Предмет и задачи политической психологии

Таким образом, предмет политической психологии в целом — это политика как особая человеческая дея­тельность, обладающая собственной структурой, субъ­ектом и побудительными силами. Как особая человече­ская деятельность, с психологической точки зрения, политика поддается специальному анализу в рамках общей концепции социальной предметной деятель­ности, разработанной академиком А.Н. Леонтьевым. С точки зрения внутренней структуры, политика как деятельность разлагается на конкретные действия, а по­следние — на отдельные операции. Деятельности в целом соответствует мотив, действиям — отдельные конкретные цели, операциям — задачи, данные в оп­ределенных условиях. Соответственно, всей политике как деятельности соответствует обобщенный мотив управления человеческим поведением (его «оптимиза­ции»). Конкретным политическим действиям соответ­ствуют определенные цели согласования (или отстаи­вания) интересов групп или отдельных индивидов. Наконец, частным политическим операциям соответ­ствуют отдельные акции разного типа, от переговоров до войн или восстаний.

Субъектом политики как деятельности могут вы­ступать отдельные индивиды (отдельные политики), малые и большие социальные группы, а также стихий­ные массы. Политика как деятельность в целом, как и ее отдельные составляющие, может носить организо­ванный или неорганизованный, структурированный или неструктурированный характер.

История, теория и практика применения полити­ко-психологических знаний позволяет вычленить три основные задачи, решаемые политической психологи­ей как наукой. В определенной степени, эти задачи развивались исторически, и соответствуют трем эта­пам развития политической психологии. Первой зада­чей был и до сих пор остается анализ психологических компонентов в политике, понимание роли «человече­ского фактора» в политических процессах. Второй основной задачей, как бы надстроившейся над первой, стало и остается прогнозирование роли этого фактора и, в целом, психологических аспектов в политике. На­конец, третьей главной задачей, которая вытекала из первых двух, стало и остается управленческое влияние на политическую деятельность со стороны ее психологического обеспечения, т.е. со стороны субъективно­го фактора.

Как уже говорилось выше, политическая психоло­гия — достаточно молодая наука. Формально время ее конституирования датируется 1968 годом, —только то­гда в рамках Американской ассоциации политической науки было создано отделение политической психологии и, одновременно, в ряде университетов ввели специаль­ную программу углубленной подготовки политологов в области психологических знаний. До этого политиче­ская психология в значительной мере представляла со­бой набор отдельных, подчас случайных, несистемати­зированных фактов, наблюдений, догадок, часто не имевших под собой общей основы. Соответственно, во многом случайными, часто несопоставимыми были ее конкретные задачи. Мешала нерешенность методоло­гических проблем.

Хотя описанный выше деятельностно-поведенче-ский подход сейчас уже предоставляет достаточно удоб­ные и широкие рамки для этого, его все-таки трудно считать адекватной методологической основой конкрет­ной науки. Это слишком общая, слишком широкая ос­нова. С конкретной же методологической точки зрения, политическая психология до сих пор отличается выра­женным эклектизмом прагматической направленности: особенности того или иного изучаемого политическим психологом объекта и соображения практического удобства исследователя (включая его субъективные предпочтения) диктуют выбор способа теоретической интерпретации получаемых результатов.

Будучи с самого начала своего развития лишена собственной адекватной концептуально-методологиче­ской базы, политическая психология, особенно в запад­ном варианте, долгие годы шла по пути непрерывного самоформирования основ такого рода за счет синтети­ческого соединения, а подчас и просто эклектического заимствования самых разных концепций и методов из разных школ и направлений западной психологии. Начиная от ортодоксального психоанализа и кончая самыми современными вариантами бихевиоризма и когнитивных теорий, все они на разных этапах легко обнаруживаются в западной политической психологии. С точки же зрения непосредственной конкретно-научной методологии, в современной западной поли­тической психологии можно выделить две основные тенденции.

