Глава тринадцатая. Смерть Матти подействовала угнетающе на обитателей Сент‑Иарлаф‑Крещент, и они растерянно отводили глаза

Смерть Матти подействовала угнетающе на обитателей Сент‑Иарлаф‑Крещент, и они растерянно отводили глаза, стараясь не встречаться взглядом с Лиззи. Казалось, она все еще ждет возвращения мужа. Разумеется, друзья и соседи забегали к ней, чтобы она не оставалась одна, но постепенно дети один за другим улетели домой в Чикаго и Австралию; Кэти пришлось вернуться к делам своей компании выездного ресторанного обслуживания, а близнецов ждала работа у Эннио; кроме того, им предстояло определиться со своим будущим.

Все постепенно возвращались к прежней жизни, сознавая при этом, что для Лиззи прежняя жизнь закончилась.

По вечерам ее изредка приглашали к себе Чарльз и Джози, но в глазах женщины было отсутствующее выражение, когда они принимались обсуждать кампанию по сбору средств на статую святого. В другой раз она могла весь вечер просидеть у Пэдди и Молли Кэрроллов, но существовал предел, за которым рассказы Молли о работе в магазине или о сражениях, которые выдерживал за прилавком Пэдди, становились для нее невыносимыми. Ей больше не о чем было болтать с друзьями и знакомыми.

Эмили Линч неизменно симпатизировала старушке; она расспрашивала Лиззи о детстве и первых годах работы на миссис Митчелл. Она заставляла Лиззи вернуться в те времена, когда Матти еще не вошел в ее жизнь, и к тем местам, по которым не ступала его нога. Но ведь Лиззи не могла рассчитывать, что Эмили будет находиться рядом с нею постоянно. В последнее время она, похоже, очень сдружилась с доктором Хэтом. Лиззи радовалась за нее, и одновременно оплакивала Матти.

Ей хотелось о многом ему рассказать. Каждый день у нее появлялись новости: как первый муж Кэти Нейл пришел на похороны и назвал Матти героем, как отец Флинн прочищал нос столь старательно, что они испугались, как бы у него не лопнула барабанная перепонка, и как он замечательно отзывался о Матти, Лиззи и их большой и дружной семье.

Лиззи хотела рассказать Матти о том, что Мод собирается обручиться с Марко, что Саймон ничуть не возражает против этого и что он по‑прежнему подумывает о переезде в США. Она хотела обсудить с ним, стоит ли ей оставаться в их старом доме или купить что‑нибудь поменьше. Все хором убеждали ее в том, что ей не нужно спешить с решением и что она должна подождать еще по крайней мере год.

В последнее время Лиззи часто грустила о прошлом, но при этом старалась улыбаться сквозь слезы. Людей всегда встречали в этом доме в хорошем расположении духа и с улыбкой, и теперь порядок этот не должен измениться. И только когда она оставалась одна, улыбка увядала на ее лице. Она часто слышала его голос, доносящийся из соседней комнаты, вот только он был недостаточно громок, чтобы разобрать слова. Готовя чай по утрам, она машинально наливала чашку и для него; во время еды она ставила на стол его тарелку, и от этого сердце ее наполняла неизбывная тоска.

Кровать теперь казалась ей огромной и пустой, и во сне она стала обнимать одной рукой подушку. Он снился ей почти каждую ночь. Иногда к ней приходили сны о счастливом и радостном прошлом; но чаще ей снились кошмары, полные одиночества, боли утраты и скорби. Она не знала, что хуже; каждое утро она просыпалась с тоскливым осознанием того, что он ушел навсегда и больше не вернется.

Доктор Хэт предложил Эмили съездить на пикник, поскольку лето, дескать, уже наступило, и деньки стоят долгие и теплые. Эмили предложила, чтобы с ними поехал Майкл, хотя доктор Хэт как‑то странно отреагировал на ее слова. Она сделала бутерброды, аккуратно срезав с хлеба корку, и наполнила два термоса чаем. Кроме того, она купила шоколадное печенье в жестяной коробке. И вот однажды они поехали на машине доктора Хэта в сторону гор Уиклоу.

– Как красиво, когда холмы подступают так близко к городу, – с восторгом вырвалось у Эмили.

– Это – не холмы, это – горы, – с упреком заявил доктор Хэт, – в таких вещах нужно разбираться, поскольку это очень важно.

– Извините меня, – рассмеялась Эмили, – но чего еще можно ожидать от иностранки, да еще совершенно чужой здесь?

– Вы – не посторонняя. Ваше сердце здесь, – сказал доктор Хэт и вновь как‑то странно посмотрел на нее. – Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

Майкл вдруг начал немелодично насвистывать какой‑то мотивчик, с деланным равнодушием глядя в окно. Доктор Хэт и Эмили не обратили на него внимания, разве что слегка повысили голос.

– Ох, Хэт, вы вполне можете позволить себе такие шуточки, тем более в присутствии Майкла.

– Еще никогда в жизни я не был так серьезен. Я действительно очень надеюсь, что ваше сердце принадлежит Ирландии. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы уезжали.

– Почему?

– Потому что вы – очень интересный человек, и потому что вы умеете доводить любое дело до конца. Я начал опускаться, а вы остановили меня. С тех пор, как я встретил вас, я вновь чувствую себя мужчиной.

Майкл, безбожно фальшивя, принялся насвистывать громче, словно пытался заставить их замолчать.

– В самом деле? – Эмили приходилось почти кричать. – Что ж, признаюсь, после встречи с вами я вновь чувствую себя женщиной, так что, наверное, это хорошо.

