Глава 3 Средние слои Шаданакара

Раньше чем пытаться нарисовать панораму демонических сакуал, имеющих для трансфизики и метаистории Шаданакара столь колоссальное значение, а также сакуал стихиалей, некоторые из которых с демоническими началами тесно связаны, – целесообразно дать понятие о нескольких сакуалах восходящего ряда, как бы следующих за сакуалами затомисов. Эти сакуалы весьма различны, но все вместе они составляют средние слои Шаданакара.

Естественно, что чем иерархически выше расположены слои, тем затрудненнее их познание, тем меньше аналогий с Энрофом можно найти в их ландшафтах, в облике и форме обитающих там существ, в содержании их жизни. Девять десятых виденного или так или иначе воспринятого остается непонятным, и в большинстве случаев приходится ограничиваться протокольными сообщениями об элементарных фактах, не пытаясь вскрыть. ни их закономерностей, ни их углубленного смысла. Поэтому настоящая глава не сулит читающему почти ничего, кроме сухого перечня нескольких сакуал и составляющих их слоев.

Мне помнится, например, что в мистике иудаизма фигурирует понятие «эгрегоры»; однако насколько точно совпадает этот термин с тем содержанием, которое вкладывается в него здесь, мне судить трудно, хотя бы вследствие моего более чем поверхностного знакомства с еврейскими теософемами. Так или иначе, здесь под эгрегорами понимаются иноматериальные образования, возникающие из некоторых психических выделений человечества над большими коллективами. Эгрегоры лишены духовных монад, но обладают временно сконцентрированным волевым зарядом и эквивалентом сознательности. Свой эгрегор имеет любое государство, даже Люксембург. Эти существа в основном статичны и неагрессивны. В борьбе между демоническими и Провиденциальными силами Шаданакара большинство эгрегоров участия не принимают; впрочем, имеются некоторые, примыкающие к демоническому стану.

С распадением эгрегоров исчезают и эквиваленты их сознаний, рассеиваясь в пространстве. Это не переживается ими как страдание.

Поскольку можно говорить о ландшафте этих слоев, то для сакуалы эгрегоров характерны желтоватые клубящиеся пространства, в которых эгрегоры представляются несколько гуще окружающей среды.

Семь слоев, составляющих эту сакуалу, можно перечислить вот в какой последовательности.

Затив – эгрегоры начальных племен, умирающие вместе с растворением племени в нации или вместе с его физическим уничтожением. Здесь же были эгрегоры древнейших культурно-государственных образований человечества, теперь уже рассеявшиеся в пространстве.

Жаг – область эгрегоров государств. Кроме того, тут находятся и эгрегоры некоторых крупных общественно-политических образований современности, например партии Индийский национальный конгресс.

Фораун – эгрегоры церквей. Образуются из тех темно-эфирных излучений причастного к церквам людского множества, какие вносятся любой, не достигшей праведности душой, примешиваясь к ее религиозным состояниям: из мирских помыслов, материальных интересов, стяжательства, страстных состояний – вообще из того, что отцы церкви называли «житейским попечением». Часто эти эгрегоры становятся большим тормозом, грузом на восходящем пути церквей. Со временем в Форауне будет эгрегор и Розы Мира: это неизбежно, поскольку интеррелигиозную церковь будущего составят не одни только святые, а и сотни миллионов людей, находящихся на различных ступенях пути.

Удгрогр – эгрегоры антицерквей, массовых воинствующих партий нового времени.

Слой, название которого мне неизвестно, обитаем эгрегорами, порожденными психической деятельностью демонического населения шрастров. Точно так же неизвестно мне название слоя, принадлежащего эгрегорам, возникающим в результате психической деятельности мира даймонов, – того самого второго, более светлого человечества, о котором будет сказано несколько слов страницей ниже.

Последний из эгрегориальных слоев называется Цебрумр. Он еще пуст. Здесь будет со временем эгрегор грядущей антицеркви, в которой осуществится демоническая квазирелигия поклонения Гагтунгру – ядро и основа грядущего (в конце первого эона) дьяволочеловечества.

В сакуале, состоящей из трех-четырехмерных пространственных слоев с огромным числом временных координат, обитает другое, высшее человечество Шаданакара. К сожалению, мои сведения о нем крайне скудны. Множество вопросов, возникающих при размышлении о нем, остаются в сложившейся у меня панораме Шаданакара широким пробелом. Это человечество называется даймонами. Оно проходит путь развития, схожий с нашим, но начало его гораздо раньше и совершалось более успешно. По-видимому, определяющим фактором при этом явилось то, что миссия Иисуса Христа, в Энрофе оборванная усилиями Гагтунгра почти в начале и ознаменовавшаяся лишь частичной победой, в мире даймонов была полностью завершена. Хронологически это совершилось гораздо раньше, чем Христос вочеловечился в облике Иисуса. Его победа в мире даймонов устранила тягчайшие преграды, нагроможденные Гагтунгром на их восходящем пути, и к настоящему времени эти существа далеко нас опередили. Сроки и жертвы их становления были сокращены во много раз. Явлений социальной дисгармонии у них давно уже нет, и силы направлены на духовное и эстетическое совершенствование и на помощь другим слоям, в частности – человечеству Энрофа.

