Наташа и Анатоль

Как это могло произойти? Наташа — с ее чуткостью, верным пониманием людей, с ее точным ощущением добра и зла, благородного и неблагородного, — Наташа не поняла Анатоля! Переполненная своей любовью к князю Андрею и ответственностью за него, Наташа — после всех мыслей о том, что ей уж теперь нельзя играть жизнью, — в какие-то несколько дней разрушила все свое счастье!

Может быть, первый удар Наташиной любви к Андрею нанесла Марья Дмитриевна — прекрасная, шумная, благородная Марья Дмитриевна, искренне желающая Наташе добра.

«Ну, теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца!» — так начинает Марья Дмитриевна разговор с Наташей. Все, что она советует, разумно и правильно, но Наташе «было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его».

Это вмешательство — пусть самое доброжелательное — оскорбило Наташу своей будничностью. Но ее ждет другое вмешательство — недоброжелательное. На другой день произошла встреча с княжной Марьей. Наташа не сомневалась, что найдет ключ к сердцу отца и сестры Андрея. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, — думала она, — меня все всегда любили».

Княжна Марья хотела полюбить Наташу — и не могла; хотела говорить с ней о князе Андрее, но мешала мамзель Бурьен; а старик Болконский не только не хотел полюбить Наташу, но хотел оскорбить ее — и сделал это.

«Что тебе за дело до них?» — уговаривает Наташу Соня. Она-то умеет любить Николая наперекор воле его матери, любить его в долгих разлуках. Наташа этого не умеет, потому что она слишком сильно и слишком деятельно любит. «Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания...»

Всю жизнь Наташа ждала ЕГО — и он пришел, сбылись все мечты, а потом он уехал надолго, и жизнь остановилась. Еще в Отрадном, на святках, Наташа мучилась мыслью, что вот так, никуда уходят ее лучшие дни, месяцы; они пусты, прожитые без любви. «Боже мой! ежели бы он был тут, тогда бы я не так, как прежде, с какой-то глупой робостью перед чем-то, а по-новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня...» — так думает она, глядя на себя в зеркало перед поездкой в театр, где встретит Анатоля. Ей уже мало знать, что она любима, ей нужно ежеминутное восхищение, нужны слова любви, а князя Андрея нет, и появляется Анатоль, который как раз это-то и может ей дать: восхищение, взгляды, слова (придуманные за него Долоховым).

Ничего того, что любил в Наташе князь Андрей, Анатоль не видит. Она возбуждает в нем то же «зверское чувство», которое в Лысых Горах бросило его к глупой хорошенькой мамзель Бурьен. «Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживания — Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка».

И тут вмешивается Элен. Без ее помощи Анатоль, вероятно, не мог бы так молниеносно устроить свидание с Наташей наедине, и не было бы у Наташи ощущения, что «вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла».

Элен и Анатоль потому и сильны, что в человеке живут не только светлые, но и темные силы. На эти темные силы опираются брат и сестра Курагины; Пьер ведь знал, что в его чувстве к Элен есть «что-то гадкое... что-то запрещенное», но не умел бороться с собой и горько расплатился за это. Теперь он опять живет под одной крышей с Элен: почувствовав, что в глазах света лучше иметь мужа, чем жить одной, она умела настоять на своем. Пьер несет свой крест, но он не знает, что ему придется расплатиться за свою ошибку не только собственным несчастьем.

Если бы Пьер мог представить себе, что его имя, его добрый взгляд, доверие Наташи к нему сыграют роль в ее отношениях с Анатолем! Если бы он мог предвидеть, что Наташа поддастся влиянию Элен, думая, что она с Пьером — одно: «стало быть, и они с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером... говорили и смеялись про это. Стало быть, это ничего», — будет думать Наташа, когда Элен станет сводить ее с Анатолем.

Наташе семнадцать лет, она не знает людей, даже не представляет себе, что они могут быть низки... Князь Андрей столько раз повторял ей, что она свободна... Она не сомневается в благородстве Анатоля, в том, что он женится на ней. Но за каждую свою ошибку она расплачивается сполна. Никто не может осудить ее суровее, чем это сделает она сама, когда опомнится и поймет, что натворила.

Вот почему мы прощаем Наташе все: она сама не прощает себя. С первой минуты увлечения Анатолем она приходит в ужас, хотя не знает об Анатоле того, что знаем мы. Недаром еще девочкой она думала о том, как можно и как нельзя жить; ее пугает, что между нею и Анатолем «совсем нет той преграды стыдливости, которую всегда она чувствовала между собой и другими мужчинами». Еще ничего непоправимого не произошло, но, приехав домой, Наташа «при всех за чаем... громко ахнула и, раскрасневшись, выбежала из комнаты». Тем самым своим нравственным чутьем, которое она копила всю жизнь, Наташа понимает, что происходит неправильное. Но понимает она это, оставшись одна. А в театре, «под тенью этой Элен, там это было все ясно и просто».

