Сентября 1969 года, воскресенье. В воскресенье, в конце дня, Стив подошел открыть дверь

В воскресенье, в конце дня, Стив подошел открыть дверь. Увидев на пороге Ивонну, он повернулся и, шагая по коридору, сказал:

– Не думал я, что еще тебя увижу. Надо же, тебе хватило храбрости сюда заявиться, черт побери!

Ивонна пошла за ним в гостиную.

– Стив, я не виновата. Это все Мак‑Гэррити. Он пытался меня взять силой. Он опасен. Ты должен мне поверить. Я не знала, что делать, – оправдывалась она, глядя ему в спину.

Стив обернулся и посмотрел ей в лицо:

– И ты отправилась прямиком к папочке.

– Я испугалась, не понимала, что делаю.

– Ты никогда не говорила, что у тебя отец – фараон.

– Ты никогда не спрашивал. И вообще, какая разница?

– «Какая разница»? Он вломился к нам, он и остальные. Нас забрали. Вот какая разница. И теперь нам завтра утром в суд. Как минимум мне светит штраф. А если мои предки узнают, я буду в полном дерьме. Они перестанут выдавать мне деньги. И все это из‑за тебя.

– Прости, Стив, мне очень жаль, честно. Я не знала, что так будет.

Ивонна приблизилась к нему и протянула руку, чтобы до него дотронуться. Он резко отстранился и сел в кресло.

– Брось придуриваться, – произнес он. – Ты, черт тебя дери, отлично знала, что мы будем тут забивать косяки и слушать музыку. Можно подумать, ты сама этого никогда не делала.

Ивонна упала на колени к его ногам:

– Я думала, они просто арестуют Мак‑Гэррити, и все. Честное слово! Ты же знаешь, я бы не стала тебе причинять неприятности.

– Значит, ты глупее, чем я думал. Слушай, ты извини, но я больше не хочу, чтобы ты приходила. Хотела, не хотела, но вышло так, что из‑за тебя одни проблемы. Еще неизвестно, кто сюда явится следом за тобой.

Сердце у Ивонны забилось сильнее. У нее оставался еще один козырь в рукаве.

– Мак‑Гэррити мне рассказал, что ты встречаешься с другой девушкой. Это правда?

– А если да? – Стив рассмеялся.

– Я думала, мы… ну, то есть… я не…

– Господи, Ивонна, когда же ты повзрослеешь! Ты иногда говоришь как ребенок. Мы оба можем встречаться с кем хотим. Я думал, это с самого начала было понятно..

– Но я не хочу больше ни с кем встречаться, только с тобой.

– На самом деле это означает, что ты не хочешь, чтобы я спал с другими. Нельзя присвоить человека, Ивонна. Ты не можешь контролировать чувства других. – Стив отвернулся. – В общем, я не хочу тебя видеть. У нас все кончилось.

– Но…

– Я серьезно. И на Бэйсуотер‑террас, и на Кэрберри‑плейс тебя тоже больше не ждут. У них тоже был рейд, если ты не в курсе. Народ повязали, и они тобой не очень‑то довольны. Слухом земля полнится, сама знаешь. Система у нас маленькая.

– А что мне надо было делать? Скажи…

– Не надо было ничего делать. Тебе не надо было разевать свою глупую пасть. Неужели было не понятно: если ты приведешь сюда легавых, для нас начнутся проблемы.

– Но он мой отец. Я должна была кому‑то рассказать. Я так расстроилась, Стив, меня трясло. Мак‑Гэррити…

– Я тебе уже говорил, что он безобидный.

– Мне так не показалось.

– Я слышал, ты была под кайфом. Может, это все были игры твоего воображения? А может, ты даже хотела, чтобы он тебя потрогал?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Стив вздохнул:

– Я больше тебе не доверяю, Ивонна. Мы тебе больше не можем доверять.

– Но я тебя люблю, Стив.

– Нет, не любишь. Не глупи. Ты сейчас говоришь не о настоящей любви, а об идиотской романтической ерунде, которая сидит в мозгах у школьниц. Это любовь‑обладание, сплошная ревность и контроль, одни негативные эмоции. Ты еще пока недостаточно взрослая, чтобы понять, что такое настоящая любовь.

Ивонну передернуло от его слов. Ее словно окатили холодной водой.

– А ты сам‑то взрослый?

Он встал:

– Хватит зря тратить время на хрен. Слушай, я больше не хочу с тобой спорить. Почему бы тебе просто не уйти? И не возвращайся.

– Но, Стив…

Стив указал на дверь и повысил голос:

– Уходи! И больше не посылай сюда своего папашу и его дружков‑легавых, а то у тебя будут серьезные неприятности.

Ивонна медленно поднялась на ноги. Стив при ней никогда не вел себя так жестоко и грубо.

