Дарвин, как неврастенический гений

Чарльз Дарвин, как автор книги “Происхождение видов..." и величайший революционер в науке XIX столетия, обратил на себя, конечно, внимание всех своих современников и его жизнь и личность сделались предметом многочисленных исследований. Однако, до публикования его автобиографии и воспоминаний его сына оставалось неизвестным, что он страдал большую часть своей жизни хроническими головными болями. ДокторW.A.Johnston высказывал в своей статье (в журнале “American Anthropologist, 1901 года) мнение, что Дарвин страдал неврастенией, основываясь при этом на целом ряде фактов. Однако, неврастения, как теперь принято думать, принадлежит к тем обобщающим словам, которые нуждаются в более точном определении. С другой же стороны неврастения, как это указывает эндокринология, есть результат эндокринных расстройств, главным образом, недостаточности надпочечников. Недостаток взаимодействия, равновесия и компенсации в цепи желез с внутренней секрецией — такова база развивающейся слабости нервной системы. У Дарвина мы безусловно имеем дело с такого рода неврастенией. Дарвин страдал ненормальной утомляемостью, отсутствием стойкости и выносливости, как при умственной, так и при физической работе. Этим недугом он страдал от двадцатых до шестидесятых годов своей жизни. В годы детства он был крепок и здоров, имел страсть к прогулкам и, хотя его учителя не находили его способным мальчиком, все же отмечали за ним сильную любознательность. Хорошее состояние его здоровья продолжалось, по-видимому, до 21 — 22 года. После этого начинаются его страдания.

Что представлял собой Дарвин в отношении своей эндокринной конституции? Отец его был разновидностью питуитоцентрической личности с постпитуитарной недостаточностью. Он был ростом в 6 футов два дюйма и чрезвычайно тучный человек. Он хотел сделать из своего сына врача, следуя в этом сохранившейся в семье традиции: Эразм Дарвин, дедушка Чарлза Дарвина был тоже врачем. Его сын однако, не имел склонности к такой профессии и получил в упрек от отца следующие знаменательные слова. “Ты ни к чему другому не пригоден, как стрелять собак и ловить крыс и этим покрываешь пятном позора самого себя и всю нашу фамилию”. Кэмбридж следует после Эдинбурга, он бросается от одного предмета к другому—от медицины к теологии, от теологии к естествознанию. Дружба с естествоиспытателем Henslow окончательно решает его карьеру в пользу естественных наук. Henslow узнал, что пароход Beagle предпринимает научно-исследовательскую экскурсию и рекомендовал Дарвина, как естествоиспытателя, и Дарвин отправился в путешествие. Во время этого путешествия он заразил себя неврастенией. В Plymouth'е в ожидании отхода корабля, он вдруг почувствовал сердцебиение и боли в области сердца в связи, очевидно, с происходящим гипертиреандизмом, вызванным возбуждением. Во время путешествия, продолжавшегося пять лет, он часто болел морскои белезнью. Штурман передавал, что часто Дарвин, проработав час за микроскопом, говорил ему: “Дружище, я принужден принять горизонтальное положение” и ложился. Он ложился у рабочего стола, потом опять брался за работу, чтобы через некоторое время опять лечь. Утомление часто охватывало Дарвина и он принужден был часто отдыхать. Страдание Дарвина охватило всю секреторную деятельность его тела и действовало, очевидно, истощающе на потенциальную, адреналинную силу организма. Вернувшись в Англию, Дарвин продолжал болеть, при чем состояние его здоровья после женитьбы ухудшилось может быть, в связи с ухудшившимся материальным положением. Он вскоре принужден был оставить Лондон. Шум большого города и частые встречи с учеными друзьями, посещение собраний научного общества,—все это переутомляло его до изнеможения После такого рода переутомления с ним случались припадки судорог с рвотами и головокружением. Дарвин был принужден подчиниться вполне определенному строгому режиму. Незначительное нарушение этого режима выбивало его из колеи, и он уже был неспособен заняться чем-нибудь. Раннее утро — единственное время, когда Дарвин мог умственно и физически работать. Вечером он был совершенно изнеможен, и каждое движение было для него сопряжено с большим усилием. Кроме всего он страдал бессонницей и какой-то странной чувствительностью к теплу и холоду. В 1859 году, когда вышла из печати его книга “Происхождение видов”, он писал одному своему приятелю, что здоровье ему совсем изменило, что он страдает расстройством желудка, головными болями, что дух и тело его безнадежно разбиты, и жизнь сделалась для него тяжелым бременем. Те двадцать лет, которые он посвятил научным исследованиям, были для него длинной мукой. Больше чем 16 лет, в течение которых он работал над бессмертными классическими своими трудами по биологии, он был самый несчастный среди страдающих людей. Его жизнь была беспрестанным чередованием кратковременной работы с долгодлящимся отдыхом. Все же ему удалось опубликовать 23 тома научных трудов и 51 научную статью. Ведя в течение 36 лет как бы санаторную жизнь и подвергая себя лечению продолжительными отдыхами, он в конечном счете выполнил работу, на которую не способны миллионы людей, ведущих самую строгую трудовую жизнь. Что все опасности, связанные с разрушительным действием адреналинной недостаточности, пережил он благополучно — объясняется исключительным уходом за ним его жены и детей, который как бы снабжал его недостающей эндокринной энергией. Мы привели все эти подробности, желая анализировать инкреторную конституцию этого исключительно гениального человека, и установить, что он действительно страдал неадеватной функцией адреналинных желез, ибо симптомы хронической, хотя и доброкачественной адреналинной недостаточности характеризуют истрию его жизни. Прирожденный супериоритет гипофиза, и гиперфункция щитовидной железы спасли Дарвина от его адреналинной недостаточности. Обе железы, вместе взятые, до некоторой степени компенсировали недостаточность адреналинных желез.

