Аннотация 10 page

– Спасибо, бокал красного вина.

Для начала.

Все уже давно разошлись, а они все сидели у стойки. Лео дал волю своей новоприобретенной слабости к алкоголю, Амелия не отставала от него. И с каждым стаканом Амелия делалась все смелее, а сопротивление Лео все слабело. Ему легко с этой девушкой. И она такая красивая, черт бы вас всех побрал. А Элени мертва. Ее больше нет. И как долго она собирается держать его на поводке? Лео неожиданно обнаружил в себе неудержимое желание вырваться, обзавестись новой привязанностью, да что там, его просто влекло к Амелии. Хотелось ощутить прикосновение женской кожи, забыть обо всем, и в первую очередь об отчаянии, ставшем привычкой.

Амелия быстро наклонилась к нему, неуверенно поцеловала в губы, и, к ее изумлению, Лео не просто ответил, он набросился на нее, точно оголодавший на хлеб. Один поцелуй – и смерч желания смел остатки тоски.

И вот Лео уже парит в воздухе, абсолютно свободный от всего. Темные стены пивной расступаются, и они плывут над душистыми сияющими лугами. Рука его скользит по ее талии, забирается под ткань, исследует плавный изгиб спины. Кожа у нее теплая и гладкая, словно прибрежный валун, отполированный морем и согретый солнцем. В его прикосновениях столь жадное нетерпение, что она отстраняется, вытаскивает его на улицу и ловит такси. И вскоре они уже падают на кровать в ее квартире.

Задыхаясь, они лежали рядом – Лео, перепутавший любовь с вожделением, и Амелия, потрясенная тем, что исполнились самые смелые ее фантазии. Жар первых сексуальных ласк окрасил настоящее и будущее для них в интенсивный розовый цвет. Постепенно пульс утихомирился, и Лео охватила потребность выговориться. Он хочет, чтобы она знала о нем все, включая его отчаяние.

И он говорит, говорит не умолкая. Рассказывает историю своих отношений с Элени, от первой встречи до трагической развязки, от первого поцелуя до страшной сцены похорон.

Амелия шокирована – нет, не рассказом Лео, а стремительностью, с которой он обнажается, срывая с себя покров тайны. Когда же он умолк, она испустила тяжкий вздох, полный грусти разочарованной женщины. И вздох этот сказал Лео, что их отношения закончились, не успев начаться.

История с Амелией выжгла в Лео надежду. Он клял себя за то, что так быстро и безоглядно влюбился, а ее – за безжалостную честность. Но, перебирая события той ночи, Лео понял, что, в сущности, он предложил девушке познакомиться с трупом Элени. И что ей оставалось? Он весь пропитался запахом Элени, он – подержанный товар. Ханна права, он не способен контролировать свои чувства, которые всегда через край. Но в этот раз он еще и выставил себя полным идиотом. Почему он не может принимать вещи такими, какие они есть?

Амелия вела себя как ни в чем не бывало, и, постоянно сталкиваясь с девушкой в лаборатории, Лео не чувствовал ничего, кроме сожаления и жалости к себе. Однажды он поймал ее взгляд, но она быстро отвела глаза, а он попытался представить, что Амелия о нем думает…

Лео окончательно ушел в себя. Посмотрела бабочка одним глазком на жалкий мир – и решила не вылупляться. Остаться в куколке.

Запись со спариванием в воздухе Королевы Элени Лео принес домой, чтобы спокойно поработать, не ежась под разочарованными взглядами Амелии. Под музыку Пуччини он просматривал материал снова и снова. Настоящий балет, чистый и невинный. Прикосновение к вечности, рай, как его описывал Роберто. Муравьи в раю. Они с Элени тоже побывали в раю – в те редкие моменты, когда любовь освобождала их от земного притяжения и они вырывались за пределы своей смертной оболочки.