– Какие неприятности ты имеешь в виду? – спросила она.

– Неважно. Проваливай на хрен.

Ивонна посмотрела на него. Он так и кипел от ярости. Да, с ним явно незачем разговаривать дальше. Во всяком случае, сегодня днем, а может быть, и вообще никогда. Чувствуя, что, по щекам у нее катятся жгучие слезы, она резко отвернулась от него и вышла.

– Главное – не то, что он говорил или делал, шеф, – рассказывала Уинсом, – а какое удовольствие он от этого получал.

Энни кивнула. После работы она угощала Уинсом выпивкой в «Блэк лайоне» рядом с улочкой позади рыночной площади, подальше от всепроникающих глаз и ушей штаб‑квартиры Западного управления. Уинсом явно была расстроена, и Энни хотела докопаться до истинных причин этого.

– Иногда Кев бывает бесчувственным, – заметила она.

– «Бесчувственным»? – Уинсом сделала большой глоток водки с тоником. – Да он вел себя как садист, черт побери! Простите, шеф, но меня до сих пор трясет. – Она вытянула руку.

Энни увидела, что рука слегка подрагивает, и сказала:

– Успокойся. Выпьешь еще? Ты же не за рулем?

Энни пошла к барной стойке. В заведении не было больше никого, кроме барменши и двух ее подружек в дальнем конце зала. Одна играла на автоматах, другая сидела, присматривая за двумя маленькими детьми, в одной руке у нее была сигарета, в другой – стакан. Всякий раз, как кто‑то из мальчиков начинал плакать или шуметь, она говорила: «Заткнись». Каждый раз. Плач. «Заткнись». Шум. «Заткнись». Громко играла кассета со старыми песнями: «Дом восходящего солнца», «Молодые», «Помолись за меня», «Я помню тебя», – Бэнкс их точно помнит; с музыкой соревновалось лопотание телевизора: по одному из каналов «Скай» передавали «Она написала убийство». Было шумно, зато наверняка не слышно, о чем говорили Энни и Уинсом.

Энни собиралась взять себе апельсиновый сок «Бритвик», поскольку ей надо было ехать на машине обратно в Харксайд, но она все еще кипела после обмена мнениями с суперинтендантом Жервез, поэтому в придачу к соку она заказала большую рюмку водки. Если она слишком много выпьет, то оставит машину и попросит кого‑нибудь из констеблей подбросить ее домой, а если не получится – возьмет такси. Не так уж это и дорого. Она недавно подумывала перебраться в Иствейл, для работы это было бы удобно, но цены на недвижимость там подскочили, к тому же она не хотела отказываться от своего коттеджика, пусть даже сейчас он стоил почти вдвое дороже, чем когда она его покупала.

Уинсом поблагодарила Энни за выпивку и продолжила прерванный разговор:

– Бедная девушка.

– Слушай, Уинсом, я тебя понимаю. Я тоже переживаю. Наверняка Келли думает, что это я ее предала. Но сержант Темплтон всего лишь выполнял свою работу. Суперинтендант Жервез попросила устроить дочери и отцу очную ставку, и он ее устроил. Тебе могло показаться, что это жестоко, но это же подействовало, верно?

– Не могу поверить, что вы их защищаете, – произнесла Уинсом. Она глотнула еще водки, потом поставила рюмку на стол. – Вас при этом не было, а то бы вы поняли, о чем я. Нет, больше я с этим ублюдком не работаю. Можете меня перевести. Делайте что хотите. – Она сложила руки на груди.

Энни отпила немного и вздохнула. Она предвидела сложности, еще когда Кев Темплтон только получил повышение. Сержантские экзамены он сдал давно, но не хотел возвращаться в обычную полицию, так что прошло некоторое время, прежде чем появилась возможность стать детективом. Он пресек в зародыше карьеру одного возможного серийного убийцы и стал считаться многообещающим юношей. Энни всегда находила его слишком самодовольным и опасалась, что власть может не лучшим образом сказаться на его уже слегка испортившемся характере. И если Темплтон считает, что вчера она не обратила внимания, как он чуть ли слюни не пускал, глазея на вырез ее блузки, то он очень заблуждается. Штука в том, что он всегда успешно выполнял задания – как и теперь. Бэнкс – тоже, но при этом ему удавалось не наступать на чужие мозоли (обычно доставалось только начальству), а вот Темплтон – из нового поколения, ему наплевать. И теперь она, Энни, заступается за него, хотя чертовски хорошо знает, что Уинсом, блестяще сдавшая сержантские экзамены и не желающая покидать Иствейл, куда лучше подошла бы на его должность. Где ты, позитивная дискриминация, когда ты так нужна? – подумала она. Видимо, где угодно, только не у нас в Йоркшире.