Даймоны – это крылатые люди, схожие своим обликом отчасти с ангелами, от которых, однако, их отличает, кроме многого другого, наличие двух полов. Основной слой их пребывания, соответствующий нашему Энрофу, носит имя Жерам. Природа, схожая с нашей, доведена там до уровня высокого художественного и эстетического совершенства, а машинная цивилизация одухотворена внутренней мудростью о силах и слоях Шаданакара и развитием высших способностей в их собственном существе. О человечестве Энрофа даймонам известно все существенное.

От посмертных спусков в демонические миры возмездия даймоны освобождены со времен завершения в Жераме задачи Христа. А многоярусная сакуала чистилищ, опытно известная, хотя и забываемая большинством из нас, для них заменена единственным слоем – его имя Урм, – где некоторые из них проходят в посмертии искупляющее очищение. Параллель затомисам нашего человечества составляет для них Картиала – мир просветленных даймонов, их небесная страна. Оттуда раскрывается подъем в сакуалу Высокого Долженствования и, наконец, в Синклит Мира.

Среди многих задач, встающих перед даймонами Картиалы по отношению к другим мирам Шаданакара, одна заключается в их деятельном участии в борьбе против уицраоров и античеловечества шрастров; другая – во вдохновляющем, творчески направляющем воздействии на творцов нашей художественной культуры. Отнюдь не поэтическим приемом, а свидетельством о подлинных трансфизических фактах являются обращения одних поэтов к их вдохновителям – даймонам, других – к их музам. Не знаю, существовали ли в затомисе Олимпе девять сестер Аполлона – весьма возможно и это, – но то, что даймоны женственной природы, музы, или мужественной природы – Сократовские даймоны в узком смысле этого слова – способствовали раскрытию творческих глубин в личности наших художников и мыслителей, не подлежит никакому сомнению. Только материалистическая слепота может заставлять проходить мимо бесчисленных свидетельств об этом со стороны наших поэтов, писателей, музыкантов, философов, начиная с Сократа и еще раньше, кончая Гоголем и Александром Блоком.

Большинство даймонов-вдохновителей, выполнив свою задачу, отходят от вдохновлявшихся ими. Иногда же получается двуединство – явление крайне редкое и очень сложное для разъяснения.

Нередки и такие случаи, когда человеческие шельты вплетают в свою гирлянду одно воплощение в мире даймонов. Такое воплощение дается им для того, чтобы закрепить светлые достижения души.

Но в сакуале даймонов обитает еще и другая раса, меньшая по численности, отставшая в своем развитии и как бы опекаемая ими. История ее появления в этих мирах мне не вполне ясна; кажется, это – те же даймоны, когда-то в древности сорвавшиеся с пути, утратившие крылья и восполняющие нанесенный себе ущерб на дороге своеобразного искупления. Эти бескрылые существа почти не отличаются от человека. Здесь я подхожу к факту, который неизбежно вызовет почти в каждом, читающем эту книгу, вспышку отрицания и даже возмущения. Но если нельзя выбросить слова из песни, то из этой книги нельзя выбросить мысли. Итак, те существа, о которых я заговорил как о низшей расе даймонов, можно отчасти определить, как метапраобразы некоторых героев мировой литературы и искусства Энрофа. Случается, что интуиция художников Энрофа, свойственная, впрочем, лишь гениям, прозревает в Жерам, созерцает какое-либо из этих существ и приводит к созданию его отражения в человеческом искусстве. Это отражение становится как бы магическим кристаллом, который концентрирует излучения людей, возникающие в часы творческого восприятия; эти излучения, восходя в Жерам, дают метапраобразу силы для развития. Если такого отражения не создается, развитие замедляется и в некоторых случаях метапраобразу, быть может, придется даже покинуть сакуалу даймонов и начать медленный путь в Энрофе.

Большинство живописных и скульптурных портретов, созданных в нашем мире, метапраобразов лишены: это – портреты людей, не более. Но такие произведения, как, например, Джиоконда, кроме своего человеческого прототипа, связаны именно с праобразами из Жерама, постигнутыми интуицией гения. Отсюда необычайная значительность этих шедевров и сила их воздействия. Достойно сожаления то, что Джиоконда была создана Леонардо таким образом, что праобраз оказался снижен и портрет включил в себя некоторые элементы из Дуггура – одного из миров демонических стихиалей, вследствие чего праобраз претерпел падение из Жерама в Урм, ибо этот слой играет роль чистилища не только для даймонов, но и для метапраобразов. Поднятая Леонардо, его посмертными трудами, снова в Жерам и выше, пра-Джиоконда теперь находится в одном из слоев Высокого Долженствования. Венера Милосская находится уже в Синклите Мира, так как душа эллинской женщины, которая послужила художнику в Энрофе натурой для этой статуи, после исторического окончания греко-римской культуры в Энрофе поднялась через Олимп именно в Картиалу даймонов и, воссоединившись со своим метапраобразом, вступила на лестницу восхождения по высшим слоям. То же будет в свое время со всеми душами подобных метапортретов.

