Глава четвертая 4 page

– Рия, почему вы об этом спрашиваете?

– Трудно сказать. Как говорится, кое‑что попалось мне на глаза, и я подумала, что вы могли бы многое прояснить.

– А ее саму вы спросить не можете?

– Нет. – Последовало молчание. – Мне попался на глаза ее дневник, – призналась Рия.

– Угу.

– Вы шокированы?

– Нет. Разве что чуть‑чуть.

– Поверьте мне, каждая мать поступила бы так на моем месте.

– Верю. Но что вы узнали?

– Моя дочь видела то, что ее очень расстроило. Вот и всё.

– Она ничего мне не сказала. Надеюсь, вы не думаете, что ее расстроил я? – Лицо Колма стало суровым.

– О боже, нет! Ну вот, я все испортила… Нет, нет, конечно, я так не думаю. Она написала в дневнике, что вы были очень добры, помогли ей и она хотела вам рассказать об этом, но не смогла. Не понимаю, что она могла там увидеть…

– Там?

– Она ведь упала у вашего ресторана, верно?

Колм помнил, что на самом деле Энни упала в переулке. Но это был ее секрет, который ему следовало хранить. Секрет, который она не доверила никому, кроме личного дневника.

– Нет, – задумчиво сказал Колм. – Там не было ничего такого, что могло ее расстроить.

Рия взяла себя в руки.

– Мне очень неловко, но вы должны меня простить. Я прощаюсь с детьми на целый месяц и сильно нервничаю.

– По‑моему, они прекрасно держатся. И вы тоже, – с восхищением сказал Колм.

– Кто знает? – ответила Рия. – Когда много лет назад умер мой отец, я по ночам обыскивала дом, пытаясь найти спрятанный им клад. Мне очень хотелось, чтобы мать перестала говорить о нем гадости и жаловаться на то, что он плохо нас обеспечил. Но все вокруг тоже говорили, что я хорошо держусь.

– Я вас понимаю, – сочувственно кивнул Колм. – Наш с Кэролайн отец был горьким пьяницей, и я мечтал о волшебном напитке, который мы могли бы ему дать, после чего он перестал бы пить и стал нам с сестрой настоящим отцом… Но такого напитка не было, – бесстрастно закончил он.

Рия никогда не слышала, чтобы Колм рассказывал о своем прошлом.

– Мы, брошенные жены, позволяем своим детям унывать, читаем их дневники, теряем их отцов… мы безнадежны! Наверное, единственное, чем я могу им помочь, это сегодня вечером устроить барбекю в саду. – Она горько усмехнулась.

– Вот и хорошо. Я принесу Энни немного овощей. Она еще не отказалась от своей вегетарианской диеты?

– Нет, Колм, не отказалась. Спасибо, вы настоящий друг.

– Я буду скучать по вам.

– Как знать, вдруг Мэрилин вам понравится, и к моему возвращению вы станете закадычными друзьями?

– Я вам сообщу, – пообещал он.

И Рия пошла домой устраивать праздник в честь своего расставания с детьми.

Они почти ничего не рассказали ей о своей встрече с Бернадеттой. Рии очень хотелось знать все подробности, но она не спрашивала. Дети не должны были считать, что они обязаны отчитываться, возвращаясь из одного лагеря в другой. Она узнала только факты: вопрос о плавании по Шаннону на катере снова встал на повестку дня, а новый дом, который день и ночь переделывали рабочие Барни Маккарти, наконец закончен. Еще пахнет краской, но завтра они будут там ночевать.

Рия выяснила, что в комнате Энни будут стоять две кровати, а Брайану поставят раскладушку в комнате, которая в принципе была предназначена для хранения всяких приборов. «Стиральных машин, сушилок и прочего», – объяснила Рия. Брайан был разочарован; он думал, что речь шла о научных приборах.