Регистрируя видеозапись в архиве Института зоологии, Лео спросил себя, а сколько, интересно, вот таких мгновений полного освобождения уже зафиксировано? На глаза ему попалась надпись «Дикая природа и любовь». Лео взял кассету и отправился в просмотровый зал.

Сцены любви открывали морские коньки. За ними следовали гиены. Саламандр сменяли слоны, пауков – львы. Животные совокупляются, Вселенная расширяется, и во всем этом внезапно проскальзывает что-то унизительное. Спаривающиеся рептилии и млекопитающие напоминали Лео кое-кого из его друзей. Вот самцы, у которых по шесть партнерш, вот самки, которые после сношения откусывают возлюбленному голову, а вот эти животные проходят тысячи миль, дабы обрести самца, а эти стараются показать себя во всей красе, как павлины, а у этих развитый этикет, они красиво ухаживают… Некоторые же пары живут вместе всю жизнь.

Так у Лео появилась новая страсть. Теперь ему есть чем заполнить свой блокнот. И вскоре страницы уже пестрели описаниями актов любви и иллюстрациями к ним (некоторые Лео не стеснялся выдирать из книг). Их дополняли цитаты. И во всем этом незримо присутствовала Элени. Очень быстро блокнот стал для Лео другом и наперсником.

В декабре в его жизни вновь появилась Ханна. У нее состоялся телефонный разговор с расстроенным Чарли. Обсуждали, разумеется, Лео. Чарли очень беспокоился за приятеля: Лео превратился в настоящего затворника, только и делает, что читает любовную литературу и смотрит видео про диких зверушек. А всю осень он занимался тем, что ловил на лету падающие с деревьев листья. По его словам, существует некое поверье, что, поймав лист, пока тот не коснулся земли, ты спасешь чью-то душу. А еще Лео разговаривал с мухой и называл ее Элени. Молчалив, нелюдим, уборкой вообще не занимается. Уже восемь месяцев прошло, а все никак не придет в норму. И съезжать, судя по всему, не собирается.

– Ханна, я бы его попросил переехать, – смущенно признался Чарли, – но мне ужасно неудобно.

^[23]

Появление Ханны обставлено было эффектно. Ворвавшись в квартиру Чарли, она схватила Лео за руку и поволокла к двери.

– Все, несчастный обалдуй, мы идем в гости. Нас ждут на рождественской вечеринке. Кстати, когда ты переедешь? Сними наконец конуру для себя одного. Чарли уже осточертело твое самобичевание. Перестань жалеть себя и начинай жить.

– Он мне ничего не говорил.

– Зато мне говорил. Давай, подсуетись, подыщи себе местечко. Самое время. Накинь на себя что-нибудь, на улице дождь.

Лео натянул зеленый плащ, и в следующий миг его выпихнули за дверь.

– Так чем я навлек на себя твою немилость?

– Сам напросился. Поговорим, дескать, честно, в открытую. Вот и добился своего. Кстати, насчет откровенности. Ты хорошо знаешь Амелию, с которой переспал? По-моему, она богатенькая дрянь.

– Ты что, ревнуешь? – поддразнил Лео и тут же пожалел.

– Ревную? Да я просто вне себя. Все бы отдала, только бы послушать твои излияния на любимую тему.

– Господи, неужели она и об этом рассказала?

– Милая девушка, правда? И давай условимся раз и навсегда. Я тобой не увлечена. И не была никогда. И не буду.

Лео все не мог прийти в себя. Они стояли на автобусной остановке под окнами квартиры Чарли. Лило как из ведра. Лео развернулся и шагнул к подъезду.

Но Ханна заступила ему дорогу и в упор посмотрела на него:

– А как мои дела, не поинтересуешься?

– Нет.

– Спасибо, что спросил. Дела мои неважные, Лео. И даже более чем. – Ханна внезапно вцепилась в мокрый воротник зеленого плаща Лео и с силой тряхнула. – Мой отец болен. Он перестал есть. Врачи не понимают, что с ним. Когда умерла мама, меня мучили кошмары, что и с отцом что-то случится. Если человек умирает от рака, существует вероятность, что и его близких постигнет та же участь. Доктора не говорят, что у папы рак, но я это чую. Он при смерти.

