Глава пятнадцатая. Ноэль и Лиза собирались отметить первый день рождения Фрэнки

Ноэль и Лиза собирались отметить первый день рождения Фрэнки. Они купят торт из мороженого и бумажные шляпы; мистер Галлахер из квартиры номер 37, который умел показывать фокусы, пообещал прийти и развлечь детвору.

Естественно, о предстоящем празднестве прослышала и Мойра.

– И вы собираетесь принимать такую толпу людей в своей маленькой квартирке? – с сомнением протянула она.

– Это будет замечательно, не правда ли? – воскликнула Лиза, делая вид, что не понимает намека.

– Ты должна больше думать о себе, Лиза. Ты – умная и красивая девушка, которая запросто могла бы сделать карьеру и иметь нормальное собственное жилье.

– А мне нравится здесь. И жилье у меня нормальное.

Ноэль вышел на кухню, к стиральной машине, поэтому ничего не слышал.

– Нет, не нормальное. Тебе нужна своя, отдельная квартира. В любом случае, она понадобится тебе уже скоро, если роман Ноэля и дальше будет развиваться в том же направлении, – заявила Мойра, как всегда ставившая практические соображения превыше всего.

– Но пока что я вполне счастлива здесь.

– Иногда нам нужна встряска, чтобы не закисать в кажущемся уюте и комфорте. Что ты делаешь здесь, рядом с мужчиной, воспитывающим ребенка, который может оказаться чужим?

– Как ты можешь так говорить? Разумеется, Фрэнки – его родная дочь! – с негодованием вскричала Лиза.

– Это еще бабушка надвое сказала. Ее мать была крайне ненадежным человеком, знаешь ли. Я встречалась с нею в больнице. Несдержанная и грубая особа. Так что отцом она могла назвать кого угодно.

– Знаешь, Мойра, давненько я не слыхала таких глупостей, – заявила Лиза, разозлившись на злобную душевную убогость, которую столь неожиданно продемонстрировала Мойра.

Жизнь – это череда случайностей, иногда – счастливых, иногда – не очень. Разве не могла им достаться милая социальная работница, вроде той же Долорес, которая приходила к Кэти в салон, чтобы сделать себе прическу? Уж она‑то наверняка была бы в восторге оттого, какой славной малышкой оказалась Фрэнки, и порадовалась бы столь счастливому исходу. Но нет, им на головы свалилась именно Мойра.

Слава богу, что Ноэль на кухне, пока эта идиотка Мойра несла здесь свою чушь. Это просто чудо – и счастье – что он ничего не слышал.

Ноэль, разумеется, прекрасно расслышал каждое слово и едва сдерживался, чтобы не вспылить.

Какая же злобная и тупая корова эта Мойра, а он еще думал, что в ней есть что‑то хорошее! Увы, он горько ошибся. После такого беспардонного заявления в этом не осталось никаких сомнений.

У него хватило терпения и благоразумия жизнерадостно попрощаться с ней через дверь. Он не станет больше думать об этом. Это все чепуха. Вместо этого лучше он будет думать о дне рождения. О Фрэнки, своей маленькой девочке. Ядовитые замечания этой змеи не смогут причинить ему боль. Он будет выше этого.

Но он должен притвориться, что ничего не слышал. Это очень важно.

Мойра быстро шагала по улице, удаляясь от Честнат‑Корт. Она уже жалела о своих словах, сгоряча сказанных Лизе. С ее стороны это было непрофессионально. И совсем не похоже на нее. Ну и, разумеется, у нее хватало и собственных хлопот из‑за отца и Морин Кеннеди. Тем не менее, она не имела ни какого права нести подобную чушь о Ноэле. Какое счастье, что он был на кухне, где работала стиральная машина, и ничего не слышал. А Лиза вряд ли расскажет ему о случившемся.

Почему беда никогда не приходит одна?

Брат Мойры написал, что их отец и миссис Кеннеди решили пожениться. Мистер Кеннеди по прошествии пятнадцати лет, в течение которых считался пропавшим без вести, был официально объявлен мертвым, поскольку установить его местонахождение не удалось, да и сведения о нем отсутствовали в Британском реестре. Пара должна была обвенчаться через месяц, и на торжество были приглашены многочисленные гости. Брат писал, что все их друзья и знакомые очень довольны таким решением.

Мойра ничуть не сомневалась, но ведь это не им предстояло разбираться с тем, что мистер Кеннеди жив и здоров, проживал в общежитии и являлся подопечным Мойры.

– Папа, это Мойра.

Пожалуй, он бы удивился меньше, позвони ему премьер‑министр Австралии.

– Мойра! – только и смог сказать он.

– Я слышала, ты снова собрался жениться… – Мойра сразу перешла прямо к делу.

– Да, мы рассчитываем обвенчаться. Ты рада за нас?

– Очень. А тебе никто не помешает? Ты понимаешь, что я имею в виду…

– Он считается умершим, – замогильным голосом ответил отец. – Государство объявляет человека умершим после семи лет отсутствия, а он исчез намного раньше.

– А как на это смотрит… э‑э… церковь? – спросила Мойра.

– О, я вел бесконечные душеспасительные разговоры с приходским священником, а тот обращался даже в епархию архиепископа, но есть такая штука, как presumption mortis [19], и каждое такое дело рассматривается по существу. А поскольку адреса у нашего парня нет, и какие‑либо сведения о нем отсутствуют начисто, то и проблем не возникло.

– Ты собирался пригласить меня на свадьбу?

Это было все равно, что касаться больного зуба языком. Она надеялась, что отец ответит – дескать, церемония будет скромной и, учитывая их возраст и обстоятельства, они ограничатся очень небольшим кругом гостей.

– О, естественно. Я буду очень рад, если ты приедешь. Мы оба будем очень рады.

– Большое спасибо.

– Не за что. Буду счастлив увидеться с тобой.

Он повесил трубку, ни сообщив ей ни даты, ни времени, ни места бракосочетания, но, в конце концов, она всегда могла спросить об этом брата.

День рождения Фрэнки обернулся грандиозным успехом.

Девочка надела маленькую корону, впрочем как и Джонни, поскольку он родился с нею в один день. Помимо двух новорожденных, детей на празднике было мало, зато взрослых хоть отбавляй. Лиззи помогала готовить желейные конфеты, а Молли Кэрролл отвечала за коктейльные сосиски[20].

Фрэнки и Джонни были еще слишком малы, чтобы оценить по достоинству фокусы, которые показывал мистер Галлахер, зато взрослые пришли в полный восторг, изумленно ахая и хлопая в ладоши, когда он извлекал из воздуха кроликов, цветные шарфы и золотые монеты. Дети очень обрадовались кроликам и вывернули наизнанку высокий цилиндр фокусника, стараясь понять, куда же они подевались. Джози предложила построить клетку для кроликов в новом парке, и собравшиеся с энтузиазмом поддержали эту идею.