А еще они познакомились с матерью Бернадетты. Она классная и будет возить их в бассейн, где им дадут шесть уроков плавания. Это подготовит Энни и Брайана к пользованию бассейном в Америке. Рии казалось, что она знает о жизни детей в ее отсутствие всё и одновременно ничего. Ощущение было жутковатое. Словно она умерла и парит у них над головами как призрак, пытающийся вмешаться, но не способный говорить, потому что у него нет тела.

Они ужинали в саду. Кебабы, сосиски для Брайана и мелкие овощи, которые Колм принес в корзинке для Энни. Казалось, Климент тоже понял, что они уезжают; он пришел и смерил всех укоризненным взглядом.

– Надеюсь, она будет играть с ним. Немножко развлекать, – сказала Энни. – Клименту нельзя давать скучать. Это ему не идет.

– Ты ведь можешь прийти к Мэрилин и рассказать о характере своего кота, правда?

– Завтра утром ты улетишь, и этот дом перестанет быть нашим, – ответила Энни.

– Верно. Но ведь тут будет жить женщина, в дом которой ты скоро приедешь сама, так что вам следовало бы ей представиться.

– А это обязательно? – Брайану не нравились нудные разговоры со взрослыми.

– Конечно, нет. Просто проявление вежливости, только и всего.

– Колм обещал приглядывать за Климентом. Он любит его так же, как и я, – весело сказала Энни.

Нет, надеяться на откровенность Энни не следовало. И ни за что на свете не следовало признаваться, что Рия читала ее дневник. Если дочь узнает об этом, то больше никогда не сможет ей доверять.

Вечер был теплый, и они долго разговаривали о своих планах.

Большинство детских вещей уже было переправлено в дом Дэнни. Розмари сказала, что завтра с самого утра отвезет туда же и самих детей, чтобы у Рии было время собраться без спешки. В Америку они полетят уже не с Тара‑роуд, а из дома отца. Рия оставила им списки нужной одежды, прикрепленные липкой лентой к внутренней части крышки чемодана. Перед отъездом они должны были все тщательно проверить.

– Она сказала, что ты хороший организатор, – поведал матери Брайан.

– Кто, Бернадетта? – Рия пыталась говорить равнодушно.

– Она увидела чемоданы, и тут папа сказал, что ты – Королева Списков. – Брайан посмотрел на мать, надеясь, что она обрадуется. Но Энни, которая в таких вещах разбиралась лучше, понимала, что этот разговор удовольствия матери не доставит.

– Так и есть. Твой папа прав, – с деланой улыбкой ответила Рия, хотя на душе у нее скребли кошки из‑за того, что Дэнни насмехался над ней с этой девчонкой Бернадеттой.

– Папа ведь приедет с тобой попрощаться, правда? – Брайан еще надеялся на то, что нормальные отношения между родителями восстановятся.

– Да. Когда вы ляжете спать. Нам с ним нужно кое‑что обсудить.

– А вы не поссоритесь? – тревожно спросила Энни.

– Нет. Сама знаешь, мы больше не ссоримся.

– При нас нет, но в остальное время сводите друг друга с ума, – проворчала девочка.

– Вряд ли это так, но на все можно смотреть с разных точек зрения. Например, я считаю, что твоя бабушка слегка с приветом, потому что она тратит уйму времени на стариков из «Святой Риты» вместо того, чтобы общаться со своими сверстниками. Но она себя чувствует там как рыба в воде.

– Потому что они зависят от нее и нуждаются в ней. К тому же в «Святой Рите» она самая молодая, а в других местах была бы просто старой кошелкой, – ответила Энни так просто, словно это разумелось само собой.

Рия сказала детям, что будет звонить им каждую субботу, а они могут звонить ей в любое время, потому что в доме на Тюдор‑драйв есть автоответчик. Но тратить деньги Дэнни и Бернадетты на долгие разговоры не следует.

– Не думаю, что у нее много денег, – сказал Брайан. – Я думаю, что это деньги в основном папины.

– Брайан, у тебя мозгов меньше, чем у блохи, – ответила ему Энни.

