеченную категорию отношения, кото­рая апперцепируется так называемым «вспомогательным глаголом» (есть, быть, являться и проч.)»².

В словесном предложении цельные образы психологи­ческого суждения распадаются на части. Так, образ, со­ставляющий подлежащее психологического суждения, распадается в предложении на подлежащее в собствен­ном смысле и его определение, а сказуемое психологиче­ского суждения — на сказуемое, дополнения и обстоя­тельства.

¹ «Словесное предложение, — пишет он,— сравнительно с психоло­гическим суждением есть явление гораздо более сложное и в то же время более совершенное, высшее. Оно есть психологическое суждение, ос­ложненное речью, переработанное силою языка» (Д Овсяника-Кули­ковский, Очерки науки о языке «Русская мысль», кн XII, М 1896, стр

¹²)

² Д Овсянико-Куликовский, Очерки науки о языке «Русская мысль»,

кн XII, стр 14.

Высшей ступенью в развитии мышления является логи­ческое суждение, которое, по мнению Овсянико-Куликов­ского, еще более отвлеченно и рационально. При превра щении словесного предложения в логическое суждение важную роль играет развитие в известном направлении понятия предикативной связи'.

Концепция Д. Овсянико-Куликовского о трех стадиях развития мышления насквозь идеалистична и чрезвычайно далека от правильного изображения развития мышления. Основным пороком ее является отрыв мышления от языка:

мышление возникает вне языка и стремится к такой форме, которая была бы свободной от него. Эта концепция является логическим завершением психологического, субъективно-идеалистического истолкования семантики предложения психологистами, резко противопоставляю­щими мысль, содержащуюся в предложении, суждению. Выделение представителями этого направления на­ряду с логическим субъектом и предикатом и грамматиче­скими подлежащим и сказуемым еще психологических субъекта (подлежащего) и предиката (сказуемого) ведет к отрыву содержания предложения от объективного мира. Субъективный, психологический момент, имеющийся в се­мантике предложения, возводится ими в главный, решаю­щий и единственный, — а это прямая дорога к субъектив­ному идеализму.

Проблемы теории предложения приковывали внимание А. А. Шахматова, который также иногда склонялся к пси­хологическому истолкованию сущности мысли, содержа­щейся в предложении. При определении предложения он считал чрезвычайно важным выяснить, что выражает предложение, какую форму мысли. «Соглашаясь во­обще, — говорил Шахматов,— что предложение, как факт грамматический', должно найти грамматическое определе­ние, я думаю, однако, что в таком определении должно быть прежде всего выражено отношение словесной формы к соответствующему психологическому акту. Определение предложения, как и всякой вообще словесной формы, дол­жно исходить из того, что слова — это знаки для выраже-

¹ <.. Логическое мышление зарождается в недрах грамматиче­ского и постепенно растет и крепнет по мере развития этого последнего в направлении все усиливающейся отвлеченности связки и возрастаю­щей глагольности сказуемого» {Д Овсянико-Куликовский, Очерки науки о языке сРусская мысль», кн. XII, стр. 27)

ния мысли. Поэтому, определение предложения должно прежде всего установить — для какого именно психологи­ческого акта оно является знаком, а кроме того, указать, чем именно предложение отличается от других словесных форм: отдельных слов, словосочетаний, речи, языка вообще» '.

Стремясь решить эту задачу, Шахматов выдвигает по­нятие коммуникации как психологической основы предло­жения. Коммуникация — простейшая единица мышле­ния, состоящая «из сочетания двух представлений, приве­денных движением воли в предикативную (т. е. вообще определяющую, в частности зависимую, причинную, гене­тическую) связь» ².

Понятие коммуникации шире понятия суждения в его традиционном понимании ³. Коммуникация, как и сужде­ние, имеет субъект и предикат; господствующее представ­ление является субъектом, а зависимое от него — преди­катом.

Оценка учению Шахматова о предложении вообще и коммуникации как его смысловой основе дана в статье академика В. В. Виноградова ««Синтаксис русского язы­ка» акад. А. А. Шахматова» ⁴, в которой правильно вскры­вается сущность шахматовской теории предложения.

Прежде всего правильно указывается на идеалистиче­ское толкование Шахматовым сущности коммуникации, которая рассматривается не как форма отражения дей­ствительности в сознании человека, а только как связь представлений безотносительно к связи явлений в природе

¹ Цит. по статье Е. С. Истриной «Вопросы учения о предложении по материалам архива А. А. Шахматова». См. «А. А. Шахматов», Сборник статей и материалов, изд. Академии наук СССР,М.—Л. 1947,стр.323—324.

² Л. Л. Шахматов, Синтаксис русского языка, стр. 19. ⁸ «К коммуникациям относятся не только пропозиции или суж­дения, но и всякие иные сочетания представлений, умышленно, с тою или иною целью приведенных нами в связь, например, сочетания, на­шедшие себе выражение в словах, как дома ли отец^ уходите! выпить бы чего, посидел бы ты с нами! Эти сочетания отличаются от суждения тем, что в них представления приведены в связь нарочитым актом не для утверждения чего-либо или отрицания, а в одном случае для вы-нуждения собеседника к тому, чтобы он высказал суждение, сочетав оба названных в вопросе представления, в другом случае для вынуж-дения или побуждения собеседника произвести то или иное действие (уходите! посидел бы ты с нами), в третьем — для обнаружения жела­ния говорящего (выпить бы чего)». (А. А. Шахматов, Синтаксис рус­ского языка, стр. 19—20.)

⁴ «Вопросы синтаксиса современного русского языка», стр. 75,

и обществе. «...Психологический акт коммуникации, — пи­шет А. А. Шахматов, — приходится признать результатом сложного процесса, состоящего вначале из движения воли, направленной к сообщению собеседнику сочетавшихся двух представлений, а затем в психическом анализе этих представлений...» '.

Субъективно-идеалистическое истолкование Шахмато­вым коммуникации вытекает из понимания им логики (в его терминологии—психологии) мышления и ее отли­чия от синтаксиса мышления. По его мнению, логика имеет в виду индивидуальное мышление и строит свои об­общения, исходя из наблюдения над проявлением душев­ной жизни отдельной личности, а синтаксис имеет дело с нормами, обязательными для каждого говорящего на этом языке, если он хочет быть понятым.

Такое понимание логики мышления исключает всякое объективное содержание любой мысли и коммуникации в частности.