Ханна всхлипнула.

Лео мягко высвободил воротник и обнял девушку. Мимо пронесся грузовик, окатив их целым фонтаном воды.

И почему за рулем грузовиков столько болванов?

– Давай вернемся домой и поговорим, – предложил Лео.

– Нет, – решительно отказалась Ханна. – А то совсем раскиснем. Мне надо тряхнуть костями. Забыться в танце, как говаривал папа после маминой смерти. Он включал музыку на полную катушку, и мы с ним танцевали около дома. Чтобы стало веселее на душе.

– И как, помогало?

– Только пока танцуешь.

Насквозь промокшие, они добрались до маленького домика в Килберне, примечательного лишь тем, что окна в нем вместо штор были занавешены одеялами. Глухой нудный ритм сотрясал стены. На звонок никто не ответил, и Ханна приподняла крышку над щелью для почты. Наружу вырвался клуб дыма.

– Правда, студенческие вечеринки – это нечто? – весело вопросила она.

Они обошли кругом и через дверь черного входа, распахнутую настежь, вошли в дом. Ханна потянула Лео в глубь квартиры мимо пьяных парочек, скрученных в узлы. В гостиной публика с отсутствующим видом раскачивалась в такт ритму. Ханна тут же присоединилась к танцующим. Ее энергия пробудила остальных, придала живости их движениям. Прислонившись к стене, Лео наблюдал за ними. Из головы не шли слова Ханны. Постояв немного, он пробрался на кухню и налил вина. Но выпить ему не удалось: только он поднес стакан ко рту, как его сильно толкнули в спину. Лео резко обернулся.

– Смотри, куда идешь… – начал было Лео и тут узнал Стейси. – Эй, что с тобой?

Девушка молча проскочила к черному входу, лицо ее было мокрым от слез. Лео бросился за ней.

– Стейси, ты в порядке? – Он коснулся ее руки. – Что случилось?

– Это все из-за Роберто, – всхлипнула Стейси. – Приволок с собой какую-то телку и начал ее лапать прямо у меня на глазах.

– Да? Что это ему в голову взбрело? По-моему, непохоже на него.

– Еще как похоже. Для него не существует верности. По философским причинам. Это у него такое испытание для меня. Чтобы я во всем походила на него. И уже не в первый раз. Задолбал! Да еще выставляет меня на посмешище. С меня хватит! Видеть его больше не могу.

Стейси достала платок и высморкалась.

– Тебя проводить?

– Нет. Мне сейчас лучше побыть одной.

Стейси растворилась в ночи, а Лео отправился на поиски Роберто. В коридоре он наткнулся на Криса, своего университетского приятеля, изрядно смахивающего на гигантского хомяка. Они перекинулись парой слов, и почему-то разговор сразу свернул на Элени. Лео был рад собеседнику, хоть и приходилось перекрикивать музыку. Они устроились на лестнице, и Лео принялся рассказывать, что задумал исследование о любви. Это помогает не забывать об Элени.

– Понимаешь, я веду записи, – старался он перекрыть грохот. – Поначалу все это носило случайный характер, но постепенно стала вырисовываться система. В основе всего, будь то поведение мельчайшей частицы, миграция животных или движение звезд, лежит одна фундаментальная эмоция…

Друзьям Лео давно уже надоел подобными монологами. Вот и Крис внезапно поднялся.

– Знаешь чего, дружище? Ты просто псих. Вокруг все веселятся, а ты все о смерти. Все твои друзья говорят, что с тобой неладно, только боятся тебе сказать. Ты бы обратился к психотерапевту. Серьезно. А со мной про Элени разговаривать бесполезно. Толку никакого. Ты уж извини…

С этими словами Крис нырнул в толпу.