Дэнни приехал в десять вечера. Рия с ужасом поняла, что испытывает к нему физическую тягу и что так будет всегда. Ничто не изменилось со дня их знакомства в агентстве недвижимости и опьяняющего открытия, что он смотрит на нее чаще, чем на Розмари. К его лицу так и хотелось прикоснуться. Нужно держать себя в руках. Вести себя холодно, чтобы Дэнни не догадался о своей власти над ней.

– Давай на минутку выйдем в сад. Там так спокойно… Что‑нибудь выпьешь?

– Светлого пива нет?

– Увы, нет. Я вижу, у тебя появились новые вкусы.

– Тогда чай.

– Мы что, действительно сводим друг друга с ума? – непринужденно спросила Рия, ставя чайник.

– Не думаю. А что?

– Так считают дети.

– Откуда им знать? – улыбнулся он.

– Они говорят, что новый дом очень красивый.

– Вот и отлично.

– Слушай, тебя можно попросить не спускать глаз с этой Китти? Сам знаешь, она никогда мне не нравилась, но она уже не девочка и может сбить Энни с пути истинного, – Рия стала серьезной.

– Конечно. Что еще?

– Брайан родился грязнулей. Настоящим поросенком. Ты не поверишь, но с ним невозможно находиться в одной каюте. Тебе придется заставлять его менять одежду каждый день, иначе он будет носить одно и то же целый месяц.

Дэнни улыбнулся.

– Я запишу.

– А у тебя есть какие‑нибудь пожелания на время их пребывания в Стонифилде? Может быть, им не следует там что‑то делать?

Вопрос удивил Дэнни. И в то же время польстил ему.

– Не знаю… Наверное, уличное движение. Нужно будет предупредить их, что в Америке при переходе улицы следует смотреть в другую сторону.

– Разумно. Обязательно предупрежу.

– Может быть, там им следовало бы посетить места, которые расширяют кругозор. Музеи, картинные галереи. Это могло бы помочь им в школе.

– Конечно, Дэнни.

Рия и Дэнни взяли чашки, вышли в сад и сели на каменную скамью. Наступила пауза.

– Насчет денег, – сказал он.

– Ну, я купила себе билет на самолет, а ты купил билеты им. Все остальное остается по‑прежнему, верно? Я имею в виду те же расходы на хозяйство, которые ты оплачиваешь здесь.

– Да, – слегка напряженно ответил Дэнни.

– Что‑то не так?

– Нет, все в порядке.

– Оплата электричества, газа и телефона будет производиться банком автоматически…

– Да, – снова сказал он.

– Значит, вопрос с деньгами решен? – спросила Рия.

– Думаю, да.

– Надеюсь, вы хорошо проведете время на Шанноне. В какую сторону вы поплывете, на север или на юг?

– На юг, к Лох‑Дерг. До самых болот множество красивых маленьких городков. Дай бог, чтобы повезло с погодой.

Они разговаривали как чужие.

– Я уверена, что так и будет. Долгосрочный прогноз хороший, – уверенно сказала Рия.

Последовала еще одна пауза.

– А я надеюсь, что тебе понравится там, – ответил Дэнни.

– Не сомневаюсь, что так и будет. Спасибо, что согласился.

– Не за что. Это справедливо, – сказал он.

– Я оставлю тебе номер телефона Мэрилин.

– Хорошо.

– Может быть, как‑нибудь привезешь сюда детей, чтобы они с ней познакомились?

– Что? Ах, да. Конечно.

– Наверное, лучше позвонить заранее.

– Естественно.

Больше говорить было не о чем. Они поднялись по ступенькам и немного постояли в холле. Когда они клялись сделать дом на Тара‑роуд самым лучшим на свете, этот холл был завален ящиками, коробками и велосипедами.

Сейчас полированный пол с двумя пушистыми коврами отражал лучи теплого вечернего солнца. Дверь в гостиную была открыта. На столе стояла ваза с розами, срезанными Колмом для американской гостьи. Розы отражались в столешнице, часы на каминной полке тикали, а ветер шевелил плотные бархатные шторы.