С живописными произведениями жанров мифологического, психологического, исторического и бытового дело обстоит еще сложнее, еще разнообразнее. Суриковская боярыня Морозова обладала метапраобразом в Жераме, как и некоторые из второстепенных персонажей этого полотна, и благодаря творению художника поднята в Картиалу. Вместе с тем ныне Суриков создает в Небесном Кремле ослепительный вариант этой картины.

Изображение Репиным убийства Грозным своего сына завязало такой узел, которого Репин не развязал до сих пор; развязывать его приходится в Друккарге – противостоящем Небесному Кремлю шрастре античеловечества России, где Грозный находится сейчас как пленник и раб.

Еще хуже с «Поверженным Демоном» Врубеля – поразительнейшим, уникальным случаем демонического инфра-портрета. Для развязывания этого узла Врубель вынужден был спускаться в Гашшарву, к ангелам мрака. Страшно выговорить, но, может быть, было бы лучше, несмотря на гениальность этого творения, если бы оно погибло в Энрофе.

Живопись пейзажная, несмотря на ее колоссальное значение культурное и психологическое, приобретает трансфизическое значение очень редко. Это происходит либо в тех случаях, когда художнику удается заразить зрителя своим ощущением миров стихиалей, сквозящих через природу Энрофа, либо же намекнуть своеобразными сочетаниями линий и красок на ландшафты какого-нибудь другого слоя. На мой личный взгляд, это удавалось из русских художников наиболее Рериху, а иногда – такому спорному, лучше сказать отрицаемому, даже беспомощному художнику, как Чюрлёнис.

Что касается художественной литературы, то никаких метапраобразов за персонажами подавляющего большинства ее произведений не стоит. Их лишена, например, за исключением ничтожных единиц, почти вся советская литература. Не может быть также метапраобразов у персонажей исторического жанра, например, пушкинского Бориса или шекспировского Цезаря. Но у Макбета – есть, так как это не история. Вообще наличие метапраобраза в произведении влечет за собой резкое уклонение от исторической буквальности в сторону придания персонажу особой глубины и такого масштаба, который не соответствует историческому прототипу. Этого нет ни в драме Пушкина, ни в «Цезаре» Шекспира: доказательство отсутствия в этих вещах метаисторической глубины.

После смерти в Энрофе художника-творца метапраобразы его творений в Жераме видят его, встречаются с ним и общаются, ибо карма художественного творчества влечет его к ним. Многим, очень многим гениям искусства приходится в своем посмертии помогать праобразам их героев в их восхождении. Достоевский потратил громадное количество времени и сил на поднимание своих метапраобразов, так как самоубийство Ставрогина и Свидригайлова, творчески и метамагически продиктованное им, сбросило пра-Ставрогина и пра-Свидригайлова в Урм. К настоящему моменту все герои Достоевского уже подняты им: Свидригайлов – в Картиалу, Иван Карамазов и Смердяков достигли Магирна – одного из миров Высокого Долженствования. Там же находятся Собакевич, Чичиков и другие герои Гоголя. Пьер Безухов, Андрей Болконский, княжна Марья и с большими усилиями поднятая Толстым из Урма Наташа Ростова. Гётевская Маргарита пребывает уже в одном из высших слоев Шаданакара, а Дон Кихот давно вступил в Синклит Мира, куда скоро вступит и Фауст.

Я хочу воспользоваться случаем, чтобы сказать несколько слов о трансфизическом значении театрального искусства. Отрицательное отношение к этому искусству со стороны христианской религиозности, как бы ни объясняли его историки культуры и даже религиозные проповедники, вызвано было тем, что христиане древности и средних веков своим, если так можно сказать, религиозным чутьем бессознательно ощущали соседство сценического искусства с древним организмом, который связан отчасти с Лилит, а отчасти с одним, еще более темным демоническим миром: несколькими страницами ниже этот мир, называющийся Дуггур, будет мною охарактеризован полнее. Дуггур связан с сексуальной сферой человечества, и хотя в средние века его не различали отчетливо, но испытывали перед его бесовскими излучениями страх, отвращение и стыд. Театральное же действо в собственном смысле может быть очень различно, даже полярно по своему трансфизическому значению. Шаляпин был глубоко прав, постясь и молясь после исполнения роли Мефистофеля. Спектакль «Жизнь Человека» был вреден и для автора, и для исполнителей, и для зрителей, потому что лишен того, что древние называли катарсисом. Все же сценические действа, проводящие актера и зрителя через катарсис – духовный подъем и хотя бы кратковременное просветление, – глубоко оправданы. Что же касается метапраобразов, то значение спектаклей Энрофа для них таково: пока Смердяков был в Урме, сброшенный туда магически-творческим воздействием Достоевского, исполнение его роли на человеческой сцене было для него отяжеляюще, тормозяще, мучительно, теперь – безразлично. Исполнение же светлых ролей или ролей, проводящих через катарсис, всегда хорошо для всех, в том числе и для метапраобразов.