– Я так и не женился, потому что не встретил никого, кто не нагонял бы на меня тоску. Я бы хотел… я бы хотел, чтобы вы…

– Я что? – поинтересовалась Эмили.

Завывания Майкла оглушали.

– Пожалуйста, Майкл, прекратите, – взмолилась Эмили. – Хэт пытается сказать мне что‑то, только и всего.

– Он уже все сказал, – ответил Майкл. – Он попросил вас выйти за него замуж. А теперь просто скажите «да», ладно?

Эмили перевела взгляд на Хэта, ожидая объяснений. Тот остановил машину и вылез наружу. Обойдя ее крутом, он подошел к дверце пассажира, открыл ее и опустился на колени прямо на обочину, на землю холмов Уиклоу, поросшую дроком и вереском.

– Эмили, вы согласны оказать мне великую честь и стать моей женой? – спросил он.

– Почему вы не сделали мне предложение раньше? – спросила она.

– Я так боялся, что вы скажете «нет», и мы не сможем даже остаться друзьями. Я просто испугался.

– Не надо бояться. – Она ласково погладила его по щеке. – Я с радостью выйду за вас замуж.

– Ну наконец‑то, слава Богу, – сказал Майкл. – Теперь нам уже ничто не помешает устроить пикник!

Эмили и доктор Хэт решили, что в их возрасте откладывать подобное событие не стоит; они поженятся, когда в Ирландию прилетят Бетси и Эрик. Таким образом, Бетси сможет стать замужней подругой невесты, а Майкл – шафером. А отец Флинн обвенчает их в своей церкви. Близнецы приготовят угощение на вынос, а потом они отправятся в свадебное путешествие, и Динго Дугган отвезет их на запад.

Эмили решила, что обойдется и без кольца невесты. Ее вполне устроит милое, солидное обручальное кольцо. Доктор Хэт буквально лучился искрометным счастьем, и впервые в жизни согласился наведаться к портному, чтобы сшить по мерке костюм. К тому же он обзаведется новой шляпой, которую, правда, пообещал снять в церкви, при условии, что на свадебных фотографиях он будет в ней.

Бетси даже в электронных письмах захлебывалась и визжала от восторга.

«…и он сделал тебе предложение прямо в машине в присутствии другого мужчины, этого Майкла? Это невероятно и необычно, Эмили, даже для тебя. Значит, ты будешь жить совсем рядом со своими родственниками!

Но могу я спросить, почему его называют Хэтом? Это уменьшительное от „Хэтауэй“, или в Ирландии был какой‑нибудь святой Хэт?

Теперь меня уже ничто не удивит.

С любовью от твоей престарелой замужней подружки невесты,

Бетси».

Эмили по‑прежнему умудрялась работать одновременно в нескольких местах: она высаживала рассаду в оконные цветочные ящики, помогала в больнице и стояла за прилавком в благотворительном магазине, где и подобрала себе свадебный гарнитур. Он поступил к ним из магазина, который должен был закрыться. Раньше эти вещи были выставлены в витрине, и владелица заявила, что все равно ничего не выручит за них, так что лучше отдать на благотворительность.

Эмили аккуратно развешивала одежду на плечиках, когда обнаружила его. Шелковое платье с узором из темно‑синих и бледно‑голубых цветов с жакетом в тон, воротник которого был обшит галуном из того же материала, который пошел на платье. Наряд был безупречен: элегантный, женственный и свадебный.

Эмили положила в кассу в точности ту сумму, которую надеялась выручить за него, и немедленно отнесла обнову домой.

Джози заметила американку, когда она проходила мимо.

– Вы – как раз та самая женщина, что мне нужна, – сказала Джози. – Могу я предложить вам чашечку чая?

– Если только по‑быстрому. Мне не хотелось бы надолго оставлять Молли одну.

Эмили присела.

– Я в некоторой растерянности, – начала Джози.

– Расскажите обо всем по порядку, – вздохнула Эмили.

– Это те деньги, что оставила Чарльзу миссис Монти.

– Да, вы вносите их в фонд памятника.

Эмили, как всегда, была в курсе происходящего.

– Дело в том, что меня беспокоит сама сумма, – сказала Джози, испуганно оглядываясь по сторонам. – Видите ли, это не просто несколько тысяч… это несколько сотен тысяч.

Эмили была поражена.

– У бедной старушки водились такие деньги! Кто бы мог подумать! – изумилась она.

– Да, в этом и состоит проблема.

– В чем же вы видите проблему, Джози? – мягко поинтересовалась Эмили.

А Джози пребывала в явном смятении.

– Сумма слишком большая, чтобы целиком отдавать ее на памятник, Эмили. Все выходит не совсем так, как мы планировали с самого начала. Мы хотели установить небольшой памятник, деньги на который собрали бы все наши друзья и знакомые. А если мы отдадим все наследство, то памятник получится огромным, и ставить его можно хоть завтра, но это – не совсем то…

– Кажется, я понимаю… – Эмили затаила дыхание.

– Это такая куча денег, понимаете, что мы подумали – разве у нас нет обязанностей перед внучкой, например? Быть может, мы должны отложить некоторую сумму на ее образование или на то, чтобы дать ей достойный старт в жизни? Или передать часть денег Ноэлю, чтобы ему было на что жить, если вдруг для него наступят тяжелые времена? Могу ли я окончательно уйти на пенсию, а потом, вместе с Чарльзом, совершить паломничество в Святую землю? Я понимаю, что все это теперь стало возможным. Но одобрит ли святой Иарлаф, если мы поступим именно так и не станем возводить огромный памятник? Вот что меня беспокоит.

