Глава четырнадцатая. Энни Кэббот стояла перед кабинетом суперинтенданта Жервез, пытаясь умерить свой гнев и чувствуя, что не в силах себя обуздать

Энни Кэббот стояла перед кабинетом суперинтенданта Жервез, пытаясь умерить свой гнев и чувствуя, что не в силах себя обуздать. Бэнкс уехал в Уитби, а она решила во что бы то ни стало высказать начальнице все, что накипело на душе. Энни с самого начала поняла, что не нравится Жервез, в шефе она распознала очередную амбициозную дамочку, которая зубами выгрызает себе путь по карьерной лестнице, но ни одной другой женщине не собирается спускать ни малейшего промаха. Вот она, хваленая женская солидарность.

Энни сделала несколько глубоких успокаивающих вздохов, пытаясь привести себя в равновесие, – этому она научилась на занятиях йогой и медитацией. Не помогло. Все‑таки она постучалась и шагнула в комнату еще до того, как слегка озадаченный голос произнес: «Войдите».

– Я бы хотела с вами поговорить, мэм, – попросила Энни.

– А, инспектор Кэббот. Садитесь, пожалуйста.

Энни села. Она помнила, в какое волнение, чуть ли не в священный трепет приходила всякий раз, когда ее вызывал в этот же кабинет суперинтендант Гристорп, но сейчас ничего подобного не ощущала.

– Чем могу помочь?

– На утреннем совещании вы серьезно нарушили регламент служебных отношений, – заявила Энни.

– Вот как? – фальшиво удивилась Жервез. Во всяком случае, Энни показалось, что фальшиво.

– Вы не имели права публично отпускать комментарии о моей личной жизни.

Суперинтендант Жервез предостерегающе подняла ладонь:

– Подождите секунду. Скажите, какие именно слова вас так задели?

– Вы, черт побери, сами отлично знаете какие. Мэм…

– Кажется, мы сегодня встали не с той ноги, так?

– Вы сказали, что не желаете обсуждать сексуальную распущенность, особенно со мной.

– Эти совещания – не место для личных разбирательств, инспектор Кэббот, их проводят, чтобы познакомить всех участников расследования со свежими данными и фактами, подготовить новые следственные действия, наметить новые пути. Вам это известно?

– Тем не менее вы намеренно оскорбили меня в присутствии коллег.

Суперинтендант Жервез смерила ее взглядом, как учитель расшалившуюся школьницу.

– Что ж, если уж об этом зашла речь, – произнесла она, – то у вас ведь за годы работы в полиции действительно сложилась довольно бурная биография?

Энни не ответила.

– Позвольте мне вам напомнить. Не успели вы появиться в Северном Йоркшире, как улеглись в постель со старшим инспектором Бэнксом. Разрешите мне также напомнить, что интимные связи между сотрудниками полиции более чем не приветствуются, а подобные отношения между сержантом, каковым вы тогда являлись, и старшим инспектором чреваты различными неприятностями, как вы, я убеждена, осознали сами. Он был вашим руководителем. О чем вы думали?

Горло Энни стиснуло от негодования, но она заставила себя произнести:

– Моя личная жизнь – это мое дело.

– Вы ведь неглупая женщина, – продолжала, будто не слыша, суперинтендант Жервез. – Все мы совершаем ошибки, но не все они оказываются роковыми. – Она сделала паузу. – А ваша последняя ошибка едва не стоила жизни старшему инспектору Бэнксу.

– Тогда между нами ничего не было! – возразила Энни, сама понимая, какой это слабый аргумент.

– Мне это известно. – Жервез покачала головой. – Инспектор Кэббот, я не совсем понимаю, каким образом вам удалось продержаться в здешнем управлении так долго, не говоря уж о том, как вообще вам удалось так быстро получить звание инспектора. Вероятно, в то время на такие вещи тут смотрели сквозь пальцы. Или, быть может, старший инспектор Бэнкс имел некоторое влияние на заместителя главного констебля?