Ноэль был рад тому, что день рождения прошел спокойно и весело. Дети не устраивали истерик, и никто из них даже не устал сверх меры. Для взрослых он организовал вино и пиво. Спиртное больше не манило его. Фэйт с Лизой убрали со стола и потихоньку сложили недопитые бутылку в сумку Фэйт.

Но на сердце у Ноэля было тяжело. Два случайных замечания, оброненных на дне рождения, расстроили его сильнее, чем он думал.

Динго Дугган, который никогда не отличался особым тактом, ляпнул, что Фрэнки, дескать, слишком красива для того, чтобы быть дочерью Ноэля. Ноэль с трудом выдавил улыбку и сказал, что природа нашла весьма оригинальный способ исправления недостатков.

Пэдди Кэрролл заявил, что Фрэнки – очень красивая девочка. У нее высокие скулы и огромные темные глаза.

– Что ж, она похожа на свою мать, – ответил Ноэль, думая совсем о другом.

Да, у Стеллы и впрямь было живое и подвижное лицо, но вот высоких скул и огромных темных глаз не было и в помине.

Как и у самого Ноэля, кстати.

Неужели Фрэнки – не его дочь?

После того как гости разошлись, он долго сидел в тишине; наконец, Фэйт опустилась на стул рядом с ним.

– Тебе было неприятно увидеть алкоголь в своем доме, Ноэль? – спросила она.

– Нет, я даже не думал об этом. Почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь подавленным.

Ему показалось, что она способна понять его, и Ноэль рассказал ей обо всем. Он повторил слова, сказанные Мойрой: дескать, он – наивный человек, если верит в то, что Фрэнки – его дочь.

Фэйт выслушала его со слезами на глазах.

– Никогда не слышала большей нелепости. Она – мелкая, злая и обиженная на весь белый свет тетка. Но ты же не собираешься верить всему, что она говорит?

– Не знаю. Это вполне возможно.

– Нет, это невозможно! Почему бы она выбрала тебя, если бы ты не был отцом ее ребенка? – Фэйт яростно встала на его защиту.

– Что‑то в этом роде говорила и Стелла, – вспомнил он.

– Выброси эти глупости из головы, Ноэль. Ты – лучший в мире отец, а Мойра никак не может с этим смириться. Здесь больше не о чем говорить.

Ноэль слабо улыбнулся.

– Давай я приготовлю чай, а потом доедим то, что осталось от угощения, – предложила она.

Мойра отправилась в общежитие с визитом к мистеру Кеннеди, чтобы убедиться в том, что он ни в чем не нуждается. Как оказалось, он уже вполне обжился на новом месте.

– Вы никогда не думали о том, чтобы вернуться домой или туда, где родились? – неуверенно поинтересовалась она.

– Никогда. Та часть моей жизни в прошлом. Там все считают меня мертвым. И я хотел бы, чтобы так думали и дальше, – ответил он.

Мойра слегка воспряла духом. Она вела себя совершенно непрофессионально, тогда как, в конечном счете, у нее оставалась только ее профессия. Неужели она лишилась и последнего утешения?

Кроме того, она уже начала жалеть о своей несдержанности у Лизы, когда она поставила под сомнение факт отцовства Ноэля для Фрэнки. Это было непростительно. К счастью, он не слышал ее слов, или повел себя достаточно вежливо, когда она разговаривала с ним, что, собственно, было одно и то же.

Заснуть Ноэлю не удалось, поэтому он встал и прошел в гостиную. Сев за стол, он положил перед собой лист бумаги. На одной стороне он выписал причины, которые недвусмысленно свидетельствовали о том, что он – отец Фрэнки, а на другой – почему он может им не оказаться. Как обычно, он не пришел ни к какому выводу. Он очень сильно любит эту девочку – она просто обязана быть его дочерью.

Но сон бежал от него. Ему оставалось только одно.

Сделать ДНК‑анализ.

Он договорится об этом завтра же. С этой мыслью он разорвал лист бумаги на мелкие кусочки.

Все, здесь больше не о чем говорить.

Обращаться к Деклану или доктору Хэту по поводу ДНК‑анализа Ноэлю не хотелось. На очередном собрании общества анонимных алкоголиков он спросил, не знает ли кто‑либо, как делаются такие вещи. Он сделал вид, что интересуется этим как бы между прочим, по просьбе друга. Как всегда, собрание сумело найти ответ. Ты идешь к врачу, который берет у тебя мазок с внутренней стороны щеки и отправляет его в лабораторию – проще не бывает.

Да, в теории все выглядело очень хорошо, но Ноэлю не хотелось, чтобы Деклан узнал о его сомнениях. Не мог он обратиться с подобной просьбой и к Хэту, поскольку тот отныне стал членом семьи и считался родственником. Значит, это должен быть кто‑либо совершенно посторонний.

Он спросил себя, какой совет могла бы дать ему его тетка Эмили. Она бы наверняка сказала: «Будь безжалостно честен, и сделай это быстро». Против такого заявления ему нечего было возразить.

Он нашел врача на другом конце города, женщину, которая сразу же перешла к практическим вопросам.

– Анализ обойдется дорого. Мы должны будем заплатить лаборатории, которая проводит подобные тесты.

– Да, я понимаю, – согласился Ноэль.

– Я в том смысле, что это у вас – не прихоть, глупая ссора с партнершей или еще что‑нибудь в этом роде?

– Ничего подобного. Мне просто нужно знать.

– А если окажется, что вы не являетесь отцом ребенка?

– Вот тогда я и решу, что делать.

– Вы должны быть готовы к тому, что услышите совсем не то, что хотите услышать, – настаивала она.

– Я не успокоюсь, пока не буду знать точно, – просто ответил он.

После этого разговора все прошло легко и быстро. Он привел Фрэнки, и у обоих взяли мазки. Через три недели он выяснит правду.

Хотя ему сказали, что проведение анализов займет целых три недели, Ноэль проверял почту каждый день. Доктор пообещала прислать результаты сразу же, как только получит их. Они сошлись на том, что телефон – слишком ненадежная и публичная штука.

Лучше прислать по почте.

Ноэль внимательно осматривал каждый приходящий конверт, но пока ничего не было.

Лиза слетала в Лондон на интервью и вернулась очень возбужденная. Когда ей предложили работу, она немедленно согласилась; теперь ей предстояло как можно быстрее собраться и переехать, и двадцати четырех часов в сутках ей решительно не хватало.