– Мне не стоило давать обещание, которое я вряд ли смогла бы сдержать, – заметила Энни. – Вся вина целиком на мне. Я должна была съездить к ним сама.

Она помнила, что намеренно не давала Келли Сомс таких обещаний, но чувствовала себя так, словно пообещала.

– Извините, шеф, но вас там не было, а он наслаждался. Смаковал каждую минуту этого действа. Унижал ее. Провоцировал. Он специально не спешил, чтобы растянуть удовольствие. До него так и не дошло, что он поступил неправильно. Может, это как раз хуже всего.

– Понятно, Уинсом. Готова признать, что у сержанта Темплтона есть некоторые проблемы.

– «Некоторые проблемы»? Да он просто садист. И знаете что?

– Что?

Уинсом поерзала в кресле:

– Вы только не смейтесь, но во всем этом было что‑то… сексуальное.

– Сексуальное?

– Да. Не могу объяснить, но его как будто возбуждала власть над ней. Может, я неправильно поняла. Но во всем этом правда было что‑то жуткое, и даже когда девушку тошнило…

– Келли вырвало?

– Да. Я думала, что я вам сказала.

– А как отреагировал Темплтон?

– Продолжал разговор как ни в чем не бывало.

– Ты еще кому‑нибудь об этом рассказывала?

– Нет, шеф. Я бы рассказала суперинтенданту Жервез, если бы думала, что от этого будет прок, но она явно думает, что вокруг задницы Кевина Темплтона – сияние.

– В самом деле? – переспросила Энни, хотя это ее не удивило.

От одного упоминания о Жервез в ней все закипело. Лицемерная корова! Засадила Энни за чтение показаний, хотя эта работа – самое большее для констебля; отпускала шуточки про ее личную жизнь.

– В общем, – продолжила Уинсом, – я этого так не оставлю. В наших правилах не сказано о том, что я должна мириться с таким поведением.

– Это верно, – признала Энни. – Но в жизни редко играют по правилам.

– Играют, если вы согласны с тем, что написано в правилах.

Энни засмеялась:

– И как ты хочешь поступить?

– Да не знаю, – ответила Уинсом. – Наверное, ничего я не смогу поделать. Только вот я больше не хочу даже приближаться к этому психу, а если он попробует, я из него все дерьмо выколочу, так и знайте.

Энни расхохоталась. Последняя фраза так странно прозвучала в устах Уинсом при ее легком ямайском акценте.

– Ты не сможешь его все время избегать, – заметила она. – Конечно, я постараюсь сделать что могу, чтобы вас не ставили с ним в пару, но суперинтендант Жервез, если захочет, сможет отменить мои приказы, а она, похоже, желает копаться в мелочах, не то что суперинтендант Гристорп.

– Мне нравился мистер Гристорп, – призналась Уинсом. – Он был старомодный, вроде моего отца, и иногда я его побаивалась, но он был справедливый и не играл в любимчиков.

Ну, подумала Энни, это не совсем так. Бэнкс явно ходил у Гристорпа в любимчиках, но в целом Уинсом права. Одно дело, когда у тебя есть любимчики, другое – когда это проявляется так откровенно. В намерения Гристорпа не входило строить свою маленькую империю, вербовать сторонников и настраивать сотрудников друг против друга – так, как это, судя по всему, делает Жервез. И в личную жизнь своих людей он не лез. Он наверняка знал про ее историю с Бэнксом, но ничего не говорил, по крайней мере ей. Она предположила, что он, возможно, предостерегал Бэнкса, но, если и так, это не сказалось на ее отношениях с Аланом ни на работе, ни вне ее.

– Что ж, Гристорп ушел, пришла Жервез, – заключила Энни, – и нам придется с ней как‑то уживаться. – Она посмотрела на часы. Водка у нее еще оставалась. – Побегу‑ка я, Уинсом, пока не превысила дозу, еще чуть‑чуть – и это случится.

– Можете переночевать у меня, если хотите. – Уинсом отвела глаза. – Простите, шеф, я не хочу показаться нахальной… Ну да, вы инспектор и все такое, вы мой начальник, но у меня есть свободная комната. Полезно иногда обсудить работу не на работе. И не знаю, как вы, но я чувствую, что меня уже развезло.

Энни немного подумала.

– А! Какого черта! – произнесла она, допивая. – Я закажу еще.

– Нет‑нет, сидите. Моя очередь.

Энни наблюдала, как Уинсом идет к бару: высокая, изящная, длинноногая ямайская красотка, о которой она знает… В общем‑то не так уж много она о ней знает. Если уж на то пошло, вдруг пришло ей в голову, она не так‑то много знает даже о Бэнксе. Глядя на девушку, она мысленно улыбнулась. Забавно будет, если она заночует у Уинсом, а суперинтендант Жервез об этом пронюхает. Интересно, что эта унылая корова тогда устроит? – подумала Энни.