На сакуале даймонов мое изложение покидает на время четырехмерные миры: теперь перед нами одинокий, ни в какую сакуалу не входящий, уже пятимерно-пространственный слой, Фонгаранда.

Приходится сделать предупреждение: дело дошло до понятий, весьма непривычных. Ибо Фонгаранда – слой пребывания шельтов великих творений архитектуры. Здесь они обладают способностью движения и роста; их изменение состоит в совершенствовании. Облик их близок к облику просветленных стихиалей, но форма не струистая, как у тех, и лишенная способности телесного взаимопроникновения. Следует понять, что создание в Энрофе их отражений гениальными зодчими, интуиция которых уловила отблески Фонгаранды, дает им эфирное тело: внутри физического сосуда здания возникает оно из многолетних излучений человеческих тысяч и миллионов. Если прошло достаточно времени и такое тело успело создаться, гибель физического сосуда в Энрофе уже не имеет трансфизического значения: шельт, пребывавший в Фонгаранде, облекся эфирным телом и перешел в один из затомисов. После смены эонов, мировых периодов, когда затомисы перестанут существовать как таковые, шельты этих монад со своими облачениями, совершенно уже измененными, соединятся в одном из слоев «Высокого Долженствования» со своими монадами и войдут впоследствии в Элиту Шаданакара.

В Фонгаранде пребывают преимущественно шельты творений храмового и дворцового типа. Имеется, например, один грандиозный праобраз православных монастырей, один праобраз египетских пирамид, зиккуратов, гопуррамов Южной Индии, католических аббатств, рейнских замков. Но есть шельты и некоторых индивидуальных зданий, например – собора св. Петра, Василия Блаженного, китайского Храма Неба, даже Версальского и Царскосельского дворцов. Есть и такие, как шельт Лондонского парламента и Петербургского Адмиралтейства.

После таких странных для нас представлений, как мир Фонгаранды, представления, связанные с сакуалами ангелов, покажутся, вероятно, знакомыми и даже привычными. Таких сакуал – две. Первая, низшая, состоит из трех слоев: она так и называется: ангелы низшего круга. В сущности, это первое по времени человечество Шаданакара, когда-то обитавшее в слоях более плотной материальности, хотя и не в Энрофе; та эра предшествовала эре титанов. Мы не в состоянии понять и осмыслить содержания их жизни теперь, в просветленных мирах, только можем уловить ту сторону их деятельности, которая имеет непосредственное отношение именно к нам. Первый из этих слоев обитаем херувимами, хранителями людей – носителей светлых миссий. Именно хранителями, а не вдохновителями: то – даймоны! Об ангелах же хранителях мы слышим с детских лет, и не наша вина, если мы думали, что такой ангел стоит за правым плечом каждого из живущих. Но облик их действительно таков, каким описывает его предание, а ландшафт их мира – среда прелестных тонов, нами не воспринимаемых, отдаленно напоминающих розовый и сиреневый.

Другой слой – бело-золотистая среда, пронизанная снопами света, принадлежит серафимам – хранителям некоторых человеческих содружеств: церквей, религиозных общин, некоторых этических объединений, очень немногих городов – тех, духовная целостность и нравственная чистота которых имеет особое значение в глазах Провиденциальных начал. Бывают эпохи, когда стража серафимов окружает какой-нибудь город, потому что в нем совершается то или иное метаисторическое событие или протекает тот или иной трансфизический процесс, требующий особой помощи или охраны. После его завершения, со сменою эпох, стража серафимов удаляется. Так было над Киевом при князе Владимире Святом, над Москвою при князе Данииле и Иване Калите, несколько раз над Иерусалимом, Римом и многими другими городами. Редкий случай, когда стража серафимов не покидает города в течение многих веков, представляет собою Бенарес, город колоссального метаисторического значения. Конечно, с узкоконфессиональной христианской точки зрения, сообщения, подобные этому, не могут вызвать ничего, кроме недоумения. – Обликом серафимы подобны шестикрылым ангелам.

Сакуала завершается миром так называемых Престолов, чей облик схож с нашим представлением об архангелах, а среда их обитания – сине-зеленая, пронизанная играющими снопами света. Престолы – хранители наций. Их много: духовное становление каждой нации охраняется целым сонмом этих блистающих существ.

Переходя ко второй сакуале – Ангелам Высшего Круга, – я лишаюсь возможности облегчить ее понимание хотя бы такими бедными зрительными образами, как в предыдущей. Могу сказать только, что это – обиталища светлых иерархий огромной силы, именно тех, кем создается материальность трех-, четырех-и пятимерных слоев Шаданакара.

Первыми идут астралы, известные в христианской мистике под названием Властей: это творцы материальности Энрофа. Далее следуют Сил ы, творцы материальности сакуалы даймонов, и Господства, творцы материальности миров Просветления (кроме Олирны). Сакуала Ангелов Высшего Круга венчается миром Начал, творящих материальность затомисов, и Архангелами – теми самыми, кем становятся после трансформы сирины, алконосты и гамаюны Рая, Эдема, Монсальвата, Жюнфлейи и Святой России – всех затомисов христианских метакультур. Они творят материальность миров Высокого Долженствования. Материальность же самих ангельских миров, так же как и материальность высших слоев Шаданакара, творится иерархиями метабрамфатуры.