Эмили ненадолго задумалась. Слова, которые она сейчас произнесет, имели очень важное значение.

– А что вам подсказывает сердце, Джози? Как будет правильно?

– В этом‑то и заключается проблема, оба варианта кажутся мне правильными. Понимаете, мы никогда не были богачами. А теперь, когда у нас появились деньги, благодаря миссис Монти, вдруг мы изменимся и станем жадными, как говорят обо всех богатых людях?

– О, нет, вам с Чарльзом это не грозит!

– Все может быть, Эмили. Я хочу сказать – вот я сижу и уже планирую дорогостоящую поездку на Святую землю. Понимаете, я спрашиваю себя – а вдруг святой Иарлаф предпочтет, чтобы мы потратили деньги на другие добрые дела?

– Да, такую возможность нельзя исключать, – согласилась Эмили.

– Видите ли, я очень хотела бы получить какой‑нибудь знак или знамение, чтобы понять, чего он хочет…

– Чего бы желал Господь Бог, хотели бы вы знать? – Эмили призадумалась. – Создатель не обращал особого внимания на внешние атрибуты и роскошь. Он предпочитал незаметно помогать страждущим.

– Разумеется, страждущим можно помочь установкой памятника, который напоминал бы им о великом святом.

– Да…

– Идея с памятником вам больше не нравится, не так ли? – со слезами в голосе осведомилась Джози.

– Нет, я поддерживаю ее целиком и полностью. Вы с Чарльзом очень долго работаете над ее осуществлением. Идея прекрасная, но мне кажется, вы должны вернуться к мысли о меньшем памятнике, о котором вы думали изначально. Величие не зависит от размера.

Джози сдалась.

– Мы можем сделать большой взнос в фонд, а потом вложить остальную сумму куда‑либо еще.

– Из того, что вам известно о святом Иарлафе, обрадовался бы он такому вашему решению, как вы думаете?

Эмили знала, что Джози должна полностью увериться в собственной правоте, прежде чем окончательно откажется от безумной идеи истратить все деньги на памятник.

– Думаю, да, – ответила Джози. – Он всегда старался делать добро людям. И, если мы построим детскую игровую площадку в конце улицы, разве не будет это в духе его поступков?

– А как же памятник? – Эмили едва осмеливалась дышать.

– Мы могли бы установить его на площадке, а ее саму назвать «Детский парк Святого Иарлафа».

Эмили с облегчением улыбнулась. Сама она представляла себе Бога в виде смутной милосердной силы, которая в одних случаях влияла на жизнь людей, а в других предпочитала не вмешиваться в естественный порядок вещей. Они с Хэтом расходились во мнении на этот счет. Он утверждал, что подобный взгляд – проявление надежды людей на загробную жизнь, и что мы должны вкладывать больше смысла в свое существование на земле.

Но сегодня Бог Эмили посчитал нужным вмешаться. Он сделал так, что Чарльз и Джози решили помочь своему сыну и внучке. Они построят площадку, на которой дети смогут играть без опаски. Они съездят в Иерусалим и, самое главное, памятник возведут скромный, а не чудовищно огромный и нелепый, отчего люди подняли бы их на смех.

И все это будет очень кстати для Ноэля. Вскоре ему предстоят экзамены, и в последнее время он выглядит очень усталым и измученным.

– Как только вы с Чарльзом договоритесь обо всем окончательно, обязательно расскажите обо всем Ноэлю, – предложила Эмили.

– Мы сможем обсудить наши действия сегодня вечером. Сейчас Чарльз выгуливает собак в парке.

– У меня есть для вас замечательная тушеная баранина, – пообещала Эмили.

Собственно, она приготовила ее для Хэта и для себя, но это подождет. Нельзя дать Джози ни малейшего повода отложить разговор с Чарльзом, в ходе которого она бы сообщила ему о своем решении. Джози легко отвлекали и сбивали с толку такие тривиальные вещи, как, например, необходимость накрыть на стол.

А для себя с Хэтом Эмили приготовит что‑нибудь еще.

График дежурств составляли по воскресеньям, и он вывешивался на стене кухни. В нем было по часам расписано, кто занимается Фрэнки в какой день недели. Кроме того, у Ноэля и Лизы имелся свой экземпляр. Скоро Фрэнки подрастет и сможет ходить в дневные ясли мисс Кини: три часа каждый день. И только утром нужно будет вписывать фамилию того, кто станет забирать малышку оттуда.

Отводить Фрэнки к мисс Кини будет Лиза, а забирать – кто‑нибудь из многочисленных помощников. В обед Лиза бывала занята. Она готовила бутерброды в одном шикарном местечке на другом конце города. Работа была однообразной и не требовала особых умений, но Лиза вкладывала в нее всю душу. Таким образом дизайнер вносила свою долю оплаты за продукты, к тому же Лиза понемногу высказывала владельцам свои идеи.

Сэндвичи с горгонзолой и финиками? Они нравились посетителям, поэтому она предложила изготовить небольшие плакаты, рекламирующие их как «сэндвич недели», а когда владелец возразил, что это – слишком дорого, она нарисовала их сама. Лиза даже разработала логотип для бутербродной.

– Ты слишком хороша для этого места, – заявил ей Хью, молодой хозяин заведения.

– Я слишком хороша для любого ресторана. Или ты недоволен, что заполучил меня?

– Еще как доволен. Но ты – загадочная женщина.

И он улыбнулся ей. Хью был богат, уверен в себе и привлекателен. Она ему явно нравилась, но Лиза вдруг поняла, что теперь смотрит на мужчин иначе.