Энни казалось, что от всех этих оскорблений у нее вот‑вот лопнет сердце. Она судорожно вздохнула, и тут, как по волшебству, ее затопило устрашающее спокойствие, будто вся кровь в ее жилах вдруг застыла. В голове Энни билась одна единственная мысль: это неважно. Все, что думает, говорит, делает суперинтендант Жервез, все это неважно. И благодаря этому новому знанию Энни почувствовала себя свободной. Ей небезразлична ее карьера, однако существуют, черт побери, вещи, которых она не снесет даже ради карьеры, даже от суперинтенданта! Она чуть было не улыбнулась. Жервез, видимо, уловила перемену в атмосфере, потому что в ее голосе прорезались жесткие интонации.

– Сейчас положение вещей, если вы не обратили на это внимания сами, переменилось. Я не потерплю романтических отношений между моими сотрудниками. Они отвлекают от работы, а кроме того, способствуют возникновению всевозможных осложнений и промахов, как вы убедились на собственном опыте. Что касается будущего, то я убедительно рекомендую вам лишний раз задуматься, стоит ли продолжать вашу связь со старшим инспектором Бэнксом.

Неужели Жервез действительно считает, что Энни и Бэнкс снова вместе? С чего она это взяла? Неужто кто‑то ей настучал? Всего минуту назад, услышав непрошеные советы шефа, Энни, вскочив с кресла, вцепилась бы Жервез в глотку, но сейчас она приняла ее слова спокойно. Так вот до чего дошло, среди нас есть стукач! – думала Энни, никак не отзываясь на рекомендации суперинтенданта.

– Инспектор Кэббот?

– Извините, мэм. Я отвлеклась.

– Весьма безответственно с вашей стороны. Вы врываетесь сюда, уверяя меня, что я плохо выполняю свою работу, а как только осознаете, что сами неправы, начинаете грезить наяву.

– Дело не в этом, – заявила Энни. – Мы закончили?

– Нет, пока я вам об этом не сообщила.

– Мэм…

– Теперь другой вопрос – о Келли Сомс.

– Это не совсем другой вопрос, – возразила Энни. – Он связан с предыдущим.

– Что вы имеете в виду?

– Я защищала сексуальное поведение Келли Сомс, вот вы и напали на мое.

– Мне казалось, мы уже обсудили вопрос о вашем поведении…

– Послушайте, вы хотите, чтобы я доставила бедной девушке кучу неприятностей, которые ждут ее, если отец узнает, что у нее была связь с Ником Барбером. Я же объяснила вам, что дала обещание оградить ее от скандала с отцом.

– Вы не имели права давать подобных обещаний.

– Я это понимаю. Но все равно вам не стоит нападать на меня за то, что я хочу сдержать слово.

– Это достойно всяческого восхищения, однако здесь такие вещи не проходят. Наша профессия не в том, чтобы сохранять чистую совесть и держать обещания. Я желаю, чтобы эту девушку еще раз допросили по делу в присутствии ее отца, и, если этого не сделаете вы, я найду кого‑нибудь другого.

– Да вы что, садистка?

Изящные губы Жервез изогнулись в ядовитой улыбке.

– Я профессиональный детектив, всего лишь выполняющий свою работу, при которой следует держать чувства при себе, а не выплескивать их наружу. Сочувствие к потерпевшим – это прекрасно, если оно уместно, только не забывайте, что потерпевший в данном случае – Николас Барбер, а не Келли Сомс.

– Да, пока она не потерпевшая. – Энни выделила голосом слово «пока».

– Дерзость и нарушение субординации ничего вам не дадут.

– Зато как приятно! – Энни поднялась с кресла. – Видимо, говорить нам с вами больше не о чем, так что, если хотите предпринять против меня какие‑то действия, валяйте. Мне все равно. Либо наваливай кучу, либо слезай с горшка.

Лицо Жервез потемнело.

– Что вы сказали?

Энни направилась к двери.

– Что слышали, – отозвалась она.

– Хорошо. – Выдержке суперинтенданта Жервез можно было позавидовать. – С этой минуты вы приступаете к чтению и обработке показаний. И пришлите ко мне сержанта Темплтона.

– Есть, мэм, – ответила Энни и осторожно, без стука закрыла за собой дверь. Ах вот оно что! Темплтон. Теперь все понятно.