В глубоком критическом разборе синтаксической си­стемы Шахматова, который дается В. В. Виноградовым, имеются замечания, носящие по крайней мере дискуссион­ный характер. Так, В. В. Виноградов считает порочным само стремление Шахматова выяснить сущность той об­щей формы мысли, которая составляет семантическую основу всякого предложения. Он пишет: «Между тем ги­потеза о том, что в основе решительно всех форм словес­ного выражения более или 'менее цельной или закончен­ной мысли лежит одна и та же коммуникация, Шахмато­вым ни в малейшей степени не доказана. Этому противоречит и модальное многообразие разных типов предложений» ².

Но многообразие -видов предложения, как и всякое другое многообразие, не исключает, а предполагает суще­ствование единства. Многое существует в едином, а еди­ное — только во многом. Нельзя отрицать существование единой формы мысли, лежащей в основе предложения, аргументируя многообразием предложений. Несмотря на то, что предложения многообразны, мы тем не менее все их называем предложениями, ибо они имеют между собой

¹ Л. Л. Шахматов, Синтаксис русского языка, стр. 20.

² В. В. Виноградов, «Синтаксис русского языка». акад. А. А. Шах­матова, «Вопросы синтаксиса современного русского языка», стр. 83.

нечто общее. Даже суждение, понимаемое в узко тради­ционном смысле, многообразно в своих формах, одно де­ло — условное суждение, а другое—разделительное, одна­ко логика всегда стремилась найти их общие черты. Почему же нельзя найти общее в тех многообразных фор­мах мысли, которые выражаются в предложении, и как-то обозначить его?

Заслуга Шахматова в теории предложения состоит именно в том, что он сделал попытку найти общую форму мысли, которая служит семантической основой всякого предложения и которая объединяла бы суждение в тради­ционном толковании, вопрос и побуждение. Он сделал попытку вскрыть ее сущность и структуру. Нахождением этого общего не исчерпывается задача исследования формы мысли, выражающейся предложением. Это только одна сторона дела — нахождение единого в многообраз­ном, необходимо еще проанализировать проявление этого общего в конкретных случаях, вскрыть специфичность от­дельных форм проявления этого общего — найти много­образное в едином.

Ошибка Шахматова состоит отнюдь не в стремлении найти общее в тех многообразных формах мысли, которые выражаются в предложении, а в идеалистическом пони­мании сущности этого общего и игнорировании выяснения специфики ее проявления в различных формах.

Необоснованным нам кажется отрицание того, что мысль, лежащая в основе предложения, имеет субъектно-предикатную форму. Некоторые полагают, что субъектно-предикатная форма не характерна для вопроса и побуж­дения. В действительности же, как мы старались пока­зать, субъектно-предикатная форма присуща всякой форме суждения, в том числе вопросу и побуждению.

Многие лингвисты настойчиво подчеркивали мысль, что сказуемое обязательно для предложения '. Утвержде-

¹ Так, А. Дмитревский писал: «Сказуемое есть неограниченный властитель, царь предложения: если есть в предложении кроме него другие члены, они строго ему подчинены и от него только получают свой смысл и значение... И само предложение есть нечто иное, как ска­зуемое или одно, или с приданными ему другими членами». (А. Дмит­ревский, Практические заметки о русском синтаксисе, М. 1882, стр. 24.) Е. Ф. Будде считал, что предложением можно считать такое словосо­четание, «в котором, есть сказуемое, т. к. сказуемое — самая главная часть предложения, и без сказуемого предложение перестает быть пред­ложением, т е. без сказуемого нет предложения». (Е. Ф. Будде, Основы

ние о том, что сказуемое обязательно для предложения, если под сказуемым понимать определенную грамматиче­скую категорию, имеющую смысл только тогда, когда есть подлежащее, вызывает сомнение, ибо в односоставных предложениях нет ни подлежащего, ни сказуемого. Когда некоторые лингвисты говорят, ччо сказуемое обязательно для предложения, то под сказуемым они имеют в виду логический предикат суждения. Субъект суждения может не быть выражен специальным словом, он может быть понятым из ситуации, из контекста, но предикат обяза­тельно находит выражение в специальном слове или группе слов. Это выражение предиката словом или груп­пой слов лингвисты неосновательно смешивали с грамма­тическим сказуемым, утверждая, что наличие сказуемого обязательно для предложения. Предикат суждения дол­жен быть выражен потому, что он содержит то, что уста­навливается суждением,— содержание знания о предмете. Говорящий должен передать, выразить содержание зна­ния о предмете; мысль о предмете, о котором что-либо устанавливается, может быть специально во внешней речи не обозначенной.

Наличие в предложении выражения предиката лиш­ний раз свидетельствует о том, что мысль, являющаяся семантической основой предложения, носит субъектно-предикатную форму. Вообще всякая относительно закон­ченная мысль, отражающая действительность, носит субъ-ектно-предикатную форму. Поэтому мы считаем, что Шах­матов прав, когда заявляет, что законченность мысли предполагает наличие субъекта и предиката.

Какова же точка зрения самого В. В. Виноградова по вопросу о природе формы мысли, выраженной в предло­жении?

В. В. Виноградов возражает против утверждения, что непосредственным назначением всякого предложения яв­ляется выражение суждения. Он обвиняет логику в том,

синтаксиса русского языка, Казань 1913, стр. 11) А. М. Пешковский о роли сказуемого в предложении писал: «Вот этот оттенок в слове, показывающий, что слово соответствует не представлению только, а целой мысли, называется в синтаксисе сказуемостью. Сказуемость — это грамматическая категория, и притом важнейшая из категорий, так как в ней тесно сцепляются речь с мыслью». (Л. М Пешковский, Русский синтаксис в научном освещении, Учпедгиз, М. 1938, стр. 172.)

12*

что она игнорирует различие между отдельными типами предложения. «Для логики даже в глагольном типе номи­нативного предложения не существенны основные грамма­тические категории времени, лица и наклонения, опреде­ляющие структуру предложения. Логика сводит к не­скольким обобщенным общечеловеческим схемам все живое многообразие типов предложения, резко отличаю­щихся друг от друга в разных языках мира. Грамматика же рассматривает формы синтаксического выражения мысли, чувства и воли во всех особенностях их конкрет­ного речевого строения, типичных для грамматического строя отдельных языков и их групп, семей, и предложение как предмет грамматического изучения обладает значи­тельно большим количеством специфически выраженных народноязыковых признаков, чем общечеловеческая фор­ма логического суждения. Анализ основных грамматиче­ских категорий, обнаруживающихся в строе предложения и определяющих его, например, категорий времени, мо­дальности, предикативного сочетания слов и т. д., пока­зывает специфику предложения, его коренные отличия от суждения, несмотря на тесную связь с ним. Суждение не может существовать вне предложения, которое является формой его образования и выражения. Но если суждение выражается в предложении, то это еще не значит, что назначение всякого предложения — выражать только суждение» ¹.