Она забыла, что это такое – флиртовать.

Ей было чем заняться и без ухаживаний.

Она присоединилась к цветочному патрулю Эмили и уже успела многое узнать о растениях, которые они высаживали в оконных ящиках, равно как и о жизни обитателей Сент‑Иарлаф‑Крещент. Она научилась подкармливать и пересаживать. Это был совершенно другой мир, но она схватывала все очень быстро. Эмили сказала, что Лиза обладает природным даром к садоводству, и что вполне может организовать собственную компанию по разведению цветов.

– Меня всегда считали способной, – задумчиво сообщила ей Лиза. – В школе я училась на «отлично», а потом получила прекрасную работу в агентстве… но все это куда‑то подевалось впоследствии…

Эмили знала, когда нужно промолчать.

А Лиза продолжала мечтательно рассуждать вслух:

– Встретив Антона, я почувствовала себя так, будто с головой погрузилась в какую‑то туманную дымку. Окружающий мир перестал для меня существовать.

– А теперь он к тебе возвращается? – мягко поинтересовалась Эмили.

– Начинает постепенно проступать сквозь мглистую завесу, вообще точнее.

– Есть ли что‑либо, чем ты планировала заняться раньше, но так и не смогла?

– Да, многое, и я хочу наверстать это сейчас. А начать придется с экзаменов.

– Да, они помогут тебе сосредоточиться, – согласилась Эмили.

– И помогут забыть Антона… – с тоской вырвалось у Лизы.

Она прекрасно понимала, что, вздумай она вернуться в ресторан, ее примут с распростертыми объятиями. И ей даже не придется объяснять свое отсутствие. Они решат, что у Лизы случилась вспышка гнева, что она не смогла сдержать раздражения, но теперь опомнилась и взяла себя в руки. Тедди лишь улыбнется и молча протянет ей «эспрессо». Эйприл обиженно надует губы, а Антон лениво окинет ее взглядом и скажет, что она чудесно выглядит и что после ее ухода ему было одиноко, а дни стали бесцветными. На первый взгляд, все останется таким, как прежде. Но в глубине души она будет знать, что все изменилось. Он не любит ее. Ему просто удобно иметь дизайнера и генератора идей под рукой, только и всего.

Но, как она сама сказала Эмили, в ее жизни много такого, чем предстояло заняться теперь. И первой по списку стояла встреча с матерью.

После того как она узнала, что отец водит домой проституток, Лиза избегала общаться с ней. Они изредка встречались за чашкой кофе и даже обедали в канун Рождества. Затем совершался положенный обмен подарками, и они вежливо поздравляли друг друга.

Мать интересовалась дизайнерскими успехами Лизы в ресторанчике Антона.

Лиза расспрашивала мать о ее садике и о том, решилась ли она построить теплицу или нет. Обе пространно обсуждали салон Кэти и то, что он процветает. После чего благополучно расставались ко взаимному облегчению.

Они не говорили друг другу ничего неприятного и не касались запретных тем.

Но дальше так жить нельзя, сказала себе Лиза. Она должна убедить мать сделать то, что сделала она сама, и разорвать старые узы.

Посему она решила позвонить матери немедленно.

– Ланч? По какому случаю? – с подозрением осведомилась та.

– Нет такого закона, который разрешал бы нам видеться только по особым случаям, – ответила Лиза. Она чувствовала, что мать смущена и растеряна.

– Давай пойдем к Эннио, – предложила она и, прежде чем мать успела придумать благовидный предлог для отказа, закончила словами: – Увидимся завтра у Эннио в час дня.

Ди Келли выглядела превосходно. Она надела красное пальто с поясом и белый свитер‑водолазку под него. Ей исполнилось пятьдесят три, но выглядела она на сорок, не больше. Волосы ее свидетельствовали о том, что она не зря прибегает к услугам салонов красоты, а долгие прогулки позволяют ей оставаться стройной и подтянутой.

Однако она была напряжена.

– Вот и славно, – Лиза изо всех сил старалась, чтобы голос ее звучал жизнерадостно и непринужденно. – Как поживаешь?

– Спасибо, хорошо. А ты?

– Тоже неплохо.

– У тебя есть для меня новости? – поинтересовалась мать, изобразив заинтересованность.

– Какие именно новости ты имеешь в виду?

– Ну, я предположила, что ты собираешься сообщить мне о том, что выходишь замуж за этого своего Антона или еще что‑нибудь в этом роде. Его испытательный срок затянулся, должна заметить.

Она мелко рассмеялась, и в голосе ее зазвенели колокольчики. Да, мать нервничала, и очень сильно.

– Замуж? За Антона? О, Боже, ни за что! Мне это и в голову не приходило.

– Ах, извини, я уж было подумала, что в этом все дело. Что ты хочешь пригласить на свадьбу меня одну, без отца.

– Нет, ничего столь драматичного, – отмахнулась Лиза.

– Итак, для чего ты меня тогда позвала?

– А тебе обязательно нужна причина? Ты – моя мать, а я – твоя дочь. Большинству людей этого обычно достаточно.

– Но мы с тобой не принадлежим к этому большинству, – просто ответила Ди.

– Почему ты осталась с ним? – Лиза вовсе не собиралась задавать столь прямой вопрос, но все получилось само собой.

– Все мы оказываемся перед выбором… – туманно отозвалась мать.

– Но ты же не могла по собственной воле остаться с ним, особенно после того, как ты узнала, что он сделал, – в голосе Лизы прозвучало неприкрытое презрение.

