Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Всё началось с распрямления





Я бы ехал прямо, не будь у неё столь красивой пары сисек!

—Гарольд Лорд Рандомфактор

В этом пунктике, который есть у нас всех, в одержимости формой груди, в этом фетише, фанатизме, странной навязчивости, восхищении и поклонении – помимо всего прочего (Бога ради, будем откровенными – время уже позднее, и ядерный апокалипсис стучится в дверь – так зачем же продолжать прятаться?) есть и эволюционные корни, Ти-Грэйс, сила самой природы, Стэйнем, чистая биология, Робин. Ради всего святого, млекопитающие ­­– это разновидность животных, у которых самки дают жизнь живому потомству – а не кладут яйца, как обитатели воздуха птицы, или населяющие море рыбы, или рептилии в грязном старом болоте Пого – и затем вскармливают их грудью. Это не я придумал. И не Хью Хефнер, Говард Хьюз или даже Моисей.

Одни зовут его эволюцией, а другие Богом – вот это и есть тот, кто это придумал. Шесть миллионов лет назад, сто миллионов лет назад, но это началось. Удивительно замысловатый биохимический процесс, в котором управляющий (эволюция, бог, богиня, спираль ДНК) начал изменять кровь и превращать её в молоко. А также переносить её, как сказал Дилан, «силой, что сквозь зелёный побег ведёт цветок» из тел яростных маленьких созданий (ничтожных в сравнении с тираннозавром, этим бродячим кошмаром, или стотонным бронтозавром, и всей их братией) во рты их потомства. Вот что получилось: молочная фабрика, тогда ещё неказистая и аморфная, как и её аналоги у всех сегодняшних видов, кроме одного. Да, мы млекопитающие. И наши предки были млекопитающими. Никто из нас не появляется тут одетым по последней моде, или с правильной идеологией и с ультрасовременным гламурным чувством приличия и манерностью. Нет, нет, вовсе нет, детки: мы появляемся голыми из утробы млекопитающего, и скоренько присасываемся к титьке млекопитающего. Ну или к бутылке, наполненной в соответствии с чьими-то представлениями о правильном химическом составе, основанными на том, что по-прежнему входит в состав молока других млекопитающих – тех наших дальних родственников, что говорят «му» и жуют траву. Усекли? Вот это и есть наша родная планета, тут мы и растём, и тут же растут наши родственники, те, что мычат, лают, и носятся по деревьям. Мы не свалились сюда из какого-то пластикового, компьютеризованного, гигиенически обработанного, стерильного, «по-кубриковски» прогрессивного роддома в галактике Андромеды. Мы тут, на земной Земле.

Управляющий создал нас вскармливаемыми грудью – такими мы и остаёмся большую часть нашей истории. Разве это не существенно, принимая во внимание нашу глубинную психологию? Если внимательно наблюдать за людьми, вы обнаружите явный и характерный факт – они часто заняты сосанием или его близкими аналогами. (Потерпите немного: мы скоро посмотрим, почему Алиенора Аквитанская проехалась верхом с обнажённой грудью по тем улицам, по которым когда-то бродил Иисус. Оставайтесь с нами). К примеру, несмотря на раковый ужас, заполонивший кабинеты хирургов, по-прежнему около 45 миллионов наших американских сограждан каждый день сосут сигареты. Другие жуют резинку (spearmint, juicy fruit, candy-coated или sugar-free, выбирайте по вкусу), кусают ногти, грызут костяшки пальцев, карандаши, ну или едят чертовски больше того, чем нужно. (Картофельные чипсы, батончик Mars, желаете? Крекеры, орешки, фисташки, сырные палочки к пиву? И попробуйте наши канапе, миссис Миллер). Кто-то кусает губы, глотает транки или стимуляторы, натурально чавкает усами, и даже целует гипсовые подошвы святых образов – ну, а уж когда дело доходит до спальни! Да, братья: человек начинает свой путь как зависимое животное, которое нуждается во вскармливании минимум семь месяцев (часто и дольше), пока не станет способным кормиться самостоятельно. В течение этих месяцев формируется целая личность и взгляд на мир; и это мировосприятие очень трудно изменить потом, ибо оно невербальное, дологическое и, вероятно, содержит значительные элементы импринтинга.

Импринтинг – это нейропрограмма, более сильная, чем кондиционирование (обуславливание). Обычно кондиционирование может быть устранено контркондиционированием – собака, научившаяся выделять слюну по звонку, может быть переучена, так, что начнёт лаять по звонку, а выделять слюну по гудку, например. Гомосексуалисты – те, кто, с точки зрения этологии, представляют собой мужчин, кондиционированных на сексуальное возбуждение в присутствии других мужчин (ничего особенного и тем более греховного в этом нет) в некоторых известных случаях были переучены, и внезапно становились возбуждёнными при виде женщин, как я и вы. Так устроено кондиционирование, и если вы изучите эмоциональное возбуждение, испытываемое людьми при виде их национального флага, и вспомните, как их натренировали испытывать такую реакцию, то хорошо поймёте суть этого явления.

С другой стороны, импринтинг не может быть устранён никаким контркондиционированием. Импринтирование происходит на начальных стадиях детства, и стоит только реакции быть импринтированной, как она остаётся на всю жизнь. Можно провести аналогию с термопластичными и термореактивными химическими веществами. Термопластичные компоненты могут быть возвращены в исходное состояние и модифицированы, что похоже на кондиционирование. А термореактивные компоненты сохраняют свою форму в любых условиях, пока их не разрушат химически. Так же точно и импринт остаётся с организмом до тех пор, пока организм не коагулирует – то есть, не наступит смерть. Никто не виноват, что некоторые естественные процессы необратимы. Просто так устроен мир.

Насколько важную роли играет подобное импринтирование? Ну, Конрад Лоренц, один из важнейших исследователей в этом направлении, приводил несколько изумительных примеров. Взрослые гусаки, например, не испытывают сексуального влечения к гусыням в том случае, если, ещё будучи новорождёнными гусятами и находясь в гнезде со своими матерями, не импринтируют «программу» гусыни-как-привлекательного-объекта,. Без этого материнского программирования гусаки могут всю жизнь оставаться холостяками, а то и стать гомосексуальными. Более того: Лоренц рассказывает случай, когда, в результате его собственной неотвязной заботы об этих подопытных птицах, один гусёнок импринтировал в качестве материнского и привлекательного объекта его собственный образ. Во взрослой жизни этот сбитый с толку гусь следовал по пятам за доктором Лоренцем, словно влюблённый на старомодном балу, постоянно совершал попытки сексуального сближения, и был совершенно равнодушен к окружающим его пухлым и более подходящим для этого гусыням. Ещё более странно то, что в результате серии событий один гусак импринтировал в качестве объекта любви мячик для пинг-понга, и провёл свою жизнь в фрустрирующих попытках покрыть эти маленькие пластиковые сферы.

