Расстройство аппарата внимания у Гоголя.

Первое и главное условие (при наличии других, конечно, условий) для того, чтобы хорошо учиться—необходимо, чтобы аппарат внимания был подчинен воле данного индивидуума, хотя бы настолько, чтобы некоторое время иметь возможность воспринять слушаемое, т. е. иначе говоря уметь сознательно пользоваться своим активным вниманием: внимательно слушать. Это возможно лишь тогда, когда волевая сфера человека и все другие элементы психики настолько между собой сочетательно связаны и в контакте, что одно с другим гармонично сочетаются. Так бывает у здорового человека со здоровой психикой.

Психика же Гоголя страдала расщепленностью: отдельные элементы его психики настолько диссоцированы, что не сочетаются гармонично друг с другом и часто идут вразброд. Обратим внимание на самый основной дефект психики Гоголя, на его внимание.

Арнодьди,³ знавший хорошо Гоголя, очень тонко подметил основное свойство Гоголевского аппарата внимания: “Если вы рассказывали ему что-нибудь, - говорит Арнольди, - он никогда не старался вникнуть внимательно в ваш рассказ, заметить, насколько он был справедлив. Он просто переставал вас слушать, делался рассеянным, и ясно показывал вам, что рассказ не занимает его. Учиться у других он не любил”. “Потому что он не мог”, справедливо добавляет к этому ценному наблюдению Арнольди профессор Чиж, и именно потому не мог, добавим мы теперь, что фокус внимания сдвигался помимо его воли, помимо его сознания на побочные подсознательные восприятия, которые были сильнее, чем сознательные восприятия, и потому завладевали фокусом внимания, и он делается невнимательным, неслушающим, рассеянным. И эта рассеянность у него несомненно патологическая. Каждый из нас, будучи рассеянным в известные моменты, однако, в состоянии выйти из этой рассеянности при желании или надобности, в то время как из патологической рассеянности это сделать очень трудно, а иногда и невозможно. Это исключает возможность сознательного восприятия или во всяком случае понижает резко настолько, что человек такой сознательно учиться чему-нибудь не может как бы он не хотел. Таков был Гоголь. Он неоднократно и беспрерывно пробовал, старался учиться, потому что жизнь требовала от него настойчиво. Гоголь был очень умный, наблюдательный человек, он отлично понимал, что без знания далеко не уедешь, и он неоднократно пробовал учиться, потому что ему было стыдно наконец за свое невежество (он, например прятал учебники, впоследствии, когда он хотел свой пробел заполнить, чтобы, боже упаси, кто не заметил, что он взросльп человек, писатель, учится элементарнейшим вещам достойным ученика какого-нибудь 3-го класса гимназии). Но он не мог учиться. Он не мог, потому что его расщепленная, дисгармоничная психика шизофреника не давала ему возможности учиться хотя бы удовлетворительно и отбивала у него, в конце-концов, всякую охоту учиться и он делался равнодушным к науке.

Аутистические переживания у Гоголя настолько резко бросались в глаза, что не могли не обратить внимания окружающих Гоголя. Об этом свидетельствуют следующие данные:

Смирнова, наблюдая Гоголя летом в 1837 г. в Бадене, отмечает следующее: “... Гоголь приехал туда больной, но не лечился. Он только пил воды в Лихтентальской аллее и ходил или лучше сказать, бродил один но лугу зигзагами возле Стефан-бада.

Часто он был так задумчив, что его звали и не могли дозваться. Если же это и удавалось, то он отказывался гулять вместе, приводя самые странные причины”.

В письме к Чижову (Шенрок, Т. I, с. 725) Гоголь жаловался на то, как аутистическое мышление отвлекало его в сторону помимо его воли: "... я, например, вижу, что кто-нибудь споткнулся, тотчас же воображение за это ухватится, начнет развивать, и все в самых страшных призраках. Они до того меня мучат, что не дают мне спать и совершенно истощают силы”.

Современник Гоголя, Н. Мизко (литератор) сообщает, что ни один из портретов Гоголя не дает полного понятия о его выражении лица, в особенности глаз, то беспокойно бегавших, то на продолжительное время устремленных в одну точку.

В таком состоянии творец “Мертвых душ” не обращал никакого внимания на окружающее, а потом как-то стремительно просыпался, пытаясь разговором изгладить неприятное впечатление, произведенное его невниманием к обществу. Он пробовал шутить, но это редко удавалось ему. В конце-концов он опускал голову вниз и усердно выбивал дробь пальцами по колену. А когда приходил в себя—страшно конфузился и виновато озирался вокруг. Окружающие в таких случаях старались не смотреть на Гоголя и делали вид, что не обращают внимания на его странности.