Первая тенденция представлена в исследованиях, исходящих из идей структурного функционализма и системной теории политики как одной из его разновид­ностей. Наиболее активно данная тенденция разверты­валась в теориях «политической поддержки», с одной стороны, и в ролевых теориях — с другой стороны. Сюда же следует отнести также идеи критического рационализма и бихевиоризма (включая такие на­правления, которые исследовали политику с позиций «конвенционального», радикального и социального бихевиоризма), отражая запросы той части практиче­ской политики, которая стремится «отладить» совре­менный западный политический механизм в целом, считая его достаточно гомогенным и вполне устойчи­вым. Психология участников политического процесса интересует их в связи с тем, что они стремятся опти­мизировать адаптацию человека к наличному, сущест­вующему социально-политическому порядку. Для это­го направления характерна определенная заданность исследовательских подходов и, соответственно, полу­чаемых результатов — в частности, прежде всего в силу явной акцентировки социально-охранительной функ­ции политической психологии. Политико-психологи­ческое знание используется данным направлением исключительно для оправдания существующего поли­тического устройства, подчас даже без учета перспек­тив его развития. Философские основания большинст­ва частно-научных концепций этого рода относятся к сциентизму и технократизму, опираясь на веру в воз­можность чисто инженерного подхода к человеку в политике на основе применения новейших научных достижений («новых технологий») в плане управления им. Эти внешне новейшие, а на деле давно используе­мые модификации позитивистско-утилитаристской политической теории являются продолжением той классической традиции, у истоков которой стоял еще Т. Гоббс.

Вторая тенденция представлена антипозитивист­ским направлением, в русле которого активно разра­батываются теоретические конструкции когнитивиз-ма, «гуманистической психологии», неофрейдизма и символического интеракционизма. Основой данных течений является антисциентистская, часто иррацио-налистическая философия антропологического толка. В эмпирические политико-психологические исследова­ния эти идеи проникли из культурной антропологии, психоанализа и социального бихевиоризма Дж. Мида и Ч. Кули. В настоящее время в этой части политической психологии в качестве методологической основы дос­таточно серьезно укоренился инстинктивизм фрейди­стского понимания человека, идеи подсознательной идентификации личности со «своей» политической партией, а также общее иррационалистическое виде­ние природы человека. Данные методологические по­стулаты дают неоднозначные результаты в зависимо­сти от политических установок исследователей. Так, например, психоанализ в истории политической пси­хологии представлен, как в откровенно правых идеях Г. Лассуэлла, так и в радикальных построениях «новых левых». В конечном счете, и здесь политические пси­хологи часто поступают по принципу «что нашли, то и сгодилось». Увлеченность конкретными исследования­ми и прикладными заказами часто как бы избавляет их от необходимости специальной проработки методоло­гических задач. В соответствии с личными пристрастия­ми и симпатиями исследователя, выбирается та или иная, удобная лично ему теоретическая схема. Причи­на такой методологической «всеядности» все та же — это отсутствие собственной методологической базы, отсутствие собственного понимания политики и ее пси­хологических механизмов. Именно поэтому методоло­гические вопросы были и продолжают оставаться в центре внимания наиболее серьезных политических психологов. Хотя, безусловно, они никак не могут за­крыть собой яркость и многообразие изучения конкрет­ных объектов политической психологии.

В ПОИСКАХ «МЕНТАЛИТЕТА»

Обобщенно, предметом политической психологии часто называют политический «менталитет». Ментали­тет (от англ. Mentality — сознание) — обобщенное по­нятие отчасти образно-метафорического, политико-публицистического плана, обозначающее в широком смысле совокупность и специфическую форму орга­низации, своеобразный склад разнообразных психи­ческих свойств и качеств, особенностей и проявлений. Используется, главным образом, для обозначения своеобразного, оригинального способа мышления, склада ума или даже умонастроений. Например, иногда в литературе упоминается национальный менталитет — «грузинский», «русский», «немецкий» и др. Встречает­ся и региональный менталитет— «скандинавский», «латиноамериканский» и др. Иногда говорят о мента­литете социальной группы, слоя, класса — «мелкобур­жуазный», «интеллигентский», «маргинальный» и др. Подчас это понятие несет в себе квалификационно-оце­ночный оттенок, отражая способности мышления и уровень интеллекта его носителей (особенно в сочета­нии с прилагательными типа «высокий», «низкий», «богатый», «бедный» и т. п.). Может нести и содержа­тельно-идентификационную нагрузку политико-идео­логического характера (например, «либеральный», «тоталитарный», «демократический», или же, скажем, «пролетарский», «революционный», а также, напро­тив, «контрреволюционный», «реакционный» и т. п. менталитет).