Лео разозлился на себя. Нашел место и время для задушевных излияний. За его спиной раздался знакомый голос:

– Привет, Лео.

Лео обернулся. По лестнице спускался Роберто.

– Роберто, что происходит? Я только что видел Стейси… – Заметив Камиллу, он замолчал.

– Камилла, это Лео.

– Я помню тебя по семинару, – улыбнулась девушка.

Набычившись, Лео перевел взгляд на Роберто.

– Все в порядке, – успокаивающе сказал тот. – Камилла в курсе. И не волнуйся насчет Стейси, она просто ревнует. Со временем, надеюсь, она справится с этим мелким чувством. Ты лучше скажи, как твои дела?

Роберто протянул руку, и Лео машинально пожал ее.

– Да брось, Лео, жизнью надо наслаждаться. Не злись на меня.

– А что другие страдают из-за тебя, тебе плевать? – обрел дар речи Лео.

Роберто пожал плечами:

– Я никого не заставляю страдать. Если она расстроилась, это ее дело. Ты плохо усвоил материал, Лео. Все вокруг равно по своему значению, нет событий более важных и менее важных. Ко всему на свете мы должны относиться с равной любовью. Полагаю, Камилла со мной согласна.

Камилла кивнула.

– И ты никого не выделяешь? – уточнил Лео.

– Так ведь каждый хорош по-своему. Все мы части одного целого. – Роберто улыбнулся, обхватил голову Лео и крепко поцеловал в губы.

Тот ошеломленно замер.

Рядом раздался нервный смешок Камиллы.

Лео оттолкнул Роберто:

– Какого хрена ты делаешь?!

– Пытаюсь кое-что доказать.

– Доказать?

– Верности как таковой не существует. Точно так же, как не существует гомо- и гетеросексуальности. Все это концепции, придуманные человеком. Они только ограничивают наш бесконечный потенциал. Мир, Вселенная даны нам, чтобы наслаждаться. Следует упиваться чувствами, черпать блаженство из каждого источника. Я люблю тебя, Лео, как люблю Стейси, как люблю Камиллу.

Роберто повернулся и поцеловал Камиллу.

– И вот эти… обои ты любишь в равной степени. Ты ведь к этому клонишь? – осведомился Лео.

– Правильно, – расхохотался Роберто.

Лео сидел в маленькой комнате на втором этаже. Загнала его сюда паника, смешанная с отвращением. В комнате было темно, на диване грудой свалена верхняя одежда, на которую, закрыв дверь, и повалился Лео. О бумажный абажур потушенной лампы с шелестом билась бабочка, не находя себе места во мраке. Такой же мрак царил у Лео на сердце. Все в нем перегорело, остались только потемки и зола. Даже угольки безумия потухли – теперь он четко сознавал, что Элени ушла навсегда. Мертвые живы только в головах у сумасшедших. А он еще и теоретический базис подводил – прямая дорога в психушку. Теперь все это в прошлом. Впереди же пустота. Вечная пустота. Но вместо того, чтобы чувствовать себя частью этой вселенской пустоты, как учил Роберто, он чувствовал себя одиноким и потерянным. Даже бабочка затихла, выбившись из сил.

Внезапно распахнулась дверь и в прямоугольнике света возникла парочка. Им не было дела ни до Лео, ни до бабочки. Парочка ввалилась в комнату, мужчина пинком захлопнул дверь и прижал к ней девушку. В темноте слышались лишь звуки поцелуев да шорох одежды.

– Здесь кто-то есть, – вскрикнул женский голос.

Дверь снова открылась, впуская свет.

Лео смотрел на Ханну, она на него.

Тишина. Надежды гибнут беззвучно.

Бабочка летит на свет к выходу.

– Извини. Я искал свой плащ, – выдавил Лео, с трудом выкарабкался из груды одежды и протиснулся в дверь.

Дома он нашел блокнот, выскочил к автобусной остановке и выбросил блокнот в урну.