– Жизнь – это компромисс, Лиза. Рано или поздно ты сама поймешь это. У меня был выбор: бросить его и оказаться одной в квартире, или остаться и жить в доме, который мне нравится.

– Но ты не можешь и дальше уважать его после всего, что случилось.

– Меня никогда особенно не интересовал секс. А его – совсем напротив. Вот и все. Я не испытывала от этого никакого удовольствия. Ты сама знаешь, что у нас были отдельные кровати…

– И еще я видела, как он приводил чужую женщину в твою спальню, – язвительно заметила Лиза.

– Это случилось лишь пару раз, не более. Ему было очень стыдно оттого, что ты это видела. Ты рассказала об этом Кэти?

– Какое это имеет значение? – поинтересовалась Лиза.

– Мне просто стало интересно. Она почти не звонит. Он думает, что это потому, что ты рассказала ей все. А я ответила, что она перестала звонить уже много лет назад.

– И вас обоих ничуть не тревожит, что ваши дочери отдалились от вас?

– Ты очень любезна, пригласив меня на ланч, чтобы укрепить наши отношения.

– Какие отношения? Или ты думаешь, что мои расспросы о том, зарос ли гараж твоими клематисами, или твои вопросы о том, как идут дела у Антона, означают наличие отношений?

Мать пожала плечами.

– Так живет большинство.

– Неправда. Это совершенно противоестественно. Я живу с маленькой девочкой. Ей нет еще и годика, но ты не поверишь, если узнаешь, сколько людей ее любят. Она никогда не останется одна, растерянная и брошенная, подобно Кэти или мне. Людям свойственно любить детей. А вы оба проявили такую холодность… Я просто надеялась, что ты объяснишь, почему.

Мать осталась на удивление спокойной.

– Я никогда особенно не любила твоего отца, даже до свадьбы, но свою работу я ненавидела еще сильнее. Кроме того, у меня не было денег, которые я могла бы тратить на одежду, на походы в кино и все остальное. А сейчас у меня есть работа, которая мне нравится и на которую я не должна ходить каждый день, и я решила, что это будет честный обмен, если я выйду за него замуж. Тогда я не понимала, что секс окажется для него настолько важен, но, если уж я уклонялась от него, то вполне справедливо, что он стал искать его на стороне.

– Или оставался дома и получал его, – перебила Лиза.

– Я же говорила тебе, что это случилось всего два или три раза.

– Как ты могла примириться с этим?

– У меня был выбор: или смириться, или начать жизнь сначала, а ведь, в отличие от тебя, у меня нет особых способностей и знаний. У меня лишь плохо оплачиваемая работа в магазине одежды. Зато теперь у меня есть хороший дом и еда на столе.

– Значит, ты предпочла делить мужчину, которого, по твоим же словам, ты никогда не любила, с проститутками?

– Я смотрю на это по‑другому. Теперь у меня есть дом, в котором мне нравится готовить и убирать. У меня есть чудесный сад, который я люблю, я играю в бридж со знакомыми и хожу в кино. Это – тоже образ жизни.

– Я вижу, ты все тщательно обдумала, – медленно проговорила Лиза, с неохотой принимая точку зрения матери.

– Да. И не собиралась обсуждать этот вопрос с тобой. Хотя, конечно, я и представить себе не могла, что ты спросишь меня об этом.

Мать полностью вернула себе самообладание и с видимым удовольствием расправлялась с телятиной по‑милански.

Сегодня посетителей обслуживала Мод, но она догадалась, что разговор у женщин получается очень напряженный, и потому старалась держаться подальше. Она грациозно скользила по залу, и Лиза подметила, с каким одобрением и обожанием поглядывает на нее Марко, разливающий вино для клиентов. Это и есть любовь, и из‑за нее люди женятся и выходят замуж, а не заключают безнадежные и постыдные сделки вроде той, что соединила ее родителей. Впервые за всю жизнь Лиза ощутила к матери нечто вроде сочувствия.

К ним обоим.

Теперь Фэйт часто оставалась в квартире на ночь. Она приглядывала за Фрэнки и укладывала ее спать по вечерам, когда всем троим надо было заниматься. Это был необычный и странный семейный союз, но он себя оправдал. Фэйт говорила, что работать вместе ей намного легче, чем одной. Они разбирали и обговаривали прослушанную лекцию по горячим следам. Они делали пометки относительно того, о чем нужно спросить лектора на следующей неделе, и готовились к экзаменам. Они чувствовали, что затраченные усилия не пропали даром, и теперь, когда окончание курса было уже не за горами, начали представлять, каково это будет, когда после фамилии у каждого добавится и указание ученой степени.

Ноэль намеревался немедленно потребовать у Холла перевода на другую работу, а если таковой ему не предоставят, он наберется смелости и попытает счастья где‑нибудь в другом месте. Фэйт готова была удовлетвориться должностью менеджера в своей конторе. Собственно, она и так фактически выполняла эту работу, если не считать названия и размера зарплаты, так им тоже придется предложить ей повышение.

Лиза? А вот что касается Лизы, то она пока не знала, к чему приложить свои новые знания.

Когда‑то она надеялась стать партнером Антона. Она рассчитывала пригласить Антона, Тедди и еще нескольких знакомых на церемонию вручения диплома. Она даже заранее спланировала, что наденет в этот день.

Но теперь? Похоже, она должна будет вернуться туда, откуда начинала. Это было унизительно, но ей придется позвонить Кевину, боссу, которого она бросила, когда уходила к Антону. Это случилось в прошлом году, когда она пребывала в относительно здравом уме, и работа ей нравилась – и у нее неплохо получалось.

Она со страхом сняла трубку телефона.

