Глава б. Антоха лежал под крышей перехода из учебного корпуса в спальный

Антоха лежал под крышей перехода из учебного корпуса в спальный. Он уже начал подниматься с асфальта. Высота, с которой он упал, была примерно на уровне высокого третьего, или низкого четвёртого этажа.

У Антохи была разбита голова и, видимо, поломана рука. Левая. Он присел, опираясь на правую руку, а левую – держал навесу. Кровь из пробитой головы текла на одежду и на асфальт.

Я присела рядом с Антохой и спросила:

– Жив?

– Угу, – ответил Антоха.

Ничего, жив! – громко сообщила я окружающим.

Потом я мельком осмотрела рану, прощупала Антохе голову, шейные позвонки и спину.

– Где больно?

– Рука… – сказал Антоха. – И голова…

– Встать можешь?

– Могу. Сейчас…

Я подставила Антохе плечо, и он поднялся. Двое ребят из его класса, восьмого «Б», подхватили Антоху с обеих сторон.

– Куда его?

– Туда, к изолятору! Только потихоньку!

Пока Антоха, с сопровождением, продвигался в сторону входной двери, из неё выскочила встревоженная Светлана Сергеевна, «старшая».

– Что? Что? Что опять случилось? – закричала она от самой двери. – Опять ты, Протока? Опять?

Она приблизилась к группе сочувствующих и спросила меня, уже значительно тише:

– Что с ним?

– Руку, видимо, сломал. Рана на голове – не страшная. Впрочем, кровь надо отмыть, тогда точно скажу. Возможно, есть сотрясение. Сейчас, разберусь.

Светлана пропустила детей вперёд и задержала меня у двери.

– Наталья… Ты там того… справься, пожалуйста, без больницы… А то придётся травму – в область сообщать… Ты же понимаешь… И воспитателю не поздоровится, и мне. И тебе, между прочим.

– Знаю, знаю, – ответила я. – Подождите, я должна посмотреть его, как следует.

И тут нам навстречу выбежала воспитатель восьмого «Б», в распахнутом белом халате. Выглядела она не очень симпатично. Седоватые волосы, со следами краски по краям, развевались неопрятными космами. Стоптанные туфли болтались на худых ногах. И кривилось – такое же, как и туфли – старое, «стоптанное» лицо.

Класс её дежурил по кухне, и она была в столовой, вместе с дежурными. Не видела, как Антоха полез на крышу.

– Ты! Ты! – кричала она на Антоху. – Ты вгонишь меня в гроб! Я не могу с ним, я больше – не могу! Всё Светлана Сергеевна, я увольняюсь! Я не могу больше терпеть этот ужас! Или забирайте его из этого класса, или я сюда больше на подмену не выхожу! Не выхожу! Или он, или я!

– Наталья Петровна, он как? – спросила она у меня. Конечно, она волновалась. Случись что – первой бы пострадала она.

Эта воспитательница, Ангелина Степановна, была на восьмом «Б» не постоянной, а подменной. Ей уже было за шестьдесят. Годы такого тяжёлого, и такого нервного, а так же практически неоплачиваемого труда давно уже сделали своё дело.

Справиться с трудным восьмым классом, состоящим на треть из сирот, было ей не по силам.

Она мельтешила, мельчила, ругалась со своими восьмиклассниками, а когда они успокаивались, начинала к ним придираться и дёргать их по пустякам.

И дети её не боялись, не слушались, а иногда – просто издевались над нею. Иногда её было просто жаль.

Но сколько не грозилась она уволиться и уйти, всем было ясно, что она никуда не уйдёт. Куда ей было идти, на старости‑то лет?

Вот она и работала «подменной» воспитательницей, на трёх классах. С двумя третьими классами она ещё худо‑бедно справлялась, квохтая над ними, как курица.

Но восьмой… Да ещё восьмой «Б»…

– Ничего, ничего. Жив, – успокоила я Ангелину Степановну. – Головой ударился.

– Может, у него мозги теперь не место встанут! И тут герой сам подал голос:

– А у меня мозги и так на месте! – сказал Антоха.

Я тебе дам – на месте! Я тебе покажу твоё поганое место! – воспитательница восьмого «Б» могла и дальше продолжать, выкладывая всё, что накопилось у неё на душе, но мы уже подошли к двери изолятора.

– Всё, всё. Дальше, пожалуйста, уже никто не проходит! Всё! Надежду Ивановну‑то пропустите!

И я закрыла двери изолятора. Надя прошла за мной.

По специальности Наденька – инженер‑конструктор. Так вот сложилось у неё в жизни, что пришлось ей идти в санитарки.

Наденька с сыном убежали из Прибалтики, бросив там квартиру и всё нажитое. И сейчас Наденька, со своим видом на жительство, нигде устроиться не может. Нет для неё работы у нас в городе. Нет никакой работы, кроме как санитаркой.

Хотя, по сути, работает она, иногда, и получше квалифицированной медсестры.

Благослови тебя Бог, Наденька.

Не очень я была, в жизни своей, дружбой избалована. Всё переезды, да новые места. Только привыкнешь, а уже и уезжать пора.

И вот, наконец… Спасибо, Господи, за то, что послал мне подругу. И по жизни, и по духу.