Это, возможно, не полностью объясняет феномен людей-«фетишистов», тех, что заводятся скорее от женской одежды, чем от женщины, или реагируют на ступни, волосы, кожаное облачение, и т.п. Однако, это интересная параллель, и здесь можно видеть, что «переоценка сексуального объекта» (милое циничное описание Фрейдом сексуальной любви и романтики) стоит на прочной биологической основе. Если гусаки должным образом программируются своими матерями, то они способны влюбляться точно как люди, и формировать парные отношения (дочеловеческие корни того, что мы называем браком), обычно длящиеся всю жизнь. Нужно, правда, признать, что время от времени они совершают лёгкое «прелюбодеяние», отправляясь в лес. Лоренц рассказывал о своём ассистенте, который был изумлён моногамией этих птиц, а позже был вынужден с разочарованием узнать об их «изменах». Другой участник исследований позже оправдал их философским замечанием: «в конце концов, они всего лишь люди».

Итак, если вы хотите понять людей, начните с семи месяцев беспомощной зависимости, в течение которых вся пища (и огромная доля эмоционального удовольствия, безопасности, любви и т.д.) приходят только через пару сфер с сосками, называемых грудями, или их близкий аналог. Вообразите кондиционирование, которое очевидно возникает при этом, и необратимое импринтирование, которое, вероятно, также происходит. Теперь вы понимаете, почему купили эту книгу? По тем же биологическим причинам, по которым римляне изображали великую Богиню-Мать Диану Эфесскую с буквально дюжиной огромных грудей (хватит на всех?), а Св. Павел говорил, что слышал, как люди в церкви восторженно пели: «Велика Диана». Воистину, велика! Тот же вид фантазий, только искривлённых христианским женоненавистничеством, появляется в современном народном жаргоне, в таком обороте насчёт удовольствия: «бегать босиком по полю сисек», или, в более уютном варианте, «нырнуть с головой в бочку с сиськами».

Можно спокойно сказать, что человеческая психология была бы совершенно другой – радикально отличной – если бы сиськи не появились в ходе эволюции. По мере продвижения мы встретим повторяющиеся примеры этого. На данный момент, просто рассмотрите самую тёплую любовь, которую вы испытывали к другим людям, сексуальную или платоническую, с женщинами или мужчинами, которые были вашими друзьями или помощниками. Как вы думаете, могли бы у нас появиться эмоции подобного рода без того кондиционирования, что мы получаем вместе с грудью? Взгляните на игуан и прочих рептилий (которых не вскармливают), посмотрите, как они относятся друг к другу, и прикиньте, сколько «холодных скользких ублюдков», с которыми вы сталкивались, вскармливались из неудобной бутылки либо имели матерей с негативным отношением к этому процессу. Вильгельм Райх говорил, что травмы в процессе вскармливания, полученные от матерей, тревожно относящихся к своим функциям как млекопитающих, это «источник человеческого нет» – заря того ощущения, что со вселенной что-то не так, и что это нужно решать так быстро и кроваво, как только возможно.

Мы не знаем, опыт какого рода получил маленький Адольф Шикльгрубер, но к тому времени, как он пошёл в школу, Гитлер уже откровенно не любил девочек и злился каждый раз, когда они пытались его поцеловать. Девяносто миллионов человек умерло в ходе его попыток исправить вселенную.

Участницы движений за освобождение женщин кажется, часто полагают, будто груди это некий атавизм, и их стоит отправить по тому же адресу, что и гланды или червеобразный отросток-аппендикс, то есть в мусорную корзину эволюции. Правы они или нет – автор книги, вполне ожидаемо, считает, что они ошибаются – но огромные перемены в обществе, которые многие из этих леди с нетерпением ожидают, вероятно, не могут произойти без некой подобной демаммализации. До тех пор, пока маленькие мальчики (и девочки) вскармливаются грудью, определённые кондиционированные ожидания о женской половине человечества будут воспроизводиться из поколения в поколение. Эти ожидания, разумеется, вовсе не обязаны сосуществовать вместе с систематической экономической эксплуатацией женщин, и могут с лёгкостью обеспечить гораздо большее равенство, чем мы имеем сейчас, но они находятся в остром противоречии с любой попыткой создания бесполого, похожего на муравейник социализма, которого жаждут крайние либерационисты.

Кстати, есть некоторые основания считать, что столь заметные груди у людей представляют собой отклик скорее на взрослую сексуальность, чем на нужды новорождённых. То есть, большой размер груди у самок человека это не эволюционный ответ на требования детей как детей, а скорее ответ на нужды этих детей после того, как они импринтируются и вырастут, инкорпорировав в свою взрослую сексуальность этот поиск груди. Таково мнение зоолога Десмонда Морриса, выраженное в его бестселлере «Голая Обезьяна».

Характерная грудь самки человека, считает Моррис, это результат того, что человек выпрямился и встал на две ноги. Прочие обезьяны иногда ковыляют в полувыпрямленной позе, но обычно ходят на четырёх ногах – даже горилла наклоняется вперёд и опирается на пальцы рук, когда занимает вертикальную позу, и возвращается к полной четвероногости, когда бегает. Представители человеческого рода, как указывает Моррис, это также и единственный вид млекопитающих, совокупляющихся в позиции «лицом к лицу». Кажется правдоподобным предположение, что это происходит по причине нашей привычки стоять лицом друг к другу во время разговора – в результате нам кажется «естественным», или как минимум предпочтительным, видеть друг друга и когда мы лежим во время совокупления. Но ягодицы, которые играют большую роль в сексуальном возбуждении у других обезьян, при этом не привлекают достаточного внимания; так что, говорит Моррис, у женщин развилась грудная имитация ягодиц.