А вот для Ноэля время тянулось невыносимо медленно, как никогда. Дни в конторе у Холла казались бесконечными. По вечерам после работы ему так сильно хотелось выпить, что он ходил на собрания общества анонимных алкоголиков почти каждый день. Почему нужно так много времени, чтобы сравнить фрагменты тканей или что там еще используется для анализа ДНК?

Иногда он смотрел на Фрэнки и испытывал жгучий стыд оттого, что так поступил с нею – что так сильно хотел узнать правду.

Ноэль обладал большим опытом в том, что касалось отказа признать очевидное. Когда он пил, то не желал даже рассматривать возможность того, что на работе кто‑нибудь догадается об этом. Бросив пить, он решительно изгнал все мысли об уютных барах из головы. По большей части, это срабатывало, но не всегда.

И сейчас был как раз такой случай. Он отказывался даже думать о том, что Фрэнки может быть не его ребенком. Он не хотел думать о том, что будет делать тогда. Тот факт, что Стелла могла солгать или ошиблась, и ужасающая вероятность того, что Фрэнки может оказаться дочерью другого мужчины, – нет, это было слишком страшно. Его рассудок отказывался допускать такую возможность.

Как только он будет знать правду, какой бы они ни была, ему станет легче. А сейчас надо просто набраться терпения и ждать.

В Честнат‑Корт пришло письмо.

Уходя, Лиза оставила его на столе; в тишине пустой квартиры Ноэль налил себе чашку чая. У него так сильно дрожала рука, что он не смог взять конверт. Носик чайника громко звенел, ударяясь об ободок чашки. На Линча навалилась такая слабость, что он не мог заставить себя вскрыть его. Ему нужно успокоиться. Перестать трястись и как‑то прожить сегодняшний день. Пожалуй, лучше он вскроет конверт завтра. Он сунул его в выдвижной ящик стола. Ноэль был рад тому, что успел побриться. В своем нынешнем состоянии это бы ему не удалось.

Одевался он очень медленно. Был бледен, в глазах у него таилась усталость, но в остальном он выглядел, как вполне нормальный человек, а не тот несчастный, чья самая главная тайна невскрытой покоилась в дальнем углу стола… Не тот бедолага, кто отдал бы все на свете за пинту пива и большой глоток доброго ирландского виски…

Удивления достойно, как нормально он выглядел. Глядя на него, посторонний человек наверняка бы решил, что видит перед собой самого обычного мужчину.

Лиза удивилась, застав его дома, когда приехала с Динго Дугганом в его фургончике. Она собиралась перевезти свои вещи к Кэти и Гарри.

– Эй, а я думала, что ты на работе, – сказала она.

Ноэль покачал головой.

– Я взял отгул, – пробормотал он.

– Счастливчик. А где Фрэнки? Мне казалось, ты планировал провести свой выходной день с нею.

– Ока гуляет с Эмили и Хэтом. Не стоит нарушать привычный распорядок, – невыразительным голосом отозвался он.

– С тобой все в порядке, Ноэль?

– Конечно. А ты что делаешь?

– Перевожу вещички, чтобы у вас, двоих голубков, было больше свободного места.

– Ты прекрасно знаешь, что совсем нам не мешаешь. Здесь хватит места для всех.

– Но ведь я скоро переезжаю в Лондон и не хочу загромождать твою квартиру коробками со своими вещами.

– Не знаю, что бы я без тебя делал, Лиза, честное слово.

– Да, год был славным! – согласилась Лиза. – Год, когда ты обрел Фрэнки, а я… Словом, пелена спала с моих глаз, и я на многое стала смотреть по‑другому. На Антона, во‑первых, на отца, во‑вторых…

– Ты так и не сказала мне, почему пришла сюда в тот вечер, – заметил Ноэль.

– А ты ни разу не спросил, отчего мне было так спокойно. Я буду сильно скучать по Фрэнки. Фэйт обещала каждый месяц присылать ее фотографию, чтобы я видела, как она растет.

– Ты скоро позабудешь о нас. – Он заставил себя улыбнуться.

– Можно подумать! Это первый настоящий дом, который был у меня когда‑либо.

Она быстро обняла его и упорхнула к себе в спальню, чтобы пересмотреть коробки, которые собиралась перевезти к сестре.

– Передавай привет Кэти, – механически окликнул ее Ноэль.

– Непременно. Судя по ее голосу, она умирает от желания рассказать мне что‑то интересное.

– Должно быть, это хорошо – иметь сестру, – сказал он.

– Еще бы. Может, вы с Фэйт сумеете как‑нибудь организовать для Фрэнки маленькую сестричку, – поддразнила его она.

– Все может быть, – без особой, впрочем, уверенности согласился он.

Лиза с облегчением услышала, как подъехал Динго, чтобы забрать коробки. Ноэль явно сам не свой сегодня.

Кэти и впрямь не терпелось рассказать Лизе кое‑что. Дело было в том, что она забеременела. Они с Гарри были вне себя от радости и надеялась, что и Лиза тоже порадуется за них.

Лиза заявила, что она в восторге. Она даже не подозревала о том, что у них есть такие планы, но Кэти ответила, что они давно надеялись на это.

– Двое завзятых карьеристов? Птички высокого полета? – с насмешливым удивлением поинтересовалась Лиза.

– Да, мы хотели ребенка, чтобы по‑настоящему стать семьей.

– Из меня получится классная тетка. Я не знаю, как рожают детей, зато мне известно все о том, как их надо растить и воспитывать.

– Жаль, что ты уезжаешь, – сказала Кэти.

– Я постараюсь почаще наведываться в гости, – пообещала Лиза. – И этот малыш вырастет в семье, которая хотела его, – совсем не так, как было у нас с тобой, Кэти.

Эмили и Хэт сидели в окружении каталогов семян, пытаясь выбрать нужные из обширного и разнообразного ассортимента. Фрэнки сидела рядышком и с удовольствием разглядывала картинки цветов.

– Какой она все‑таки славный ребенок! С нею – никаких хлопот, – ласково сказала Эмили.

– Жаль, что мы не встретились раньше – у нас тоже могли бы быть свои дети, – с сожалением вырвалось у доктора.

– О нет, Хэт, я предпочитаю роль любящей бабушки, а не матери. Мне нравятся дети, которые по вечерам уходят домой, – сказала она.

– Тебе со мной не скучно? – вдруг спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Там, в Америке, у тебя была активная жизнь – ты преподавала, ходила в галереи и музеи, где бывают сотни и тысячи людей.

– Перестань напрашиваться на комплимент, Хэт. Ты прекрасно знаешь, что я по уши влюбилась в этот дом. И в тебя тоже. А когда мы отведем малышку обратно на Честнат‑Корт, я приготовлю тебе восхитительное сырное суфле, чтобы доказать это.

