Психология масс в политике

Ведущая роль психологии масс в динамичных политиче­ских процессах. Принципиальные отличия масс и свойствен­ного им массового сознания от больших групп и присущего им группового сознания.

Массовое сознание. История изучения массового созна­ния. Психология «массового человека» в трудах Г. Тарда, Г. Лебона, Х. Ортеги-и-Гассета, З. Фрейда, Т. Адорно. и др. Два основных подхода: массовое сознание как ипостась обыден­ного общественного сознания и массовое сознание как самостоятельный феномен.

Массы и массовое сознание. Понятие «массы» как субъ­екта массового сознания. Основные виды масс: теоретиче­ские и практически-политические подразделения. Толпа, «собранная публика» и «несобранная публика» как конкрет­ные разновидности «массы». Основные качества массы как носителя массового сознания. Основное содержание массо­вого сознания с точки зрения его носителя. Ситуативность, гетерогенность и вариативность содержания массового сознания и др. свойства.

Массовая политическая психология, ее динамичность и, одновременно, инерционность. Массовое политическое соз­нание, его генезис, структура, уровни и основные характе­ристики. Стихийное массовое политическое поведение и массовое политическое сознание. Эффективность воздей­ствия на массу и механизмы такого воздействия. Основные свойства и качества массового политического сознания. Проблемы формирования и функционирования массового политического сознания. Субъект массового политического сознания. Типы и типологии массового политического соз­нания. Комплексная системная модель массового политического сознания. Ведущие критерии оценки и дифференциации основных типов массового политического сознания. Основные макроформы массового политического сознания: общественное мнение.

Индивид и массовое поведение. Явления деиндивидуализации в массе. Всевластие, анонимность и безответствен­ность индивида в массе. Эффекты заражения и подражания, внушаемость индивида в массе. Негативное и позитивное воздействие массы. Масса и ее вожаки, их основные типы.

В отличие от групп, больших и малых, всегда так или иначе организованных и структурированных (в том числе, политически), массы — это принципиально не­организованные и неструктурированные субъекты по­литики. Действительно, в любой малой группе есть лидер и ведомые. В большой социальной группе есть партия, политическое движение или, по крайней мере, профессиональный или корпоративный союз. В боль­шой национально-этнической группе также есть орга­низующие ее, лидирующие компоненты, ведущие за собой остальных членов группы. Масса же представ­ляет собой нечто принципиально иное.

Роль масс в политике становится заметной тогда, когда она становится страшной. Это проявляется то­гда, когда рушатся групповые связи и межгрупповые границы, когда общество деструктурируется, пережи­вая период своеобразного «социотрясения»[135]. Такое происходит в периоды крупных, мировых войн, соци­альных революций, политических переворотов, по­спешных крупномасштабных социальных реформ.

Приведем одно образное сравнение. В каждом приличном магазине есть касса. В каждой кассе есть выдвижной ящик для денег. В каждом таком ящике есть перегородки, делящие его на небольшие ячейки для денег, монет или купюр разного достоинства. Та­кой кассовый ящик специально разделен этими пере­городками на подобные ячейки для организации той денежной массы, которая функционирует в процессе купли-продажи. Стоит убрать или сломать перегородки, монеты или купюры перемешаются, и процесс микрорыночной жизни серьезно осложнится.

Аналогичную функцию выполняют психологические «перегородки», возникающие в сознании людей в связи с их принадлежностью к тем или иным большим социальным группам. Образно говоря, в организован­ном, структурированном обществе и в головах образую­щих его людей существуют такие «кассовые ящички» с соответствующими «перегородками». Каждый знает свою «ячейку» и редко может перелезть через «пере­городку». Однако стоит случиться какому-то крупному социально-политическому потрясению, как все эти «перегородки» рушатся. Тогда люди образуют сплош­ную неструктурированную массу, а их психика и соци­ально-политическое поведение приобретают дезорга­низованный, массовый характер.

Рассматривая примеры такого рода, классик мас­совой психологии Г. Лебон писал: «В морали, в рели­гии, в политике нет уже признанных авторитетов... Отсюда происходит, что правительства вместо того, чтобы руководить общественным мнением, вынужде­ны считаться с ним и подчиняться непрестанным его колебаниям». В свою очередь, в подобных ситуациях массовое сознание, которое Г. Лебон и именовал «об­щественным мнением», «знает крайние чувства или глубокое равнодушие. Оно страшно женственно и, как всякая женщина, отличается полной неспособностью владеть своими рефлекторными движениями. Оно беспрерывно колеблется по воле всех веяний внешних обстоятельств[136]. В периоды всплесков массовой пси­хологии политические институты становятся напря­мую зависимыми от определяемых этой психологией политических процессов.

Стержневым элементом массовой психологии яв­ляется массовое сознание. Вместе с массовыми на­строениями, рассматриваемыми в следующей главе, и другими сугубо иррациональными формами стихийно­го поведения, оно определяет то, что в целом опреде­ляется как массовая психология.

МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ

Массовое сознание — один из видов общественно­го сознания, наиболее реальная форма его практическо­го существования и воплощения. Это особый, специфи­ческий вид общественного сознания, свойственный значительным неструктурированным множествам лю­дей («массам»). Массовое сознание определяется как совпадение в какой-то момент (совмещение или пересе­чение) основных и наиболее значимых компонентов соз­нания большого числа весьма разнообразных «класси­ческих» групп общества (больших и малых), однако несводимый к ним. Это новое качество, возникающее из совпадения отдельных фрагментов психологии деструк-турированных по каким-то причинам «классических» групп. В силу недостаточной специфичности источников своего появления и неопределенности самого своего носителя, массовое сознание в основном носит обыден­ный характер.

История изучения массового сознания достаточ­но сложна и противоречива. Проблема реального «мас­сового сознания» и его особого носителя, «массового человека», возникает в жизни, а затем и в науке на рубеже XVIII — XIX веков. До XVIII века включитель­но господствовали концепции, утверждавшие, что об­щество представляет из себя скопление автономных индивидов, каждый из которых действует самостоя­тельно, руководствуясь лишь собственным разумом и чувствами.

Хотя подспудно массовизация общественного соз­нания начиналась и раньше, до определенного времени она носила достаточно локальный характер. Реально, это было связано просто с недостаточной плотностью расселения людей — невозможно наблюдать действи­тельное «массовое» сознание в обществе, население которого расселено исключительно по небольшим де­ревенькам и феодам. Отдельные вспышки хотя бы относительно массовой психологии стали наблюдать­ся по мере разрастания средневековых городов. «Из-за постоянных контрастов, пестроты форм всего, что страгивало ум и чувства, средневековая жизнь возбу­ждала и разжигала страсти, проявляющиеся то в не­ожиданных взрывах грубой необузданности и звери­ной жестокости, то в порывах душевной отзывчивости, в переменчивой атмосфере которых протекала жизнь средневекового города»[137].

Однако это были лишь предварительные формы, начало массовизации. Прав А.Я. Гуревич: «Конечно, если мы станем искать в высказываниях ведущих теологов и философов Средневековья непосредственное выражение массового сознания и вознамеримся по ним судить о настроениях и воззрениях «среднего человека», мы впадем в глубочайшее заблуждение»[138]. Ни само общество, ни его тогдашние «теоретические пред­ставители» не могли осознать и сформулировать реаль­ное состояние психологии населения. Хотя именно тогда массовое сознание, отличавшееся особым доми­нированием иррациональных форм, с большой силой уже проявлялось в реальной политике.

«Без сомнения тот или иной элемент страсти при­сущ и современной политике, но, за исключением пе­риодов переворотов и гражданских войн, непосредст­венные проявления страсти встречают ныне гораздо больше препятствий: сложный механизм общественной жизни сотнями способов удерживает страсть в жест­ких границах. В XV в. внезапные эффекты вторгаются в политическую жизнь в таких масштабах, что польза и разум все время отодвигаются в сторону»[139]. Однако вплоть до конца XVIII века все эти эффекты носят дос­таточно частный, локальный характер.

На рубеже XVIII—XIX веков ситуация изменилась кардинально. Промышленная революция и начавшая­ся урбанизация привели к появлению массовых про­фессий и, соответственно, к массовому распростране­нию ограниченного числа образов жизни. Снижение доли ремесленничества и нарастающее укрупнение производства неизбежно вели кде-индивндуализации человека, к типизации его психики, сознания и пове­дения. Разрастание крупных городов и усиление ми­грации в них людей из аграрных провинций с разных концов той или иной страны, а подчас и сопредельных стран, вели к смешению национально-этнических групп, постепенно размывая психологические грани­цы между ними. В то же время, большие социаль­но-профессиональные группы еще только формирова­лись. Соответственно, шла стихийная крупномасштаб­ная социальная реформа, первоначальный этап кото­рой как раз и характеризовался деструктуризацией привычных психологических типов и появлением но­вых, еще неструктурированных, и потому размытых «неклассических» форм общественного сознания. Так стало очевидным появление принципиально но­вого явления, которым, соответственно, и занялась наука.

Формально словосочетание «массовое сознание» стало встречаться в научной литературе начиная с середины XIX века. Особенно, оно распространилось к концу данного столетия, хотя носило еще описатель­ный, скорее образный характер, в основном лишь под­черкивая масштабы проявлявшихся психологических явлений. До этого вообще преобладало обобщенное понятие психологии масс. Считающиеся классически­ми труды Г. Тарда, Г. Лебона, Ш. Сигеле и В. МакДугала, появившиеся на рубеже XIX-XX веков и посвященные отдельным конкретным проявлениям психологии масс (прежде всего, психологии толпы), носили общесоцио­логический и, скорее, научно-публицистический, чем аналитический характер.

