Глава 1. Рюриковичи

Главный вопрос любой монархической власти – вопрос её истинности, вопрос того, является ли правитель действительно Сыном Божиим или он таковым не является. У Сынов Божиих способность быть в связи с Богом и править от Бога передаётся по родовым линиям, и всё это люди когда-то прекрасно понимали и очень следили за тем, чтобы в правителях оказывались представители именно тех родов, о которых издревле было известно, что они есть роды истинных правителей. Особенно за этим следили в арийских и постарийских племенах, и у древних славян правившие ими крязья-русь по всем тогдашним представлениям просто не могли не принадлежать к Сынам Божиим (или, если не в каждом из них в то сложное время в полной мере проявлялся правитель от Бога, то, по меньшей мере, к родовым линиям Сынов Божиих).

Сквозь призму этого вопроса, вопроса об истинности правления, вопроса о праве на правление, и следует рассматривать княжение Рюрика и его потомков. Безусловно, мы сами сегодня об их родовых корнях мало что знаем, но нам стоит довериться в этом вопросе тогдашнему русскому народу. Тогдашний народ ориентировался в этих вопросах явно лучше нашего и очень серьёзно относился к вопросу об истинности княжеской власти.

Сегодня принято критически относиться к легенде из летописей о том, что новгородцы (или их предшественники) для управления собой пригласили варягов. Критика этой легенды в её прямом понимании, безусловно, правильна – легенда эта не согласуется со всем тем, что нам известно о мире тогдашних славян, и пришлые варяги Русью, со всей очевидностью, не правили (отдельный вопрос – были ли они вообще пришлыми чужеземцами, или это были свои же более северные славяне, но для простоты рассмотрения темы ограничимся устоявшейся точкой зрения о них, как о чужеземцах). Поэтому считается, что легенда эта была для чего-то сочинена из тогдашних политических соображений. Но когда я обращался к истории того времени и к летописным первоисточникам о том времени, то мне приходили какие-то раскрытия этой темы, и легенде о приглашении из варягов они не очень противоречат. Там надо только правильно первоисточники понять. Давайте попробуем это сделать.

Итак, новгородцы. Их проблема заключалась, вероятно, в самом расположении их города (или той местности, на которой в то время этот город выстраивался). Новгород располагался на перекрёстке двух важнейших торговых путей тогдашнего времени, был довольно оживлённым местом, и был – что проходной двор. Там сходились самые разные представители и представления, и в головах у новгородцев разброд шёл тоже довольно-таки оживлённый. Там было обилие самых разных точек зрения, ересей, несогласия с властью по любым вопросам вплоть до «хочу так, не знаю как», и потому часты были смуты, беспорядки и даже вооружённые восстания. Там отродясь порядку не было.

Чтобы поддерживать там порядок, нужна была усиленная дружина и, желательно, дружина не из местного населения, а из людей пришлых и незаинтересованных ни в чьей позиции, кроме позиции власти. Правившие Новгородом русские князья этих пришлых людей нанимали из варягов, поскольку те были под боком, и княжеские дружины были преимущественно дружины варяжские. Дружины же были задействованы в сборе дани, и с точки зрения непосредственного видения многих тогдашних людей это воспринималось, как сбор дани самими варягами. Так в легенду и вошло, что новгородцы платили варягам дань, хотя платили они эту дань не варягам, а собственному князю, использовавшему наёмных варягов для сбора тогдашнего государственного налога.

Потом, в одну из очередных своих смут, князя вместе с его варяжскими наёмниками изгнали, и решили править собой сами посредством народного вече. Куда было деться князю? Естественно, он ушёл со всем своим семейством вместе с дружиной в их варяжские земли. Мог ли он уйти на юг, в Киев? Судя по тому, что позже Олег свёрг киевских князей, отношения там были не лучшие, поэтому, кроме как к варягам, собственно, и идти-то было некуда.

Ну, а в Новгороде тем временем развернулись все прелести тогдашней демократии. «…И не было в них правды, и восстали род на род, и рати, и пленения, и кровопролития беспрестанно» (Никановская летопись). Побузив, сколько там надо было для их полного созревания, таки созрели к мысли о том, что с князем всё же лучше будет. И послали к варягам за князем.