– Господи милосердный, о большем я не смел и мечтать, – с удовлетворенным вздохом изрек Хэт.

После того как Лиза и Динго попрощались и уехали, в квартире воцарилась мертвая тишина.

Ноэль выдвинул ящик стола и достал письмо. Пожалуй, ему стоит что‑нибудь съесть, чтобы подкрепиться, морально и физически. Сегодня он еще не завтракал. Он приготовил себе бутерброд с помидором, осторожно положил сверху колечко лука и обрезал корочку. По вкусу бутерброд напоминал древесные опилки.

Он пододвинул к себе конверт.

Когда он увидит подтверждение того, что действительно является отцом Фрэнки, все вновь будет в порядке. Разве нет? Это жуткое ощущение пустоты исчезнет, и он опять станет нормальным человеком.

Но, предположим… Ноэль не позволил себе мысленно ступить на этот путь. Разумеется, он был отцом Фрэнки. И теперь, после того, как он съел этот безвкусный бутерброд с помидором, он готов прочесть об этом.

Он взял письмо в руки и разрезал его тем же ножом, которым готовил себе сэндвич. Оно было сухим и официальным, но кратким и не оставляющим места для сомнений.

Образцы ДНК не совпадали.

Его охватила дикая ярость. Он почувствовал, как у него загорелись щеки и кончики ушей. В животе образовалась неприятная тяжесть, перед глазами все поплыло, а голова закружилась.

Этого не может быть.

Стелла не могла столь беспардонно обмануть его и подсунуть чужого ребенка. Не может быть, чтобы она затеяла все эти сумасшедшие хлопоты и вписала его фамилию в свидетельство о рождении, если бы не верила, что это – правда.

Хотя, не исключено, у нее было столько любовников, что она и сама понятия не имела, кто отец Фрэнки.

Она могла выбрать его, потому что он был тихим и спокойным и не стал бы поднимать шум.

С таким же успехом отец Фрэнки мог быть настолько ненадежной или неуловимой личностью, что она не желала или не могла связаться с ним.

Рот его наполнился желчью.

Он совершенно точно знал, что должен сделать, чтобы почувствовать себя лучше. Схватив пиджак, он выскочил наружу.

Утро в кардиологическом центре выдалось для Мойры хлопотным. Как только поползли слухи о том, что она умело отыскивает правоустанавливающие документы, обеспечивающие ее клиентам причитающиеся выплаты, как их количество резко возросло. Мойра была твердо уверена в том, что если людям полагаются льготы и компенсации, они имеют полное право воспользоваться ими. Она заполняла необходимые анкеты, подыскивала опекунов, обеспечивала карманные деньги и поддержку.

Сегодня на осмотр в клинику должен был прийти мистер Кеннеди: она повидается с ним, чтобы убедиться, что ему обеспечен надлежащий уход. Но тут, совершенно неожиданно, Клара Кейси попросила Мойру уделить ей несколько минут личного времени.

Мойра спросила себя, что такого могло случиться. По клинике гуляли слухи, что доктор Кейси живет с мистером Эннисом, который переехал к ней. Но ведь не может быть, чтобы Клара пожелала обсудить с нею столь приватные материи.

Сразу после полудня, когда у Мойры официально закончились приемные часы, к ней в кабинет тихонько проскользнула Клара.

– Я хотела бы поговорить с тобой, Мойра, кое о чем. Это не касается центра, это дело – личное, и я не отниму у тебя много времени.

– Да, конечно, я вас слушаю, – откликнулась Мойра.

Еще несколько месяцев она отпустила бы какое‑нибудь резкое, сугубо официальное замечание, но произошедшие события изменили ее.

– Речь идет о моей дочери Линде. Они с мужем очень хотят усыновить ребенка, но не знают, с чего начать.

– А что они предприняли? – осведомилась Мойра.

– Практически ничего, кроме разговоров, но теперь они хотят перейти к действиям.

– Понятно. Вы хотите, чтобы я как‑нибудь побеседовала с ними?

– Собственно говоря, Линда уже здесь, она приехала, чтобы пригласить меня на ланч. Можешь поговорить с нею прямо сейчас, или это слишком неожиданно?

– Ничуть. Хотите присутствовать при нашем разговоре?

– Нет‑нет – и я очень ценю твое участие, Мойра. За последние несколько месяцев мне стало ясно, насколько тщательно и скрупулезно ты относишься к выполнению своих обязанностей. Если кто‑нибудь и может помочь Линде и Нику, так только ты.

Мойра уже не могла припомнить, почему считала доктора Кейси холодной и высокомерной особой. Она молча смотрела, как Клара приглашает к ней в кабинет свою высокую симпатичную дочь.

– Оставляю тебя в надежных руках, – сказала Клара, и мать с дочерью коротко обнялись.

Мойра вдруг почувствовала, что зарделась от удовольствия.

За ланчем в торговом центре Линда болтала без умолку. Ее переполняли энтузиазм и воодушевление.

– Не понимаю, почему тебе не нравится эта женщина, она была великолепна. Оказывается, все очень просто. Ты обращаешься в Управление здравоохранения, они направляют тебя в департамент по делам усыновления, чтобы ты заполнила несколько анкет, а потом приходят к тебе домой, чтобы оценить и осмотреть твое жилище. Она спросила, есть ли у нас пожелания относительно национальности будущего ребенка, и я ответила, что нет, конечно. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что все у нас получится.

– Я так рада за тебя, Линда, – нежно проговорила Клара.

– Ну, вот, самое время тебе с Фрэнком освежить свои навыки по воспитанию детей, – добавила Линда, и глаза ее заблестели неестественно ярко.

Мойра ушла из клиники в приподнятом настроении. В кои‑то веки ее таланты оценили по достоинству. Тот редкий случай, когда люди остались довольны социальным работником!

Она предупредила их насчет задержек и бюрократических проволочек и сказала, что самое главное в их положении – проявлять спокойную настойчивость и сохранять самообладание, невзирая на возможные провокации. Линда пришла от нее в восторг и, более того, мать Линды рассыпалась перед нею в похвалах.

Будем надеяться, что это – только начало.

Ее путь пролегал мимо Честнат‑Корт, и она по привычке подняла голову, глядя на квартиру Ноэля и Лизы. Ноэль должен быть на работе, а вот Лиза вполне может оказаться дома и собираться. Вскоре она переезжала в Лондон. Но смысла заходить к ним не было, Лиза запросто могла обвинить ее в том, что она суется не в свое дело и шпионит. Она не хотела растерять то приятное чувство, что грело ей душу после рабочего дня в клинике, и поэтому спокойно прошла мимо.

