Сентября 1969 года, воскресенье. Чедвик буквально с первого взгляда понял, что Мак‑Гэррити отличается от остальных, которых быстро удалось обязать в понедельник с утра явиться в суд и

Чедвик буквально с первого взгляда понял, что Мак‑Гэррити отличается от остальных, которых быстро удалось обязать в понедельник с утра явиться в суд и отпустить под подписку о невыезде. О нет, Мак‑Гэррити – это было существо совсем другой породы.

Начать с того, что, как и Рик Хейс, он был старше остальных. Вероятно, ему сейчас около тридцати пяти, прикинул Чедвик. Кроме того, в нем была изворотливость, выдававшая закоренелого правонарушителя, а особая бледность, как Чедвику подсказывал опыт, – это подарок тюрьмы. За усмешкой Мак‑Гэррити проглядывало некоторое коварство, а мертвая пустота в глазах вызывала невольную тревогу. Как раз такой псих и мог прикончить Линду Лофтхаус, заключил Чедвик. Остается лишь получить признание и раздобыть улики.

Они сидели в пустой комнате без окон, пропитавшейся запахом мужского пота и страха; потолок от бесконечного числа выкуренных тут сигарет покрылся буровато‑желтым налетом. На изрезанном деревянном столе, разделявшем их, стояла измятая и замызганная зеленая жестянка с надписью «Тетли», служившая пепельницей. Констебль Брэдли сидел в углу, слева и сзади от Мак‑Гэррити, и записывал. Чедвик намеревался провести первичный допрос сам, но, если Мак‑Гэррити будет настойчиво отпираться, он приведет с собой кого‑нибудь еще, кто поможет ему сломить сопротивление подозреваемого. Это работало раньше, сработает и теперь, он был уверен, даже с таким скользким клиентом, как Мак‑Гэррити.

– Имя? – спросил он наконец.

– Патрик Мак‑Гэррити.

– Дата рождения?

– Шестое января тридцать шестого. Я Козерог.

– Рад за тебя. Когда‑нибудь сидел в тюрьме, Патрик?

Мак‑Гэррити молча глянул на него.

– Не волнуйся, – утешил Чедвик. – Все равно мы так или иначе это выясним. Ты знаешь, почему ты здесь?

– Потому что вы, сукины дети, среди ночи снесли дверь и притащили меня сюда.

– Умная догадка. Полагаю, ты знаешь, что мы нашли в доме наркотики?

Мак‑Гэррити пожал плечами:

– Я тут ни при чем.

– Вообще‑то говоря, – продолжил Чедвик, – ты тут очень даже при чем. Мои сотрудники обнаружили значительное количество конопляной смолы в той комнате, где нашли тебя спящим. Больше двух унций, между прочим. Достаточно, чтобы предъявить обвинение в распространении.

– Это не мое. И комната не моя. Я в ней просто зависал той ночью.

– Местожительство?

– Я – вольный дух. Летаю где хочу.

– Значит, без определенного места проживания. Место работы?

Мак‑Гэррити издал резкий смешок.

– Не работаешь. Получаешь пособие?

Молчание.

– Я так понимаю, что да. Иначе тебя можно было бы привлечь за бродяжничество.

Мак‑Гэррити откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. Одежда старая и поношенная, как у бродяги, заметил Чедвик: не вызывающих павлиньих расцветок, которые предпочитали остальные, а – практически вся – черного цвета.

– Слу‑ушайте, – в растяжку произнес Мак‑Гэррити, – бросьте ломать комедию, а? Если хотите пришить мне дело и упечь в кутузку – валяйте.

– Всему свое время, Патрик. Всему свое время. Вернемся к конопле. Откуда она взялась?

– Спросите у своих дружков‑легавых. Может, это они ее подсунули.

– Никто тебе ничего не подсовывал. Откуда она взялась?

– Я не знаю.

– Ладно. Расскажи мне о том, что было сегодня днем.

– Что вам рассказать?

– Чем ты занимался?

– Не помню. В общем, ничем особенным. Читал книгу. Выходил пройтись.

– Ты не помнишь, что к тебе приходили гости?

– Да вроде нет.

– Молодая женщина.

– Нет.

Чедвик так старался удержать в себе гнев, что у него даже мышцы заныли. Ему очень хотелось перегнуться через стол и задушить Мак‑Гэррити голыми руками.

– Женщина, которую ты запугивал и на которую ты напал?

– Я ничего такого не делал.

– Ты отрицаешь, что в доме была молодая женщина?

– Не помню, чтобы кого‑нибудь там видел.

Чедвик встал так резко, что опрокинул стул.

– С меня хватит, констебль, – заявил он, обращаясь к Брэдли. – Отвести его в камеру и запереть. – Перед тем как уйти, он поглядел на Мак‑Гэррити и сказал: – Мы еще поговорим, и в следующий раз наша беседа не будет такой вежливой.

Оказавшись в коридоре, Чедвик прислонился к стене и сделал несколько глубоких вдохов‑выдохов. Сердце бухало о ребра, лицо горело. Он медленно потер лоб, и ярость постепенно улеглась. Чедвик поправил галстук, одернул пиджак и вернулся в свой кабинет.