Наутро он позвонил своему врачу и попросил телефон психотерапевта. Врач порекомендовал миссис Шарлотту Филипс.

Если бы марципан вдруг ожил, голос у него был бы точно такой. Растянутые гласные плавают в сахарном сиропе. Нотки профессионального сочувствия добавляют еще приторности. Таким тоном разговаривают с больным ребенком.

– Как ужа-а-а-асно. Вам, должно быть, о-о-очень пло-о-охо.

Разумеется, Шарлотта Филипс сама перенесла тяжкую утрату и решила посвятить свою жизнь делу помощи другим несчастным. Как ей удалось добиться от него согласия на личную встречу, Лео не понял, но дело сделано – он угодил в ее приторно-липкую западню. Лео положил трубку, и перед глазами его нарисовалась дикая картина: он лежит голый на холодной клеенке кушетки, а миссис Филипс мясницким ножом вскрывает ему грудную клетку, чтобы «ра-а-а-азобраться в его стра-а-а-аданиях».

Нет уж, как-нибудь сам разберется. Вечером он снова позвонил психотерапевту, очень надеясь, что попадет на автоответчик и в два счета отменит встречу.

К телефону подошли не сразу.

– Алё, – раздался тоненький голосок.

– Привет, – разочарованно ответил Лео. – Могу я поговорить с миссис Филипс?

– А мне уже три с половиной, – гордо сообщил голосок.

– Неужели?

– Целых три с половиной. А тебе?

– Больше, чем было вчера… Можешь передать маме сообщение? – с надеждой спросил Лео. – Передай ей, пожалуйста…

– Меня зовут Дженни, а тебя?

– Мистер Дикин.

– Папа говорит, что мама возится с психами. Ты псих, да?

– Послушай, Дженни, могу я поговорить с твоей мамой?

– Мама, мама, тебе звонит какой-то мистер дикий псих.

На заднем плане послышался голос Шарлотты:

– За-а-а-айка, это плохо-ое слово.

– Мама, а ты вылечишь мистера дикого психа? – успела спросить Дженни, прежде чем у нее отобрали трубку и влили в нее поток велеречивых извинений.

Стоило Лео заикнуться об отмене встречи, как на него излили новую порцию слов. Это так типично – назначить сеанс, а потом отменить. Хотя людям нечего бояться. Ведь причина депрессии уже ясна, не надо копаться у пациента в подсознании и затрагивать его интимную жизнь и детские страхи. Просто Лео представляется возможность обсудить, что он чувствует в данный момент, с человеком, у которого есть соответствующий опыт. Он может быть уверен: точно такие же приступы панического страха, злости, тоски и поисков испытывают все, кто потерял близких.

– Поисков? – переспросил Лео.

– Да. Бесплодных поисков умершего. Люди утрачивают всякий интерес к обыденным занятиям, их сознание всецело занимает ушедший человек. Приемные дети ищут своих настоящих родителей, вдовы часами сидят в любимом кресле покойного или постоянно наведываются на его могилу, усопший по-прежнему присутствует в их жизни, некоторые даже ведут с ним беседы. Вполне естественные явления истолковываются как знаки с того света. И это нормально. Со временем все эти симптомы пройдут и вы увидите свет в конце туннеля.

Но Лео как раз и боится, что «симптомы пройдут». Свет прогонит тени, и Элени исчезнет даже из его снов. Пусть по пятам миллионов людей следуют ангелы, пусть в шуме города им чудятся голоса мертвых, пусть в падающих листьях и скрипе лестницы они видят знамения с того света, все равно лечение миссис Филипс куда страшнее. В этом он убежден.

– Позвольте вам помочь, – продолжала настаивать Шарлотта.

Но в ее голосе Лео слышалась пустота.

– Если передумаете, все, что надо, – лишь позвонить.