В обед Эмили позвонил Ноэль. Голос его звучал неуверенно, и ей даже показалось, что он пьян.

– У тебя все в порядке, Ноэль? – обеспокоенно поинтересовалась она, чувствуя, как громко застучало в груди сердце.

Он уже должен увести Фрэнки домой. Что могло случиться?

– Да. Все нормально. – Он отвечал механически и невыразительно, как робот. – Собственно говоря, я в зоопарке.

– В зоопарке?

Эмили растерялась. Зоопарк находился за много миль от них, на другом конце города. Она не знала, то ли пугаться, то ли вздыхать с облегчением. Если Ноэль там, значит с ним все в порядке; но почему он бродит среди клеток, глядя на львов, птиц и слонов, а не идет сюда, за своей дочерью?

– Да. Я здесь уже сто лет не был. Тут столько всего нового появилось.

– Да, Ноэль, наверняка.

– Вот я и подумал, не могли бы вы подержать Фрэнки у себя еще немного?

– Конечно, – согласилась Эмили, беспокойство которой лишь усилилось.

Неужели он пьян? Голос его звучал очень уж напряженно. Да что же такого у него стряслось?

– Ты в зоопарке один?

– Пока да.

Ноэль вновь и вновь обдумывал случившееся. Целый год он прожил во лжи и обмане. Фрэнки не была его дочерью. И одному Богу известно, кто был ее отцом.

Но он любит ее, как родную, конечно же, любит. Он считал ее своим ребенком и думал, что, кроме него, больше некому позаботиться о ней. Его фамилия была вписана в ее свидетельство о рождении, он кормил, одевал и обувал. Он защищал ее, окружил людьми, которые тоже любили ее; она стала для него самым близким человечком. Жалеет ли он об этом?

Ей исполнился год, мать ее умерла – и что же это будет за начало жизненного пути, если он сейчас умоет руки?

Способен ли он воспитать чужого ребенка, как своего собственного? Он не был уверен в этом. Она была дочерью другого мужчины, который зачал ее и бросил, даже не поинтересовавшись судьбой. Должен ли он найти этого человека? Или это будет погоня за призраком?

И кем будет он сам, если сейчас отойдет в сторонку? Может ли он оттолкнуть ее сейчас, когда она нуждается в нем не меньше, чем когда была крошечным беспомощным младенцем?

Он мысленно представил себе квартиру, которая была их домом: игрушки Фрэнки разбросаны на полу, ее одежда сушится на батареях, на каминной полке ее фотографии. Детское питание на кухне, детские лосьоны в ванной; он знал, где она находится каждую минуту.

Он вспомнил ужас того вечера, когда она потерялась. Ее искали все, и сколько людей сходили с ума от беспокойства за нее! А сейчас она гостит у Эмили с Хэтом и, когда они пойдут в благотворительный магазин, то возьмут ее с собой. Его родители признали в ней внучку. Она знала всех соседей, они стали частью ее жизни так же, как и она вошла в их жизнь. Неужели он собирается покончить со всем этим?

Но как он может воспитывать дочь другого мужчины? Ему нужно выпить. Всего один стаканчик, и тогда он точно будет знать, что делать.

Когда в магазин святого Иарлафа заглянула Мойра и удивилась при виде Фрэнки, мирно спящей в своей коляске, Эмили постаралась ничем не выдать охватившего ее беспокойства.

– В котором часу ее забирает отец? – осведомилась инспектор.

На самом деле, ее это не интересовало – лишь повод, чтобы дать им понять, кто здесь главный.

– Он придет за нею попозже, – с уверенной улыбкой ответила Эмили. – Могу я предложить тебе что‑либо определенное, Мойра? У тебя прекрасный вкус. У нас появилась очень привлекательная сумочка, нечто среднее между дамской сумкой и портфелем. Полагаю, она сделана в Марокко, и украшена такими чудесными узорами.

Как Эмили и говорила, сумочка и впрямь выглядела шикарно и замечательно подошла бы Мойре. Тирни взяла ее в руки и принялась внимательно рассматривать. Но, прежде чем потратить деньги на себя, она должна купить подарок отцу и миссис Кеннеди. Пожалуй, Эмили сможет ей помочь.

– Мне нужен свадебный подарок, то, что еще не было в употреблении, лучше всего – в оригинальной упаковке. Это для пары средних лет, которая живет в сельской местности.

– У них собственный дом? – поинтересовалась Эмили.

– В общем, да, у нее есть дом, и он живет в нем… то есть, я хочу сказать, будет жить там.

– Она хорошо умеет готовить?

– Э‑э, да. Наверное. – Вопрос удивил Мойру.

– Тогда для кухни ей ничего не нужно, об этом она наверняка позаботилась сама. У нас есть замечательная скатерть; мы можем вскрыть упаковку, чтобы убедиться, что с нею все в порядке, а потом уложим ее обратно.

– Скатерть. – Похоже, Мойра сомневалась.

– Взгляни сама. Прекрасная льняная ткань с ручной набивкой. Рискну предположить, что она ей понравится. Она – близкая подруга?

– Нет, – ответила Мойра, но потом решила, что слова ее прозвучали чересчур грубо. – В общем‑то, она выходит замуж за моего отца, – призналась девушка.

– О, в таком случае, я уверена, что твоей мачехе понравится эта скатерть, – заявила Эмили.

– Мачехе? – Мойра покатала слово на языке, пробуя его на вкус.

– Да. Ведь она станет для тебя именно мачехой, верно?

– Ну, да, конечно, – поспешно согласилась Мойра.

– Надеюсь, они будут счастливы, – сказала Эмили.

– Я тоже надеюсь на это. Все не так просто, но они подходят друг другу.

– Собственно, это самое главное.

– В общем, да, разве что там есть одно неоконченное дело. Это трудно объяснить, но… словом, без шероховатостей не обошлось.

– Так всегда бывает, наверное, – мягко сказала Эмили.

Она понятия не имела, что имеет в виду инспектор.

Из магазина Мойра ушла счастливой обладательницей портфеля и скатерти; она быстро и успешно превращалась в одного из лучших и постоянных клиентов магазинчика.

Но на душе у нее было неспокойно. Мистер Кеннеди имел полное право знать, что в Лискуане у него остался собственный дом, что его жена выходит замуж за другого мужчину, и что этот мужчина приходится отцом его социальному работнику.

Мойра понимала, что многие посоветовали бы ей не вмешиваться. Все прошло бы без сучка и задоринки, не столкнись Мойра с мистером Кеннеди и не устрой она его в общежитие постоянного проживания. Но теперь было поздно сожалеть о случившемся. Она встретила мистера Кеннеди и не могла просто и отмахнуться от него.