Мысль Виноградова, что назначение всякого предложе­ния выражать не только суждение, верна. Всякое предло­жение выражает суждение, но не только суждение. Логика не изучает особенности различных типов предложений, она анализирует формы мысли, лежащие в их основе. При этом нельзя ограничиваться только чрезмерным подчерки­ванием специфики мыслей, выраженных в разных типах предложения, что может привести к отрицанию единства между ними.

При решении вопроса о семантике предложений надо исходить из того, что смысловую основу предложения составляет суждение в какой-либо его форме: или сужде­ние-сообщение, или суждение-B'onpoc, или суждение-по­буждение.

¹ «Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 6—7. 332

Как хорошо известно, одно и то же суждение можно выразить по-разному, в различных предложениях. Ноне следует думать, что смысловое значение этих предложе­ний тождественно. Они тождественны только в том отно­шении, что основная мысль-суждение так или иначе нахо­дит выражение в них. Но в каждом из этих предложений, кроме выражения этого суждения, имеются еще другие смысловые значения, волевые и эмоциональные оттенки, выраженные специфическими приемами, с помощью кото­рых говорящий пытается выделить то или иное значение. Такими средствами являются смысловое ударение, паузы, порядок слов, интонации и т. д. Недаром говорят, чтобы стать хорошим педагогом, надо уметь одну фразу (напри­мер, «подойди сюда») произнести с двадцатью различны­ми оттенками.

Предложение есть форма реального существования суждения, а форма выражения суждения не является пас­сивной, не оказывающей влияния на суждение. Всякое новое выражение суждения связано с тем или иным но­вым пониманием, а всякое иное понимание означает пере­устройство мысли. Предложение, возникающее для выра­жения данного суждения, подчеркивает в, мысли одно и оставляет в тени другое, оно освещает суждение светом чувства, настроения, толкует, интерпретирует его. По­этому предложение нельзя считать внешним придатком суждения, которое, воплощаясь в предложении, находит в нем естественное завершение.

Суждение в предложении делается неизмеримо богаче и живее в смысловом отношении. Причем эти эмоциональные и волевые оттенки, которые имеют­ся в семантике предложения, связаны с общим смыс­лом выражающегося суждения, они осмысливаются и выступают как чувственная, индивидуальная окраска его. И здесь прав В. В. Виноградов, когда он пишет: «Ло­гика, изучающая формы и законы общечеловеческого мышления (а в мышлении и в содержании всякого пред­ложения обязательно имеется что-то общечеловеческое, а иначе оно не будет понято.— П. К.-), не интересуется ни эмоциональной и волевой стороной сознания, ни формами словесного выражения эмоций и волевых побуждений. Вместе с тем понятно, что выражение эмоций в языке не может не быть осознанным. Степень мыслительного, поня­тийного содержания в таком словесно-эмоциональном

выражении отчасти определяется характером и степенью его грамматической расчлененности» '.

Но В. В. Виноградов видит отличие мысли, содержа­щейся в предложении, от суждения не только в том, что мысль в предложении эмоционально, чувственно окра­шена, но также и главным образом в модальности, кото­рая якобы присуща мысли в предложении, но не присуща суждению. Он присоединяется к тому мнению, что инто­нация сообщения и предикативность, т. е. отнесенность высказываемого содержания к реальной действительно­сти, являются двумя специфическими особенностями пред­ложения ²,

Ничего нельзя возразить против утверждения, что со­держание предложения обязательно включает в себя отне­сенность к действительности, но было бы неверным ду­мать, что эта отнесенность высказывания к действитель­ности характерна только для предложения и составляет его специфическую особенность. В действительности же предикативность, отнесенность к действительности, составляет характерную особенность также и суж­дения как формы отражения действительности. Как мы уже указывали, суждение направлено на предмет, функция суждения состоит в том, чтобы верно отражать объективный мир; как отдельные элементы суждения, так и суждение в целом соотнесены с действительностью, в противном случае оно потеряет всякий смысл.

Конечно, суждение не существует без предложения, поэтому отнесенность высказываемого к действительно-

¹ «Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 12.

² «Общее грамматическое значение отнесенное™ основного содер­жания предложения к действительности,— пишет он,— выражается в синтаксических категориях модальности, а также времени и лица». Или: «Отношения сообщения, содержащегося в предложении, к дей­ствительности — это и есть прежде всего модальные отношения. То, что сообщается, может мыслиться говорящим как реальное, наличное в прошлом или в настоящем, как реализующееся в будущем, как жела-. тельное, требуемое от кого-нибудь, как недействительное и т. п. Формы грамматического выражения разного рода отношений содержания речи к действительности и составляют синтаксическое существо категории модальности. Категорией модальности определяются различия между разными модальными типами предложения. Кроме форм глагольных наклонений, категория модальности выражается также модальными частицами и словами, а также интонацией. Известно, например, слож­ное и тонкое разнообразие модальных красок инфинитивных предло­жений в русском языке». («Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 16.)

сти раскрывается в грамматических категориях — мо­дальности времени и лица. Но языковая оболочка суж­дения не создает соотнесенность мысли с действительно­стью, а грамматически выражает ее, усиливает ее различными эмоциональными и волевыми оттенками. В предложении предикативность получает свою экс­прессию.

Предложение настолько тесно связано с суждением, что в живом реальном процессе мышления человек не отделяет суждения от предложения, мыслит суждениями-предложениями, а не чистыми мыслями-суждениями.

Связь, единство суждения и предложения настолько тесны, что уяснение смысла суждения дает нам возмож­ность правильно грамматически построить предложение;

в свою очередь уяснение предложения и его структуры необходимо для выяснения смысла предложения, т. е. того суждения, которое выражено этим предложением. Возь­мем, например, следующее предложение: «Выступление товарища Н. в Ленинграде было встречено с восторгом». Из этого предложения, взятого вне контекста, неясно, идет ли речь о выступлении товарища Н. в Ленинграде или же о выступлении где-то в другом месте, а в Ленин­граде оно было встречено с восторгом—иными словами, неизвестно, куда относится слово «Ленинград», к субъ­екту суждения или к предикату.

