Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 8. Тоха поступил в наш интернат два года назад
Тоха поступил в наш интернат два года назад. Перевели его из детского дома, то есть, из сиротского интерната. Так это теперь называется. Перевели – в порядке, так сказать, «культурного обмена». Это когда один интернат меняется с другим. Как, извините, в анекдоте про смену белья. Когда первая палата меняется со второй. Как правило, передают из интерната в интернат народ особый, заслуженный. Становится администрации совсем невмоготу кого‑нибудь воспитывать, она и передаёт объект воспитания в другие руки. Передаёт в надежде, что на новом месте трудный воспитанник станет другим. Или просто, честно говоря, избавляется. Но, часто, взамен отправленных в другой интернат заслуженных кадров, получает – ещё кого и похлеще. Куда же ещё девать этих сирот? Которые не вписываются в общую, коллективную жизнь? Так вот и Тоху передали. Мы «получили» его два года назад. Мать – лишена родительских прав, отца – не имеется. Типичный современный сирота. В четыре года нашли его одного в квартире. Голодного, полуживого. И пошёл Тоха по инстанциям: дом ребёнка, дошкольный детдом. А потом – три, или четыре интерната, которые передавали его друг другу. По всей области прокатился. И везде выделялся, везде выпендривался, и нигде больше года‑двух – задержаться не мог. Теперь он осел у нас. Уже целых два года выдержал. Вернее, второй учебный год заканчивается. И уже вполне созрел наш Тоха для дальнейшего перевода. Только куда? Он уже все областные интернаты обошёл. Кто его возьмёт теперь? В девятый класс вообще трудно кого‑либо перевести, а уж такую известную личность, как Тоха – и подавно. Дальше светила Тохе «спецуха», специнтернат для детей, совершивших правонарушения. Уже не раз ловили его на воровстве. Но пока прощали, только пугали. Конечно, жалко было его в «спецуху» отправлять. Тоха, при всём своём хулиганском поведении, не был злобным, не был мстительным, а, скорее, был весёлым и мог рассмешить других. Жалко, жалко. Основная воспитательница восьмого «Б», Елизавета Васильевна, прикрывала Тоху, как могла и когда могла. Правда, и она, в последнее время, стала выдыхаться. Буквально два дня назад она ко мне приходила, как раз насчёт этого Протоки. Пришла, села… Усталая, симпатичная женщина. Детей любит и умеет управляться с ними. Если бы не она – неизвестно, что было бы с этим восьмым «Б». – Наталья, давай что‑нибудь с Протокой делать! – сказала мне Елизавета Васильевна. – Что? Что делать? – Давай его психиатру, что ли, покажем. Не могу я с ним больше. Я ведь к нему – со всей душой. Сядем, поговорим – он всё понимает. Только выйдет – и опять что‑нибудь сотворит. Выключатели сломал, чтобы света не было… Двери в палату разбил, двери в туалет – разбил. Подрался с Закутным, у того синяк во всю щёку. Родители За‑кутного приходили, разбирались. И всё это – за одну неделю. – Да… Не мало. – Я его спрашиваю: за что ты Закутного бил? Почему? А он: так надо, Елизавета Васильевна! И всё! И врёт, постоянно врёт! О чём ни спросишь – на всё у него десять ответов, и все – враньё, враньё. – А что психиатр‑то сделает? – Ну, может, пропишет что‑нибудь. Успокоительное… – Это вам, Елизавета Васильевна, надо успокоительное. А у психиатров, как правило, методики другие. Ну, есть же у них отделения для нервных. Мы ведь туда детей отправляли, и не раз. Давай, поведём его к психиатру, и отправим его в это отделение. Пусть там полечится… А то уж я и не знаю, куда мы его будем летом де вать. Его уже ни один интернат не возьмёт. И ни один детский лагерь. – А сиротский лагерь будет на лето? – Директор говорила, что сиротского лагеря не будет. Денег нет в области, на лагерь этот. А в