Христианин не должен принимать участие в делах государства

К правительствам, как к церквам, нельзя относиться иначе, как или с благоговением, или с омерзением. До тех пор, пока человек не понял того, что такое правительство, так же как и того, что такое церковь, он не может относиться к этим учреждениям иначе, как с благоговением. Пока он руководится ими, ему нужно думать, для его самолюбия, что то, чем он руководится, есть нечто самобытное, великое и святое. Но как только он понял, что то, чем он руководится, не есть нечто самобытное и священное, а что это только обман недобрых людей, которые, под видом руководительства, для своих личных целей пользовались им, – так он не может тотчас же не испытать к этим людям отвращения.

Всякий истинный христианин при предъявлении к нему требования государства, противного его сознанию, может и должен сказать: я не могу доказывать ни необходимости, ни вреда государства; знаю только одно то, что, во-первых, мне не нужно государство, а во-вторых, что я не могу совершать все те дела, которые нужны для существования государства.

Я живу, живу нынче еще; завтра очень может быть, что меня не будет, что я навсегда уйду туда, откуда пришел. Пока Я живу, я знаю, что если я в любви с людьми, мне хорошо, спокойно, радостно, и потому пока я живу, я хочу любить и быть любимым. И вдруг приходят люди и говорят: пойдем с нами обирать, казнить, убивать, воевать, тебе будет от этого лучше, а если не тебе, то государству. – Что такое? Какое такое государство? Что вы говорите? – ответит всякий неошалевший, разумный человек. – Оставьте меня в покое. Не говорите таких глупостей и гадостей.

Когда человеку приходится выбирать между тем, что велит Бог и что велит власть, и он делает то, что велит власть, то он поступает так, как поступил бы человек, слушаясь не того хозяина, у которого он живет, а того первого человека, которого он встретил на улице.

Мне говорят: «Давай столько-то денег какому-то тому, кто называется правительством». Этот же кто-то велит мне идти в солдаты и обещаться убивать, кого он велит. Я спрашиваю: «Кто этот кто-то?» Мне говорят: «Правительство». – Кто такое правительство? – Люди. – Кто же такие эти люди, особенные какие-нибудь? – Нет, такие же, как и все. – Зачем же мне делать то, что они велят мне. Еще добро бы все, что они велят, были бы дела добрые, а то они прямо велят мне делать злое. Не хочу я этого. Оставьте меня в покое. Вот что должны были бы сказать все люди, если бы они не были так одурены лжеучением государства.

Учение Христа всегда было противно учению мира. По учению мира, властители управляют народами и, чтобы управлять ими, заставляют одних людей убивать, казнить, наказывать других людей, заставляют их клясться в том, что они во всем будут исполнять волю начальствующих, заставляют их воевать с другими народами. По учению же Христа, ни один человек не может не только убивать, но насиловать другого, даже и силою сопротивляться ему, не может делать зла не только ближним, но даже врагам своим. Учение мира и учение Христа были и всегда будут противны друг другу. И Христос знал это и предсказывал своим ученикам, что за то, что они будут следовать Его учению, их будут предавать на мучения и убивать и что мир будет их ненавидеть, как он ненавидел Его, потому что они будут не слугами мира, а слугами Отца.

И все сбылось и сбывается так, как предсказал Иисус, если ученики Христа исполняют Его учение.

«Если бы мои солдаты начали думать, ни один не остался бы в войске», говорил король Фридрих II.

Анархисты правы во всем: и в отрицании существующего и в утверждении того, что при существующих нравах ничего не может быть хуже насилия власти: но они грубо ошибаются, думая, что анархию можно установить революцией. Анархия может быть установлена только тем, что будет все больше и больше людей, которым будет не нужна защита правительственной власти, и все больше и больше людей, которые будут стыдиться прилагать эту власть.

Анархия не значит отсутствие учреждений, а только отсутствие таких учреждений, которым заставляют людей подчиняться насильно. Казалось, иначе бы не могло и не должно бы быть устроено общество существ, одаренных разумом.

Нельзя допустить, чтобы человек, истинный христианин, был членом общества, имеющего армию и военные учреждения.

Неужели он может согласиться на то, чтобы признаваемый им глава правительства командовал бы армией и флотом и водил братьев его убивать братьев же иноплеменников?

Не может христианин признавать такого сановника и участвовать в его выборе, не может, присягая именем Бога, обязываться делать дела убийства и насилия.

Как безобразно, нелогично оказывается возражение в пользу участия в делах мира сего и как бессмысленно оказывается по поверке то, что с первого взгляда казалось последним словом здравого смысла.

Конгресс уполномочивает объявить войну. Мои представители уполномочивают делать это злодеяние от моего имени и по своему произволу. Они имеют власть обратить целую нацию в безбожных убийц и разбойников, они имеют власть объявлять справедливыми и правыми все эти ужасы, они имеют право дозволять совершение всех преступлений, и все это на основании моего уполномочия.

При таких условиях христианин не примет никакой должности, никогда не захочет быть ни избирателем, ни избираемым и никогда не присоединится ни к церкви, ни к государству, пока они будут поддерживать такие верования, пока и церковь и государство не перестанут распинать Христа.

Адин Балу

Суд состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы.

Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличались дела его, потому что злы. А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге сделаны.

Иоан III, 19-21