Любовь и агрессия в эволюции здорового эго: Винникотт

Мы уже видели, что не-юнгианская психоаналитическая теория обладает другим понятийным аппаратом для описания этих открытий. Понимание Винникоттом процессов человеческой жизни, позволяющих осуществлять столь невероятное свершение, поможет нам прояснить некоторые аспекты нашей сказки — в особенности понять, как третьей жене в итоге удается перехитрить волшебника, притворившись птицей — Птицей Фица.

Для глубинной психологии основной вопрос относительно процесса развития звучит так: "Каким образом ребенок переходит от стадии первичной бессознательной идентификации к стадии дифференциации "я"-объект?" На языке Винникотта: "Каким образом ребенок развивает способность жить в переходном состоянии (transitional living), между реальностью и фантазией, там, где символический язык и игра служат формированию здорового эго?" На языке Фрейда: "Каким образом ребенок переходит от иллюзии всемогущества — Принципа Удовольствия — к Принципу Реальности?" На языке юнгианской традиции: "Каким образом эго сепарируется от нуминозных энергий Самости, в то же время сохраняя связь с Самостью?" Здесь прозвучали основные для всех направлений глубинной психологии вопросы касательно развития ребенка, ответы на которые весьма существенны для клинической практики.

С точки зрения Винникотта, достижение этих задач развития зависит от того, насколько по мере взросления ребенка отзеркаливались либидозные и агрессивные компоненты его "истинного я". В своих ранних работах Винникотт делал акцент на любовной привязанности матери и точности ее эмпатии в ответ на потребности ребенка (либидозная сторона). В поздних работах Винникотт подчеркивал решающее значение деструктивных импульсов ребенка (агрессивная сторона) для преодоления симбиоза с его чувством всемогущества.

Любовь

Любовь, аспект удовлетворения потребностей в этом процессе, выглядит следующим образом. Новорожденный ребенок устанавливает с матерью союз, позволяющий ему удовлетворять свои потребности, когда он сосет грудь или бутылочку, находясь в безопасной атмосфере, поддерживаемой приятными ощущениями материнского запаха, теплого прикосновения, нежными звуками и восхищенным взглядом. Это блаженное состояние любви вскоре сменяется фрустрацией и периодами дискомфорта из-за несовершенства материнского внимания. К примеру, некоторые кормления становятся менее приятными, чем другие,— то молоко в бутылочке оказывается слишком холодное, то мать отвлекается на что-то, когда кормит ребенка. Постепенно ребенок начинает организовывать свои счастливые "хорошие" чувственные переживания блаженства вокруг одного образа матери/"я", а свои "плохие" чувственные переживания вокруг другого образа матери/ "я". (Используя юнгианскую терминологию, мы бы сказали, что архетип расщеплен, или амбивалентен.) Любовь или "либидозные потребности" служат отличительным признаком "хорошей" матери/ "я", а агрессия или пресечение свободы (presecution) характеризуют "плохую" мать/"я". Фрустрация в этом процессе не должна быть чрезмерной, и "хорошие" чувственные переживания и архетип хорошей матери должны доминировать в этом процессе. В силу незрелости эго переживание как хороших, так и плохих чувств по отношению к одной и той же матери не может быть допущено. Это может быть осуществлено только постепенно.

"Достаточно хорошая" мать должна отражать и любовь, и агрессию. Говоря о любовной (либидозной) части "истинного я", Винникотт утверждает, что мать настолько точно отзеркаливает спонтанные действия ребенка, что "ребенок начинает верить во внешнюю реальность, которая появляется и действует как будто по волшебству... и не приходит в столкновение [слишком резкое] с чувством всемогущества младенца" (Winnicott, 1960a, 146). У голодного ребенка возникает галлюцинаторный образ материнской груди, и мать помещает свою грудь в ту точку пространства, где разворачивается галлюцинация ребенка.

Когда это происходит, ребенок начинает верить в существование внешней реальности, которая появляется и действует как бы по волшебству; все происходит таким образом, что входит в противоречие с ощущением всемогущества ребенка. Только на этой основе ребенок может постепенно отказываться от всемогущества. "Истинное я" обладает спонтанностью и таким образом включается в течение событий внешнего мира. Теперь ребенок может начать испытывать радость от иллюзии всемогущего творения и управления, чтобы затем постепенно подойти к осознанию иллюзорного элемента, факта игры и воображения. Это составляет основу символа, который сначала представляет собой как спонтанность или галлюцинацию ребенка, так и созданный и полностью (ultimatiiy) катектированный внешний объект.

(Winnicott, 1960а, 146)

В том случае, если мать "достаточно хороша", ребенок получает удовольствие от иллюзии полного соответствия между внешней реальностью и его собственной способностью к творчеству. Из взаимопроникновения того, что предоставляет мать, и того, что ребенок инициирует изнутри своей собственной спонтанности, образуется некая смесь. Винникотт пишет:

Он [переходный объект] представляет собой результат соглашения между нами и ребенком, и мы никогда не спросим: "Ты сам придумал или это было представлено тебе извне?" Здесь важно то, что никто не ждет определенного ответа на этот вопрос, и сам вопрос подобного рода является ненужным.

(Winnicott, 1951: 12*)

* Антология современного психоанализа. Т. 1.— М.: Институт психологии РАН, 2000, с. 198.

Если это первичное всемогущество проживается адекватно, то основная задача матери затем будет заключаться в том, чтобы разочаровать (disillusion) младенца. Если первая стадия была "достаточно хорошей", то ребенок действительно может извлечь пользу из переживания фрустрации, так как неполное приспосабливание к потребности придает объекту качество реальности, то есть делает его как ненавидимым, так и любимым.

Винникотт поясняет, что этот процесс не ограничивается периодом младенчества, но является перспективой всей жизни, и мы уже выдвинули предположение, что сказки в основном посвящены этому процессу.

Задача принятия реальности остается нерешенной до конца, ни один человек не может освободиться от напряжения, связанного с наличием внутренней и внешней реальности, а освобождение от этого напряжения обеспечивается промежуточной областью опыта, которая не подвергается сомнению (искусство, религия и т. д.). Эта промежуточная область является непосредственным продолжением области игры маленького ребенка, который "потерялся" в этой игре.

(там же: 13*)

* Там же, стр. 198—199 (с ред.).

Во второй части сказки о Птице Фица эта промежуточная область опыта появляется после того, как третья жена обретает власть над дьявольскими энергиями волшебника и ей удается перехитрить (trick) Трикстера, притворившись птицей. Волшебник, в свою очередь, поддается этим хитростям и таким образом содействует собственной гибели в пламени огня.

Date: 2015-06-06; view: 531; Нарушение авторских прав