– О, кого я слышу?..

Что ж, Кевин имел полное право на удивление и легкую насмешку. Вот уже много месяцев Лиза старательно избегала встречи с ним, если им случалось оказаться на одном мероприятии; а клиентом Антона он не был. Ей было тяжело позвонить ему и признаться, что ее постигла неудача.

Но он не стал усугублять ситуацию.

– Насколько я понимаю, ты опять ищешь работу, – сказал он.

– Можешь злорадствовать, Кевин. Ты был прав. Мне надо было послушать тебя. И все хорошенько обдумать.

– Но ты была влюблена, разумеется, – сказал Кевин.

В голосе не чувствовалось особой язвительности, хотя он имел полное право заявить что‑нибудь вроде «А ведь я тебя предупреждал!»

– И здесь ты тоже был прав, да.

Если он и заметил, что она употребила прошедшее время, то не подал виду.

– Итак, полагаю, он не заплатил тебе наличными. Но хотя бы любовью он с тобой рассчитался?

– Увы, в наше время ее на всех не хватает.

– Следовательно, ты ищешь работу?

– Я просто подумала, может, у тебя есть что‑нибудь на примете? Что угодно?

– Знаешь, как говорят: милые бранятся – только тешатся. Кто поручится, что через неделю ты не вернешься к нему?

– Этого не случится.

– Прямо сейчас я могу предложить тебе только должность младшего специалиста. Просто чтобы ты могла зацепиться за что‑нибудь. Руководящую работу предложить не могу, извини. Это было бы несправедливо по отношению к остальным.

Она и не подумала возмутиться, демонстрируя смирение.

– Я буду тебе очень благодарна, Кевин.

– Не за что. Начнем с понедельника?

– Давай не с этого, а со следующего? Я работаю в бутербродной и должна предупредить их заранее… и найти кого‑нибудь вместо себя.

– Вот это да, Лиза, а ты действительно изменилась, – сказал Кевин перед тем, как повесить трубку.

Придя на работу, Лиза сразу же отправилась к молодому плейбою Хью и сообщила, что уходит.

– Но за неделю я найду кого‑нибудь вместо себя, – пообещала она.

– Эй, этого слишком мало. Мне нужно, чтобы этот «кто‑нибудь» был еще и консультантом по организации торговли и дизайнером‑графиком, – рассмеялся он.

– На это может уйти больше времени, но я должна была предупредить тебя в любом случае.

– Мне жаль расставаться с тобой. Откровенно говоря, у меня на твой счет были большие планы. Я просто выжидал подходящего момента.

– Вечная ошибка, – жизнерадостно отозвалась она. – А теперь, Хью, пока ты не прогорел окончательно, займись бутербродами – как насчет сэндвича‑рулета[15]из цыпленка‑тандури[16]? Думаю, он пойдет на «ура».

– Отлично, давай отметим твою последнюю рабочую неделю выдающимися трудовыми достижениями.

Лиза принялась готовить бутерброды‑сэндвичи с острым куриным мясом, а во время перерыва отправила Мод и Саймону sms с просьбой порекомендовать кого‑нибудь ей на замену. Оказалось, что одна их знакомая может без проблем занять ее место. Они постараются связаться с нею как можно быстрее.

– Пришлите ее ко мне, и я немножко потренирую ее, – предложила Лиза.

Девушку звали Трейси. Энергичная особа, но руки и предплечья у нее сплошь были покрыты татуировками.

Лиза тактично предложила ей рубашку.

– На работе мы носим форму с длинными рукавами, – пояснила она. – Хью очень строг на этот счет.

– Старый ворчун, а? – поинтересовалась Трейси.

– Скорее, молодой ворчун; настоящий красавчик, – добавила девушка.

Трейси моментально воспряла духом. Оказывается, у этой работы есть свои скрытые преимущества.

Лиза изумилась тому, как быстро приспособилась к жизни, которая не вращалась вокруг Антона. Нельзя сказать, что она не скучала о ней: по несколько раз в день она спрашивала себя, чем они сейчас занимаются, и воспользуется ли Антон ее идеями и предложениями, чтобы переломить негативные тенденции в своем бизнесе. Впрочем, ей было о чем подумать и без того, тем более что дела ее на всех фронтах шли весьма успешно.

А для Лиззи время тянулось бесконечно. Острая и невыносимая боль утраты постепенно сменилась тупой, гнетущей тоской, которая грызла изнутри, и пустота, образовавшаяся в ее жизни, грозила поглотить ее без остатка.

– Думаю, мне надо найти какую‑нибудь несложную работу, – заявила она близнецам.

– Чем бы ты хотела заняться, Лиззи? – спросил Саймон.

– Да чем угодно. Могу убирать квартиры, например.

– Пожалуй, сейчас эта работа тебе не подойдет. Ты будешь очень уставать, – откровенно ответил Саймон.

– Ты могла бы управлять чем‑нибудь, Лиззи, – предложила Мод.

– О, нет, не думаю. Такая ответственность заранее пугает меня.

– Хочешь работать в ресторане Марко? То есть, в ресторане его отца. Они ищут кого‑нибудь на неполный рабочий день. Я слышала, как Эннио говорил, что им нужен человек, который следил бы за отправкой скатертей и прочего в стирку, принимал сыры и собирал чаевые с оплаты, полученной за прошлый день по кредитным карточкам. С такой работой ты ведь справишься, не так ли?

– Может, и справлюсь, но Эннио ни за что не поручит мне такого ответственного дела, – неуверенно заявила Лиззи.

– Разумеется, поручит, – поспешил уверить ее Саймон.