Знаю, что излагаемое совершенство не совпадает с традициями христианской ангелологии, несмотря на общность названий. Мне жаль, что это так. Но я пишу не от себя и не могу вносить изменений до тех пор, пока на это не укажет единственный Голос, которому я доверяю полностью.

Изложение дошло до сакуалы Высокого Долженствования. Эти миры общи и для людей, и для ангелов, и для даймонов, и для стихиалей, и даже для просветленных животных. Они парят высоко над теми сегментарными членениями Шаданакара, которые называются мета культу рами. Понятно, что мои сведения о них бедны, чтобы не сказать нищи.

Я не уверен даже в имени первого из них – оно звучит похоже на Уснорм, но мне никак не удается расслышать его точнее. Вращение планеты вокруг оси проявляется и здесь, и, по-видимому, тогда там стояла ночь, потому что я смутно помню исполненную потрясающего великолепия светящуюся туманность, как если бы предо мной впервые раскрылось явно для зрения творящее лоно нашей вселенной. То был Астрафай р, великий центр нашей Галактики, скрытый в Энрофе от нас темными облаками космической материи.

Я видел и россыпь бесчисленных звезд, но не так, как у нас: то были не звезды, а брамфатуры. Не блестящие точки, но системы просвечивающих друг сквозь друга концентрических сфер; когда взгляд останавливался на любой из них, она делалась огромной и явственной, точно приблизившись; мне кажется теперь, что все они медленно вращались, гармонически звуча и перекликаясь многозвонными голосами. Но, может быть, это мне кажется теперь, и в этом – влияние представлений и гармонии сфер, пришедших ко мне не изнутри, а из человеческого предания. Во всяком случае, гармонии эти лишь проступали сквозь волны невообразимого хора, звучавшего вот здесь, вокруг меня, и вздымавшихся из такой глубины и до такой высоты, каких я не мог ни понять, ни измерить взглядом. Это – воспоминание о слое, являющем собою всеобъемлющий храм, предназначенный для вечного богослужения человечества.

О, не только человечества! Здесь присутствовали, кажется, миллионы существ и – не знаю сколько – вероятно, больше половины из них никогда не были людьми и не должны были становиться ими. Здесь были просветленные души стихиалей и просветленные души животных, здесь были дивные даймоны и ангелы разных кругов. Когда мы читаем в Апокалипсисе пророчество о высокоразумных животных, обступивших алтарь иного мира и совершающих служение, – это, быть может, и символ, но это также намек на реальность, – ту реальность, которой во времена автора Апокалипсиса еще не было. Потому что Уснорм, как всеобщий храм, есть осуществление замысла именно того великого человеко-духа, который в последнее свое воплощение на земле был апостолом Иоанном Богословом.

И если молящихся там были миллионы, то предстоящие у престола Храма исчислялись тысячами, потому что каждый, достигший сакуалы Высокого Долженствования, делается в Уснорме одним из предстоящих, будучи затем сменяем следующим.

Самые возвышенные, самые благостройные служения в храмах верховных религий – лишь слабые отблески, отзвуки вечной литургии Уснорма. Да, в этой литургии участвует слово, но это невоспроизводимый у нас язык Синклита Мира, где слова – не просто отдельные звуки, но как бы смысловые аккорды, а иные их них являются в то же время вспышками и переливами света. В этой литургии участвует, как элемент, движение, небесный праобраз священного танца, но в Уснорме – пять измерений, и движение совершается не по горизонтальной плоскости, как у нас, а по всем пяти измерениям пространства. В литургии участвуют, как элементы, свет и цвет, но дать понятие о цветах, сверх семи цветов, воспринимаемых нами, нет никакой возможности. Что можно сказать о тех световых симфониях, перед которыми кажется однообразной и бедной даже иллюминация Файра? Что можно сказать о духовных благоуханиях? О фимиамах Уснорма, которые восходят из гигантских, плывущих и раскачиваемых кадильниц, чтобы подняться к самому Астрафайру?.. Это – первый мир, где восходящий воспринимает не материальные уже, а чисто духовные излучения: они исходят из наивысших транскосмических сфер, которые можно было бы назвать эмпиреем, если под этим старинным словом понимать не фантастический «мир неподвижных звезд», но объемлющую космос обитель чистого Духа, то есть Пресвятой Троицы.

Миры Высокого Долженствования – остановки между затомисами, Картиалой даймонов и Хангвиллой просветленных животных – с одной стороны, мирами Высших Трансмифов Верховных Религий – с другой. Над Уснормом расположена Гридруттва – тот белый чертог, где создается великий творческий план человечества. За ней идут: Аликанда, похожая на сердцевину цветка, Товия, похожая на пену, на иней, на белый сад, на падающий снег, и Ро – огромные поющие кристаллы: их эхо – прекраснейшие произведения музыки в Энрофе, в Олирне, у даймонов, даже в затомисах. Эти три слоя – обиталища человеческих монад, воссоединившихся со своими ставшими душами.