– Мистер Кеннеди, у вас все в порядке?

Они сидели в комнате отдыха общежития.

– Мисс Тирни, сегодня не ваш рабочий день.

– Я просто проходила мимо.

– Понятно.

– Хочу спросить вас, вы хорошо здесь устроились?

– Вы спрашиваете меня об этом каждую неделю, мисс Тирни. У меня все нормально. Я уже говорил вам.

– Вы вспоминаете то время, когда жили в Лискуане?

– Нет, я уехал оттуда много лет назад.

– Да, знаю, но, быть может, вы хотели бы вернуться? Например, попытаться помириться с супругой и начать все сначала?

– После стольких лет в разлуке мы с ней стали совершенно чужими друг другу, разве не так?

– Предположим, она вновь соберется выйти замуж? Полагая, что вы умерли.

– Ну и флаг ей в руки.

– То есть, вы не стали бы возражать?

– Я сделал свой выбор в жизни, когда уехал, так что она вольна сделать свой.

Мойра смотрела на него. Все это хорошо, конечно, – но она еще не слезла с крючка. Она‑то знает, что произойдет в ближайшее время. И должна сказать ему об этом.

– Мистер Кеннеди, я должна сказать вам кое‑что, – начала она.

– Можете не беспокоиться, это совершенно ни к чему, – ответил он.

– Нет, прошу вас, выслушайте. Видите ли, все не так просто, как вам представляется. Собственно, сложилась такая ситуация, в которую я обязана вас посвятить.

– Мисс Тирни, я все знаю, – сказал он.

На мгновение ей показалось, что так оно и есть, но потом она сообразила, что он никак не может знать что‑либо о жизни в Лискуане. В конце концов, он слишком много лет провел вдали от родины.

– Нет, подождите, вы должны меня выслушать… – попыталась продолжить она.

– Неужели вы думаете, что я не знаю о том, что ваш отец переселился в мой дом и что он собирается жениться на Морин? Что же может им помешать?

– То, что вы до сих пор остаетесь ее мужем, – запинаясь, пробормотала Мойра.

– Они считают, что я умер и, на мой взгляд, пусть лучше так будет и дальше.

– Вы знали об этом с самого начала? – Мойра была потрясена.

– Вас я узнал моментально. Я хорошо помню вас еще с тех времен, когда жил дома. Вы ничуть не изменились. Жесткая и целеустремленная, умеющая добиваться своего. И детство у вас было не сахар.

Этот человек, которому предстояло остаток дней провести в общежитии, жалел ее. Мойре показалось, что земля уходит из‑под ног.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы решились рассказать мне об этом, но, поверьте, лучше оставить все, как есть. Так будет проще для всех.

– Но…

– Никаких «но». Не лезьте в это дело, пусть они себе женятся. Не говорите им обо мне.

– Откуда вы знаете? – Голос Мойры упал почти до шепота.

– У меня есть друг, с которым я поддерживаю связь, так что он держит меня в курсе происходящего.

– Этот ваш друг, он живет в Лискуане, верно?

– Нет, он умер, Мойра. Так что теперь только вы и я знаем обо всем.

Тайна имеет обыкновение уравнивать тех, кто владеет ею, подумала Мойра. Он перестал называть ее «мисс Тирни».

Линда заявила матери, что Мойра так же надежна, как и ее слово. Она договорилась о встрече в одном месте, представила их в другом, и процесс сдвинулся с мертвой точки. Ник и Линда уверяли, что без ее помощи они и шагу не смогли бы ступить. Для инспектора, похоже, не существовало препятствий. Прекрасное качество для социального работника.

– Не могу понять, почему ее никто не любит, – заявила Линда. – Я еще не встречала человека, который был бы мне настолько полезен.

– Со своей работой она справляется безупречно, – согласилась Клара. – Но, видит Бог, я бы врагу не пожелала поехать с нею в отпуск. Она неизменно ухитряется оскорбить и расстроить всех, с кем имеет дело.

Фрэнк поддержал ее.

– Это женщина, которая никогда не улыбается. Прямо царевна Несмеяна какая‑то, – неодобрительно заметил он. – На мой взгляд, это – большой недостаток.

– Но у нее достало силы воли, чтобы отказаться стать твоим шпионом в клинике, – жизнерадостно заявила Клара. – Это – одно очко в ее пользу.

– Думаю, она просто неправильно меня поняла…

Фрэнку явно не хотелось создавать напряженную атмосферу.

Было уже девять часов вечера, когда Ноэль и Малахия появились на пороге дома Эмили и Хэта, чтобы забрать Фрэнки.

Ноэль был бледен, но спокоен. Малахия же выглядел очень усталым.

– Сегодня я переночую на Честнат‑Корт, – сообщил он Эмили.

– Отлично. Лиза забрала свои вещи, иначе там было бы одиноко, – нейтральным тоном откликнулась Эмили.

Фрэнки, которая уже давно спала, проснулась и оказалась в центре внимания.

– Пап‑па! – пролепетала она, обращаясь к Ноэлю.

– Правильно, – машинально ответил он.

– Я как раз объясняла Фрэнки, что ее бабушка и дедушка хотят построить чудесный парк для детей, где она сможет играть со своими друзьями.

– Отлично, – сказал Малахия.

– Да, – откликнулся Ноэль.

– Твои родители на следующей неделе устраивают потрясающую церемонию закладки парка. И тогда же начнется работа по его строительству.

– Точно, – сказала Ноэль.

Малахия утомленным голосом предложил им собираться. Фрэнки без умолку болтала всю дорогу, лежа в своей коляске. Слова можно было разобрать, но в связные предложения они пока не складывались.

Ноэль хранил молчание. Он шагал рядом, но мыслями унесся далеко‑далеко; наверняка окружающие догадались, что с ним что‑то произошло. Фрэнки оставалась той же самой девочкой, которая была утром, а вот все остальное изменилось безвозвратно, и у него пока не было времени свыкнуться с этим.

Малахия спал на диване. Ночью он слышал, как в кроватке заплакала Фрэнки и как Ноэль вставал к ней, чтобы успокоить. Лунный свет упал на лицо Ноэля, когда он сидел, прижимая к груди девочку. Малахия увидел, как по щекам его текут слезы.

Мойра приехала в Лискуан на поезде. На вокзале ее встречали Пэт и Эрин О’Лири.

– А кто же остался в магазине? – спросила Тирни.

– Там много помощников, главным образом, соседей. Все очень рады тому, что мы идем на свадьбу твоего отца.