Надо точно уяснить смысл суждения, найти его субъ­ект и предикат и так построить предложение, чтобы слу­шающий или читающий однозначно понял вас. Если речь идет о выступлении в Ленинграде, то это суждение можно выразить так: «Выступление в Ленинграде товарища Н. было встречено с восторгом», а если же мы хотим сказать, что это выступление в Ленинграде встречено с восторгом, то предложение может иметь следующий вид: «Выступле­ние товарища Н. было встречено в Ленинграде с во­сторгом».

Предложение, как некоторое грамматическое целое, служащее для выражения мысли, имеет свою грамматиче­скую структуру. Возникает вопрос об отношении струк­туры членов предложения к структуре суждения. В реше­нии этого вопроса лингвисты нередко склонялись к двум крайним точкам зрения.

Одни лингвисты, а вслед за ними и логики, отождест­вляли структуру предложения со структурой суждения,

изучали структуру предложения, подгоняя ее под струк­туру суждения Это наиболее древняя тенденция в теории предложения. Существует универсальная схема предло­жения и его членов, которая якобы применима для всех времен и всех народов, для всех языков мира. Эта схема сводится к следующему: каждое предложение имеет под­лежащее, сказуемое и второстепенные члены предложе­ния. Причем при определении этих членов предложения исходили не из грамматических, а из смысловых, логиче­ских критериев, растворяя грамматические категории в ло­гических. Так, подлежащее — это то, о чем говорится в предложении, а сказуемое — то, что говорится в предло­жении, дополнение — это другие предметы, кроме подле­жащего, и т. д.

Такое непосредственное выведение структуры предло­жения из структуры суждения неверно: оно ведет к искус­ственному подтягиванию всего разнообразия предложений во всех языках мира к одной универсальной схеме. В этом отношении нельзя не согласиться с В. В. Виноградовым, подвергнувшим резкой критике эту концепцию '. Совер­шенно верно указание В. В. Виноградова, что при этой концепции пропадают характерные признаки отдельных типов предложения, своеобразие их структуры в том или чном языке, исторические изменения в составе предложе­ния в данном языке. Особенно ненормальным является подведение всех предложений под некий универсальный, идеальный тип и рассмотрение всех остальных как откло­нение от нормы вследствие сокращения и опущения. «Даже в каждой реплике диалогической речи,— пишет В. В. Виноградов,— восстанавливались «опущенные» члены предложения. Например, в отрывке из «Пиковой дамы» Пушкина: «— Случай! — сказал один из гостей.— Сказка' — заметил Германн» — восклицательные предло­жения Случай! и Сказка! должны были «разбираться» гак: это (подлежащее) был (связка) случай (сказуемое);

по такой же схеме осмыслялся грамматический состав и предложения: Сказка!» ².

Основным пороком этой концепции является игнори­рование специфических особенностей языка. Члены предложения — не просто мысли (понятия), а имеющие

¹ См. «Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 5.

² Там же.

смысловое значение слова, которые сочетаются в предло­жении на основе законов данного языка, а не на основе только законов логики. Законы логики общечеловечны, они одинаковы для всех людей, стремящихся к достиже­нию истины, а формы слов и словосочетания специфичны для каждого языка.

О тождестве между частями суждения и членами предложения нельзя говорить хотя бы потому, что сужде­ние обязательно состоит из трех частей, предложение же может состоять из одного слова, а это значит, что каж­дой части суждения может не соответствовать отдельное слово в предложении.

Но неверной является и другая тенденция — отрыв членов предложения от частей суждения. Члены предло­жения, будучи синтаксическими категориями, основан­ными на формах слов и словосочетаний в данном языке, тесно связаны со структурой суждения. При расчленении предложения на части принимается во внимание и смыс­ловая сторона. По предложению и его структуре мы уяс­няем смысл суждения, которое выражено этим предложе­нием. Особенно это хорошо видно в процессе перевода с одного языка на-другой, например с иностранного на родной.

На основе анализа предложения иностранного языка, нахождения его членов мы уясняем смысл того суждения, которое выражено в этом предложении, определяем субъ­ект и предикат его. Уяснив суждение, мы выражаем его на нашем родном языке. По грамматическим категориям можно уяснить смысл суждения потому, что грамматиче­ские категории формировались для выражения наших мыслей, т. е. в определенной зависимости от логических категорий, в данном случае в зависимости от структуры суждения. Связь частей предложения с частями суждения специфична не только в каждом языке, но даже в одном и том же языке в различных типах предложения имеются свои особенности связи структуры суждения со структу­рой предложения. Задача науки состоит не в том, чтобы искусственно подводить эту связь под какую-то универ­сальную схему, и тем более не в том, чтобы игнорировать ее, а в том, чтобы изучать специфические формы этой связи в различных языках и в разных типах предложения в одном и том же языке.

Различие связи между частями суждения и членами предложения в разных языках можно показать на при­мере предложений русского языка.

Наиболее распространенной классификацией предло­жений в русском языке является деление Шахматовым всех предложений на две большие категории: односостав­ные и двусоставные. Односоставными называются пред­ложения, в которых сочетание субъекта и предиката ком­муникации находит себе соответствие в одном члене пред­ложения, выраженном большей частью одним словом. Член предложения, соответствующий по своему значению сочетанию субъекта с предикатом, называется главным членом односоставного предложения.

Недостаток шахматовского понимания структуры одно­составного предложения и ее отношения к структуре суж­дения состоит в стремлении подогнать структуру односо­ставного предложения к типу двусоставного предло­жения '.

Грамматические понятия «подлежащее» и «сказуемое» имеют свой смысл только относительно двусоставных предложений.

Вызывает возражение в связи с этим и его классифи­кация односоставных предложений на подлежащные, бес-подлежащные, вокативные и безличные. Это деление не выдержано по одному основанию, а главное, в качестве основания взят признак — наличие или отсутствие подле­жащего, категории, которая неприменима к односостав­ному предложению.

Толкование односоставного предложения как непол­ного двусоставного приводит к потере его специфичности, оригинальности выражения в нем суждения. От такого толкования многие советские лингвисты отказались. Глав­ный член односоставных предложений не является ни

¹ «Сравнительно,— пишет А. А. Шахматов,— со способами словес­ного выражения главных членов в двусоставных предложениях 1лавный член односоставного предложения может быть отождествлен формально или с подлежащим, или со сказуемым, причем, конечно, не следует за­бывать, что такое «сказуемое» отличается от сказуемого двусоставного предложения тем, что вызывает представление и о предикате и о субъек­те, между тем как сказуемое двусоставного предложения соответствует только предикату, а также, что «подлежащее» односоставного пред­ложения вызывает представление и о субъекте и о предикате, между тем как подлежащее двусоставных предложений соответствует только субъекту» (Л. Л Шахматов, Синтаксис русского языка, стр 50).