Похожий на глубину озаренных морей слой Магирн – обитель монад, метапраобразов, воссоединившихся со своими шельтами и с преображенными астральными облачениями. В Каэрмисе, который можно определить как «расколдованные сфинксы», со своими ставшими душами соединяются монады животных, в Дейтрасте – монады даймонов, а в Сибране, о котором я не могу сказать ни слова, кроме того, что это – невероятные хоры ликования, – монады ангелов. Во Фляуросе, намек на который может дать слово «протуберанцы», пребывают монады стихиалей. В сакуалу миров Высокого Долженствования входит также Ниатос: это фиолетовая вершина, где соединяются со своими шельтами монады наших бывших врагов – демонов, обратившихся к Свету. Я упоминал о могучем демоническом духе, великом «драконе» Прамонгольской культуры: сброшенный Гагтунгром в один из страшных слоев, носящий прозвище Дождя Вечной Тоски, он давно поднят Провиденциальными началами оттуда и теперь блистает в мире фиолетовой вершины как одно из ее прекраснейших светил.

И, насколько я понимаю, к этой сакуале относится лишь отчасти колоссальный и великолепный Ирольн: монады людей до их соединения со своими ставшими душами. Это – первый мир, куда спускается личный дух каждого человека, вступая в Шаданакар из Отчего лона. Он похож на течение и вращение множества солнц. И мне не ясно: мне кажется, что это мир не пяти уже, а шести измерений пространства, а включение его в сакуалу Высшего Долженствования – моя ошибка, плод аберрации.

Выше по иерархической лестнице Шаданакара располагаются, одна за другой, сакуалы космических инвольтаций. Что это значит? В длящейся много миллионов лет истории Шаданакара имели и имеют место активные воздействия других брамфатур: или более мощных, чем наша, или стоящих впереди нас в своем развитии, или, наконец, соизмеримых с нашей по своим масштабам и ступени восхождения, но находящихся пространственно не так далеко от нас, следовательно, взаимодействующих с Шаданакаром. Материальность миров инвольтаций создана светлыми силами других брамфатур; обитаемы же они теми высочайшими существами, которые без труда преодолевают космические пространства: это – пришельцы с других брамфатур, великие помощники и друзья светлых сил Шаданакара.

О некоторых сакуалах инвольтаций я не могу сказать буквально ничего, кроме нескольких названий. Так, например, существует сакуала инвольтаций Ориона. Орион – система брамфатур гигантской силы, полностью освободившихся от демонических начал; она играет в жизни Галактики колоссальную роль. Конечно, перечень названий десяти слоев, из которых состоит эта сакуала, не может своею бедностью вызвать в читающем ничего, кроме разочарования. Но я не знаю – может быть, даже эти имена пригодятся когда-нибудь: Юмаройя. Одгиана. Рамн. Вуальра. Лигея. Фианна. Эрамо. Вэатнор. Заолита. Натолис.

При всей несхожести условий, царствующих в физическом слое Юпитера или Нептуна, с нашими условиями, надо свыкнуться с мыслью, что многие из планет и их спутников обладают брамфатурами. Юпитер даже и в нашем слое, в Энрофе, обитаем высокоразумными существами, но столь отличными от нас и живущими в таких немыслимых для нас условиях, что в плане Энрофа никакого общения между нами не возникает никогда. Но общение существует в пятимерных слоях обеих брамфатур. Элита Юпитера и его спутников создала внутри Шаданакара два слоя своих инвольтаций, один слой создан Сатурном и его спутниками, один – Ураном и один – Нептуном. Все они составляют сакуалу планетных инвольтаций.

Особое место занимают три слоя – Иора, Ахнос и Гебн; это – сакуала инвольтаций преобразившейся планеты Дай и, которой в Энрофе больше нет. Эта планета вращалась некогда между Марсом и Юпитером. Демиургическая деятельность на ней привела, уже очень давно, к изгнанию демонических сил на противостоящую ей брамфатуру ее спутника. Дайя вступила в свой третий эон, то есть была физически преображена и исчезла из мирового Энрофа. Спутник же подвергся катастрофическому распаду (астероиды – его обломки) – и демонические полчища развеялись в космическом пространстве. Когда наш научный инструментарий будет достаточно силен, чтобы наблюдать планеты других звездных систем, мы иногда будем свидетелями внезапного, всего на протяжении нескольких часов, исчезновения некоторых из этих планет. Вероятно, ученые построят для объяснения этого явления ряд остроумных гипотез прежде, чем признают, что в этих случаях происходит то же, что некогда произошло с планетой Дайей.

Сакуала солнечных инвольтаций насчитывает девять слоев.

Опять-таки, одни только названия… Раос. Флермос. Трамнос. Гимнос. Арэя. Нигвэя. Тримойя. Дерайн. Иордис.

И четыре названия для слоев инвольтации Центра Галактики – Астрафайра: Грезуар, Малейн, Вируана, Люварн.