^[24]

За осень Лео поймал сотни падающих листьев, спас сотни душ. Листья он вкладывал в книги Чарли, тут же забывая, в какие именно. И когда Чарли брался за книгу, оттуда частенько выпархивали сухие листья. Он поднимал их и осторожно возвращал на прежнее место – из уважения к безумию друга.

Однажды Чарли, вернувшись домой, обнаружил, что вещи Лео упакованы, а сам он сосредоточенно перетряхивает книги. Сухие листья парами были сложены на полу.

– Что ты затеял, Лео?

– Я подумал, что листьям, наверное, очень одиноко. – Голос Лео дрожал, глаза нервно моргали. – Ты читал Платона?

– Нет. – Чарли снял куртку и сел на пол, встревоженный странным поведением друга.

– Платон пишет, что Зевс сотворил странных существ о двух головах, с четырьмя руками и ногами. Эти существа были вполне счастливы и не чувствовали себя в чем-то ущербными. Мир был полон смеха. Но как-то раз у Зевса случились нелады с женой Герой, днем они ссорились, а по ночам Зевсу не давал заснуть постоянный смех его созданий. И однажды Зевс не выдержал и забросал двухголовых молниями. Каждое существо он разбил на две части, которые раскидал по всему миру. Платон говорит, что с тех пор Землю населяют одноглавые творения, которые без устали ищут свою вторую половину.

– А при чем тут листья?

– Как ты не понимаешь? Каждый листок – это душа в свободном падении. Эти души не успели коснуться земли, я их поймал. И теперь сотни одиноких людей ожидают своей участи. А я соединяю их судьбы, складываю вместе Зевсовы создания.

Чарли обалдело разглядывал гербарий, разложенный на ковре; листья бука, платана, дуба и каштана плотным осенним ковром устилали пол. Лео потряс очередной том, сложил вместе два выпорхнувших кленовых листа, достал с полки следующую книгу, но внезапно книга вывалилась у него из рук. Быстро мигая, словно угодив из мрака на яркий свет, Лео взял книгу обеими руками и осторожно перелистал. Пусто. Зато другая прятала в себе целых пять листьев.

Чарли медленно встал и обнял Лео за плечи:

– Я беспокоюсь за тебя.

– А вот мой лист никто не поймал. Я один, – едва слышно пробормотал Лео.

– Что случилось, с чего это ты так раскис? Держись. Черная полоса кончится, поверь.

Лео покачал головой:

– Ты не знаешь, насколько это страшно. Время идет, а легче не становится. Наоборот, боль все сильнее. Похоже, она никогда не исчезнет. Я пытался, Чарли, честное слово, пытался жить нормальной жизнью. Но я устал. У меня уже нет сил искать Элени. Я сломался и ненавижу себя за это. А самое тяжелое, что мне не с кем об этом поговорить.

Чарли стало не по себе. Да, все так и есть, он и вправду ни разу не поговорил с Лео по душам, старательно избегал тяжелых тем. Пропасть между ними все росла и росла, по сути, он наблюдал, как его друг тонет. Чарли посмотрел на груду у двери – рюкзак и пару коробок. На рюкзаке напоминанием о трагедии в Эквадоре темнело бурое пятнышко крови.

– Зачем ты собрал вещи?

– Не хочу больше быть тебе в тягость. – Лео открыл очередную книгу.

– Ты мне не в тягость.

– А Ханна другого мнения.

Чарли покраснел.

– Послушай, я тогда был расстроен. Меня просто тоска заела. Квартира у нас тесная, места мало, и я чувствовал себя твоей домработницей, вечно убирал за тобой и таскался по магазинам. Давай просто переедем в квартиру попросторнее?

– Нет, думаю, мне будет лучше одному.

– Ты уже подыскал что-нибудь?

– Сниму комнату.

– Ради бога, Лео, только не вонючая комната! Послушай, оставайся. Извини меня, я виноват, но это больше не повторится. Нам будет хорошо вместе, вот увидишь.