подлежащим, ни сказуемым, а оригинальной формой вы­ражения субъекга, предиката и связки суждения.

Разберем логическую природу некоторых типов одно­составных предложений. Прежде всего остановим внима­ние на так называемых номинативных предложениях. Этим термином лингвисты обозначают все односоставные предложения, которые выражают мысль о бытии, налич­ности, существовании названного предмета, явления или действия. Номинативные предложения выражаются име­нем существительным в именительном падеже (или коли­чественно-именным сочетанием, местоимением, числитель­ным). Номинативное предложение может состоять из одного слова и из словосочетания с именем существитель­ным как главным членом. Примеры номинативных пред­ложений: «Ветер». «Ночь». «Путевые огни». «Водокачка». «Тень семафора».

Подобного типа предложения, по мнению некоторых логиков, выражают какой-то один элемент суждения, чаще всего предикат суждения. Номинативные предложения образовались в результате того, что один из членов дву­составного предложения стал постоянно пропускаться, а со временем даже перестал подразумеваться. Такое предложение выступает как трансформация двусостав­ного.

Так, профессор П. С. Попов исходит из того, что если в предложении субъект суждения не нашел выражения в специальном слове, то его нет вообще, а существует толь­ко предмет суждения. «Без предмета суждения не может быть никакого предицирования, т. е., иначе говоря, ника­кого суждения, но это и значит, что имеется предмет, не получивший словесного выражения. Мы и настаиваем на том, что предмет суждения может порою не получать вы­ражения. Если же предмет получил свое выражение в суждении, то имеется субъект в формально-логическом смысле слова. Но ничего третьего тут нет и не может быть. Либо предмет не получил выражения в субъекте, тогда имеется лишь предмет суждения; либо логический субъ­ект, отражающий предмет, имеется в наличности, будучи выражен в суждении; тогда налицо и предмет суждения и отражающий его субъект (в том или ином его признаке);

этот субъект можно назвать чисто логическим субъектом в тесном смысле этого слова. Все остальное следует приз­нать формально-логическим мифом, а именно, будто

возможна такая ситуация: налицо предмет высказывания, выраженного же словесно в суждении предмета в виде особого элемента — нет, но все же имеется некий субъект, словами не выраженный. Тогда мы скажем: этот сло­вами не выраженный субъект и есть самый предмет высказывания, который раскрывается в сказуемом...» '

В качестве примера таких суждений, в которых есть предмет суждения, но нет субъекта суждения, П. С. По­пов приводит мысли, содержащиеся в текстах вывесок, за­главиях книг, статей и т. д. Он считает, что заглавия (например, «Анна Каренина») представляют собой назыв­ные суждения, но самого субъекта в тексте нет, а если нет субъекта суждения в тексте, то он отсутствует вообще, а есть только предмет суждения.

Недопустимо отождествлять члены предложения с чле­нами суждения, слова с понятиями. Единство языка и мышления нельзя понимать в смысле полного тождества их. Нельзя думать, что если в каком-либо предложении субъект суждения не нашел выражения в специальном слове внешней речи, то, следовательно, и в мысли, в самом суждении нет субъекта. Этот субъект может быть понят из ситуации, а это означает, что в мысли он обязательно есть (иначе не может состояться суждение) и выражается определенными, общепонятными средствами. В односо­ставных предложениях нет смысла говорить ни о подле­жащем, ни о сказуемом предложения.

Не предмет материального мира, обозначенный сло­вом, является субъектом суждения, а предмет, отра­женный в сознании и выраженный какими-либо сред­ствами. Предмет суждения сам по себе не входит в со­став суждения, ибо он не мысль, а объективная действи­тельность. Состав суждения образуют мысли: субъект, предикат и связка. Нет такого суждения, в котором бы были предикат, связка и предмет суждения, но не было бы субъекта. Для того чтобы предмет суждения вошел в суж­дение, его нужно мыслить, т. е. он должен стать субъек­том суждения.

Нам представляется, что номинативное предложение выражает суждение, но специфическим образом, отлично от того, как его выражает двусоставное предложение. Но-

¹ П. С. Попов, Суждение и его строение. «Философские записки», т. VI, стр. 79.

минативное предложение выражает связь субъекта и пре­диката не в форме связи между грамматической парой:

подлежащим и сказуемым, а одним главным членом вме­сте с такими средствами, как интонация и т. д., которые обозначают, что выражается не отвлеченное понятие, а суждение. Так, например, семантика слова «осень» отли­чается от семантики номинативного предложения «Осень!» и именно тем, что одно выражает отвлеченное значение, а другое — суждение. Когда мы имеем дело со словом «осень», то семантику этого слова составляет абстрактное обобщение «осень», в котором мы мыслим и выделяем об­щие признаки определенного явления в природе. Содер­жанием номинативного предложения «Осень!» является конкретное суждение, в котором конкретно утверждается об определенном состоянии в природе в определенное время. Данное суждение, составляющее смысловую ос­нову номинативного предложения, имеет назначение не обозначать признаки определенного явления природы, а конкретно утвердить, что данное явление природы сейчас имеет место в действительности. Для суждения харак­терна в отличие от значения слова конкретность, соотно­шение с конкретной действительностью, и это ярко выра­жено в содержании номинативного предложения. Посред­ством интонации, ударения, точки или восклицательного знака, который мы ставим после слова «осень», отме­чается, что в данном случае речь идет не о выражении понятия «осень», а о выражении конкретного суждения, говорящего о наличии определенного состояния в природе.

Среди лингвистов и логиков существуют самые различ­ные мнения по вопросу о логической и лингвистической сущности безличных предложений. Некоторые ученые (Гербарт, Тренделенбург, Марта) трактовали безличные предложения как одночленные суждения, возникшие в эпоху примитивного мышления. В основе безличных пред­ложений лежит суждение с одним предикатом. Гербарт и Тренделенбург объявляли имперсоналии несовершенными суждениями, остатками прежних форм. Брентано, наде­ливший первобытного человека одними представлениями, также считал возможным существование суждения без субъекта.

В советской литературе П. С. Попов придерживается взгляда на семантику безличного предложения, как на

суждение без субъекта. «Безличные суждения,— пишет он,— лучший показатель того, что суждение может быть бессубъектным, не теряя своей структуры как суждения;

бе.спредикатным же оно по существу никогда не может быть» ¹.