Летопись говорит, что перед этим даже выбирали, из каких бы земель князя пригласить. Ещё бы. «Что-то неудобно получается – сами прогнали, а теперь самим же и звать приходится. Может, кого другого позвать?» «Да ладно, свой-то всё же лучше будет» – на том и порешили. Понимаете ли, если бы перед этим прогнали оккупантов-варягов (или варягов, принуждавших их к дани в пользу своего чужеродного племени), то их в жизнь бы не пригласили потом собой править, особенно при том, что были родственные им, новгородским славянам, славянские племена и в поднепровье, и в подунавье, и в почерноморье, откуда куда как проще было бы пригласить своего же князя-русь. Но они пригласили ещё более своего. Только из ушедшего к варягам.

Да только идти назад прежний князь почему-то не захотел, и пришёл кто-то из более молодых. Звали его Рюрик. Спорят о том, уж не варяжское ли это имя? А если и так, то что это меняет? Разве не естественно было назвать сына, родившегося уже в варяжских землях, их варяжским именем? А разве не могли назвать его таким именем ещё при новгородском правлении в честь какого-либо варяга, обладавшего примерными достоинствами? Само по себе его имя мало что значит. Значимо то, что приглашали его как князя. А значит, он обладал правами на княжение. И он был своим же князем-русь. Из древнерусских княжеских родов. Иначе его правления не восприняли бы ни многие новгородцы, ни более южные киевляне.

А киевляне восприняли с лёгкостью приход Рюриковичей и к себе на княжение тоже. И даже, судя по всему, сами втайне призывали их прийти. Иначе те вряд ли позволили бы себе авантюру с убийством Аскольда и Дира (а причиной тому, очевидно, явилось тяготение этих киевских князей к христианству, что всеми вокруг тогда воспринималось как измена родной вере), и вряд ли они после этого так просто вошли бы в город, у которого была и своя дружина, и свои крепостные стены. А если и вошли бы, то вряд ли долго продержались бы у власти без возмущения киевлян, какой бы они не обладали военной силой. Они же и вошли, и княжили, и в походы ходили, уводя дружину из города – и киевляне воспринимали это как должное. И это при том, что к вопросу об истинности княжения относились в то время очень серьёзно.

Поэтому истинность правления династии Рюриковичей вряд ли может вызывать сомнения.

И как бы не относились мы сегодня к отдельным представителям того правившего рода, как бы не казались они нам успешны или неуспешны, хороши или плохи, но именно род Рюриковичей за семь веков своего правления превратил разрозненные племена в единый русский народ и сохранил и усилил мощь этого народа вопреки всем выпавшим на его долю испытаниям. А главное – сохранил в этом народе русский дух, то особое мироощущение, которое осталось в нас от древних ариев и которое проявляется в нас более, чем в ком бы то ни было.

Мы не будем перебирать длинную череду правителей рода Рюриковичей, остановимся только на особе последнего почти его представителя, на Иване Грозном.

Задолго ещё до того, как я дошёл до написания этих строк, тема эта, тема царя Ивана IV, открывалась мне, и сейчас, мне так казалось, остаётся только свериться с парой его биографов и вкратце изложить особенности того времени и того правления. Но ни пара, ни более биографов мне не помогли: чем более я их читал, тем муторней мне становилось и тем большая оторопь брала от написанного, и я даже начал сомневаться, стоит ли вообще о Грозном что-либо писать или лучше обойти эту тему стороной – уж больно зловещей и неприглядной представала его личность. Но то там, то там попадались мне места в этих описаниях, которые смущали меня своей неоднозначностью, и я продолжал изучать ту эпоху в надежде дойти до истины, и удивительная картина начала открываться передо мной: картина такого плотного и мощного ошельмовывания, такого неудержимого и яростного облаивания, которой, наверное, трудно подобрать прецеденты в мировой истории. Вплоть до впадения этих вдохновенных писателей в истерики вроде: пишешь, мол, и перо выпадает из рук, как могли допустить, чтобы такое исчадие ада, такая нелюдь… и т.д. И я понял – оно ведь очень показательно, это интеллигентское облаивание великого царя, это проявляющееся через них возмущение дьявольской материи, это неравнодушие дьявольских сил к царю Ивану, и оно как раз только подчёркивает и величие его личности, и величие его жизненного подвига.