Но все его уговоры и мольбы были напрасны. Лео принялся выносить багаж на улицу. Чарли наблюдал в окно, как друг садился в автобус.

А Лео со своего места на втором этаже смотрел на Чарли, печально глядящего на него из-за стекла, точно рыба из аквариума.

Автобус тронулся, и на Лео навалилась новая тяжесть, тяжесть обиды на друзей. Ведь никто даже не попытался понять его. Они застыли в своей эмоциональной недоразвитости, понятия не имея о том, что такое по-настоящему сильное чувство. Они не знают, что такое любовь и что такое страдание, им неведомо, каково это, когда горем пропитан даже воздух, которым дышишь. Как бы они повели себя, если бы на их долю выпало такое? Они предали его, каждый на свой лад. И черт с ними. Хорошо, что не оставил им своего адреса, не придется им больше изображать участие. Да, он завидует их беззаботной жизни, и он когда-то жил так же, но прежнего не вернуть. Он молод, пусть и кажется себе стариком, и он попробует начать все сначала там, где его никто не знает и никто не станет чувствовать себя виноватым в его присутствии, где ему не придется ничего объяснять. Да, он никогда не сможет снова полюбить, но обойдется без любви. Жил же он без нее до того, как встретил Элени. И был счастлив.

Гости и уличная обувь в дом не допускались. Музыку после десяти вечера не включать, ванную комнату с восьми до девяти утра не занимать, пиццу или китайские блюда на дом не заказывать, не курить, не пить, на стены ничего не клеить. Оплата за комнату вперед, строго ежемесячно, первая задержка с платежом влечет за собой предупреждение, повторная задержка – выселение. Квартирная хозяйка оставляет за собой право выставить жильца без объявления причин; жилец обязан предупредить о перемене места жительства за месяц. У жильца свой шкафчик на кухне и своя полка в холодильнике, хозяйские продукты не трогать. Во время семейных трапез на кухне не появляться, за исключением экстренных случаев.

Такие вот необременительные правила – зато в остальном полная свобода.

Жить с молодой семьей Лео было в новинку. Между пятью и шестью утра начинает плакать младенец. В семь в постель к тебе запрыгивает кошка. К восьми в твоей комнате объявляется пятилетка и дудит в трубу. В доме воняет детскими подгузниками: испачканные пеленки скапливаются в корзине в ванной, совсем рядом с комнатой Лео. Есть и другой источник ароматов: между диванными подушками, в щелях между половицами мирно догнивают съестные остатки.

Зато он один. Как-то раз позвонили родители, а так его никто не тревожит. Сам он тоже редко выходит из своей комнаты, чем нравится нервной хозяйке, так что дважды в неделю его даже используют в качестве няньки. В такие вечера гостиная в его полном распоряжении – куда лучше, чем вести вежливые разговоры с семейством.

Комната у него не такая уж маленькая – хватило места для письменного стола и небольшого диванчика. А вот односпальная кровать ужасна. Ее, наверное, специально выбрали, чтобы квартиранту было несподручно приводить лиц противоположного пола, впрочем, как и лиц своего пола. Посередине кровать основательно продавлена – кто-то, как видно, слишком сильно любил самого себя. Буковый паркет прикрыт красным марокканским килимом, на стенах два идиллических пейзажа – над кроватью и над диваном. В распоряжении Лео старый чайник – чтобы не торчал зря на кухне, – вода из чайника оставляет на чашках известковый след. Окно выходит на задний двор, где разбита крохотная клумба, до дома соседей рукой подать, и можно в деталях наблюдать, что происходит у них в кухне и в гостиной.