Тень «этой Элен» ложится на Наташу — и, попав в ее дом, она чувствует себя «вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно».

Но безумие уже овладело ею. Когда Марья Дмитриевна предложила Ростовым уехать в Отрадное и ждать там князя Андрея, Наташа вскрикнула: «Ах, нет!» — она уже не может уехать от Анатоля.

Последний удар Наташе нанесла Соня — своими справедливыми словами о том, что Анатоль, может быть, неблагородный человек и что она скажет отцу. Где-то в самой глубине души Наташа понимает, что Соня права, но, чтобы заглушить сомнения, яростно защищает свою новую любовь. И — в ответ на слова Сони — она садится к столу и пишет записку княжне Марье о том, что она не может быть женой князя Андрея.

А если бы она не написала этой записки? Может быть, тогда все осталось бы по-прежнему? Нет. В том-то и дело, что Наташа сама себе не простила бы никогда. Скрыть от князя Андрея свое увлечение, промолчать она не умеет. Все, что она делает, — искренне и честно, как бы ни было безумно.

Объясняясь с Анатолем, Пьер скажет ему: «Вы не можете не понять наконец, что, кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться...» Анатоль ответит ему: «Этого я не знаю и знать не хочу». А Наташа — знает. Она не может не думать о князе Андрее и о том, какое горе принесла ему. Она не может жить, подчиняясь слепым и темным силам в себе; Анатолю и Элен такая жизнь приносит счастье и спокойствие, но для Наташи она — трагедия.

СОНЯ

Мне всегда жалко, что Соня не вышла замуж за Долохова. Может быть, своей преданностью, своим самопожертвованием она действительно возродила бы и очистила его. Ведь умеет же он любить мать, своего «обожаемого ангела» — Соня заслужила такую же любовь, и были бы они, счастливы...

Но это невозможно, потому что невозможно. Долохов влюбился в Соню именно из-за того, что увидел, как верно и преданно она умеет любить. Если бы сердце Сони было свободно, Долохов, может, и не заметил бы ее. А теперь она была бы другим человеком, если бы разлюбила Николая и отдала свое сердце Долохову.

Одна девятиклассница написала сочинение о том, что Соня — лучшая из всех женщин в «Войне и мире». Она лучше Наташи, непрестанно меняющей свои привязанности, лучше княжны Марьи, в которой иногда просыпаются нетерпимость, властность и резкость отца; Соня — цельный человек, верный и чистый; она никогда, ни разу на протяжении всего романа не совершит никакой ошибки; пятнадцать лет ее жизни пройдут перед нами — она не изменится, останется той же...

Все это — правда. Но все-таки многое в поведении Сони удивляет и огорчает нас. Ведь есть же у нее нормальные человеческие чувства: ревность к Жюли, потом к княжне Марье, обида на старую графиню, мешающую ее браку с Николаем. Она подавляет в себе эти чувства, она слишком хорошо владеет собой.

Первое ее появление настораживает: «тоненькая, миниатюрненькая брюнетка... напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой». Эти уменьшительные суффиксы, это сравнение с кошечкой, которую она напоминала не только «мягкостью и гибкостью маленьких членов», но и «несколько хитрою и сдержанною манерой...»

Кстати сказать, никакой хитрости мы в ней не увидим. Она — только в манере, во внешнем. Но с первых строк о Соне Толстой несколько принижает ее — зачем?

Затем, что, по Толстому, безгрешен не тот, кто без греха, и чист не тот, кто не ошибается. Важна чистота души, а она рождается в преодолении ошибок и заблуждений. Потому Толстой и любит больше Наташу, чем Соню; потому княжна Марья непрестанно борется с искушениями, и ужасается греховности своих мыслей, и снова думает, и снова осуждает себя.

Вера Ростова сказала однажды: «В моих поступках никогда ничего не может быть дурного». Соня не думает и не говорит о себе так, но эти слова можно сказать и о ней: в ее поступках никогда ничего не может быть дурного. Ее мир строг и ясен: влюбившись в Николая девочкой, она твердо знает: «что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его — во всю жизнь».

А Николаю мало ее верной, преданной, тихой любви! Приехав домой в отпуск, он застает шестнадцатилетнюю Соню расцветшей, похорошевшей, по-прежнему любящей и благородной: через посольство Наташи она передает ему, что будет любить его всегда, а он пусть будет свободен от данного полгода назад слова. «Ростов видел, что все это было хорошо придумано ими. Соня... поразила его своей красотой... Отчего же ему было не любить ее и не жениться даже, думал Ростов, но не теперь. Теперь столько еще других радостей и занятий!» (Курсив мой. — Н. Д.)

