Глава 4. Все эти тайны «мадридского двора» были мне, признаться, не по нутру

Все эти тайны «мадридского двора» были мне, признаться, не по нутру. Всё‑таки хорошо, что я врач, и у меня есть моё дело, в котором отсутствуют подобные сомнения и колебания. Я пошла смотреть больных в изоляторе.

Там у меня лежали трое. Двое – с бронхитом, и одна девочка с высокой температурой, и болями в животе. Её положили утром, без меня. Воспитательница привела.

Я начала с этой девочки, с Анютки. Боли были не сильными, и пока – совершенно мне неясными. Аппендицит? Нет, не похоже. Симптомов раздражения брюшины не было.

Я решила немного подождать, не отправлять её сразу в больницу. Может, проявятся эти боли. Или понос начнётся, или просто простуда такая. Завтра закашляет, и сопли потекут.

Я принесла Анютке жаропонижающее, принесла табле‑точку ношпы.

– Укройся, Анютка, – сказала я, – и. постарайся уснуть. Я к тебе ещё приду.

Терпения, терпения дай мне, Господи. Терпения и внимания, чтобы не пропустить ничего.

Как же это терпение нужно, когда ты остаёшься с больным наедине, и надолго. Чтобы не паниковать, не бояться. Доверять себе и, главное, Богу доверять.

Господи, вразуми меня, чтобы я поступила правильно, и не навредила больным моим…

Паника – страшная вещь Я раньше работала под началом такой паникёрши‑заведующей. В детском отделении, в стационаре. Вот уж мастерица была! И себя запугивать, и больного – в панику вгонять. И больного представляла всегда в три раза тяжелее, чем он был на самом деле.

Потом, после того, как мы с мужем уехали, я ещё целый год вздрагивала.

Мало того, что паника, так ещё и вечная «презумпция виновности». Ещё ничего не произошло, а мы все уже виноваты. Подчинённые, конечно.

Каким же надо быть неуверенным в самом себе, чтобы так третировать подчинённых, своих коллег?

А здесь у меня – всё совсем по‑другому. Здесь я – сама себе хозяйка. Предпочитаю справляться сама, до тех пор, пока это возможно. Оставляю и бронхит, и ангину, если не очень тяжёлые. Мне ведь ещё и жалко их, этих детей. Одним, без родных, не сладко им в больнице. А навещать их тяжело.

Обычно воспитатели берут весь класс и – пешком, через весь город. Навещать. Пишут директору заявление, чтобы выписать продукты. Выписывают пару пачек печенья, пару банок сгущёнки, или килограмм яблок. Берут в кладовой и несут в больницу. А выпишут больного – надо санитарку посылать, чтобы забрала.

Вот я и кручусь – лечу сама. Балансирую, так сказать.

Медикаменты у меня пока есть. Правда, тоже – всё меньше и меньше, год от года. Но пока хватает. И на бронхит, и на ангину, и на понос.

Бывает, конечно, что и «Скорую» вызываю. Только стараюсь пореже.

Но в общем‑то я – фигура трусливая и зависимая. Забилась в свой угол, смотрю себе детей, гоняю своих вшей, мажу свою чесотку. Никого не трогаю, и меня никто не трогает… Разве хватит у меня силёнок – порядок навести в пищеблоке?

И СЭС нас беспокоит, конечно, но не сильно. Больше – формально.

У нашего директора – и СЭС прикормлена. Надо смотреть правде в глаза. Надо, надо. И в эту сторону – мне тоже надо теперь смотреть.

Никогда от нас СЭС не уезжает с пустыми руками. Когда бы не пришли, им сейчас же – мини‑банкет, или макси‑обед. И уже бежит Тамара с коробками, грузит им в машину. А, бывает, и так приезжают, и ко мне даже не заходят. А сразу – к директору, и сразу – коробки, коробки.

Почему это не трогало меня раньше? Почему не возмущало? Строго говоря, эти коробки дают и мне определённую свободу. Может, из‑за них СЭС не слишком мучает меня, а закрывает глаза на всякие мелкие недочёты?

Мы ведь существуем в мире субъективном. Вам что‑то не нравится? Вы считаете это нарушением? А вот это, батенька, как посмотреть… Если через коробку, то совсем не так уж и плохо. Не правда ли?

Почему же я раньше воспринимала все это, как должное? Ведь, строго говоря, всё, что отдавалось СЭС, всё это – не доставалось детям?

А я была совершенно спокойна!

И вообще, где та граница, за которой заканчивается благодарность, положенная, так сказать, по долгу вежливости и службы, и начинается неприкрытое воровство, взятки, подкуп?

Где заканчивается делёжка – от щедрот, и начинается воровство – от сирот?

Как оценить отдельную кастрюльку для сотрудников? Накрытый для комиссии стол? Подарок проверяющему?

Как оценить? Скажите мне, как? Где тут правда, Господи? Или в этой порочной системе, где воруют все и вся, совсем нет правды? Или всё это – и есть наша правда, как бы не была она противна на вкус?

Я одно могу сказать точно. С тех пор, как я перестала брать, мне стало легче. Но, одновременно, мне стало и гораздо труднее.

Помоги мне, Господи. Помоги разобраться во всём этом!

А то розовые очки сняла, а теперь – свет режет мне глаза…