Более или менее определенное употребление по­нятия «массовое сознание» в качестве специального научного термина началось лишь в 20-30-е гг. XX сто­летия, хотя и тогда это долгое время оставалось на уровне беглых упоминаний и несопоставимых между собой, крайне многообразных трактовок. Затем вообще наступила серьезная пауза в исследованиях. В западной науке это определялось тем, что массовая психология как таковая стала исчезать: общество структурирова­лось, а культ «свободного индивида» предопределял доминирование индивидуальной психологии. Массы как бы «рассыпались». С исчезновением же феномена исчезли и попытки его изучения.

В итоге, западные исследователи не смогли дого­вориться о смысле центрального понятия «массы», лежащего в основе исследования массового сознания. По оценке Д. Белла[140], в западной науке сложилось, как минимум, пять различных его интерпретаций. В одних случаях под массой понималось «недифференцирован­ное множество», типа совершенно гетерогенной ауди­тории средств массовой информации в противовес иным, более гомогенным сегментам общества (Г. Блумер). В других-случаях— «суждение некомпетент­ных», низкое качество современной цивилизации, являющееся результатом ослабления руководящих по­зиций просвещенной элиты (Х. Ортега-и-Гасет). В треть­их — «механизированное общество», в котором человек является придатком машины, дегуманизированным элементом «суммы социальных технологий» (Ф.Г. Юнгер). В четвертых, «бюрократическое общество», отличающееся широко расчлененной организацией, в ко­торой принятие решений допускается исключительно на высших этажах иерархии (Г. Зиммель, М. Вебер, К. Маннгейм). В пятых, — «толпа», общество, характеризующее­ся отсутствием различий, однообразием, бесцельностью отчуждением, недостатком интеграции (Э. Ледерер, X. Арендт).

В советской науке сложилось иное, хотя отчасти и аналогичное положение. Структурирование общества по социально-классовому основанию привело к абсолюти­зации роли классовой психологии. Она подменила собой и массовое, и индивидуальное сознание. Соответствен­но, и здесь массовая психология как таковая исчезла — по крайней мере, из поля зрения исследователей.

Во второй половине 60-х гг. XX столетия данное понятие пережило своеобразное второе рождение в советском обществознании, хотя это был кратковремен­ный период. Лишь начиная со второй половины 80-х гг. можно отметить новый прилив исследовательского интереса к массовому сознанию. Но до сих пор недос­таточное внимание к данному феномену объясняется как минимум двумя причинами. Во-первых, объективные трудности изучения массового сознания. Они связаны с самой его природой и свойствами, плохо поддающимися фиксации и описанию, что делает их трудноуловимыми с точки зрения строгих операциональных определений. Во-вторых, трудности субъективного характера, прежде все­го в отечественной науке, до сих пор связаны с домини­рованием догматизированных социально-классовых представлений, а также недостаточной разработанно­стью терминологического аппарата, что продолжает ска­зываться.

В итоге, как в зарубежной, так и отечественной научной литературе, посвященной различным сторо­нам явления массовизации психики и массовой пси­хологии в целом, до сих пор нет крупных работ, в ко­торых специально рассматривалась бы психология массового сознания. Бытующие ныне в науке взгляды можно объединить в два основных варианта.

С одной стороны, массовое сознание — конкрет­ный вариант, ипостась общественного сознания, замет­но проявляющаяся лишь в бурные, динамичные перио­ды развития общества. В такие периоды у общества обычно нет интереса к научным исследованиям. В обыч­ные же, стабильные периоды развития массовое созна­ние функционирует на мало заметном, обыденном уров­не. При этом существенно, что оно может одновремен­но включать в себя отдельные компоненты разных ти­пов сознания. Например, сознание классических групп социально-профессионального характера, составляю­щих собой социальную структуру общества (что обычно имеет приоритетный характер и в первую очередь фиксируется теоретиками). Может оно включать и некото­рые иные типы сознания, присущие специфическим множествам индивидов, объединяющим представителей различных групп, но, в то же время, не имеющим отчет­ливо группового характера. Обычно это фигурирует как обыденное сознание, не имеющее четкой социальной отнссенности — например, «сознание» очереди за де­фицитным товаром в условиях «развитого социали­стического общества». Согласно данной точки зрения, проявления массового сознания носят в значительной мере случайный, побочный характер и выступают в ка­честве признаков временного, несущественного стихий­ного варианта развития.

С другой стороны, массовое сознание рассматри­вается как достаточно самостоятельный феномен. То­гда это сознание вполне определенного социального носителя («массы»). Оно сосуществует в обществе на­ряду с сознанием классических групп. Возникает оно как отражение, переживание и осознание действую­щих в значительных социальных масштабах обстоя­тельств, в том или ином отношении общих для членов разных социальных групп, оказывающихся тем самым в сходных жизненных условиях, и уравнивающих их в том или ином плане. Согласно данной логике, массо­вое сознание оказывается более глубинным образова­нием, отражением действительности «первичного по­рядка», которое лишь потом обретает необходимые психологические признаки социальной определен­ности.