обычный, детский лагерь – разве можно такого послать? Ты бы хотела, чтобы твои дети отдыхали с таким? Ему в мае пятнадцать лет исполняется. Уже – не дитя. Уже юридически его нельзя посылать в детский лагерь. Был бы тихий – ещё было бы можно директора уговорить. А так… Нет, никто его не возьмёт. – Да, я знаю. Знаю, что пятнадцать лет. – Давай, давай, действуй. Сейчас – конец апреля. Сколько там осталось. Чтобы мы его, где‑то в конце мая, и отправили. Я буду с директором говорить. Или в «спецуху», или в отделение это… Лучше уж в отделение, согласись. – Пожалуй, – ответила я. – Ладно, я психиатру позвоню, и посоветуюсь, как лучше сделать. Однако, альтер‑нативочка у него! Или в «спецуху», или в психушку. А? Вы бы сами – что выбрали? – Ладно, не нагнетай, – сказала Елизавете Васильевна. – Он уже в этом отделении лежал два раза. У тебя, в твоей медкарте, разве не написано? – Написано. Лежал, два раза, а толку? – Нет, ну мы с тобой договорились? – Договорились, договорились. Что тут возразишь? Что тут непонятного? Всё, человек больше не может. До предела дошёл. Это я о Елизавете Васильевне. Бывали у нас случаи и похлеще. Есть у меня уже опыт, по отправке больных в психиатрические отделения. За те четыре года, что я работаю в этом интернате. Но те дети, которых мы отправляли, были действительно больными. Были и больные, были и умственно неполноценные, дебилы, и даже имбецилы, как‑то застрявшие в общих, «нормальных» интернатах. Бывало, мы отправляли лечиться детей с психозами, с антисоциальным поведением. С половыми извращениями, наконец. Но данный случай был‑пограничным. Личность Тохи, конечно, была далека от совершенства. Это, несомненно, была психопатическая личность. «Социально запущенная» личность. Но и то несомненно, что черты этой психопатической личности совершенно не утратили свей симпатичности. Развязное, с трудом входящее в рамки поведение – это да. Но не болезнь, в чистом виде. Не болезнь. А сколько вокруг личностей таких? Таких вот, пограничных? Не больных, но и не здоровых? Можно и к зеркалу подойти… И что, всех надо в психбольницу? Почему же Тоху этого надо посылать туда? В чём же тут разница? Разница была только в том, что личность Тохи была… ничья. Интернатская… Попал, попал Тоха сегодня. Добавил ещё одну славную страницу в своё личное дело. Это ещё директор ничего не знает, и Елизавета Васильевна ничего не знает… Мы с Надеждой допили кофе, и Надежда стала собираться домой. Я вышла её проводить. В дверях мы столкнулись со «старшей». – А я вас ищу, Наташа. Ну, как там Протока? – Ничего, спит. Я его уколола. – Перелом есть? – Наверно, есть. Завтра скажу. – Ну, не сообщай пока никуда… – Не волнуйтесь. Всё в порядке. Идите спокойно домой, сегодня моя очередь проверять отбой. Я проверю. А завтра – приду часов в семь, и кухню проверю. В это время с кухонного крыльца спустилась Надежди‑на родственница. Заметив меня и «старшую», она быстро пошла прочь, чтобы повернуть за угол. Надя попрощалась и побежала за ней. Сумка у родственницы была тяжёлой и она шла, склоняясь на один бок. Мы со «старшей» невольно проводили глазами уходящих, пока они не скрылись за углом. – М‑да… – сказала «старшая». – Какой груз тащит, с кухни‑то. Чуть не перегибается. Не знала, небось, что мы тут стоим. – М‑да… – сказала и я. – Надя говорит, что это она отходы забирает, для свиньи. – Ой ли! Нет, надо их проверять! Надо! – сказала «старшая». – Давайте вместе, – снова предложила я. – Проверяйте, Наташа. Вы проверяйте пока, а я присоединюсь позднее. В нужное время… В нужное время… Ну, до свидания, – сказала «старшая» и покачала на прощанье головой. У неё были свои планы. Мне вдруг показалось, что ей совершенно всё равно, сколько масла было сегодня в каше…
|