Аутентичность и обязательства

С точки зрения экзистенциального подхода, хорошая жизнь — это аутентичная жизнь², жизнь, в которой мы находимся в такой полной гармонии с базовыми условиями бытия человека, какую только можем создать. Отсутствие аутентичности — это болезнь, это жизнь в искаженном отношении к нашему истинному бытию. Психотерапия — это средство, с помощью которого человек может попытаться достичь согласия с данностями человеческого бытия или восстановить его.

Обязательства принципиально важны для аутентичности. Возвращаясь к описанию «данностей» человеческого бытия в предыдущей главе (см. табл. 12.3), мы видим, что одна из них состоит в том, что мы обладаем способностью действовать или не действовать. Это ставит нас перед необходимостью брать на себя ответственность за то, чтобы что-либо делать или не делать. Аутентичное принятие ответственности принимает форму обязательств. Противоположная реакция уклонения от ответственности представляет собой обвинение.

Иными словами, обязательство — это отношение, эмоциональный вклад и готовность отвечать, реализуя свои ценности. В терминах последовательности интенцио-нальности обязательство требует волевого намерения, которое часто переходит в предварительное действие и, когда в этом есть нужда, в актуализацию (которая, само собой, запускает взаимодействие, расходящееся, как круги по воде).

Сказать, что я беру на себя обязательство ставить благополучие пациента выше всех прочих соображений, легко. Сложнее принять на себя это обязательство в следующих случаях: когда я должен решать, встречаться ли мне с клиентом в кризисном состоянии, несмотря на то что это нарушает мою домашнюю жизнь; когда я должен выбирать, откликнуться ли мне на просьбы другого пациента о специальном лечении, или прорабатывать истерики, которые последуют за моим отказом; когда я должен настаивать на том, что частое отсутствие третьего пациента на сессиях антитерапев-тично и неприемлемо, несмотря на самые «великолепные» оправдания.

Суть в том, что истинное обязательство — это не абстракция. Это почти ежедневное решение вопроса о том, во что я верю и что ценю, а также о том, смогу ли я и дальше придерживаться своих убеждений и ценностей.

¹ «Обязательства» — примерный перевод слова commitments — приверженность, вверен-ность. — Примеч. пер.

² См. Bugental, 1981. - Примеч. aem.

Глава 13. Обязательства психотерапевта 235

Обязательства и ответственность

Обязательства — это мужественный ответ на экзистенциальную тревогу, возникающую, когда наше бытие сталкивается с ответственностью за то, что мы делаем и за то, чего мы не делаем в жизни. Это намерение и дальше оставаться автором своих свершений и встречаться со всем тем, что следует из этой позиции; таким образом, обязательства противоречат отступлению перед страхом обвинения. Обязательства особенно важны, когда мы воспринимаем работу психотерапевта как такой вид делания и неделания, который мы сами контролируем и который предъявляет к нам высокие требования, занимаясь которым мы часто чувствуем тяжкий груз ответственности и в котором мы нередко должны собрать воедино все свое мужество, чтобы встретиться с тем, что необходимо выяснить во время сессии.

Даже эти слова слишком абстрактны, но психотерапевты, работающие интенсивно и глубоко, знают, что это гораздо больше, чем слова. Эти холодные слова в реальности означают, что все внутри у тебя сжимается, мысли несутся вскачь, ты весь обратился в интуицию. Когда отчаявшийся человек думает о суициде, когда сопротивляющийся пациент угрожает насилием, когда женщина решает, что ее многолетний брак рухнул, когда мужчина готов разрушить свою карьеру или когда кто-то ощутимо приближается к психозу — вот тогда слова мужество, страх и обязательства перестают быть только словами, но становятся совершенно конкретными переживаниями.