В свое время в обществознание понятие мента­литет было введено представителями историко-психологического и культурно-антропологического направлений Л. Леви-Брюлем, Л. Февром, М. Блоком и некоторыми другими. В первоначально использовав­шемся контексте менталитет означал наличие у пред­ставителей того или иного общества, трактуемого, прежде всего, как национально-этническая и социо-культурная общность людей, принадлежащих к одной и той же исторически сложившейся системе культу­ры, некоего определенного общего «умственного инструментария», своего рода «психологической оснастки», которая дает им возможность по-своему вос­принимать и осознавать свое природное и социаль­ное окружение, а также самих себя. Со временем понятие менталитет стало использоваться и для опи­сания в обобщенном виде свойств и особенностей ор­ганизации социальной и политической психологии людей, принадлежащих к такой общности, в частно­сти, политического сознания и самосознания членов той или иной достаточно обособленной общности не только национально этнического и историко-культурного, но и социально-политического характера.

В узком политико-психологическом смысле мента­литет представляет собой определенный, общий для членов социально-политической группы или органи­зации своеобразный политико-психологический тезау­рус («словарь», «лексикон», призму восприятия и ос­мысления мира). Именно он и позволяет достаточно единообразно воспринимать окружающую социально-политическую реальность, оценивать ее и действовать в ней в соответствии с определенными устоявшимися в общности нормами и образцами поведения, гаран­тированно адекватно воспринимая и понимая при этом друг друга. В этом случае общий менталитет сам по себе является организующим фактором, образую­щим особую политико-психологическую общность людей на основе такого единого для всех ее членов менталитета.

С функциональной социально-политической точки зрения, общий для той или иной группы менталитет способствует поддержанию преемственности ее суще­ствования и устойчивости поведения входящих в нее членов, прежде всего, в относительно стабильных, но особенно — в кризисных ситуациях. Главной особенно­стью последних является такое разрушающее воздей­ствие на менталитет, которое подвергает опасности его целостность и сплачивающе-унифицирующий поведе­ние людей характер, а в случае экстремального, крити­ческого воздействия может приводить к дестабилизации, расслоению и нарушению общности менталитета членов группы вплоть до полного разрушения такой политико-психологической общности. Возникающая в результате подобных ситуаций аномия ведет к появлению много­численных форм девиантного поведения и острым пси­хологическим кризисам у представителей данной общ­ности, что влечет за собой и социально-политические последствия: в таких случаях общность становится спо­собной прежде всего (а иногда и исключительно) к де­структивному в социально-политическом плане пове­дению, подчас чреватому не только разрушением социального окружения, но и саморазрушением такой общности.

В подобных случаях возникает особый, «кризисный менталитет» (или анемическое, «дезинтегрированное сознание») как выражение определенного этапа распа­да устойчивых прежде социально-политических обра­зований, определявших поведение людей, в структуре сознания и психики в целом. Главными его особенно­стями являются своеобразная мозаичность (конфликт­ное сосуществование, с одной стороны, отмирающих, уже неадекватных прежних и, с другой стороны, на­рождающихся, но еще не стойких новых компонентов), несистематизированность, отсутствие целостности и устойчивости, ситуативность и непрерывная изменчивость. В отличие от докризисного, достаточно устойчивого и структурированного менталитета, кризисный носит потокообразный, лабильный характер. Ментали­тет такого типа, например, появляется в ситуациях резкого перехода от тоталитаризма к демократии, ха­рактеризующихся появлением целого ряда новых форм общественной жизни — в частности, социально-политического плюрализма, многоукладной экономи­ки, многопартийности и т. п. на этапе возникновения и становления этих явлений. Примером такого рода, в частности, служат попытки разнообразных реформ в советском обществе, связанных с периодом пере­стройки: главным фактором этих реформ должен был стать «человеческий фактор», то есть, новый, изменив­шийся менталитет всего общества. Развитие событий показало, однако, что трансформация менталитета яв­ляется достаточно длительным и болезненным процес­сом. Это связано, во-первых, с трудностями отказа от прежней «психологической оснастки» — со значитель­ной инерционностью и особого рода «сопротивляемо­стью» прежнего менталитета. Во-вторых, с опасностью деструктивных последствий в результате его слишком быстрого разрушения. В-третьих, со сложностью фор­мирования нового менталитета в процессе, по сути дела, принудительной адаптации людей не столько к новым условиям (их еще нет и не может быть на этапе начала реформ), сколько к предстоящему длительному периоду реформирования. Трудности такого рода ве­дут к тому, что общественные преобразования оказы­ваются лишенными поддержки со стороны массового менталитета общества и, напротив, вынуждены пре­одолевать дополнительное сопротивление со стороны политической психологии членов общества.

Date: 2015-06-06; view: 427; Нарушение авторских прав