Подобно большинству новых научных идей, это звучит, по первому впечатлению, абсурдно – как если бы нам сказали, дескать, длинный нос развился как имитация пениса. Но, вообще-то, у эволюция есть множество таких грубых приспособлений (природа – примитивный художник), и к тому же так случилось, что у нас есть биологические родственники, чей нос, кажется, служит именно суррогатом пениса. Это знаменитые «лиловозадые» бабуины, или мандрилы - те самые, презираемые, наделённые мерзким характером существа, что играют весьма заметную (и отрицательную) роль в африканском фольклоре. (Терри Саутерн во время Демократического съезда 1968 года даже сравнивал это уродливое животное с представителями Чикагского департамента полиции). В то время как посетители зоопарка обычно запоминают эффектную задницу мандрила, а африканцы, вынужденные с ним сосуществовать, говорят по большей части о его дурном характере, этологи уже давно задавались вопросом, почему его нос и щеки имеют такую внешность, что сильно напоминают пенис и яички. В конце концов решили, что это, вероятно, устройство сексуального сигнализирования, действующее на более грубом и прямолинейном уровне, чем знаменитый павлиний хвост, рога самцов-оленей, или усы и бороды, которые мы с вами носим, чтобы сообщать женщинам: «эй, гляди, я мужчина!». Мандрил, как и пристало его хамской натуре, просто нашёл самый вульгарный способ донести это послание. Когда другие идут «с открытым сердцем в руке», он идёт «с гениталиями на лице».

Несомненно, что груди самок человека несут обратное послание – «эй, гляди, я женщина!». Прав ли Моррис, полагая, что они сформировались в ходе эволюции с конкретной целью передачи такого сигнала? Как замечает Моррис: «Другие виды приматов снабжают потомство большим количеством молока, но при этом у них нет столь явно выдающихся полусферических припухлостей. Самки нашего вида в этом отношении – исключение среди приматов». Если вы внимательно посмотрите, в следующий раз, когда будете в обезьяньей секции зоопарка, то увидите, что самки приматов не имеют, и не нуждаются в висящих сиськах в человеческом стиле. Сиська – обратите внимание на обертоны и эмоциональный окрас слова – это сексуальное развитие первичного соска, который служил исключительно питанию. Моррис даже указывает, что молодняку, и нашего вида, и прочих обезьян, легче кормиться из маленьких, плоских грудей. Большие сисяры – это не для младенцев. Это для мужиков.

Ну, а можно их считать, как настаивает Моррис, суррогатом ягодиц? Это кажется правдоподобным, с научной точки зрения. Мужчина, который прямо стоит (а скорее всего, не только сам мужчина), и движжется по направлению к женщине, которая хочет быть «покрыта», сталкивается с округлыми линиями её грудей точно так же, как прочие, четвероногие, обезьяны, ковыляющие к самке своего вида, желающей быть покрытой, видят похожие округлые линии задницы. Тем не менее, даже если это и звучит как правда, это всё лишь научная правда, лабораторная правда, и трудно сохранять серьёзное выражение лица, обдумывая это всё вне лаборатории. И уж наверняка не стоит думать обо всём этом в спальне – а то можно разразиться хохотом в самый неподходящий момент.

Имитация ягодиц или нет, но груди сообщают недвусмысленно сексуальный сигнал. Когда Ховард Хьюз продюссировал “The Outlaw”, и представил Джейн Расселл озабоченной американской публике сороковых годов, он использовал в качестве оригинальной рекламы аэроплан, выводящий в небе над Лос-Анджелесом следующий смачный слоган:

THE OUTLAW

О О

Ни для кого не представляло какой-либо трудности расшифровать эту символику. Спрос на фильм был столь высок, что даже несмотря на проблемы с цензурой, задержавшей американскую премьеру фильма почти на десятилетие, в течение которого мы имели множество возможностей рассмотреть в нескольких других фильмах характерные черты мисс Расслелл, “The Outlaw” всё равно оказался блокбастером, когда цензоры наконец позволили его выпустить с всего лишь несколькими купюрами. И хотя мисс Расселл позже стала кем-то вроде певицы-танцовщицы и даже актрисы в соответствии с тогдашними стандартами, а ещё позже прославилась, присоединившись к примитивнейшей фундаменталистской церкви и выступая с такими теологическими заявлениями, как «Бог это живая кукла», она по-прежнему вспоминается главным образом благодаря тому факту, что со стороны она напоминала комод с верхним ящиком, выдвинутым насколько только возможно. Уолтер Уинчелл, популярный журналист тех лет, и десятилетие спустя называл сиськи, в её честь, «джейнрасселками».

Вряд ли в этом есть что-то уникальное. С тех самых пор, как люди распрямились, и даже несмотря на то, что вокруг по-прежнему много счастливо-атавистичных «людей-задниц», фасад женской формы (как сказал бы архитектор) превалирует в сексуальном искусстве и фантазиях, а среди деталей этого фасада груди гораздо заметнее, чем вульва.

Более того: мы находимся в странном положении, оказавшись самым сексуальным животным на планете – этот факт давно замечен христианскими теологами, относящими его на счёт Первородного Греха. На самом деле, по словам этологов, это, видимо, результат нашей необычной слабости при рождении и в течение того крайне важного периода вскармливания, о котором мы уже так много говорили. Новорождённый человек не может выжить без матери. Но человеческая мать не способна справиться с опасностями и дикими созданиями окружающего мира, особенно с ребёнком на руках, если только не убедит самца находиться рядом с ней и помогать. Следовательно, оказывается неизбежной какая-либо форма семьи. Это, разумеется, не обязательно должна быть моногамная иудео-христианская семья; она может быть полигинной или полиандрической, полигамной в форме «группового брака» или сексуального коммунизма в племени или коммуне хиппи, но это будет семья – место, где о детях заботятся, пока они не смогут позаботиться о себе сами.

Есть много сил, которые могут скреплять, и скрепляют, семьи, но та, что в ходе эволюции выполняла львиную долю этой работы – секс. Это очень просто. И, хотя у других животных секс встречает меньше препятствий – интеллектуальных предубеждений, тревог и брезгливости – ошибочно думать, что они, выходит, сексуальнее нас. Всякий, кто употребляет выражения вроде «скотские нравы» или «вести себя, как животное» (чтобы заклеймить человека, который кажется наслаждающимся сексом более, чем говорящий), говорит ерунду. Человек с действительно «скотским нравом» или «ведущий себя как животное» был бы намного менее сексуальным, чем среднестатистический человек.