Эрин была одета с иголочки. Она выбрала кремово‑розовый наряд, в волосах красовалась большая красная роза. В своем лучшем костюме Мойра ощущала себя старомодной и безвкусной старухой. Она украдкой метнула взгляд на элегантную, девчоночью сумочку Эрин и пожалела, что взяла с собой свой официального вида портфель. Но менять что‑либо было уже поздно. Им следовало поспешить, чтобы не опоздать к началу церемонии.

У церкви уже собрались человек пятьдесят.

– Все эти люди знают, что наш отец женится? – спросила она у Пэта.

– Они очень рады за него, только и всего, – ответил Пэт. Вот как, оказывается, все просто.

И Мойра приготовилась просидеть всю церемонию, венчальную мессу и папское благословение, сознавая, что она – единственная, кому известна вся история от начала до конца. Когда же наступил момент и священник обратился к собравшимся с вопросом, не известно ли им что‑либо о том, почему эти двое людей не могут обвенчаться, она промолчала.

Подарки вручались в одном из залов для приема отеля «Стелла Марис» и, кажется, всем очень понравилась скатерть с ручной набивкой. Морин Кеннеди, ставшая теперь Морин Тирни и мачехой Мойры, отвела ее в сторонку.

– Ты сделала нам очень содержательный подарок, и теперь, когда ситуация нормализовалась, я надеюсь, ты сможешь приехать как‑нибудь и пожить с нами под одной крышей, а мы накроем стол твоей скатертью и поужинаем вместе.

– Это было бы чудесно, – выдохнула Мойра.

Фэйт отсутствовала три дня и, вернувшись, первым делом устремилась к Фрэнки и подхватила ее на руки.

– А кто это привез тебе славненькие маленькие ботиночки? – проворковала она, тормоша малышку.

– У ребенка и так слишком много одежды, – заметил Ноэль.

– Ах, Ноэль, ботиночки – просто прелесть! Ты только взгляни на них!

– Они станут ей тесны через месяц, – отозвался он.

Радостные огоньки в глазах Фэйт угасли.

– Извини. Тебя что‑то беспокоит?

– Только то, что ее буквально завалили обновками, вот и все.

– Я – не все, и я не заваливаю ее обновками. Ей нужна обувь, чтобы пойти на закладку детского парка в субботу.

– О Господи, я совсем забыл об этом.

– Смотри, не брякни об этом своим родителям. Для них это – самое главное событие года.

– Там будет много народу? – спросил он.

– Ноэль, с тобой все в порядке? Ты стал другим, как будто на тебя свалилось какое‑то несчастье.

– В некотором смысле, – ответил Ноэль.

– Ты расскажешь, что случилось?

– Нет, только не сейчас, хорошо? Прости меня, пожалуйста, за грубость. Ботиночки и правда чудесные. В субботу Фрэнки будет неотразима.

– Конечно, будет. А теперь, может, я приготовлю ужин?

– Фэйт, такие девушки, как ты, встречаются одна на миллион.

– О, намного реже – одна на миллиард, я бы сказала, – отшутилась Фэйт и отправилась на кухню.

Ноэль заставил себя чуточку приободриться. Фрэнки сосредоточенно вытаскивала из коробки новенькие розовые ботиночки. Ну почему она не может быть его дочерью?

Он сидел на кухне и смотрел, как Фэйт ловко снует вокруг, собирая ужин и накрывая на стол, на что у него самого ушла бы бездна времени.

– Ты любишь Фрэнки так, как если бы она была твоей дочерью, правда? – спросил он.

– Разумеется, люблю. Так вот что тебя беспокоит? Я считаю ее своей дочкой, потому что практически живу с нею и помогаю воспитывать ее.

– Но тот факт, что, на самом деле, она – не твой ребенок, не имеет для тебя значения?

– К чему ты клонишь, Ноэль? Я люблю малышку, люблю всем сердцем – тебе ли этого не знать?

– Да, но ты всегда знала, что она – не твой ребенок, – потерянно сказал он.

– Ага, кажется, я понимаю, в чем дело. Это та ненормальная Мойра со своим языком, которая вселила в тебя сомнения, и теперь они не дают тебе покоя. Гони эти мысли прочь. Ты – ее отец, и прекрасный отец.

– Предположим, я сделаю ДНК‑анализ, который покажет, что мы с ней – чужие. Что тогда?

– Ты готов оскорбить такую славную малышку, сделав ДНК‑анализ? Ноэль, ты окончательно слетел с катушек. И вообще, какая разница, что покажут результаты анализа?

Он мог признаться ей во всем прямо здесь и сейчас. Подойти к столу и вытащить оттуда письмо с результатами. Он бы рассказал ей, что все‑таки сделал анализ, результаты которого показали, что Фрэнки – не его дочь. Фэйт была единственной девушкой, с которой он сблизился настолько, что готов был жениться на ней; но вот должен ли он делиться с нею своей страшной тайной?

Вместо этого, он лишь пожал плечами.

– Пожалуй, ты права, только крайне подозрительный и недоверчивый человек решил бы сделать такой анализ.

– Вот так‑то лучше, Ноэль, – радостно заметила Фэйт.

После ухода Фэйт Ноэль долго сидел за столом. Перед ним лежали три конверта: один – с результатами анализа ДНК, во втором была записка, которую перед смертью оставила ему Стелла, а в третьем конверте находилось письмо Стеллы к самой Фрэнки.

Еще в те страшные, тяжелые дни, когда ему каждый час приходилось сражаться с желанием выпить, его часто охватывало искушение вскрыть письмо, адресованное Фрэнки. В те дни он отчаянно искал причину, которая бы дала ему сил жить дальше и продолжать борьбу. Но сегодня он хотел прочитать его, потому что в нем Стелла могла назвать дочери имя настоящего отца.

Но что‑то останавливало его, пожалуй, какое‑то внутреннее стремление остаться честным до конца. Хотя все это – ерунда, конечно. Уж кто‑кто, а Стелла поступила с ним бесчестно. Но, раз уж он не открыл его тогда, не станет делать этого и сейчас.

И чего добилась Стелла в конце концов? Недолгая бурная жизнь, полная боли и страха, отсутствие семьи и друзей. Она так никогда и не увидела свою дочь и не ощутила, как та обнимает ее за шею своими маленькими ручками. А Ноэль получил все это, и даже больше.

На что была похожа жизнь самого Ноэля еще год назад? Что ждало его впереди? Алкоголик на бесперспективной работе, не имеющий ни друзей, ни надежды. Но благодаря Фрэнки все это изменилось. Как, должно быть, одиноко и страшно было Стелле в ту последнюю ночь.

Он протянул руку и стал читать письмо, которое Стелла написала ему в своей палате.