К взгляду, что в безличных предложениях выражено суждение с одним предикатом, можно прийти только на основе отождествления логического субъекта с граммати­ческим подлежащим предложения, игнорируя языковую специфику выражения суждения в безличном предло­жении.

Некоторые логики склонялись к тому, что суждения в безличном предложении имеют субъект и предикат. Но при этом указывали на неопределенность субъекта. Так, Вундт считал, что в безличном предложении выражается неопределенное суждение, неопределенным является субъект из-за его неустойчивого содержания. Зигварт, на­писавший специальную работу о безличных предложе­ниях ², подводит все безличные предложения под сужде­ние наименования. Он считает, что в основе безличных предложений лежит суждение с субъектом и предикатом, но субъект не всегда грамматически выражен. «Движение мышления в суждениях,— пишет он,— выражающих свойство или деятельность вещи, 'развивается отчасти так, что в сознании впервые появляется вещь (грамматиче­ский субъект), отчасти так, что впервые в сознании появ­ляются свойство или деятельность (грамматический пре­дикат). В первом случае свойство или деятельность спер­ва различаются, как составная часть данного сложного представления, а затем они наименовываются. Во втором же случае свойство или деятельность сперва воспринима­ются сами по себе и наименовываются, а затем относят­ся к вещи.

¹ П. С. Попов, Суждение и его строение. «Философские записки», т. VI, стр. 78. Или: «Безличные суждения, как известно, причиняют много хлопот синтаксису. В самом деле, где здесь подлежащее и есть ли оно? С логической точки зрения, наоборот, безличное суждение — наиболее прозрачный и поучительный для анализа случай. Из его рас­смотрения мы видим, во-первых, что не всякое суждение нуждается в понятии в том точном смысле этого слова, как об этом сказано выше. В суждениях типа «Больно», «Светает» нет разработанных понятий, но всегда есть предикат». (Там же, стр. 80).

² С/г. Sigwart, Die Impersonalien, Freiburg 1888.

Последнего акта — отношения к вещи — при опреде­ленных условиях может не быть. Этим объясняются так называемые безличные предложения» ^\.

Таким образом, и Зигварт склоняется к тому взгляду, что в безличных предложениях выражаются дефектные, неполноценные суждения, в которых не хватает акта от­ношения свойства или деятельности к вещи. Неверно утверждение Зигварта, что всегда сначала познается то, что выражается прилагательным или глаголом (свойст­во, деятельность и т. д.), а уже потом то, что выражается существительным (вещь или деятель). Сначала «бежит», а потом «заяц», сначала «там лежит», а потом уже «за­вядший лист». На самом деле может быть и наоборот:

сначала воспринимается предмет, а потом его свой­ство.

При решении проблемы логической природы безлич­ных предложений, как нам представляется, нужно исхо­дить из того, что никаких дефектных суждений нет, нор­мальный человек мыслит нормальными суждениями, и они могут выражаться в форме так называемых безличных предложений. Суждение, выраженное в безличном пред­ложении, как и всякое другое суждение, имеет субъект, предикат и связку. Так, в суждении «морозит» своеоб­разно выражена мысль о наличии определенного состоя­ния в природе. Эта мысль будет истинной, если она соот­ветствует действительности, т. е. если это явление в при­роде имеет место, и, наоборот, она будет ложной, если этого явления нет.

В безличном предложении, как правило, выражаются суждения о физическом состоянии природы, психологиче-ско-эмоциональных переживаниях человека, интеллек­туальном восприятии действительности и модально-воле­вых отношениях людей. Субъектом этих суждений являет­ся мысль о предмете (человеке и т. д.), который испыты­вает определенное состояние, а мысль о последнем обра­зует предикат суждения.

Эти суждения могут быть выражены предложениями другой конструкции, но форма безличного предложения имеет свои особенности, она может выражать то, что в форме другого предложения теряется, не находит отраже­ния. Безличные предложения обогащают наш язык такими

' Х- Зигварт, Логика, т. 1, Спб. 1908, стр. 66. 343

средствами, которые дают нам возможность выразить все оттенки и смысловое богатство нашей мысли, чувства, воли и эмоций, они раскрашивают нашу мысль, делают ее многоцветной.

В безличных предложениях суждение и его многочи­сленные смысловые оттенки выражаются не подлежащно-сказуемой конструкцией, а с помощью определенных слов и специальных конструкций. Так, в русском языке безлич­ные предложения образуются многообразно: из безлич­ных глаголов в форме третьего лица («вечерело», «чу­дится»), глаголов достатка и недостатка, из конструкции страдательного причастия, из инфинитивных конструкций, иэ именных предикативных слов и инфинитива, примыкаю­щего к ним. Все эти средства образовались для специфи­ческого выражения суждения, содержащегося в безлич­ном предложении.

Безличные предложения не равноценны. Одно дело безличное предложение «Морозит», другое дело — «Мне стало жаль ее». В последнем предложении субъект суж­дения выражен отдельным словом («мне»), и оно безлич­но только по форме (форма безличного глагола «стало»), а не по существу.

При анализе безличных предложений нередко их логи­ческое содержание отождествляется с грамматической формой. Когда анализируют предложение «Дождит», то говорят об отсутствии, неясности, неопределенности субъекта действия, неизвестно: кто дождит. Это предло­жение якобы выражает деятельность без деятеля, преди­кат без субъекта. В действительности же данное предло­жение выражает не мысль о том, что кто-то производит действие — дождит, а мысль об определенном состоянии в природе. Но эта мысль выражена в своеобразной грам­матической форме. Как возникла эта форма, почему в ней содержится оттенок мысли, который мы сейчас не имеем в виду (что это действие кто-то производит), эти вопросы должна в конце концов разрешить лингвистика. Н. Я. Марр, например, считал, что безличные предложе­ния возникали в те времена, когда люди населяли приро­ду духами и верили в то, что кто-то действительно дож­дит и морозит. Возможно, что эта грамматическая форма в свое время соответствовала содержанию мышления того времени и сейчас сохранилась только грамматическая

форма, которая наполнена другим содержанием. Совре­менный человек, когда говорит «дождит», не мыслит о деятеле, а только об определенном состоянии в природе. Отождествление грамматической формы с логическим со­держанием безличного предложения запутывает понима­ние сущности мысли, выраженной в нем.