Человек – единственное животное с неограниченным сезоном спаривания. Единственное животное, которое готово, стремится и способно заниматься сексом круглый год. Этот факт, вместе с нашей наготой, или очевидным отсутствием мехового покрова – что тоже может иметь сексуальные причины, согласно Десмонду Моррису – выделяет нас среди всех млекопитающих, включая наших ближайших родственников приматов.

Как-то где-то в ходе эволюции самка прото-человека мутировала, и выскочила из циклов спаривания других обезьян. Она была, так сказать, в течке круглый год. И это вынуждало самца-человека оставаться рядом с ней круглый год, вместо того, чтобы наносить визиты в брачный сезон, и формировало фундамент человеческого общества – первобытную семью.

Такая постоянная сексуальность или озабоченность, может быть, и была Первородным Грехом, как думают фундаменталисты, но без этого мы бы вообще не стали людьми. Вероятно, мы избавились от меха, чтобы наши голые тела сильнее бросались в глаза; мы пришли к круглогодичному брачному сезону; мы сгрудились в семьи (моногамные, или другие) и стали чем-то совершенно новым в природе. Без этого великого скачка в непрестанную возбуждённость мы бы могли так и остаться среди прочих зверей.

А система сексуальных сигналов, связанная с фасадом женского тела, стала центром наших мыслей и чувств.

Вряд ли могло выйти иначе. Гуляя на четырёх ногах, используя нормальную для млекопитающмх позицию совокупления («по-собачьи», как это называют обитатели городов), наши собратья-обезьяны не вовлекли в сексуальность груди. Наши прямые предки, по мере того, как выпрямлялись, начали замечать территорию между головой и вагиной, и – поскольку любовь и секс были тесно переплетены в ту пору, когда христианство ещё не вбило между ними клин – это воскрешало уютные воспоминания о детстве. Вряд ли женщины были к этому безразличны, поскольку грудь это центр очень сильных сексуальных чувств, как можно видеть из знаменитого лимерика:

В Дамфрисе прелестная душка

Ухажёру сказала: «Послушай

Ты хотел поиграть

Забравшись в кровать?

Поиграйся вот с этими штучками!

На этой почве выросла целая структура оральной сексуальности, к огромному удовольствию миллионов людей во все времена, и к непрестанному возмущению духовенства. Мы не можем воссоздать ментальный процесс Древней Женщины, которая впервые решила отсосать своему парню, но это вполне могло быть вдохновлено его собственными оральными ласками её сосков; впрочем, в каком-то виде орально-генитальный секс случается у всех остальных животных. Кем бы она ни была и что бы ни думала, она сделала для счастья человечества больше, чем все политики и революционеры в истории.

В самом деле, оральный секс мог оказаться крайне маловероятным изобретением без общего для нас, наших предков-приматов и млекопитающих, от которых мы произошли, опыта сосания сосков в младенчестве. Это искусство было тщательно (почти безжалостно) проанализировано Гершоном Легманом в его любопытном труде «Орагенитальность: энциклопедия техник», где каталогизированы сотни вариаций (и математически показано, что существуют миллионы прочих возможностей, которые автор не утруждал себя перечислять) – и всё-таки все они попадают в одну из трёх больших групп: куннилингус, фелляция и 69. Легман не уделял внимания вариациям оральных ласк груди, «кругосветному путешествию», когда всё тело целиком облизывается и обсасывается, или изощрённым восточным наслаждениям вроде покусывания пальцев ног и посасывания пальцев рук. Попытка действительно перечислить все сексуальные применения человеческого рта непременно вылилась бы в многотомный труд, а если бы описания были достаточно подробными, то объём с лёгкостью сравнялся бы с половиной Британской Энциклопедии.

(Например, хотя сексологи, пишущие по-английски, обычно используют одно и то же слово «фелляция» для всевозможных вариаций сосания члена, у римлян было два отдельных слова для двух разновидностей этого процесса. Одно – собственно фелляция - обозначало ситуацию, когда мужчина полностью пассивен, а женщина активно и энергично сосёт, лижет и стимулирует его пенис руками, а второе слово – иррумация - обозначало ситуацию, когда пассивной остаётся женщина, а мужчина с усилием проталкивает пенис в её рот в стиле вагинального сношения. Продолжая в таком духе, в нашей энциклопедии стоило бы ввести подвиды горизонтальной, вертикальной, сидячей фелляции и т.д.)

Вопреки глубоко укоренившемуся христианскому отвращению к оральному сексу (лишь немного отступившему в последние десятилетия), Кинси обнаружил, что эта практика была повсеместно распространена даже в тот период сексуального средневековья, когда он работал. Трудно представить, каким же образом млекопитающее с типичным опытом сосания груди может быть в дальнейшем так кондиционировано, что будет искоренён оральный секс, вне зависимости от того, сколько усилий к этому приложит духовенство. В конечном счёте, как мы уже видели, кормление грудью происходит тогда, когда новый организм наиболее подвержен импринтингу, а это не может изменить никакое позднее кондиционирование. И тем не менее, эта практика находилась под столь строгим запретом в Америке перед Первой Мировой войной, что наши солдаты во Франции были совершенно изумлены галльским энтузиазмом по отношению к такого рода удовольствиям – что послужило вдохновением для одной из наиболее известных строф в «Мадмуазель Армантьер»:

Французы, весёлый народ, парле-ву

Французы, весёлый народ, парле-ву

Французы, весёлый народ,

Могут драться ногами и трахаться в рот

Труляля-парле-ву!

(«могут драться ногами» относится к популярному французскому спорту, когда двое мужчин пытаются уложить друг друга, используя ноги вместо кулаков. Эксперты в этом виде боевых искусств могут одолеть профессионального боксёра; они могут нанести удар ногой так высоко и быстро, как какой-нибудь Нижинский, только гораздо сильнее).