К числу сакуал инвольтаций лишь частично относится система, которую правильнее назвать брамфатурой, хотя ныне она входит в Шаданакар, объемлясь его пятимерными и шестимерными слоями. Это – Лунная брамфатура.

Я не знаю точно, когда закончилось в Энрофе развитие лунного человечества – селенитов; во всяком случае, это произошло чрезвычайно давно, почти миллион лет назад. Но развитие там шло гораздо более медленными темпами, хотя от появления органической жизни на поверхности Луны до возникновения там высокоразумных существ потребовалось значительно меньше времени, чем для аналогичного процесса у нас. Вообще, идея, будто миры физически меньшего масштаба должны непременно эволюционировать быстрее, не всегда применима к отдельным периодам развития органической жизни на них, а тем более к темпам развития разумных существ. Но интуиция Уэллса о внешности этих существ, описанных в его увлекательном романе, – поразительна, в особенности если учесть рационалистическую окраску и наукообразную плоскостность его мышления. Он угадал и общую насекомообразность их облика, и мягкоэластичный характер их физических тканей, и способность их тел к видоизменению формы в зависимости от рода деятельности, и высоту их технических достижений, и даже то, что к концу была отчасти использована и внутренность планеты.

Трагедия селенитов заключалась в победе Воглеа – лунного демона женственной природы. Может вызвать недоумение, каким образом в этой рассудочной цивилизации проявилась деятельность именно женственно-демонического начала? Но существует особая разновидность рассудочности, именно женская, и далеко не везде она выражена так слабо, как в нашем человечестве. У селенитов она проявилась с особой силой и сказалась, в частности, в том, что их техника была по своим принципам гораздо магичнее, чем человеческая.

Этапы духовного и культурного спуска селенитов были таковы: дьяволочеловечество – вырождение – гибель под грузом техники. Прогрессирующая бездуховность привела к тому, что селениты, дичая, не могли справляться с собственными машинами и погибли от холода и голода. Но в состав Лунной брамфатуры мир Воглеа входит до сих пор. Чрезвычайно долго он находился в своеобразной полуизоляции, враждуя и с силами Света, и отчасти с Гагтунгром. Но в последнее время между ним и планетарным демоном Шаданакара намечается компромисс и даже союз – консолидация сил ради изгнания из Шаданакара начал Света. Один демонический слой Шаданакара, так называемый Дуггур – о нем речь впереди, – тесно связан с эманациями Воглеа. Теперь эта сине-серая, обольщающая и засасывающая демоница восстанавливает особый слой – лунный ад, куда будут низвергаться, с согласия Гагтунгра, жертвы Дуггура; до сих пор некоторые из этих жертв пожинали еще более страшный удел – выбрасывание из Шаданакара в пустоты Галактики.

Миру Воглеа противостоят три остальных слоя Лунной сакуалы. Сольдбис – видимый из затомисов на лике Луны: это мир обитания множества просветленных – тех, кто в свое время трагически отстал; их последняя инкарнация в Энрофе пришлась на эпоху лунного дьяволочеловечества и вырождения; весь огромный последующий период ушел на исправление и постепенное просветление в Сольдбисе. Другой мир – Лаал, лунная элита. Очень много селенитов поднялось уже еще выше, в Элиту Шаданакара. И, наконец, третий, светлейший из лунных миров – Танит, обитель лунной богини.

Если тонким анализом разложить на составные пряди то, что мы чувствуем в лунные ночи, то мы убедимся в наличии следующих компонентов нашего переживания. Первый: предчувствие гармонии; это действуют на нас Сольдбис и Лаал. Второй: тончайшая тоска о горнем; это зовет нас к себе Танит. И третий: тяготение к сексуальным провалам; это томит нас и искушает Воглеа. Она боится Солнца и всегда отступает от его сияния на неосвещенную сторону Луны. Во время полнолуния нас достигают лишь ослабленные эманации Воглеа – те, что проструиваются сквозь толщу земного спутника. Но когда Луна идет на ущерб, Воглеа перемещается вместе с мраком на ту ее сторону, которая обращена к Земле; вот почему так болезненно, мрачно и тяжело действуют на подсознательную сферу многих из нас лунный ущерб и ночи новолуния.

Изложение структуры Шаданакара достигло, наконец, той грандиозной сакуалы, которую мне приходится обозначить такими мучительно громоздкими определениями, как миры того, что можно было бы назвать Высшими Аспектами Верховных Религий, их чистейшими трансмифами.

Много лет назад, задолго до Отечественной войны, когда я был еще совсем молод, мне явился непонятный, прекрасный и неотступно настойчивый образ: как бы видимая из бесконечного отдаления голубоватая пирамида из хрусталя, сквозь которую просвечивает солнце. Я чувствовал огромность его значения, волны благодати, силы и красоты, изливаемые этим светящимся средоточием, но понять смысл этого образа не мог. Позднее я думал даже, что это преломленный моим ограниченным человеческим сознанием отблеск Мировой Сальватэрры. Детская мысль! Тот, чьей души коснется отблеск Мировой Сальватэрры, становится праведником и пророком. И уж конечно, ее отблеск лишен всякого подобия чему бы то ни было земному.