Тот факт, что номияативные и безличные предложения выражают суждение, ни в коей мере не говорит о том, что логическая природа их абсолютно тождественна, сужде­ния бывают разные как по форме, так и по содержанию, по различным оттенкам мысли. Чтобы выяснить семанти­ку различных типов предложений, далеко не достаточно установить, что все они выражают суждения, необходимо еще выяснить специфические особенности их семантики. И здесь нужно идти не столько от логической структуры суждения к структуре предложения, а главным образом от структуры предложения восходить к логической природе суждения, выражаемого в нем. Но, кроме этого, нужны лингвистический анализ различных типов предложения и выяснение, как в них конкретно выявляется логическая природа суждения. К сожалению, ни лингвистика, ни логика еще в достаточной мере не проделали этой работы.

В двусоставных предложениях суждение, связь субъек­та и предиката в нем выражаются иначе, чем в односо­ставных. В двусоставных предложениях грамматический центр состоит не из одного слова, а из конструкции: «под­лежащее — сказуемое». Связь «подлежащее — сказуе­мое» образует такой грамматический центр, вокруг кото­рого группируются все остальные слова, вступая между собой в определенные синтаксические связи. С помощью этого центра выражается основа суждения, связь субъек­та и предиката в нем, а предложение в целом выражает все содержание суждения со всеми его оттенками и смы­словыми красками. Возьмем, например, предложение:

«Красивая серая лошадь, подгоняемая усатым ямщиком, быстро бежит по ровной дороге в город». «Лошадь» — под­лежащее, «бежит» — сказуемое. «Лошадь бежит» — эта связь подлежащего и сказуемого выражает не все сужде­ние, а часть его; через сочетание подлежащего и сказуе­мого выражается субъектно-предикатная форма связи мыслей в суждении.

13 Мышление

Все остальные слова группируются вокруг этого цент­ра, завися грамматически от того или другого главного члена:

Связь этих слов, называемых второстепенными члена­ми предложения, с главными членами (подлежащим и сказуемым) выражает связь мыслей, имеющуюся вну­три суждения, связь внутри субъекта и внутри преди­ката. Если брать суждение в развитии, то можно увидеть, что. эти связи внутри субъекта и предиката также некогда имели субъектно-предикатную форму, но в дальнейшем развитии их субъектно-предикатная форма стерлась, ибо они стали выражать знание, установленное в прежних суждениях. Понятие «красивая, серая лошадь» является результатом ряда суждений. Изменение логических свя­зей между мыслями привело и к изменению синтаксиче­ских связей между словами: предикативная конструкция с подлежащим и сказуемым «лошадь — красивая» превра­тилась в атрибутную — «красивая лошадь».

На этом примере мы еще раз убеждаемся, что синтак­сические отношения между словами в предложении связа­ны с логическими отношениями между мыслями в сужде­нии, предикативная связь между главными членами пред­ложения выражает связь субъекта с предикатом в сужде­нии. Однако эту связь нельзя абсолютизировать. Подлежа­щее не всегда выражает субъект суждения, а сказуемое — предикат, поэтому нельзя согласиться с И. И. Мещанино­вым, когда он пишет: «Синтаксическими выразителями субъекта и предиката в предложении оказываются подле­жащее и сказуемое...» *. Или: «В позиции только главного члена предложения выступают подлежащее и сказуемое. Являясь выразителями членов коммуникации, субъекта и

¹ И. И. Мещанинов, Члены предложения и части речи, изд. Ака­демии наук СССР, М.—Л. 1945, стр. 169.

предиката, они, в случае своего наличия в предложении, оказываются носителями основных понятий высказы­вания» ¹.

Это утверждение, сделанное без всякой оговорки, не­верно. Синтаксические связи формируются, несомненно, в зависимости от логических, но не следует их отождест­влять, отрицать относительную самостоятельность каж­дой. Нельзя забывать, что члены предложения имеют свои формально-синтаксические критерии. Грубо, упрощенно для русского языка эти критерии выглядят так: подлежа­щее — имя существительное в именительном падеже, свя­занное грамматически со сказуемым, которым оно опре­деляется; сказуемое, как правило,— именная форма гла­гола, согласованная с подлежащим в лице, числе, а в прошедшем времени — ив роде; дополнение — существи­тельное или часть речи, его заменяющая (прилагательное, причастие, инфинитив), обязательно в косвенном падеже с предлогом или без предлога; определение—имя прила­гательное (или счетное местоимение, причастие), согла-суемое в роде, числе и падеже с именем существительным или другой частью речи, его заменяющей, обстоятельст­во — наречие или деепричастие, не согласуемые и не управляемые, но примыкающие к другим словам (сказуе­мому, определению или другому обстоятельству).

Члены предложения как слова имеют определенную связь со структурой суждения и формировались для выра­жения его, но они имеют и свою специфику. Подлежащее чаще всего находится среди слов, которые выражают субъект суждения, а сказуемое — среди слов, которыми выражается предикат, так обстоит дело в предложении «Красивая серая лошадь быстро бежит в город по ровной дороге». Но подлежащее — только одно слово, выражаю­щее субъект. Грамматическое подлежащее может нахо­диться среди тех слов, которыми выражается предикат, а дополнение может быть выразителем субъекта. Напри­мер, в предложении «Молодого радиста не брал ни один корабль» дополнение «молодого радиста» выражает субъект суждения, а подлежащее «корабль» находится среди слов, которыми выражается предикат. - Такое несоответствие между членами предложения и частями суждения объясняется тем, что различны

¹ И, Ц, Мещанинов, Члены предложения и части речи, стр. 167. 13* 347

критерии для определения их. При разбивке суждения на части (субъект, предикат и связку) исходят из его смысла, а при нахождении членов предложения — из формаль­ного, синтаксического критерия: ищут слова определенной формы. При нахождении субъекта суждения мы берем во внимание не только один момент — субъект суждения вы­ражается словом или группой слов, среди которых долж­но быть имя в именительном падеже, но и все другие мо­менты: порядок слов предложения, логическое, смысловое ударение, предшествующие предложения (фраза в кон­тексте), и определяем мысль о предмете. При определении же подлежащего предложения во внимание берется толь­ко один формальный грамматический критерий. Субъект суждения определяется для уяснения смысла суждения. Нахождение подлежащего помогает уяснить смысл сужде­ния, ибо, как правило, оно служит для выражения субъекта суждения. Но найдя одно подлежащее, мы еще не можем определить субъект суждения. Только уяснив структуру предложения в целом и его место в системе других пред­ложений, можно понять смысл выраженного в нем суж­дения, определить его субъект, предикат и связку.