Ну а в наши дни мы, конечно, стали свидетелями потрясающего культа Линды Лавлейс. Мисс Лавлейс, снявшаяся в порнофильме под названием «Глубокая Глотка», где изображала юную леди, у которой клитор находился в горле и которая, значит, могла достигнуть оргазма только в ходе энергичной фелляции, стала кем-то вроде героини или фантастической фигуры для значительных частей населения. Один чувак даже написал письмо в San Francisco Ball, где рассказал, что смотрел Глубокую Глотку 17 раз, и что безответно влюблён в Линду. Esquire поместил её улыбающееся и обаятельное лицо на обложку июньского выпуска 1973 года, но, как обычно, внутри они лишь нервно пошучивали насчёт причин её славы и всё никак не могли найти смелость прямо сказать, что она просто продемонстрировала наиболее эстетически восхитительный отсос, когда-либо показанный в американском кино. В Калифорнии есть даже группа, под названием Эридианский Фонт Освобождения (ЭФО), которая выдвинула Линду в президенты, на выборы 1976 года. Хотя они заявляют об абсолютной серьёзности своих намерений, их слоган звучит как сатирический комментарий касательно нынешнего высшего руководства: «Даёшь в Белый Дом того, кто круто выглядит и круто сосёт!»

Мисс Лавлейс даже написала (с помощью писателя по имени Дуглас Уорран) автобиографию под названием «Линда Лавлейс изнутри», где даёт детальные инструкции насчёт того, как сделать минет в стиле Глубокой Глотки («Я называю это отсосом», говорит она с очаровательной откровенностью). Лучшая поза для начинающих, утверждает Линда, это когда голова свешивается макушкой вниз с края кровати, открывая пенису прямой путь к тёплому уюту гортани. Упражнения йоги (растягивания мышц и медитация), добавляет она, в итоге дают способность расслабляться и контролировать тело в достаточной степени, чтобы всякая женщина могла сделать Глубокую Глотку в любой позе, и не подавившись – хотя маловероятно, что всякая станет достаточно искусной, чтобы поспорить с хвастливым заявлением Линды: «Я стала одной из лучших сосальщиц всех времён».

В автобиографии Линды также описан широкий ассортимент техник, позволяющих выжать максимум из обычного коитуса, анального секса, лесбийского секса и мастурбации, экспертом в которых она себя объявляет. Среди прочих преимуществ йоги, как заявляет Линда, есть и то, что она теперь может засунуть себе в вагину целую человеческую ступню; есть и порнофильм, где показано, как именно это она и проделывает. (Мастера тантрической йоги в Индии и Тибете, как утверждается, способны и на более выдающиеся подвиги, включая непрерывный половой акт в течение семи часов кряду с засасыванием спермы после эякуляции обратно в пенис).

Что бы там ни доказала эта выдающаяся девушка, её карьера, как минимум, продемонстрировала, что существует определённая сила, противоречащая заявлениям оголтелых представительниц движения за свободу женщин с их папистскими прокламациями, будто секс всегда подавляет и унижает женщину. Линда совершенно ясно представляет диаметрально противоположную точку зрения (периодически явно озвучиваемую мисс Вирджинией Джонсон (Masters and Johnson)), согласно которой истинно свободная женщина может наслаждаться сексом не только в равной с мужчинами степени, но даже и в большей. Однако, в последние годы мисс Лавлейс отреклась от своей прошлой деятельности и профессиональных навыков, вполне в согласии с антисексуальным пуританским духом 80-х. Вероятно, она в конце концов и правда станет Президентом, в традиции Рейгана и Буша.

Разумеется, у оральности есть эволюционные корни. Практически все млекопитающие практикуют некие формы куннилингуса; то есть, самец лижет гениталии самки, чтобы подготовить её к совокуплению. Это, кажется, никогда не заходит дальше – по крайней мере, ни один учёный ничего такого не видел. Создаётся впечатление, что млекопитающие не способны совершить скачок мысли (или энергии), который позволит продолжить такой акт до достижения оргазма, а далее перейти к обычному совокуплению. А ситуации, когда самка млекопитающего делает самцу минет, заканчивающийся оргазмом, вообще неизвестны. Возможно, для этого действительно требуется эволюция мозга и нервной системы в человеческом стиле, и эволюция эта, возможно, ещё не закончилась. Уже есть сообщения в медицинской литературе, рассказывающие о редких счастливицах, способных достигнуть оргазма, когда им только лишь сосут груди, и есть даже случаи женщин, достигавших кульминации, когда делали минет своим парням. Всё это началось с распрямления, преодоления ограничений брачного сезона, использования грудей в качестве сексуальных сигналов, и появления семьи. Трудно осознать, что вселенная открывается её обитателям лишь постепенно. Были длительные отрезки времени, когда не появлялось ни одного существа, обладающего глазами, и всё живое исследовало и ощущало окружающую среду с учётом таких ограниченных способностей.

Недавнее исследование Бакстера и Фогеля показало, что растения и деревья осуществляют заметную часть исследования окружающего мира с помощью того, что среди людей называется ЭСВ или телепатией (Бакстер называет это первичным восприятием). Эти безглазые создания, кроме того, ощущают свой мир благодаря смене освещённости (которая может быть почувствована) и температурным и гравитационным чувствам, среди прочих. Далее в ходе эволюции появились глаза, и созданное этими глазами визуальное пространство. И настолько чудесной была эта новая вселенная, которую узрели глаза, что нам очень трудно думать о структуре реальности не думая о ней как о визуальной. Со времён Максвелла и Эйнштейна и до наших дней, передовая наука озадачивала рядовые умы – как и умы некоторых учёных – которые не могут воображать или обращаться с реальностью, которая невизуальна. Ну, а в космических масштабах, вполне вероятно, что могут быть бесчисленные расы, воспринимающие реальности, описанные уравнениями Максвелла или Эйнштейна, и которые расценили бы нас как заблуждающихся примитивных существ, считающих, будто визуальная реальность и есть «реальная» реальность. Возможно, такие космические умы уже появлялись здесь, время от времени, и именно об этом пытаются сказать нам великие ментальные мистики вроде Будды.

Похожим образом, секс, очевидно, развивался из простой сезонной программы низших млекопитающих до круглогодичного празднества, которым наслаждаются люди. Среди людей тоже есть признаки более медленной и более быстрой эволюции. (Старинная история рассказывает об ирландце, который возлёг в Париже с юной француженкой. Когда другой ирландец поинтересовался, как всё прошло, тот ответил: «Определённо, в графстве Уэстмит секс по сию пору находится во младенчестве!»). Кинси, в сороковых годах, обнаружил, что средний американец завершает половой акт менее чем за две минуты; гурманы секса, продолжающие акт целый час, были изумлены, прочитав это. Те женщины, что достигали оргазма в ходе манипуляций с грудью или в процессе минета, значительно подтверждают, что эволюция секса, как часть эволюции разума и восприятия, продолжается. В этом же ряду и Баба Рам Дасс (бывший доктор Ричард Альперт), сообщивший, что продолжал сексуальную активность несколько часов, будучи под LSD. Вероятно, именно об этом пытаются сказать нам великие сексуальные мистики вроде Блейка.