Останавливаться детально на критике этих болезненно воспринимающих всё с Богом связанное интеллигентов я не вижу смысла, но один характерный эпизод, думаю, может наглядно показать, на каком уровне вся эта критика происходит. От биографа к биографу повторяется фраза, должная якобы дать достаточно ясное представление о характере будущего царя: в детстве Иван уже занимался охотой на зверей, причём не только убивал, но и любил помучить несчастных животных. Но вот в биографическом очерке писателя Е.А.Соловьёва (послужившем, насколько я понимаю, первоисточником для этого мнения) несколько приподнимается завеса над тем, что стоит за этой фразой: «Например, любя охоту, он любил не только убивать диких зверей, но и мучил домашних…». – Ах, значит, убивал он диких, а мучил домашних, то есть речь идёт о сведении воедино разных событий. И знаете, как он мучил домашних животных? – «…бросая их с высокого крыльца на землю». Да, и ещё здесь же: «А бояре говорили: «Пусть державный тешится»». То есть, когда он бросал этих животных с крыльца, то это воспринималось как детская потеха. И вот скажите мне, перебрав всех домашних животных, кого из них дитяти могло бросать с высокого крыльца? Правильно, кошку. Да ведь это сплошь и рядом случается, это чуть ли не любимая детская забава – бросать кошку и так, и этак, и смотреть, как она из любого положения быстро переворачивается и падает всё равно на лапы. Лично мне доводилось видеть, как дети кошку и с заборов бросали, и даже с балконов на первых этажах. И вряд ли этих детей можно заподозрить в наклонностях к садизму. А в фильме «Гений дзюдо», например, это бросание кошки вообще преподнесено с положительной и даже с героической стороны: бросал её главный герой, бросал, а потом и сам уподобился и начал в любых борцовских ситуациях подобно кошке опускаться на ноги. (Хорошо, хоть Иван Васильевич дзюдо не занимался, а то такого бы понаписали.)

И вот представьте себе, как выглядела на самом деле ситуация. Бросает себе ребёнок с крыльца кошку, а нянюшки сокрушаются в воспитательных целях: «Ой, Ванюшка, не мучай кошечку, не бросай её с крылечка». А бояре посмеиваются: «Ничего, пусть державный тешится». Идиллическая картина. А потом, когда державный подрос и этих бояр прижучил за всё, за что надо было, вот тогда им и припомнилось: «А вы помните, как он дитятей кошку с крыльца кидал, да с такого высокого? Да он ведь с малолетства мучитель был!». Ну, а интеллигентам как всё это не подхватить?

И стоило в истории остаться воспоминанию, что как-то Ваню взяли с собой на охоту, как наши беспристрастные аналитики истории объективно отметили: «Да, царь Иван Грозный с детства любил заниматься охотой, и следует признать, что убивать он любил ещё в детстве». А все прочие популяризаторы истории хором завопили: «Да Грозный с самого детства только тем и занимался, что убивал и мучил, мучил и убивал! Да волосы дыбом встают и перо из рук выпадает – как всё это могло происходить!?». Па-ра-но-йя! У кого? Да у Ивана Грозного, конечно. Разве может быть иначе?

И вот так во всём практически. Чего не коснёшься в истории с Иваном Васильевичем, возникают дикие параноидальные картины. Начинаешь вникать, и возникают совершенно иные картины, иная история. Просто абсолютно иначе всё оказывается! Иногда даже кажется, что имеешь дело со святым. Впрочем, святым он, наверное, не был, но до уровня святости временами возвышался. Это имеет место быть.

Чтобы понять то время и самого царя, достаточно взглянуть на даты его жизни: 1530-1584. Да, это эпоха Смутного Времени. Малый ледниковый период. Время всеобщего разброда и вырождения. Время разгула тёмных сил. Гибельное для страны время. Время, когда только грозный царь мог удержать в железной узде норовивших пойти вразнос людей и события. Бог послал стране такого спасителя.