Мы знаем, как ограничена наша способность осознавать последствия того, что мы делаем и не делаем, как неполны наши оценки всего того, что может быть вовлечено в любой наш выбор. И все же мы должны выбирать, мы не можем избежать действия, потому что даже бездействовать значит совершать действие — выбор. Более того, если мы это осознаем, то знаем и то, что эти действия и бездействие могут иметь сейчас и далее последствия, которых мы не желаем, последствия, которые мы обязательно предотвратили бы, если бы могли их предвидеть. То, что было нами сделано, и то, что осталось несделанным, может ранить и нас самих и других людей. Мы всегда несем некоторый груз вины. Это резкое, но точное слово. Но, говоря об этом, необходимо прояснить природу самой вины в том значении этого термина, в котором я его использую.

Обвинение и вина¹

Эти два слова часто используются как синонимы, но поступать так значит вносить путаницу в мысли. Я предлагаю теоретически обоснованный и клинически выверенный способ различения обвинения и вины. Основное различие между «виной» и «обвинением» состоит в том, что вина относится к эмоционально окрашенному осознанию ответственности за свои действия или бездействие, тогда как обвинение рассматривается как качество, присущее моему бытию. «Я виновата в том, что поторопилась и нарушила тщательно выстроенный план Джона», но «Я обвиняю себя в том, что я — эгоистка». Такое использование понятия «вина» связано с идеей «экзистенциальной» или «онтологической» вины, но не идентично ей. Эта вина присуща самому нашему бытию и возникает, потому что мы не реализуем свой потенциал, действуем, не со-

¹ См. у Ялома (Yalom, 1980, р. 276-286) прекрасное обсуждение вопросов вины и ответственности. — Примеч. авт.

236 Раздел VI. Психотерапевт как художник

образуясь с нашими ценностями и намерениями, и не ценим своих ближних за то, что они существуют.

Принятие на себя вины за то, что мы сделали и о чем сожалеем, не является деструктивным, а, наоборот, освобождает. Оно переносит наше внимание с прошлого на настоящее и будущее, так как мы решаем, как искупить вину и как предотвратить повторение таких событий. Правда, бывает тяжело признать вину, когда мы лицом к лицу встречаемся с тем, что сделали. Возьмем такой пример.

Синди, сама психотерапевт, обратилась ко мне за консультацией, так как она постоянно возвращалась к своим чувствам по поводу своего пациента, который покончил с собой во время психотерапии. Ее рассказ об этой трагедии содержал множество мучительных повторений. Она рыдала и с горечью признавалась в том, что позволила себе невнимательно отнестись к скрытой угрозе своего пациента. Не осознавая этого, она пришла ко мне, чтобы я осудил ее и наказал.

Здесь не место для описания борьбы, которая происходила во время курса психотерапии с Синди, тех пугающих моментов, когда она решала покончить с собой (в качестве заслуженного наказания), или того, как, в конце концов, было проработано ее горькое бремя. Для наших целей в данном случае важно то, что она осознала, что была настолько занята самообвинением, что очень скоро оказалась обездвиженной. Как только она смогла принять свою вину и сократить обвинения, она обнаружила, что может быть более внимательной к своим теперешним пациентам, может посвящать некоторое время центру по предотвращению суицидов (в качестве искупления) и, в конечном счете, может простить себя и проявлять больше заботы и внимания к тем, кто обращается к ней за помощью.

Когда груз ответственности кажется слишком тяжелым, человек начинает бояться. Этот страх может принимать разные формы, но его наиболее часто встречающийся признак — погруженность в обвинения. Это могут быть прямые обвинения: «Я такой из-за родителей». Они могут быть более тонкими: «Я не могу исправить то, что сделал; обстоятельства сильнее меня». Они могут быть еще более замаскированными: «Я сказал это импульсивно» или «Я не верю в ложь, поэтому я скажу вам, как я это чувствую». (Последнее высказывание кому-то может показаться совсем не имеющим отношения к обвинению, но анализ этого высказывания показывает, что ответственность за сказанное или сделанное в данном случае проецируется вовне.)

Естественно, что сказанное совсем не означает ситуацию «или-или». Мы постоянно выражаем и страх, и мужество, временами обвиняем, временами берем обязательства перед другими.

Date: 2015-06-06; view: 372; Нарушение авторских прав