Может даже быть так, что сексуальный мистицизм блейковского толка – также представленный в тантрическом индуизме, даосизме, во многих примитивных религиях, а также историческими фигурами, такими как Жак де Молэ, Джордано Бруно, Д.Г.Лоуренс, Уолт Уитмэн и Алистер Кроули – представляет передний край человеческой осознанности, антенну нашего вида. Десмонд Моррис рассказывает о женщине, которая могла достигнуть оргазма, когда посасывали мочку её уха. Иероним Босх на своих картинах и Норман О. Браун в своих известных книгах, «Жизнь против Смерти» и «Тело Любви», предполагали возможность эволюции секса, преодолевающей область гениталий и переходящей ко всем частям тела, точно так же, как она уже преодолела границы одного периода года, распространившись на весь год. Кажется, это и есть направление эволюции; и христиане в миллионный год нашей эры – если таковые вообще будут – обнаружат, что человечество стало намного более «греховным» и «падшим», чем в наши дни. Из маленького незаметного жёлудя секс разрастается, словно древо жизни, заполняя всё пространство-время. В этом процессе груди уже стали первым аванпостом сексуальной энергии, покидающей область гениталий. Они не только вызывают сексуальное возбуждение у мужчин, они также передают сексуальное наслаждение женщине, если рука или рот должным образом с ними взаимодействуют. (Похожие аванпосты существуют в области шеи, мочек ушей, за коленом, и т.д.) Груди представляют собой сексуализацию ранее нейтральной зоны, и вполне вероятно, что за это и удостоились такого поклонения.

И поклонялись им, о братья мои. В пещерах наших предков часто находят рисунки, очень похожие на небесную рекламу фильма “ Outlaw ” Ховарда Хьюза; сейчас модно, в кругу своего рода романтиков-теоретиков, предполагать, будто это летающие тарелки. Наиболее известный артефакт каменного века, Уиллендорфская Венера, недвусмысленно изображает женщину с огромными буферами. Похожие грудастые богини найдены в пещерах по всей Европе и всему Ближнему Востоку. По мере того, как история выходит из тени, древнейшими божествами становятся богини-матери, которых можно рассматривать как психологическое продолжение младенческих воспоминаний о груди: они всеблагие, питающие всех и совершенно лишены суровой анти-жизненной этики поздних богов-отцов. Многие из этих божеств, вроде ранее упомянутой Дианы Эфесской, изображались с многочисленными грудями – иконографическое выражение их функций.

По мере того, как в мире распространились великие патриархальные религии мрака и проклятия, был изобретён ад, как пугало для детского ума, а секс из божественного стал дьявольским. Люди начали рассматривать силы природы не как богов и богинь, а как демонов, и подозревать своих женщин в том, что они ведьмы; а грудь подвергли семидесяти семи проклятьям и экзорцизмам. И всё же она проникла в дизайи и архитектуру соборов – как известно каждому художнику – и была создана, по сути, новая богиня-мать, которой позволили войти в христианский пантеон под именем Девы Марии.

Важно помнить, что биологически мы едва ли изменились в прошедшую геологическую эпоху. Мы по-прежнему предпочитаем питаться в собственном логове, а лишившись его, ищем что-нибудь в форме пещеры – вот почему боковые отсеки в ресторанах всегда заполняются раньше, чем центральные столики, а свет обычно приглушён. Домашний человек, покидая утром жильё, говорит, что собирается «пойти за пропитанием», хотя он, вероятно, отправляется в офис, а не охотиться на кабана. Когда мы занимаемся любовью, мы переходим с человеческого уровня назад, на тактильный уровень приматов, а последующие звуковые эффекты недалеки от тех, что сопровождают спаривание больших человекообразных обезьян. Когда мы отправляемся в лес, мы идём группой. И было замечено, что даже в крупных мегаполисах вроде Нью-Йорка или Токио у среднестатистического жителя есть от 50 до 100 друзей или, по крайней мере, знакомых – то же самое число, что обычно обнаруживается в примитивных племенах. Даже наш прославленный интеллект, которым мы так хвастаемся, всего лишь демонстрирует наше хищное происхождение, поскольку ни одно нехищное животное не достигло много в плане хитрости и изворотливости ума, в то время как наши родичи-хищники вполне могут бросить нам вызов на собственном поле, а то и перехитрить. И мы упрямо остаёмся территориальными существами, точно как наши родственники – бабуины и гориллы, в чём может убедиться каждый, подсчитав таблички «проход воспрещён» и всевозможные замки и запоры в любом человеческом сообществе.

Уже говорили, что нельзя полностью понять социологию, не держа постоянно в уме то, что человек изначально обустраивал свою жизнь благодаря стадной охоте. Аналогично, нельзя понять сексологию без напоминаний о тех серьёзных и смешных побочных следствиях того факта, что человек – это животное, самка которого перенесла важные сексуальные центры с заднего низа на передний верх. На такой почве развивался человеческий интеллект, наша культура, наши причудливые способы работать и одеваться, ну и, в итоге, наше замысловатое чувство юмора.

Есть много версий доисторического развития, но я предпочитаю думать, что всё началось с распрямления. Женщина вставала, чтобы дотянуться до ветвей высокого дерева, за каким-то особенным фруктом. Мужчина смотрел на неё, и замечал различные возможности. Мы не можем перестать думать (о сексе и обо всём прочем) с тех самых пор. Разумеется, множество людей отвергают всякие указания на наше животное происхождение. Им хочется верить, что все их предки были идеальными леди и джентльменами. Таких людей задевает мысль о том, что большинство наших предков не носили ни галстуков, ни портков – и, что ещё хуже, подавляющее большинство их даже не было млекопитающими, и выглядели как аллигаторы и им подобные твари. Но тут уж ничего не попишешь, и вы и сейчас можете рассмотреть в человеке лягушку, когда он плывёт определённым стилем, или ящерицу, когда нежится на солнце.