«…передай Фрэнки, что я была не совсем пропащей, – писала она. – Скажи ей, что если бы судьба распорядилась по‑иному, мы с тобой вместе бы воспитывали ее…»

Ноэль расправил плечи.

Он был отцом Фрэнки во всем, что только имело значение. Может, Стелла искренне заблуждалась. Откуда ему знать, что ей довелось пережить? Предположим, сейчас Стелла смотрит на Фрэнки из какой‑нибудь неведомой дали? Она заслуживает большего, чем знать, что ее дочь оказалась брошенной на произвол судьбы в возрасте двенадцати месяцев.

Ноэль любил этого ребенка вчера, он любит ее и сегодня. Он всегда будет любить ее. Вот и все.

Он протянул руку и сунул оба письма Стеллы в ящик. А письмо с результатами ДНК‑анализа разорвал на мелкие кусочки.

День закладки парка выдался чудесным. Чарльз и Джози вместе взялись за лопату и вонзили ее в землю на заброшенной пустоши, выбранной ими под детскую игровую площадку. Собравшиеся дружно захлопали в ладоши, а отец Флинн произнес обычную короткую проповедь о великих делах, которые свершаются общими усилиями и трудами.

Посмотреть на церемонию пришел и кое‑кто из приятелей Матти, и один из них даже проворчал, что, дескать, памятник Матти и Хувзу смотрелся бы куда уместнее статуи давным‑давно почившего святого, о котором никто ничего не знал.

Пришла сюда и Лиззи, одной рукой обнимая Саймона за плечи. На следующей неделе он улетал в Нью‑Джерси, но обещал вернуться через три месяца и рассказать, что там и как. Марко и Мод стояли рядышком; Марко надеялся, что весной они сыграют свадьбу, но Мод заявила, что пока не торопится под венец.

– Твой дедушка дал мне благословение взять тебя в жены, – прошептал Марко.

– Да, но в своем благословении он не уточнил, когда ты можешь жениться на мне, – твердо заявила Мод.

Здесь же были Деклан, Джонни и Фиона, беременность которой уже была хорошо заметна; компанию им составили родители Деклана и здоровенный пес Димплз. Димплз пребывал в состоянии любви‑ненависти с Цезарем, крошечным спаниелем. Не то что бы он имел что‑то личное против Цезаря, просто тот был слишком мал для приличной собаки.

На торжество пришли и Эмили с Хэтом, ставшие неотъемлемой частью общины. Почти никто не помнил те времена, когда они не были вместе. Эмили старалась не упустить ничего из виду, чтобы нынче же вечером описать происходящее Бетси в электронном письме. Она даже собиралась прислать ей фотографию церемонии. Бетси тоже поддалась очарованию этого смешанного сообщества и неизменно засыпала ее вопросами. Они с Эриком твердо вознамерились вновь прилететь сюда в следующем году и наверстать упущенное, продолжив с того места, на котором остановились.

Эмили вспоминала день, когда впервые появилась на этой улице и услышала, как ее тетка и дядя планируют построить памятник святому. Можно только удивляться, как все обернулось в конце концов.

Пришли и Ноэль, Фэйт и Фрэнки. Малышка щеголяла в своих новых ботиночках. Соседи обращали внимание Ноэля на то, что один из домов на Сент‑Иарлаф‑Крещент скоро будет выставлен на продажу, так что они с Фэйт могли бы купить его. И тогда Фрэнки будет жить совсем рядом со своим парком. Идея очень заманчивая, ответил он.

А потом они отправились к Эмили и Хэту, где их ждали чай и печенье. Ноэль вдруг почувствовал, как с души свалился тяжкий камень. Он прошел мимо дома, в котором не покладая рук вкалывали Пэдди Кэрролл со своей женой Молли, чтобы поднять и поставить на ноги своего сына, доктора, а потом и мимо дома Матти и Лиззи, который стал для близнецов родным и превзошел самые смелые их мечты. Он пару раз растерянно моргнул, когда сообразил, что множество вещей, доселе казавшихся ему очень важными, вдруг утратили свое значение.

Фрэнки пожелала проделать весь путь пешком, хотя была еще очень мала для такого подвига. Фэйт шагала позади, толкая перед собой коляску, но Фрэнки упорно семенила рядом, крепко держась за руку Ноэля и повторяя свое бесконечное «пап‑па». Как только они вплотную приблизились к дому Эмили и Хэта, ее маленькие ножки подогнулись, и Ноэль подхватил ее на руки.

– Моя ты хорошая девочка, папочка очень тебя любит, – снова и снова повторял он.

Невидимый обруч, стальными тисками перехвативший ему грудь, лопнул, а жуткое ощущение, что он бежит по бесконечному коридору, исчезло. Попозже вечером он позвонит Малахии, после чего станет жить дальше, готовый встретить все, что пошлет ему судьба. Свободной рукой он обнял Фэйт за плечи и вошел вместе со своей маленькой семьей в дом, чтобы выпить чаю.

«Моя дорогая маленькая Фрэнки, любимая моя доченька!

Я никогда не увижу и не узнаю тебя, но я очень люблю тебя. Я изо всех сил старалась жить для тебя, но у меня ничего не получилось. Понимаешь, я начала слишком поздно. Если бы только я знала, что у меня будет маленькая девочка, ради которой стоит жить… Но сейчас уже слишком поздно жалеть о том, что случилось. И теперь я хочу пожелать тебе всего самого наилучшего. Я желаю тебе быть мужественной – сама я никогда не испытывала недостатка в этом. Пожалуй, можно даже сказать, у меня было слишком много отваги! Надеюсь, ты не будешь такой же бесшабашной и беспечной, какой была я. Вместо этого я желаю тебе покоя и любви хороших людей, которые окружат тебя заботой и сделают счастливой. Сейчас ночь, и я сижу в палате, в которой никто по‑настоящему не может заснуть. Видишь ли, это моя последняя ночь здесь, а завтра наступит первый день твоей жизни. Как бы мне хотелось, чтобы мы с тобой встретились!

Но одно я знаю точно: Ноэль будет тебе прекрасным отцом. Он – очень сильный и с нетерпением ждет завтрашней встречи с тобой. Вот уже несколько недель он готовится, покупает нужные вещи, учится держать тебя, кормить и пеленать. Из него получится замечательный папа, и меня не покидает твердая уверенность в том, что ты станешь светом его жизни.

Завтра тебя будут ждать очень многие люди. Не грусти обо мне, в конце концов, именно ты придала моей жизни цель и смысл.

Живи долго и счастливо, маленькая Фрэнки. Улыбайся, и смейся, и будь полна доверия, а не подозрений.

Помни, что твоя мать любила тебя всем сердцем.

Стелла».