Мыслимо ли себе представить, чтобы человек, влюбленный в Наташу (даже Анатоль), видел в жизни «столько еще других радостей и занятий»! С Наташей не может быть скучно; она всякую минуту живет полной жизнью и вовлекает в эту жизнь всех вокруг. Соня срисовывает узоры — таково ее постоянное занятие.

Николай не восхищается ею, как Денисов восхищался Наташей; не делит мир на две половины: где она — там счастье, где ее нет — там уныние и темнота, как делил князь Андрей; Николай не испытывает к ней даже того зверского чувства, которое возбуждает Наташа в Анатоле; его трогает Сонина преданность, ее покорная любовь, но ведь этого все-таки мало, чтобы любить.

Наташа, Николай и Соня вспоминают детство. «Соня не помнила многого из того, что они помнили, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее».

Наташа вынесла свечу, стало темно; шепотом Наташа сказала: «Знаешь, я думаю... что когда этак вспоминаешь, вспоминаешь, все вспоминаешь, до того довспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете.

— Это метампсикоза, — сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила».

Хорошо училась и все помнила — а вот же забыла детство, не может разделить поэтического чувства Наташи и Николая. Как это мало — помнить умом и не уметь воображать, фантазировать, помнить сердцем!

Один-единственный раз Соня что-то выдумала. Объективно — она солгала. Но эта ложь рождена вдохновеньем. На святках, в тот же вечер, когда Наташа и Николай вспоминали и философствовали, поздно ночью девушки решили гадать по зеркалам. Наташа ничего не увидела — и Соня не увидела. Но она вскрикнула, устав смотреть в зеркало, и невольно сказала: «Я... видела его» — а потом сама поверила, что видела князя Андрея, и рассказала подробности.

Этот приступ вдохновенья был вызван тем, что произошло в тот же вечер. Пришли ряженые — молодые Ростовы тоже переоделись. Соня находилась «в несвойственном ей оживленно-энергическом настроении», и ночь была сказочная, и Николай, со своей способностью поддаваться поэзии музыки и природы, был взволнован этой ночью и близостью Сони.

Таинственной, сказочной ночью все приехали к соседям. Зашел разговор о том, что в бане гадать страшно. Кто-то сказал:

«— Да не пойдете, тут надо храбрость...

— Я пойду, — сказала Соня».

Каждый раз, читая это место, удивляешься: как Соня? Это могла сказать Наташа, не Соня!

И она пошла, а Николай выскочил на крыльцо, встретил ее у амбара, они поцеловались... В этот вечер Николай увидел совсем новую Соню. «Так вот она какая, а я-то дурак!» — думал он. Но она не такая. Один только раз в ней проснулась Наташа и сразу спряталась, и больше не показывалась. А может, показалась бы и расцвела, если бы Николай больше любил ее, не уезжал так надолго? И главное, какой была бы Соня на месте Наташи или княжны Марьи, если бы не приучила себя всю жизнь смиряться, терпеть, покоряться?

Положение Сони в доме Ростовых — при всей их доброте — незавидное. Она училась вместе с Наташей, ее так же одевали, так же кормили, как родную дочь, но сама Соня не могла чувствовать себя равной девочкам Ростовым, она оставалась бедной родственницей и всю жизнь чувствовала себя облагодетельствованной.

Именно поэтому она слишком хорошо владеет собой, именно поэтому, узнав о Наташином увлечении Анатолем, Соня подумала: «Теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства...»

И любовь Сони к Николаю могла бы быть иной, более яркой, более страстной, если бы не то положение в доме, которое заставляло бедную племянницу бояться то Веры, то старой графини. Любовь ее бескрылая, но, может быть, именно потому, что ей с самого начала подрезали крылья?

Только один раз, на святках, в Соне проснулась смелая и свободная девушка, но больше никогда Соня не была такой, как в этот вечер, и вернулась к своим узорам, к своему тихому самопожертвованию.

В эпилоге Наташа скажет о ней: «пустоцвет» — ив этом слове будет жестокая правда. С самого начала, с детства, она не имела права на ту полноту чувств, которая переполняет Наташу. И в конце романа Толстой вернется к тому сравнению, с которым Соня появилась на первых страницах: «Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию...» (Курсив мой. — Н. Д.)

Жалко Соню. Так сложилось, что жизнь ее и вправду оказалась пустой, но если вдуматься, разве она виновата в этом?