Эти соседи – пожилая пара, – по-видимому, на пенсии, поскольку днем они всегда дома. Лео наблюдал за ними, словно за муравьями у себя в лаборатории. Они почти не расстаются, куда один, туда и другой – совсем как муравьи в брачном танце. Телевизор они спокойно смотрят только вместе, по полчаса сидя без движения, но стоит одному выйти из комнаты, как другой тут же начинает суетиться и щелкать пультом, переключая каналы. Трижды в неделю они щеголяют в джемперах и брюках одной расцветки и, похоже, сами того не сознают. Еду готовят вместе: он режет, она варит; после еды он моет посуду, она заваривает чай. Их жизни тесно переплетены, они действуют как единый организм. Таковы внешние признаки их любви.

«Интересно, а если подвергнуть наблюдению, скажем, сотню супружеских пар, они все выкажут сходное поведение?» – размышлял Лео.

И он переключился на своих хозяев, фиксировал, сколько времени они проводят вместе, выполняя схожую работу по дому (учитывая, конечно, что муж ходит на службу). Выяснилось, что у каждого своя сфера деятельности, куда другой и не суется. Он купает детей, она будит, кормит завтраком. Она рано ложится спать, он засиживается допоздна. Смотрят они разные телепрограммы в разное время, с детьми тоже играют порознь. Собственно, вместе они проводят не так много времени.

Лео заключил, что жизнь их хоть и тесно связана, но не едина. Это не любовь, а привычка.

А можно ли породить любовь путем воспроизводства ее внешних признаков? Таков был бы следующий этап лабораторных исследований. Что, если заставить объекты проводить больше времени вместе и выполнять совместную работу, цель которой им ясна, – может, тогда они скорее полюбят друг друга? Вряд ли будешь сидеть на диване рука об руку с нелюбимым человеком? Муравьи спариваются, только когда внешние условия соответствуют, – разве у человеческих особей не так? В теории при достаточном объеме исследований вполне можно структурировать наши жизни в соответствии со стремлением к любви, даже в большей степени, чем с погоней за деньгами.

Новый год прошел незаметно – Лео почти не покидал свою комнату. На письменном столе теперь лежат секундомер, бинокль и два блокнота, куда он заносит данные наблюдений за пожилой парой и за квартирной хозяйкой. Лео знает, какие газеты они читают, кто ходит к ним в гости, знает даже, какие телепередачи они смотрят (достаточно сопоставить время, когда они усаживаются перед экраном, с телевизионной программой). Правда, в минуты просветления он сознавал, что супружеские пары – его очередная мания.

Квартирная хозяйка мало-помалу все активнее начинала использовать жильца: раз сидит дома, пусть помогает по хозяйству. Лео посылают за молоком, поручают выбросить мусор, передвинуть мебель, навести порядок в садике, разобрать хлам в гараже. Поручения отнимают все больше времени, но Лео не возражает – какое ни есть, а занятие. А ей, похоже, нравится его нагружать. В один прекрасный день хозяйка пригласила его на чашку чая, вскоре совместные чаепития стали традицией, а миссис Хардман превратилась в Кэтрин, а затем и просто в Кэт.

Кэт все надоело. Успешной адвокатской карьерой она пожертвовала ради детей, хотя зарабатывала не в пример больше мужа. Со временем образ жизни, к которому они с мужем привыкли, сделался им не по карману, и пришлось сдавать комнату.

Постепенно Кэт и Лео связала странная дружба, основанная на одиночестве, больше ничего общего у них не было. Лео заметил, что Кэт начала краситься по утрам, а спортивные костюмы уступили место ярким топикам и кожаным юбкам.

– По-твоему, я привлекательная? – как-то спросила она, когда они ели суп на кухне.

Лео вытер рот салфеткой и с удивлением посмотрел на нее.

Она лет на пятнадцать старше его, и время неумолимо. Тело у нее слегка расплылось, мелированные волосы поредели, глаза потускнели. Когда-то она была очень хорошенькая, он видел свадебные фотографии, там она в смелом зеленом платье, открывающем великолепные плечи и налитую грудь. Загорелая, спортивная. А теперь вид у нее слегка увядший, словно у цветка в вазе, все еще красивого, но уже обреченного.

Date: 2015-05-18; view: 398; Нарушение авторских прав