Каковы будут другие наши доводы в пользу того, что Дарвин, несмотря на свою неврастению, был питуитоцентриком? —Данные физического и физиологического его статуса, а также портреты и фотографии. Он был высок и худощав, по телосложению широк и крепок. Лицо его покрыто легким румянцем, а серые его глаза смотрели из под густых бровей. Большие, выдающиеся уши, прямые волосы, широкий хорошо развитый нос. Все эти черты — питуитарные черты. На фотографии Дарвина, сделанной в 1854 году, виден крепкий плотный подбородок в соответствии с физиогномическими особенностями антепитуитарного типа. Чарльза Дарвина можно, таким образом, характеризовать с эндокринной точки зрения, как человека с гиперфункцией гипофиза при преобладающей функции передней доли над задней. Одновременно надо отметить у него избыток тиреоидной инкреции при недостаточной адреналиновой инкреции. Такая секреторная комбинация снабжает слабое тело великим умом Дарвина. Интересно отметить, что Эразм Дарвин—дедушка Дарвина, представляет нам питуитоцентрика, но только с круглой головой и полным лицом, черты, указывающие на преобладание постпитуитарной функции над антепитуитарной; соответственно этому он был человек с более спекулятивным умом и поэтической натурой в сравнении с его внуком. Кроме этого, он был более вспыльчивый и имел властный характер.

После 1872 года, когда Дарвину исполнилось 63 года, в его здоровьи наметилось изменение к лучшему. Последние 10 лет его жизни состояние его здоровья было до того отрадное, что семья его питала наилучшие надежды. Он стал способен к более усидчивой работе, не чувствуя потом обычной усталости и разбитости. Это должно быть объяснено наступлением гонадопаузы с прекращением деятельности интерстициальных клеток. В связи с этим у мужчин почти всегда наступает усиленная функция надпочечников и лучшее самочувствие, несмотря на повышение кровяного давления. В относительном благосостоянии Дарвина за последние 10 лет жизни мы имеем лучшее доказательство того, какую злополучную роль играла адреналиновая железа в жизни Дарвина.

Оскар Уайльд

История О. Уайльда представляет из себя одну из величайших трагедий английской литературы и жизни. В свое время он привлекал к себе внимание всего мира и еще и теперь остается объектом спора. Как писатель и художник, автор “Портрета Дориана Грея” и “De profundis" принадлежит вне всякого сомнения к величайшим художникам. Как осужденный преступник, он в свое время отбывал два года каторги в Reading'овской тюрьме, а затем, одержимый хроническим алкоголизмом, умер всеми забытый в Париже. Еще и теперь Уайльд остается предметом разговоров, когда дело касается гомосексуальных наклонностей. О. Уайльд был, как известно, гомосексуалист.