У общеевропейской империи личности, равной Ивану Грозному, не оказалось. Она рухнула. Последовавшая затем дичайшая Тридцатилетняя война почти полностью обезлюдила немецкие земли. Немцы как нация едва не исчезли в ходе той войны. Осталась их слабая тень. И опустошённые земли. Эти земли вновь заселялись самыми разными людьми, условно образовавшими новую немецкую нацию. Иван Грозный спас Русь от подобной участи.

Спас удивительно малой кровью. Все его чудовищные казни заключались в их чудовищном смаковании душевно нездоровыми людьми. На самом деле казней было не так уж и много. Точной цифры я сейчас не помню, но как-то в прессе известный современный историк приводил эту цифру и сравнивал её с цифрами казнённых несколько позже по приказам демократических европейских парламентов. Там, у демократов, цифры многократно, вплоть до десятикратной величины, большие! Но всё равно – долой кровавых царей и да здравствует мирная демократия! Паранойя, господа, паранойя. Горе от ума.

Что ж до Ивана Васильевича…. Безусловно, что в нём проявлялись и какие-то негативные черты, да в то время и не могло быть иначе. Он и сам должен, обязан был испытывать на себе воздействия полонивших всё вокруг негативных сил, и об этом свидетельствует уже то, что он был левоглазым: его левая бровь и даже сам глаз были несколько выше правых бровей и глаза. Это естественно, ведь правосторонние силы были тогда предельно слабы, а левосторонние предельно активны.

И Иван Грозный боролся не только с миром, но и с самим собой, и страстность и искренность этих борений вполне дошли до нас, но изображать этого царя, стоика и великомученика, теми красками, которыми он обычно изображается – надо принадлежать к той породе ничтожных существ, которые не только бороться с собой не способны, но даже не подозревают, что им более, чем кому бы то ни было, следовало бы именно этим заняться.

Весьма любопытен в этом плане очерк уже упомянутого Е.А.Соловьёва. Автор настолько неумело критикует царя, что кажется, будто он задался целью опорочить не Грозного, а себя лично. Вначале я даже думал, что имею в данном случае дело не с критикой, а с тонко продуманной пародией на критику. Да нет, вроде бы всё там всерьёз. Очевидно, остатки совести не позволили автору развернуться так, как того хотелось его замороченной голове. Ну, а если брать таких авторов, как Костомаров и ему подобных, то о них и говорить не имеет смысла, потому что то, что от них исходит, это в прямом и непосредственном значении этого слова костомаровщина – марание костей великого предка.

Об Иване Грозном неспроста пишут, что он находился в состоянии непрестанного нервного напряжения, в состоянии постоянного повышенного нервного тонуса. Он ведь не просто работал правителем – это было горение, самоотдача делу, самоотдача стране. Это было полное напряжение сил и личных, и родовых, в нём проявлявшихся в это сверхтрудное для страны время. И поэтому вполне естественны его срывы, от перенапряжения возникавшие. А напрягаться и перенапрягаться приходилось постоянно, потому что как царь он видел много более остальных людей, и то, что ему виделось, было мрачным донельзя. И он боролся. Перебарывал весь этот мрак, грозивший всё поглотить – и бывал грознее его. Так приходилось. И он сгорел в этой борьбе. Но он спас страну.

Когда четверть века спустя страну захлестнула великая смута, то это была уже не смута. Это был невинный лепет дьявола с обломанными рогами. Это была смута-пустоцвет. Потому что цветочки Иван Васильевич все пообрывал. Те самые цветочки, которые норовили заплодоносить дьявольскими ягодами раздора и уничтожения. Пообрывал с гениальной прозорливостью и интуицией настоящего Сына Божьего.

И вполне закономерна бешеная ненависть к грозному царю всей этой дьявольской материи. Так насолить…. И увести из под носа такую победу. Казавшуюся такой близкой и легкодоступной. Тут взвоешь.

Но как бы ни вылось этой нечисти, а именно царь Иван Грозный спас страну в её самое критичное время. Спас Русь и тем самым спас и весь остальной мир. А потому царь Иван Васильевич Грозный – одна из самых значимых и ключевых фигур в мировой истории. Славное и достойное завершение всего произошедшего от князей-русь рода Рюриковичей.

Date: 2015-06-08; view: 480; Нарушение авторских прав