В определённых кругах также бытует мнение, что мы, хоть и запятнаны таким неаристократичным и позорным происхождением, но сейчас достигли точки, когда это всё не имеет к нам, или не должно иметь, никакого отношения. Можно с тем же успехом сказать малиновке, что личность столь благородной внешности должна быть выше такого недостойного поведения, как поедание червей на завтрак. Малиновка, что бы о ней не думали, по-прежнему просто птица (и если у неё есть хоть капля сообразительности, будет этим довольна), а человек, при всей его яркости и фальшивом блеске, по-прежнему млекопитающее (и если у него есть хоть капля сообразительности, будет этим доволен). Можете представить, что было бы более достойным быть страусом, вошью или крабом? Не было бы менее зазорным носить перья, как ангелы (или утки), вместо характерного меха млекопитающих? Не было бы более утончённым синтезировать энергию прямо из солнечного света, как одуванчик, вместо обгладывания костей, как наши дальние родственники собаки? В конце концов, разве кто-то предъявит своей собаки претензию, что это создание родилось в кровавой утробе, сосало соски, и расцарапывает свою шкуру, подобно прочим млекопитающим? Ну а с чего бы, господи прости, чувствовать себя некомфортно, когда те же самые факты упоминаются в приложении к нам самим?

Порой кажется, что мы даже и близко не поняли Фрейда, а Дарвина и подавно. Если кто-то цитирует высказывание Фрейда, мол, пирамиды (которые не только гробницы, но и религиозные храмы) представляют собой идеализацию или сублимацию стремления к женской груди, кто-нибудь другой обязательно хихикнет и заметит, что это просто демонстрирует, что религиозный импульс – всего лишь преломление сексуальности. Но что значит это «всего лишь»? Не подразумевается ли, что религия могла бы конструироваться на основе какой-то более тонкой энергии, чем та, что заставляет детей и мужчин тянуться к груди? Могла бы? А есть ли такая высшая энергия? Мы говорим, «Бог есть любовь», думая, что преступаем пределы материального и животного мира этим громким заявлением. Но есть ли кто-то, кто сперва не научился любви, сжимая грудь в руках или во рту?

Мы можем смеяться над многогрудой Дианой Эфесской, как над грубой идеей божества, а ведь римляне, вероятно, были не столь простыми ребятами, как мы. Христианские теологи могут кричать отсюда и до берега последнего матроса, что их картины с изображениями божества в виде старого человека, восседающего на облаке, не должны пониматься буквально (ну а Диана что, понималась Овидием буквально?), но они продолжают называть это божество «Он», то есть приписывают ему биологический пол, и значит (поскольку в английском языке мы не говорим о растении и водоросли как о «ней» или о «нём»), природу позвоночного животного. Можем ли мы представить это газообразное позвоночное (фраза Томаса Генри Гексли, по сей день актуальная) в поистине нечеловеческом и неживотном виде? Попробуйте, и понаблюдайте, не заполнят ли пробел рептильные или рыбьи образы, когда вы отбросите образ млекопитающего. «Бог это символ Бога», сказал утончённо модернистский теолог Пауль Тиллих. Определённо кажется, что Бог Отец, как и Диана Мать, это просто символ чего-то другого – чего-то, что мы не можем назвать, но с чем сталкиваемся в семейных отношениях и сексуальных взаимодействиях, из которых вырастают эти отношения. (Все боги обзавелись семьями, даже будто бы монотеистичный иудео-христианский Бог. Иудейские каббалисты дали ему жену, Шекину; а христиане, что более в духе Фрейда, дали ему в спутницы девственницу, которая одновременно его мать и жена.) Это «Божественное нечто», спираль ДНК или управляющий или Дао, создали Софи Лорен из наших предков, которые совсем недавно выглядели как Уиллендорфская Венера, а ещё раньше выглядели и передвигались как шимпанзе Чита. Ну а то, что из нас может получиться в дальнейшем, потрясало воображение Ницше и вдохновило Кубрика на съёмки «2001».

Биология – вещь гораздо мистичнее, чем теология, о братья мои. Только прикиньте: из простой животной титьки, едва ли больше, чем просто соска, нашим другом (или подругой) управляющим созданы эти округлые, чашеобразные, восхитительно эстетичные человеческие груди, каждая из которых состоит из 15-25 отдельных долей, каждая из которых представляет собой практически целую биологическую систему. Каждая доля состоит из кластеров или долек, построенных столь замысловато и работающих столь гладко, как самые современные аппараты, защищённые и сделанные столь приятно мягкими на ощупь благодаря большим количествам изоляции в виде жировой ткани. От каждой доли распространяются по сети, напоминающей мощный биокомпьютер, проводники млечного сока, встречающиеся в соске. И, безо всякого столпотворения или закупорки, в этих чашах упакованы ещё две сети – кровеносная и лимфатическая, снабжающие питательными веществами и регулирующие температуру. И что самое лучшее, вся эта система снабжена высококачественной петлёй обратной связи – «горячей линией», как мило называет её английский биолог Алекс Комфорт – уходящей вниз к гениталиям. Эта горячая линия активизируется, когда человек сосёт или гладит груди, создавая в области клитора ощущения, благодаря коим жизнь кажется нашей героине стоящей того, чтобы жить, и возможно, даже приводит к запуску процесса вагинального увлажнения, готовящего к совокуплению.

Что ещё чудеснее, та же петля обратной связи приходит в действие, когда младенец сосёт грудь, и приятные вагинальные ощущения (иногда приводящие к оргазму у матери) приводят к процессу восстановления внутренних половых органов, после растяжения и нагрузки в процессе родов. И всё это работает на принципе сервомеханизма, безо всякого надзирателя (эго), который должен внимательно следить за ходом процесса. Эго может оставаться на посту (где-то в передних лобных долях), сосредоточившись на других заботах, по меньшей мере до тех пор, пока какие-то из процессов не станут настолько приятными, что просто не сорвут крышу, и не отправят эго в плавание по океану биоэнергетического блаженства, пока корабль не перстанет испытывать качку и командный пост не будет вновь занят. И что самое чудесное, как замечает Бакминстер Фуллер в “ Nine Chains to the Moon ”, этот сервомеханизм, как и все прочие в женском теле, и в мужском тоже, и в телах наших родственников среди млекопитающих, а также дальних родственников среди рыб и птиц, это не мёртвая машина (как может показаться исходя из термина), а живое присутствие, которому Фуллер пожаловал титул «Призрачного Капитана». И это не просто запутанный способ сказать, что живые организмы это живые организмы. Это должно, в первую очередь, напоминать нам, что тот надзиратель, который нам обычно знаком – эго – вряд ли заслуживает столь высокой благодарности, когда всё в порядке – или столь сильных проклятий, когда что-то не так.