Как в других разобранных нами случаях гениальности необходимо и здесь заглянуть в его “наследственность внутренней секреции”. Его отец, Sir William Wilde, был хирургом. По его фотографиям мы узнаем, что у него было длинное и широкое лицо, свойственное питуитоадреналиноцентрической личности. Соответственно этому верхняя часть лица выражает одухотворенность, нижняя часть его — животную натуру. Он был деятельный практический человек и пользовался большим успехом в жизни. Его жена напоминает Florence Nightingale, как лицом, так и своей фигурой и поведением. Она принадлежала также к питуитоадреналинному типу строения личности и как таковая имела сходство с мужем. Но так как у женщин антепитуитарный и адреналинный супериоритет ведет к маскулинизму, то мать О. Уайльда должна быть отнесена к маскулинному типу женщины. Она была энергичная женщина с агрессивной натурой. В свое время она принимала участие в революционном движении в Ирландии. Таким образом, мы видим, что О. Уайльд по своему происхождению есть результат смешения двух однородных инкреторных аппаратов. Такой процесс может быть сравниваем с партеногенезом. Известно, что мать О. Уайльда, будучи им беременна, часто выражала желание, чтоб ее дитя было девочкой. Когда у нее вместо желанной девочки родился мальчик, она была очень огорчена. Этим и объясняется, что она воспитывала своего сына на манер девочки. Она одевала его как девочку и в тот возраст, когда он уже отчаянно рвал одежду. Она украшала его драгоценными каменьями и играла с ним, как с девочкой — куклой. В свете современной психологии и с точки зрения ее эндокринного статуса, такое поведение должно быть рассматриваемо, как пробивающаяся наружу (подавляемая раньше) сильная гомосексуальная страсть. Если бы ее сын уродился строго маскулинным типом, то ее вредное на него влияние не имело бы благодатной почвы и исчезло бы, как только он пришел бы в соприкосновение с внешним миром. Ее временное влияние на его вегетативную систему исчезло бы так же, как только его внутренняя секреция утвердилась бы в своих правах и определила бы по своему его судьбу.

Однако, этому не суждено было осуществиться. Своеобразное взаимодействие функционирующих желез внутренней секреции сделало из О. Уайльда то, что мы называем тимоцентрической личностью. Произошло это так вот почему. Питуптоадреналинная конституция плюс питуптоадреналпнная конституция родителей составляют согласно правилам арифметики 2 питуитоадреналинных конституции. Однако, произошло не сложение обоих факторов, а в силу некоторых условий взаимная нейтрализация. В результате такой нейтрализации получилось постоянное преобладание зобной железы с непостоянством двух других взаимнонейтрализированных желез.

Что говорит за то, что О. Уайльд был тимоцентрик? — То обстоятельство, что во время полного своего развития он имел все признаки преобладания зобной железы. Мы имеем большое количество хороших фотографий и описаний его внешности, дающих нам возможность судить о нем, как о живом человеке. Очень хорошее описание наружности О. Уайльда дал нам Henry de Regniev: “Этот иностранец (Wilde) был высок и был очень тучным человеком. Его своеобразно сложенная фигура делала его гладко выбритое лицо еще более широким. Это было типичное безбородое лицо, как рисуются такие лица на монетах. Руки его... были мясистые и пухлые”... Наиболее достойны внимания в этом описании Уайльда его высокий рост и отсутствие или очень скудная растительность на лице. Классическая разновидность тимоцентричсского телосложения — высокий рост, дето-подобная кожа, незначительная растительность или полное отсутствие ее на лице. Тюремный сторож, охранявший О. Уайльда, рассказывал о внешности Уайльда следующее: “Прежде чем уходить из своей камеры, чтоб пойти на свидание к ожидавшему его посетителю, он каждый раз всячески старался спрятать в своем красном носовом платке свой небритый подбородок”. Он стыдился своей скудной растительности на подбородке и на щеках и это принуждало его прятать подбородок. Все вышеизложенное говорит за тимоцентрическую природу О. Уайльда. Другой важный признак тимоцентричности Уайльда это тембр его голоса. Его голос был описан, как красивый тенор, когда Уайльд говорил при полном душевном спокойствии. Но он становился очень тонким и пискливым, когда он говорил под влиянием волнения. Такой голос говорит за ларинкс, оставшийся частично или целиком на инфантильной ступени развития (как у женщин). За тимоцентрическую конституцию Уайльда говорят еще и большие женоподобные груди. В общем и целом О. Уайльд представлял собой случай Status Lim[haticus — terminus texhnicus для обозначения тимоцентрической личности.

Как это часто бывает в случаях тимоцентрической конституции питуитарная железа старается компенсировать недостаточную функцию зобной железы. Необыкновенная величина его головы — питуитарная особенность. Стремясь к тому, чтобы занять больше места для своего развития, гипофиз необычайно развил в Оскаре Уайльде любовь к прекрасному,—черта свойственная женской постпитуитарной природе, и в то же время наградил его хорошим интеллектом. Но в обществе, организованном для лиц с чисто маскулинной или чисто фемининной психоконституцией, О.Уайльд должен был потерпеть полное крушение в силу закона естественного отбора, сметающего с лица земли неприспособленные вариации. В тюрьме Уайльд страдал страшными головными болями, что следует связать с изменениями его питуитарной железы. Боли эти он локализовывал над глазами. Такими головными болями он страдал до самой смерти и в значительной степени они должны быть приписаны также действию абсента, с которым Уайльд тоже не расставался до конца своей жизни.