При решении вопроса об отношении суждения и пред­ложения нельзя не сказать несколько слов о логической основе так называемых неполных предложений.

Неполные предложения советские лингвисты рассмат­ривают не как какие-либо дефектные, не укладывающие­ся в рамки «нормального» двусоставного предложения, а как «особые живые структурные типы высказывания раз­говорной, по преимуществу диалогической, формы ре­чи...» '. В неполном предложении в отличие от полного не выражены все части суждения, поэтому, беря это предло­жение вне контекста и ситуации, нельзя уяснить сужде­ния. Только рассматривая его в совокупности, в контексте с предыдущим и последующим, уясняя ситуацию, интона­цию и жесты, можно понять суждение, которое хотели в нем выразить. Например, в группе предложений- «— Де­нег-то сколько, трудов сколько!— Чего трудов? — спро­сил кто-то, сразу не поняв смысла ее слов. — Обратно по­строить все,— просто сказала женщина» {Симонов, Дни

¹ И А. Попова, Неполные предложения в современном русском языке, «Труды института языкознания», т. II, изд. Академии наук СССР, М. 1953, стр. 20,

и ночи) — выражено суждение: «Обратно все построить, нужно много денег и трудов». Но это суждение выражено своеобразно. Сначала женщина пыталась его выразить одним восклицательным предложением: «Денег-то сколь­ко, трудов сколько!», полагая, что субъект понятен из си­туации. Второе неполное предложение: «Обратно пост­роить все», выражает субъект суждения.

Содержание предложения: «Обратно все построить нужно много денег и трудов», не тождественно совокуп­ности тех неполных предложений, которые приведены вы­ше. Суждение, выраженное совокупностью неполных предложений, имеет свою эмоциональную окраску, оно освещено живым чувством произносящего, чего нет, ко­нечно, в эпически спокойном предложении: «Обратно все построить нужно много денег и трудов». Поэтому непол­ные предложения необходимы для общения людей меж­ду собой, они обогащают средства выражения суждения, с их помощью можно выразить также оттенки мысли, ко­торые теряются в других формах, особенно велико их зна­чение в художественной литературе.

Близки к неполным предложениям высказывания, ко­торые некоторыми лингвистами называются эквивалента­ми предложения. Сюда относятся- все междометия, не за­меняющие собой глаголов («Увы!», «Ах!»), отдельные словосочетания, заглавия книг, статей, названия разных учреждений, обществ. Эти высказывания, взятые изолиро­ванно, не выражают собой суждения, но в контексте с учетом ситуации, вместе с другими предложениями они служат для выражения определенного суждения; некото­рых оттенков мыслей в нем. Так, например, надпись «Книжная лавка», вывешенная в определенном месте, вы­ражает суждение: «Здесь — книжная лавка». Если эта надпись соответствует действительности, т. е. здесь в са­мом деле продают книги, то суждение, выраженное ею, истинное, а если не соответствует — ложное.

Словесное предложение является основным средством, формой выражения суждения. Но не следует думать, что никаких других форм быть не может. Суждение может быть выражено в форме математической символики:

Y=XZ, в форме таблиц, графиков и т. д. Академик В. С. Немчинов указывает, что статистическая таблица является своеобразной формой выражения суждения. «Сущность же статистической таблицы,— пишет он,—

состоит в совокупности суждений, выраженных не слова­ми, а числами. Как и всякое логическое предложение, статистическая таблица имеет свое подлежащее и сказуе­мое.

Название отдельных единиц наблюдений или их сово-купностей составляет содержание подлежащего таблицы. В основе подлежащего лежит группировка объектов и раз­бивка их на одновидные и однородные части. Характери­стика же этих групп объектов или единиц наблюдения составляет содержание сказуемого. В сказуемом эти груп­пы или единицы наблюдения характеризуются в отноше­нии их существенных черт или характерных признаков..» '

Язык как средство выражения мысли имеет свои осо­бенности. Слова и фразы, как говорят семантики, полны эмоциональных выражений, чарующих звуков, возвышен­ных звучаний, неопределенных и расплывчатых терминов. Эмоциональная окрашенность, эффективность, многознач­ность слов и предложений, с одной стороны и в одних усло­виях, способствуют более адекватному и всестороннему выражению мысли, с другой стороны и в других условиях, мешают взаимопониманию. Семантики правы, когда они говорят, что точность в языке имеет первостепенное зна­чение, что самые великие идеи, самые возвышенные идеа­лы теряют свое значение, если их передавать не точно. Требование семантики установить точную однозначную научную терминологию правильно, и многие мыслители прошлого еще задолго до них проводили эту мысль.

Но спекулируя на отдельных недостатках живого, «естественного», языка, семантики развивают порочную идею полной замены в науке языка слов и предложений искусственным языком, подобным символическому языку современной математики. Эту мысль настойчиво проводит С. Чейз. Основываясь на неправильном понимании сущ­ности языка и его отношения к мышлению, на положении, что структура языка должна соответствовать физической структуре мира, Чейз ставит явно порочную и неосущест­вимую задачу создания языка, «структура которого была бы тождественна структуре нашего нервного состояния и окружающего нас мира»². Семантики всячески прини-

¹ В. С. Немчинов, Сельскохозяйственная статистика, Сельхозгиз, М. 1945,стр. 23.

² St. Chase, The Tyranny of Words, New York 1938, p. 81—82.

жают роль средств языка, считая их непригодными для точного выражения мыслей. Слова и грамматические ка­тегории указывают на связь наших мыслей с объектив­ной действительностью, они носят предметный, вещный характер. Изгоняя объективное содержание из суждений, они ведут борьбу против языка, слов и предложений, в которых предметный характер нашего мышления находит яркое выражение.

Язык является важнейшим средством выражения суж­дений, с которым не может соперничать никакой искусст­венный язык символов, графиков и таблиц. Но в мышле­нии мы должны использовать все богатства средств выра­жения суждения, накопленные историей человечества. Математическая символика, графики, таблицы обогащают наши средства, они возникают из потребностей развития наук и, примененные в своем месте, имеют свои преи­мущества в сравнении со словесным языком. Применение символики, графиков и таблиц в особенности способст­вует развитию таких наук, как математика, физика, хи­мия и различные технические науки. Преимуществом символики является строгая однозначность; символ не имеет никакого другого собственного значения, кроме то­го, которое связывается с ним в той или иной отрасли на­учного знания. Символика позволяет вычленить какую-то одну сторону и всегда имеет в виду тол