Почему же мы думаем об этом призрачном капитане как о матери или отце? Антрополог Уэстон Ла Барр отвечает так:

Понимание религии включает в себя и объяснение того, почему религия это исключительно человеческий феномен. Контекстом оказывается универсальная для человека форма семьи, а условием – человеческая неотения (продолжительное младенчество)… В основе всякой религии лежит опыт семейной жизни, ив се религии, соответственно, содержат в своих мифах что-то вроде базовой легенды о Эдипе.

Эта неотения, разумеется, приводит нас на территорию Фрейда и психоанализа, о которых мы поговорим в следующей главе. Прежде, чем вломиться в разгорячённую и почти удушающую парилку противоречий, окружающих Фрейда и его работы, стоит напомнить себе, что всё, что действительно насчёт современных младенцев, было верно и 20, и 50, и даже 500 тысяч лет назад. Если у современных малденцев есть «океанический опыт» мистического единения с вселенной, когда они сосут грудь – а многие психиатры не склонны догматически привязываться к фрейдовским теориям, и продолжают свидетельствовать о подобных явлениях – то это было верно и для наших волосатых предков, сгрудившихся у костра на заре человечества. Если мы продолжаем искать этот опыт во взрослой жизни, то тем же занимались и они.

Но этот приводит к выводам, о которых мало кто из нас задумывался. Согласно Дэвиду Коулу Гордону и его блестящему исследованию мастурбации, «любви с собой», поиск взрослого «океанического опыта» включает в себя столь разные формы поведения, как всевозможные виды секса, азартные игры, наблюдения за футбольными матчами, определённые виды преступлений, религиозный мистицизм, альпинизм и даже стад-покер. Во всех этих видах деятельности личность ищет возможности влиться в океан ощущений столь интенсивно вовлекающих и приятных, что обычный барьер между Самостью и Миром забывается или полностью трансцендируется. Очевидно, многие виды работы – если они сознательно выбраны и несут глубокий смысл – также попадают в эту океаническую категорию (можно вспомнить научные исследования, литературу, живопись, музыку и т.п.) Это относится и ко всевозможным видам игр и забав, особенно борьбе, в которой сталкиваешься со страхом и несомненно преодолеваешь его, как и в автогонках или корриде. Но стоит нам проследить этот океанический опыт так далеко, как нам становится трудно понять, где вообще провести границу, за исключением совершенно необходимых вещей – то есть тех, что вселенная заставляет нас делать просто чтобы выжить. Всё остальное – всё, что составляет ткань «культуры» и человеческого воображения, и не дано нам изначально природой – кажется, содержит в себе этот элемент поиска блаженства и трансценденции. Эрнест Хемингуэй достигал своего океанического ощущения, стоя неподвижно и разряжая винтовку в разъярённого льва. Студент достигает того же, выходя из своих границ, когда распевает «Нас не сдвинут с места» на демонстрации протеста. Невротичный грабитель банков чувствует прилив адреналина, заходя в хорошо охраняемое помещение, вооружённый лишь собственными мозгами и храбростью. Исследователь на семнадцатом часу эксперимента теряет всякие следы себя самого, забывает о пище, времени, друзьях и всём остальном – за исключением данных, которые записывает. Маленький Портной экстатически мастурбирует на бюстгальтер сестры. Неустрашимый йогин, сохраняющий неподвижность в одной асане (позе) десятый час, повторяя без конца мантру «Харе Кришна»; строитель моста и тореадор, и поэт, нащупывающий нужную рифму – все они, в очень глубоком биологическом смысле, повторяют или ищут повторения состояния сознания, впервые испытанного при кормлении грудью.

И только потому, что люди занимаются этими странностями с самого начала истории, эта история вообще состоялась. Иначе мы были бы столь же неизменно-стереотипным видом, как и прочие млекопитающие. Поиск груди, в сотнях миллионов сублимированных и обобщённых форм, это сущность того беспокойства, которое и делает нас людьми.

Потому что, врубайся, чувак: когда Мэллори спросили, чего ради он лезет на Эверест, и он дал свой классический дзенский ответ «Потому что это там», он сказал только половину правды. А вторая половина хорошо известна всем читателям Фрейда. И мы можем задуматься, почему же Алистер Кроули, поэт, посвятивший столь много сил в своей жизни тому, чтобы заменить Бога-Отца Иегову древней египетской Богиней-Материю Нуит, тоже был заядлым альпинистом – лучшим в Англии в его время. Та же сила отправляет человека проталкиваться сквозь лишённый гравитации вакуум межпланетного пространства, сталкиваясь с самым настоящим космическим ужасом. Есть ли нужда спрашивать «почему», или удивляться, когда мы слышим очарованные голоса космонавтов, когда их радиосигнал возвращается к нам, и доносит слова о «мире» и «красоте», которые они обнаружили? Луна – la luna – имеет женский род в практически всех языках, и отождествляется с богиней-матерью в почти всех мифологических системах. А великие художники? Нам нет нужды смотреть на портреты обнажённых женщин в поисках доказательств. Возьмите вместо них картины вообще без человеческих фигур и изучите саму логику рисунка – какие формы и линии встречаются чаще всего? А что насчёт музыкантов? Ну, где вы впервые услышали музыку, кто напевал вам песни, и какая часть тела была перед вами в этот момент? Архитекторы отказываются от структурной нужды в прямых линиях, как только они могут ввести в композицию смыгченные кривые, которые бессознательно напоминают нам – о чём? И что касается нашей кухонной и столовой утвари, разве они не напоминают нам наши первые приёмы пищи? А великий Аристотель оставил в назидание нам запись о значимом споре касательно эстетики, случившемся в его время:

Пифагорейцы считали, что формы греческих ваз – это отражения иррациональных чисел, мыслимых Единым Разумом. С другой стороны, эпикурейцы рассматривали их как производные от грудей, бёдер и ягодиц девушек.

Date: 2015-05-18; view: 351; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию