Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Культурные предпосылки манипуляции
Хитрости, уловки, интриги — весьма почитаемые и достойные богов поступки, о чем свидетельствуют предания, дошедшие к нам в форме мифов. По-видимому, не случайно, что с самого начала способность к хитрости и уловкам была сопряжена с умом и владением совершенными навыками. Так, Прометей, убеждавший титанов применять в борьбе с Зевсом не только грубую силу, но также ум и хитрость, был весьма искусен в ремеслах, которым, нарушая запрет хозяина Олимпа, обучал людей. Гнев Зевса в связи с Прометеевой помощью людям был вызван тем, что они стали жить столь же хорошо, как и боги. Библейский сюжет о первородном грехе также вырастает из сочетания хитрости и претензии уравняться с богами: «Змей был хитрее всех... и сказал жене:...откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.» [Быт. 3, 1—5]. Далее по тексту Библии мы обнаруживаем осуждение и наказание Адама и особенно Евы, но никак не Змия-искусителя, подстроившего всю эту историю. Сказки всех народов также в качестве основных элементов интриги часто используют ложь, хитрости, ловушки: Колобок был обманным путем съеден, Лиса трижды выманивала из избы Петушка, пока не унесла с собой. Ладно это Лиса,— воплощение хитрости. Сюжет известной сказки об Иване-царевиче и Волке выстроен на воровстве и подлоге. Сначала Иван дважды (!) не внял инструкциям Волка, соблазнившись на богатство. Если это манипуляция с его стороны, то она удалась: в третий раз Волк самостоятельно пошел добывать очередную драгоценность — на этот раз царевну. Затем Волк поочередно превращается то в царевну, то в коня, чтобы в результате сбежать от тех, кому они в счет возмещения ущерба должны были принадлежать. Таким образом, Иван-царевич оказался еще и коварным нарушителем договоренностей. Подобных сказок немало. Разумеется, есть много совсем иных, таких как просветленная «Финист — ясный сокол» или нежная «Крошечка-Хаврошечка». Как те, так и другие составляют питательную среду, из которой слушатели и читатели выбирают каждый по себе... J — 898 По крайней мере очевидно, что мифологический и сказочный культурный фон не только характеризуется благосклонным отношением к уловкам и хитростям, но даже возводит их в ранг поощряемых действий. Иногда тому есть веская причина: манипуляция все же предпочтительнее, чем физическая расправа или прямое принуждение. Но главной ценностью — именно ценностью — оказывается выигрыш, победа, ради которых все эти хитрости изобретаются. (В предыдущей главе уже отмечалось, что стремление к выигрышу составляет одну из важнейших особенностей манипуляции.) Но не только мифы и сказки образуют поток, из которого люди черпают манипулятивное вдохновение. Никто из нас не остался в стороне и отдал дань чтению приключенческой литературы, которая с младых лет приучает к романтике борьбы, прививает ценность победы в ней. Впечатлительному подростковому сердцу по душе как авантюризм, так и страстная устремленность к цели, ради достижения которой порой допустимыми кажутся любые средства. Тем более, что среди используемых героями средств уловки и хитрости, сноровка в их изобретении и исполнении занимают почетное место. Приведу только один пример. Как не восхититься находчивостью Тома Сойера, блестящая манипуляция которого над своими приятелями позволила ему, не прикладывая рук, побелить весь забор, да еще приобрести множество ценных для него безделиц. Том с помощью имитации (как фокусник или актер) удовольствия и вдохновенности в работе, которая самому ему представляется рутинной, достиг сразу двух целей. С одной стороны, обеспечил себе удобную позицию, защищающую его от насмешек приятелей, тем, что представил крашение забора не как работу, а как творческое увлекательное занятие: «Разве мальчикам каждый день достается белить заборы?». А с другой стороны, возбудил зависть и интерес к работе у друзей, чем добился основной манипулятивной цели — приятелям захотелось делать то, что Тома тяготило. Тонкость, на которой он сыграл, заключается в разном отношении к работе и к игре: «Работа есть то, что мы обязаны делать, — говорит в авторском анализе данного эпизода Марк Твен, — а Игра есть то, что мы не обязаны делать». И как только Бен — лервая жертва Тома — захотел поработать, Том, чтобы за- крепить и развить успех, начал притворно отказывать в просьбе, разжигая его желание. М. Твен объясняет действие данного приема следующим законом, управляющим поступками людей: «Чтобы взрослый или мальчик страстно захотел обладать какой-нибудь вещью, пусть эта вещь достанется ему возможно труднее». Таким образом, автор не только рассказывает, как можно манипулировать, но еще и обобщает использованные приемы, вероятно, с тем, чтобы их можно было переносить на другие ситуации. Я далек от того, чтобы приписывать писателю стремление обучить своих юных читателей манипуляции, мне лишь хотелось показать, какое культурное содержание он транслирует, воспроизводя — и этим закрепляя — вошедшие в плоть и кровь людей способы взаимодействия. Далее в ряду учителей манипуляции мы обнаруживаем видных исторических деятелей, культурных героев, действительно (а не в вымысле) существовавших и вершивших свои дела, решавших судьбы мира. Крылатая фраза «победителей не судят» — предельное выражение логики снятия ответственности, ссылки на то, что цель оправдывает средства. В результате едва ли не вся жизнь человека оказывается распределенной между пиками увлечения то сказками, то легендами, то приключенческой литературой, то историческими романами, то детективами. Взаимодействие между чтивом и читателем подобно паромной переправе: сюжет увлекает читателя, читатель сам увлекается за ним, а оставляя на время текст, уносит элементы его содержания с собой. В процессе внутренних колебаний между несовпадающими ценностями человек может оказаться в сложной ситуации принятия решения. Такое, однако, происходит не часто, и в повседневной суете, полной мелких дел, совсем нетрудно позволить себе кого-нибудь обыграть («подумаешь, чуть-чуть схитрил»). Итак, мы обнаруживаем два важных «культурных приобретения» — БОРЬБА как ценность и ХИТРОСТЬ как образец одного из возможных средств ее ведения. Вместо хитрости можно поставить манипуляцию — суть от этого не изменится. Неявный лозунг «Хитрить можно, хитрить нужно, хитрить — значит выиграть!» людьми не только принимается, но и активно используется, доводится до автоматизма, до душевной привычки, проникает в самые глубокие смысловые основания 3* личности, откуда затем с большим трудом может быть вымыт иными ценностями. Сподвигнуться на такой труд под силу далеко не каждому. Такова первая червоточина, разрушительная роль которой тем более сильна, что закладывается в том слое бытия, который ответственен за формирование сущностных качеств человека: любви, сострадания, чувства сакральной общности всех людей, предчувствия космического предназначения человечества, безусловного принятия каждого другого как равноценного себе сотоварища, сотворца. 3.2. Манипулятивная природа социума На общекультурном уровне мы имели дело с обобщенным человеком как носителем своей родовой сущности, какое бы качество последней он ни транслировал. Иное содержание мы обнаруживаем, перемещая внимание на социальный горизонт человеческого бытия. «Один — за всех, все — за одного» — это новая логика принятия ответственности: уже не перед всем Человечеством или Господом, а только перед теми «всеми», которые принадлежат к «Мы». Этими «мы» могут быть классы и расы, территориальные и национальные объединения, профессиональные и производственные общности, обозримые группы и группировки: команды, бригады, экипажи, родственники, семьи, компании друзей и т. п. Разделение на «мы» и «другие» означает, что наряду с общечеловеческими ценностями люди ориентируются еще и на коллективные (государственные, классовые, клановые) ценности-интересы. Поскольку социальные группы — по определению — образуются на основе общности интересов, эти последние у каждой группы обязательно имеют отличия от интересов тех «других», которые не принадлежат к данному «мы». Консолидация сообщества происходит по закону «чтоб объединиться, надо размежеваться». Помножим его на ценность борьбы — получим основу для враждебности. «Иные», «не такие», «не мы», «другие» теперь начинают соотноситься со своими групповыми интересами — оцениваются! Другие рассматриваются сквозь призму своих интересов, как средство или помеха к их удовлетворению. Можно, разумеется, сравнивать и с общечеловеческими ценностями, но и эти уже оказываются оцененными с точки зрения собственных интересов группы. Дело доходит до их полной девальвации, когда общечеловеческая мораль преподносится как вымысел идеологов враждебного класса, а свои «ценности» провозглашаются как истинные. Каждый вид группы провозглашает свои ценности и свои требования... Какие из ценностей предпочесть в том или ином случае, каждому человеку приходится решать самостоятельно. Примечательно, однако, что разные ценности получают различную поддержку извне. Ориентировку на социальные или клановые интересы поддерживает само сообщество — устанавливает для своих членов нормы, правила и законы, регулирующие принятие решений, вводит санкции за их нарушение. Общечеловеческие ценности, поскольку они транслируются теми же сообществами, часто искажаются в угоду интересам последних. В ретранслированном виде из них нередко исчезают сакральность, космизм и духовность как таковые. В тех же случаях, когда они упоминаются, они оказываются уже «на вооружении» — это уже не ценности, а средства в политической или идеологической борьбе кланов. Идентифицируясь с той или иной группой, человек оказывается подвержен, выражаясь словами К. Г. Юнга, [1994-6] «психической инфляции» — он «раздувается» до размера этой группы, становясь своеобразным проводником ее нормирующего воздействия. Став адептом «своего» сообщества, приняв его доктрину, человек извлекает немало преимуществ и для себя. Во-первых, он обнаруживает, что гораздо удобнее жить без груза ответственности, который теперь почти целиком лежит на сообществе, чьим представителем он является. Дело заходит настолько далеко, что ради интересов сообщества разрешается (кем? Этим же самым сообществом!) даже физически уничтожать других людей — одна из законных (санкционированных сообществом) прерогатив служащих силовых министерств. За эти преимущества, однако, человеку приходится платить утратой свободы и индивидуальности. Во-вторых, член сообщества получает подкрепление для своей самооценки: в своих глазах он есть то, что он представляет — государство, партию, отрасль, учреждение, фир- му, социальный институт и т. п. В своих глазах мало — необходимо еще, чтобы другие видели то же самое. Отсюда стремление функционера доказывать свою значимость другим. Однако то, что еще требует доказательства, само по себе не есть ценность. Отсюда — тайное самоуничижение, поскольку, идентифицировавшись с группой, он перестал быть собой. Таким образом, цена высокой статусной о-ценки — утрата собственной ценности (каламбур и тавтологичность здесь отражают происходящую при этом сущностную деформацию человеческой природы). В-третьих, пользуясь авторитетом сообщества, функционер увеличивает свои возможности (см. п. 4.4.1.) воздействия на других для достижения собственных целей, удовлетворения невротических потребностей и т. п. (Кстати, совсем не лишнее приобретение для живущего в обществе, где умение вести борьбу возведено в ранг достоинств.) Хороший пример такого использования силовой борьбы — бюрократическая волокита. Функционер имеет власть над любым просителем — эта власть предоставлена ему по должности. Чтобы выравнять силы, проситель заручается бумагой («Без бумажки ты — букашка...»), которая символизирует наличие поддержки со стороны государства (или другого сообщества, признанного государством). С человеком — нет, а с документом, приложением к которому этот человек оказался, бюрократ считаться будет, поскольку раз «бумага выдана», значит там тоже есть сила (они имеют право). Но как только функционер покидает свое рабочее место, он лишается этой силы. Острое ощущение своей беспомощности (некому помочь) и одиночества (ресурсный потенциал которого ему неизвестен) — неизбежная плата за доступ к коммунальной силе (личностные «коммунальные платежи»). И в-четвертых, быть правым (делать благо) в социально установленных рамках действительно проще: достаточно присоединиться к чьей-либо позиции, разделить чье-либо мнение, принять коллективное решение. Чувство локтя, плеча, поддержка коллег и товарищей, общие лозунги, единая идеология становятся великолепными внешними опорами для какой-либо части души такого человека — для каждой части своя опора. Платить же за это приходится утратой первозданной целостности. Таким образом, люди довольно быстро осваивают правила игры: переложи ответственность, заручись поддержкой и добивайся своего. Этот процесс происходит тем легче, чем с большим количеством различных «мы» способен идентифицироваться человек. Субъективно он силен, счастлив, доволен жизнью до тех пор, пока его «Я» не переместится в новую субличность (полуличность, четвертьличность и т. п.), субъективно займет иную позицию, солидаризуется с иным мнением, будет готов к иному решению... Речь не о вопиющей беспринципности, а об ординарном механизме включения в социум. Чтобы убедиться в том, насколько такие процессы активны, достаточно посидеть в дружеской компании полвечера и послушать, как в ходе разговоров меняются мнения и позиции одних и тех же участников вечеринки. (Экспериментальная фиксация подобных перескоков между несовпадающими внутренними позициями у клиентов в процессе психотерапевтической работы произведена Т. П. Юрченко (1993).) Вместе с тем, человечеству для развития нужны цельные, обладающие индивидуальностью и ответственностью натуры. Поэтому общество — по мере своего расслоения на различные «мы» — выработало также и способы противостояния деструктивным тенденциям безответственности, нормирования и насилия. Были найдены пути культивирования (выращивания, создания, вознесения) и, для баланса, эксплуатации таких людей. Как убедительно показал К. Г. Юнг (1994-6, с. 207), такими способами выступают таинства и знаки отличия. С помощью таинств посвящения (освящения, сакрализации) — помещения человека в особенную позицию по отношению к другим людям — создается ограждение индивидуальности от посягательств коллектива. Этого избранного (и неприкасаемого) нагружают ответственностью за всех, наделяя также властью над ними — позволяют (и ожидают, требуют) ставить цели и предоставляют себя в качестве средств, орудий осуществления замысла лидера. А чтобы любой встречный мог вовремя понять, кто перед ним, лидера наделяют особыми знаками отличия — сигналами непохожести на остальных, рядовых членов сообщества. Такова природа священного — это тайна индивидуальности, тайна принятия решения. Как показал Г. Бейтсон, разрушь эту тайну — ру- шатся устои общества. Поэтому-то несанкционированное разглашение знаний наказывается: Прометей был прикован к скале, Адам был изгнан из Рая [Бейтсон и Бейтсон 1994, 90]. Справившись таким способом с проблемой издержек социального расслоения, общество одновременно создает необходимые и достаточные предпосылки для полноценной манипуляции. С одной стороны, сам лидер — жертва манипуляции со стороны толпы, которая, возбуждая желание властвовать, взваливает на него ответственность — доверяет! А с другой, лидер платит той же монетой, распоряжаясь по собственному усмотрению подопечными, не посвящая их (не доверяя тайн) в полноту своих замыслов. Так складывается взаимная заинтересованность в сохранении тайны воздействия: «Обе стороны находятся под влиянием исходно ошибочных представлений и пытаются решить внутреннюю психическую проблему посредством манипуляций во внешнем мире» [Гроф 1993, с. 443]. Каждая сторона считает себя в выигрыше, тогда как обе они страдают от дисбаланса в распределении ответственности, от неоправданного ограничения свободы, от уничижения и нивелировки. «Это ситуация, в которой невозможно выиграть, можно только проиграть; неважно, кто побеждает или на чьей стороне будет моральный суд истории — реальное решение проблемы не дано ни одной из сторон» [там же]. Описанная иллюзия — не единственная в ряду человеческих заблуждений. Разделение людей на несовпадающие общности породило трудности взаимопонимания. При восприятии других люди начали опираться на собственные критерии, игнорируя факт расхождения в самих основах видения мира между членами своей и другой групп. Яркие примеры: культурные барьеры между цивилизациями, иллюзорное восприятие представителей первобытных культур, тенденциозное оценивание этнических меньшинств или оппозиционных объединений и т. п. Другими словами, создав границы, человечество создало основу для ошибок восприятия и понимания на стыках между общностями. Будучи интериоризированной, эта проблема в новом свете предстала как проблема личности — «личины», как проблема истинности и ложности как восприятия, так и самоподачи. Перечислим важнейшие социальные «приобретения»: • сокращение степеней свободы, находящихся в распоряжении у граждан, ограничение доступа к духовным ресурсам; • насилие над индивидуальностью: нивелировка, сравнение, оценивание, эксплуатация; • посягательство на ответственность, которой теперь стало возможным оперировать (манипулировать): снять, возложить, принять, перенести, распределить; • санкционированная эксплуатация людей — использование их в инструментальной функции как средства достижения не ими поставленных целей; • возведение в ранг обычной нормы иллюзий и взаимного обмана. Справедливости ради надо отметить, что при этом есть и вполне позитивные, привлекательные для людей приобретения, в которых отражается конструктивная сторона социальности: • повышение однозначности и определенности индивидуального восприятия, наличие понятных предписаний о том, как жить и что делать сделало жизнь людей более стабильной и предсказуемой; • снятие бремени принятия решения и груза ответственности с рядовых граждан позволило сделать более предсказуемым и их поведение; • достижение стандартизации в качествах людей позволило повысить управляемость человеческими ресурсами, следовательно, и эффективность общественного производства. 3.3. Межличностные основания Межличностные отношения — это тот горизонт бытия, на котором имеются все предпосылки для реализации сущностных качеств человека, таких как способность к любви и состраданию, чувство родовой общности, принятие другого как уникального и равноценного себе. Это также тот уровень, который в наибольшей степени ответственен за передачу общечеловеческих ценностей — сама культура оживает в общении. На этом же уровне встречаются в переплетении, противостоянии или конструктивном диалоге общечеловеческие ценности и социальные интересы человека. Date: 2015-05-05; view: 556; Нарушение авторских прав |