Карающее суперэго Фрейда

В оригинальной теории Фрейда описанная нами диа-дическая структура, одна часть которой попеременно является то садистической, то благоволящей, а другая часть — "невинной", сведена к взаимоотношениям суперэго (включающего в себя эго-идеал) и эго. Первая модель Фрейда, рассматривающая суперэго как интроекцию и поощряющих, и запрещающих родительских установок, оказалась непригодной для объяснения крайней враждебности, даже садизма суперэго по отношению к эго, которые он наблюдал у многих своих пациентов. Строгость родительской критики, подчас оскорбительная, даже унижающая брань, на самом деле всегда находит отражение в установке суперэго по отношению к эго, однако часто садизм суперэго далеко превосходит самые худшие образцы родительского негативизма.

В своей работе "Печаль и меланхолия" (1917) Фрейд ввел несколько элементов для объяснения феномена садизма суперэго. Он предположил, что тяжелые формы самоуничижения, свойственные меланхоликам, являются производными амбивалентного отношения к утерянному объекту любви. Эта амбивалентность, ставшая составляющей внутреннего мира, обусловленная, с одной стороны, идентификацией эго с утерянным объектом любви, а с другой — репрезентацией подлинной ненависти и упреков отвергающего объекта, бьет рикошетом по эго, таким образом внося свой вклад в садизм суперэго. Из этой теории следует, что худшим аспектом внутренней атаки является производная агрессии, изначально направленная вовне, но по принципу "бумеранга", бессознательно перенаправленная на эго. Мазохизм эго в отношениях с суперэго исходит от предшествующих садистических отношений с отвергающим объектом. Однако даже это объяснение не удовлетворяло Фрейда. Оно не объясняло как многие случаи крайнего проявления агрессии суперэго, так и навязчивое повторение некоторыми пациентами паттернов саморазрушительного поведения: как будто бы они были вынуждены повиноваться некой деструктивной "демонической" силе, находящейся внутри них.

Как видно из его рассуждений по поводу сопротивления, Фрейд был настолько поражен саморазрушительным "навязчивым повторением" некоторых пациентов, а также их "негативной терапевтической реакцией", что в своей работе "По ту сторону принципа удовольствия" он предложил к рассмотрению понятие инстинкта смерти (Танатос), силы, наряду с либидо, или инстинктом жизни (Эросом), действующей в сфере бессознательного. Инстинкт смерти манифестирует себя в деструктивной агрессии, силе психики, старающейся разрушить или растворить все те интегрированные "союзы", которые стремится создать Эрос. Такова была дуалистическая теория инстинктов Фрейда, восходящая к системе древнегреческого философа Эмпедокла, суть которой состоит в том, что и Вселенной, и человеческой душой управляют два основных принципа, находящиеся в вечном противоборстве: любовь и вражда (см. Freud, 1937: 244f).

В дальнейшем, в последней своей попытке объяснить садизм суперэго по отношению к эго, Фрейд (1924) связал концепцию инстинкта смерти со своей теорией суперэго, выдвинув идею первичного мазохизма эго, усиливающего садизм суперэго (см. Freud, 1924: 163-70). Этот "исходный" или первичный мазохизм (Ur-masochismus) обязан своим происхождением той составляющей инстинкта смерти, которая не может быть переведена Эросом во внешнюю агрессию или садизм и остается внутри организма, соединяясь с эротическими энергиями (сексуальное удовольствие от боли). В результате, утверждает Фрейд, "садизм суперэго и мазохизм эго дополняют друг друга" (там же: 170). Ведущая роль здесь принадлежит мазохистичному эго, которое провоцирует суперэго на садистическое наказание и, в то же время, получает от этого удовольствие (навязчивое повторение).

В этой формулировке Фрейд опускает позитивные аспекты суперэго, за исключением одного: того, что суперэго несет в себе "модель" совершенства для эго в виде "эго-иде-ала". Впоследствии психоаналитики подчеркивали позитивный, любящий аспект суперэго, в особенности тот, что проявляется в эго-идеале. Нанберг (Nunberg, 1932) был одним из первых, кто указал на то, что способность суперэго ограничивать инстинктивную жизнь основана на любви ребенка к родительским объектам, интроецированным как эго-иде-ал, и на их идеализации. Моделл (Modell, 1958) указывал на то, что звучащие "голоса" суперэго являются не только обвиняющими, но и любящими, и поддерживающими. Шэфер (Schaefer, 1960), в свою очередь, привел описания "любящего и любимого суперэго" в рамках структурной теории Фрейда, отстаивая свой взгляд на отвергаемую другими идею об успокаивающей и поддерживающей природе суперэго.

В нижеследующем кратком резюме мы можем увидеть три направления, по которым, параллельно концепции Юнга о первобытной амбивалентной Самости, развивалась концепция суперэго, несущего в себе вначале проекцию родителей.

1. Суперэго образуется вокруг исходных родительских имаго, как позитивных, так и негативных. Именно с этими имаго впоследствии связано влияние учителей и других фигур, наделенных властью, несущих эго-идеал или угрозу наказания для индивида (см. Freud, 1924:168). Выходя за пределы личных имаго, позитивный аспект суперэго уходит в область бессознательных фантазий, отражаясь в образах любящей и защищающей фигуры Бога, который несравненно более могуществен, чем реальный отец. Негативный же аспект суперэго соответствует "темным силам Судьбы" (там же: 168). Таким образом, суперэго — точно так же, как архаичной амбивалентной Самости Юнга — доступны эти первобытные, магические или "трансперсональные " силы бессознательного — благие и злобные, либидоз-ные и агрессивные — энергии как Эроса, так и Танатоса.

2. Суперэго в норме исполняет регуляторную (руководящую) роль по отношению к эго, помогает эго, поддерживая образы эго-идеала, к которым оно устремляется, заглушая те импульсы, которым не суждено быть удовлетворенными, оберегая, таким образом, ребенка от чрезмерных лишений и фрустраций. Эта регуляторная, или "защитная" функция зависит от оптимального баланса между силами Эроса, объединяющими элементы психики, и силами Танатоса, несущими угрозу фрагментации, диссоциации или растворения того, что интегрирует Эрос. Этот оптимальный баланс, в свою очередь, зависит от многих факторов, но особенно от интеграции ребенком любви и ненависти по отношению к его первичным объектам, т. е. от персонализации этих архаичных инстинктивных элементов примитивной психики. И, наконец, утрата эго поддерживающего саморегулирующего отношения со стороны суперэго может переживаться им как отвержение и отчуждение (сходное с тем, что на юнгианском языке мы описали бы как утрата оси эго-Самость). Фрейдовские регуляторные, или защитные аспекты суперэго соответствуют "защитам Самости" Стайна и Фордэма (см. главу 5).

3. Проекция на аналитика позитивного аспекта суперэго (как он представлен в эго-идеале) оказывает стабилизирующее влияние на психику пациента и является основой для позитивного переноса, делая возможной постепенную модификацию более архаичных, негативных аспектов суперэго, поскольку последние также проецируются на аналитика и впоследствии прорабатываются в условиях преобладающего позитивного переноса. Это соответствует представлениям Юнга о том, как архаичная идеализированная Самость, спроецированная в условиях психотерапии, приводит к карикатурной идеализации доктора и, в конечном счете, к интернализации этого имаго в качестве скрытого (internal) "центра" во внутреннем мире пациента (см. Jung,1934a:paras206-20).

Date: 2015-06-06; view: 589; Нарушение авторских прав