Лишь много лет спустя и, в сущности, совсем недавно уяснилось для меня, что эта пирамида – не одинока, что с нею как бы согласованы другие, и всего их пять, а шестой в Шаданакаре никогда не будет. Но голубая – действительно одна: остальные – других цветов, и невозможно сказать, которая прекраснее. О, конечно, трансмифы «в себе» трансцендентны для нас; возможно, что «в себе», они не имеют сходства ни с какими геометрическими формами. Но моего сознания они коснулись именно как исполинские хрустальные пирамиды, и, по-видимому, в наличии именно таких образов есть глубокий смысл.

Позднее меня поразило другое: что одна из пирамид, меньших размеров, но удивительной, какой-то нездешней белизны, есть наивысший трансмиф религии, которую я лично никогда бы не мог отнести к числу мировых или верховных: трансмиф зороастризма. Недоумение это до сих пор не рассеяно. Я до сих пор не могу уяснить, каким образом эта локальная религия, исторически давно угасшая в Энрофе и, как мне кажется, не столь уж богатая мифологией, оказывается отражением такой колоссальной и только ею исповедуемой реальности. Называется этот мир Азур.

Другая пирамида, тоже небольших сравнительно масштабов, но золотая, мне понятнее. Это – наивысший аспект иудейства, – тот аспект, который оставляет далеко внизу антихристианскую непримиримость своего земного двойника, тусклого и мутного. Это тот золотой мир небесной славы, который сквозил в видениях великих мистиков Каббалы, в прозрениях пророков и для которого кропотливая пряжа Талмуда – как пыль долин для владык горных высот. Имя золотой пирамиды – Аэ.

Исполинская пирамида, цвет которой напоминает наш сиреневый, – наивысший аспект индуистского трансмифа. Сложный этот мир слоится, и внешний из его слоев – конечная цель Веданты и Йоги, высший слой – Синклита Индии, намек на который мы нашли бы в индийской философии под именем Нируддхи. О другом слое – Эройе – и еще об одном, имя которого я не имею права произносить, могу сказать только, что хотя в этих мирах обитают также и те, кто были когда-то людьми, но они здесь скорее гости. Последний из слоев сиреневой пирамиды – Шатриттва, обиталище многих иерархий индуистского пантеона. Но говорить о точном соответствии образов этого пантеона иерархиям трансмифа можно только отчасти, в отдельных случаях. Под одним и тем же именем Кали-Дурги, например, в Энрофе почитаются инстанции совершенно различных высот, масштабов, ступеней космической иерархии: от «Всенародной Афродиты» Индии до Приснодевы-Матери Вселенной.

Не менее велика и зеленая пирамида, состоящий из двух слоев, – мир наивысшего аспекта буддизма. Распространено заблуждение о том, что будто бы буддизм, по крайней мере южный, атеистичен. В действительности, на высших ступенях Хинаяны, как и джайнизма, никакого атеизма, конечно, нет. Но, начиная с Гаутамы и Махавиры, мыслители и проповедники считали, что для масс лучше подчеркивать несущественность вопроса о Боге в деле духовного спасения, чтобы на Бога не перекладывались те усилия, к которым обязан сам человек. – Да и как иначе могли бы мыслить о Боге те, чья Нирвана – первый из двух слоев великой зеленой пирамиды? – Второй же слой принадлежит дхиани-бодхисаттвам, иерархиям, осуществляющим водительство людьми буддийских метакультур. С предельной серьезностью следует относиться к утверждению духовных пастырей Тибета о том, что большинство далай-лам – перевоплощения дхиани-бодхисаттвы Авалокитешвары. Буквальное понимание этого утверждения показало бы, что ясность нашего сознания еще не превысила той ясности, которая достижима в определенных конфессиональных рамках; но если бы мы поняли, что тезис о перевоплощении Авалокитешвары в преемственном ряду далай-лам есть подогнанная под уровень народного понимания форма намека на факт инспирации большинства далай-лам этой великой иерархией, – мы были бы недалеки от истины. Предпоследний из тибетских далай-лам был инспирирован не вполне, а ныне правящий – не что иное, как подмена; отсюда и его поведение.

Голубая же пирамида, манящая меня двадцать лет, – Небесный Иерусалим – высший трансмиф христианства. Это – то, что стоит за такими утверждениями христианского учения, которые общи и для католиков, и для православных, и для лютеранина, и для абиссинца, и для будущих последователей Розы Мира. «Утверждения», – сказал я, но это не точно; потому что это единое для всех, общее для всех почти невозможно выразить в словесных формулах. Небесный Иерусалим – высший слой синклитов христианских метакультур; и все же это еще не Церковь. Церковь – это высшие миры Шаданакара. И прежде чем приблизить к ним это изложение, придется обратиться вспять, глубоко вниз, в огонь и мрак, ибо без понимания устрашающих и грозных в своем могуществе демонических сакуал нельзя правильно приблизиться мыслью также и к высшим слоям Шаданакара.

Date: 2015-06-07; view: 426; Нарушение авторских прав