– Мы – одна семья, Лиззи, – воскликнула Мод, с удовлетворением глядя на кольцо невесты у себя на пальце.

Ребенок Ани должен был появиться на свет через пару месяцев, и в кардиологическом центре царило приятное возбуждение, главным образом из‑за того, что Аня не собиралась уходить в декретный отпуск.

– Здесь я чувствую себя намного спокойнее, – жалобно заявила она, и поэтому ей разрешили остаться, хотя она могла до полусмерти напугать кого угодно, когда делала глубокий вдох или вставала, чтобы достать папку из картотечного шкафа.

Клара Кейси уверяла, что неудачная прошлая беременность настолько застращала и расстроила Аню, что они просто обязаны немедленно прийти ей на помощь при первых же признаках схваток. Постельный режим, назначенный Ане, закончился, и она вернулась к работе, оставаясь, правда, под постоянным и неусыпным наблюдением. Клара понимала, что польке страшно – ведь она оказалась вдали от дома, от матери и сестер. Ее супруг Карл пребывал в еще большем возбуждении, если такое было вообще возможно. Он взял себе за правило торчать в клинике с утра до вечера – на случай новостей, говорил он.

Клара проявила терпение и понимание.

– О, не обращайте на него внимания, – распорядилась она. – Бедный мальчик сойдет с ума, если и на сей раз что‑либо пойдет не так.

У самой Клары тоже имелась причина для беспокойства, причем на домашнем фронте, коей служил Эннис и его сын. Их отношения не сложились с самого начала и ничуть не улучшились во время приезда юноши. Дез вернулся в Австралию, и время от времени они обменивались приветственными открытками. По мнению Фрэнка, который каждую неделю писал сыну пространные электронные письма, этого было явно недостаточно.

– Мог бы и позвонить, а не присылать раз в год открытку с видом Барьерного рифа, – ворчал Фрэнк.

Послушай, будь доволен тем, что имеешь. Моя Ади тоже не балует открытками. Я даже не знаю, где она сейчас и чем занимается. Такова нынешняя молодежь, и тут ничего не по делаешь.

А потом пришло письмо, которого они никак не ожидали.

«…в последнее время я ловлю себя на том, что все чаще думаю об Ирландии. Я знаю, что обошелся с тобой грубо и не поверил тебе, когда ты сказал, что не знаешь, что сделала твоя семья, но мне понадобилось некоторое время, чтобы уразуметь очевидное. Пожалуй, нам стоит попробовать еще раз. Я подумываю о том, чтобы побыть у тебя целый год, если, разумеется, это не причинит тебе особых неудобств. Я веду переговоры насчет работы и, похоже, мой диплом и ученая степень будут признаны в Ирландии.

Сообщи мне, пожалуйста, что ты об этом думаешь, и я займусь поисками квартиры, чтобы не стеснять тебя. Кто знает, может, за этот год мы и сумеем восстановить отношения, которые должны быть у отца с сыном. Как бы то ни было, я с радостью жду встречи с Кларой и даже с моими сводными сестрами…»

Оба долго молчали, прочитав письмо. Дез Рэйвен впервые выказал намерение помириться с отцом. И также впервые заикнулся о том, что хочет встретиться с Кларой…

Результаты экзаменов вывесили на доске объявлений в колледже. Ноэль, Фэйт и Лиза успешно сдали их и вскоре должны были получить свои дипломы. Они отпраздновали это событие огромными порциями мороженого в кафе рядом с колледжем и обсудили свои наряды для выпускного вечера. Они все будут одеты в длинные черные накидки с бледно‑голубыми магистерскими шапочками‑конфедератками.

– Конфедератками? – непонимающе переспросил Ноэль.

– Да, так они называются – что‑то типа таких четырехугольных шапочек с отложными полями, по которым нас будут отличать от инженеров, конструкторов и прочих специалистов. – Как всегда, Лиза была в курсе последних новостей.

– Я надену желтое платье. Оно у меня уже есть, а из‑под накидки его все равно почти не будет видно. Так что я лучше потрачусь на новые туфли, – решила Фэйт.

– А я присмотрела себе красное, а новые туфельки одолжу у Кэйт. – Лиза тоже все обдумала заранее. – А ты, Ноэль?

– Почему вас в первую очередь волнуют туфли? – поинтересовался Ноэль.

– Потому что все увидят их, когда ты поднимешься на сцену за дипломом.

– А если я хорошенько вычищу свои старые башмаки? – Он с сомнением опустил взгляд на ноги.

Девушки в такт покачали головами. Только новые туфли – и никаких разговоров.

– Я принесу тебе светло‑голубой галстук одного из моих братьев, – пообещала Фэйт.

– А я поглажу твою выходную рубашку, а деньги ты сможешь потратить на обувь, – поддержала ее Лиза.

– Столько суеты – и все ради чего? – недовольно проворчал себе под нос Ноэль.

– Сколько вечеров мы просидели на лекциях, сколько времени убили на занятия, и ты еще спрашиваешь – ради чего? – возмутилась Лиза.

– А как насчет фотографий, которые мы потом будем показывать Фрэнки? – подхватила Фэйт.

– Ладно, куплю я эти дурацкие туфли, куплю! – сдался Ноэль.

День вручения дипломов выдался солнечным и теплым. Это было очень кстати: отпала необходимость брать зонтик, и зрителям не придется щуриться, чтобы разглядеть действо за пеленой дождя. Фрэнки с превеликим восторгом наблюдала за сборами.

Она ползала по полу, путалась у всех под ногами и разговаривала сама с собой, выражая свое восхищение происходящим – впрочем, слова сливались в невнятное бормотание, пока они не разобрали в нем два слова «Фрэнки тоже».

– Ну, конечно, и ты идешь с нами, родненькая, – Фэйт подбросила малышку в воздух. – А у меня есть для тебя замечательное голубенькое платьице. Оно чудесно подходит голубому галстуку твоего папы, и ты у нас станешь самой красивой маленькой девочкой на всем белом свете!

Ноэль выглядел превосходно. Обе женщины осыпали его комплиментами, сдувая несуществующие пылинки с его плеч, а новые туфли вообще вызвали бурю восторга. Вскоре появилась Эмили, они усадили Фрэнки в коляску и направились к колледжу.

Во время церемонии Фрэнки вела себя безупречно. Намного лучше других детей, которые начинали кричать или брыкаться в самые торжественные моменты. Ноэль поглядывал на нее с гордостью. Она и впрямь казалась ему самой красивой на свете! Ведь он пошел на это ради нее – да, конечно, и ради себя тоже, но вся проделанная им работа стоила того, ведь она давала ему шанс обеспечить достойную жизнь своей дочурке.

Новоиспеченные выпускники гурьбой высыпали на сцену, и зрители вытягивали шею, стараясь разглядеть своих родных в толпе. А те тоже внимательно рассматривали собравшихся. Ноэль заметил Эмили, которая держала Фрэнки на руках, и улыбнулся им, испытывая радость и гордость.

Лиза заметила мать и сестру, принарядившихся ради такого события, и Гарри с друзьями.

А потом она увидела Антона.

Он выглядел потерянным; казалось, он чувствует себя чужим. Она вспомнила, как несколько месяцев назад сама вписала сегодняшнюю дату в его дневник.

Но теперь его появление не произвело на нее ни малейшего впечатления; во всем она была виновата сама. Антон никогда не любил ее. Она все выдумала.

Президент очень тепло отозвался о своих выпускниках.

– Чтобы закончить курс, им пришлось пожертвовать развлечениями и общественной жизнью. И они хотят поблагодарить вас, свои семьи и друзей, за поддержку, которую вы оказали им в этом нелегком деле. Каждый из выпускников, что стоят здесь, прошел долгий путь. Они стали другими по сравнению с теми людьми, которые много месяцев назад шагнули в неизвестность. Они приобрели намного больше, чем просто буквы с указанием ученой степени после своей фамилии. Они испытывают удовлетворение, знакомое только тем, кто начал заведомо трудное дело и довел его до конца. И от имени всех вас я искренне поздравляю их.

Голос его потонул в громе аплодисментов, и новые выпускники заулыбались и замахали руками, стоя на сцене. А потом началась торжественная церемония…

Они решили устроить праздничный ужин у Эннио: Ноэль, его семья, Эмили и Хэт, Деклан, Фиона, Джонни и родители Кэрроллов. Фэйт должна была привести отца и троих братьев. Лиззи взяла на себя обязанности координатора и заказала для них большой столик; Эннио обещал выставить счет по специальному тарифу; обслуживать гостей должны были Марко и близнецы. Лиззи даже собиралась присоединиться к ним за столиком.

Работа очень помогла Лиззи. Случалось, что она была настолько занята, что у нее не было времени присесть. Исчез пустой остановившийся взгляд, устремленный перед собой, от которого у ее соседей разрывалось сердце. А здесь царила рабочая суета и постоянное оживление. Со всех сторон раздавались громкие голоса, не оставляя времени для скорби о том, кого она потеряла. И в нужный момент рядом всегда оказывался Эннио со словами ободрения или чашечкой кофе. Она познакомилась с новыми людьми; людьми, которые не знали Матти. Ей не стало легче, просто боль утраты притупилась. Лиззи и сама чувствовала это, да еще и близнецы не оставляли ее своим вниманием. Она была верующим человеком. Она благодарила Господа каждое утро и каждый вечер за то, что Он сделал так, что Мод и Саймон с нею рядом.

Эннио предложил повесить над столом огромный транспарант с надписью: «FELICITAZIONI – TANTI AUGURI – FAITH LISA NOEL»[17]в алфавитном порядке, чтобы никто не чувствовал себя обиженным.

– И что это означает?

– Поздравления, наилучшие пожелания, – взволнованно ответил Марко.

Компания собралась весьма разношерстная, среди них были двое маленьких детей, но все быстро нашли общий язык, и общий разговор не смолкал ни на минуту. На столик подавали все новые и новые блюда и вино. Наконец, настала очередь огромного торта, на котором кремом и сахарной глазурью была нарисована квадратная академическая шапочка и свиток.

От других столиков к ним подошли посетители, чтобы взглянуть на такое чудо.

– Глазировку делала Мод, – с гордостью сообщил Марко.

– Мне помогали, – с деланной небрежностью отмахнулась от похвалы Мод.

– Но Мод была главной, – стоял на своем Марко.

Им подали игристое вино, чтобы поднять тост, а Ноэлю вручили бокал с соком бузины. Гости выпили за здоровье каждого из трех студентов, и ресторан содрогнулся от приветственных криков.

К удивлению собравшихся, Ноэль поднялся со своего места и попросил слова.

– Как сказал наш президент, мы в неоплатном долгу перед своими семьями и друзьями и, думаю, теперь самое время нам троим выпить за всех вас. Без вас и вашей помощи мы бы не смогли добиться успеха, а выпускной вечер и праздник так и вообще не состоялся бы. За родных и друзей, – закончил он.

Лиза и Фэйт встали рядом с ним и хором повторили тост.

– За наших родных и друзей.