Дэнни вошел и осмотрелся. Конечно, он тосковал, но не по этим вещам, а по силам и любви, затраченным на их приобретение. Он стоял неподвижно и пытался проглотить комок в горле. Ничто не напоминало его обычную стремительность и трепетное отношение к окружающему. Он был похож на фотографию самого себя.

Рия знала, что никогда не забудет, как он стоял, положив руку на спинку стула. Казалось, Дэнни думал о последнем штрихе, которого не хватало этой комнате. Может быть, дедушкиных часов? Или еще одного зеркала, в котором бы отражалось окно? На его лице застыло именно такое выражение. Выражение человека, не готового отказаться от всего сделанного своими руками ради того, чтобы остаться с беременной девушкой по имени Бернадетта. Скорее, он был готов положить ключи от машины и сказать, что он дома и что все это было ужасной ошибкой. Конечно, останавливать Мэрилин слишком поздно, но они найдут ей другой дом, и все уладится. Будить детей они не станут, завтра те всё поймут сами. Таким было лицо Дэнни, такой была окружавшая его аура.

Рия молчала. Она стояла, затаив дыхание и ожидая, что сейчас начнет осуществляться ее мечта. Важно было не спугнуть этот миг. Сегодня вечером она вела себя очень умно. Держалась спокойно и дружелюбно. И знала, что Дэнни это оценил. Его улыбка была теплой и искренней. Он громко смеялся, когда Рия рассказывала, какой поросенок его сын; на ступеньках их руки соприкоснулись, но Дэнни не шарахнулся, как бывало во время пикировок.

Он стоял как завороженный. Рия не знала, сколько прошло времени, но ей казалось, что это продолжалось целую вечность. Гостиная обладала собственной магией. Если бы Дэнни мог говорить, то сказал бы, что это безумие, настоящее безумие; как жаль, что он причинил боль стольким людям. И она простила бы его, нежно и ласково. Он должен был знать, что вернулся туда, где ему и следовало быть.

Почему он так долго ищет нужные слова? Может быть, ему помочь, подсказать нужное направление? Но тут Дэнни повернулся к ней, и Рия заметила, что он закусил губу, пытаясь заставить себя сказать что‑то очень важное. Как дать ему понять, что он может рассчитывать на ее прощение и понимание? Как убедить, что она сделает всё, чтобы Дэнни вернулся к ней?

Раньше слова часто подводили Рию; Дэнни считал, что она то мямлит, то трещит как сорока. Когда она делилась с мужем чем‑то сокровенным, с языка срывались ужасные фразы. Нет, как ни велико искушение, она должна молчать. Всё их будущее зависит от этого.

Она пошевелилась и сделала к нему только один шаг, но этого оказалось достаточно. Он подошел, обнял Рию и положил голову ей на плечо. Дэнни не плакал, но дрожал всем телом, и она чувствовала это.

– Рия, Рия, какую кашу я заварил, какую кашу… – пробормотал он.

– Так не должно быть, – мягко ответила она.

– О боже, я хочу, чтобы все было по‑другому. Очень хочу. – Он не смотрел на нее. Только шептал ей в волосы.

– Это возможно. Все зависит от нас, – сказала она.

Медленнее, Рия, медленнее, предупредила она себя. Не докучай ему клятвами, мольбами и просьбами. Пусть он попросит сам, а ты скажешь «да». Погладишь его по голове и скажешь, что теперь все будет хорошо. Именно это он и хочет услышать… Дэнни поднял голову и потянулся к ее губам.

Она ответила ему так же, как ответила бы прежняя страстная Рия. Отпустила его дрожащие плечи, обвила руками шею, жадно и требовательно впилась губами в губы.

Господи, как сладко снова обнять его! Рию накрыла волна страсти, и до нее не сразу дошло, что Дэнни пытается вырваться.

– Рия, что ты делаешь? Рия, остановись! – Он был ошеломлен и даже испуган.

Изумленная Рия отстранилась. Он же сам потянулся к ней, положил голову на плечо, сказал, что заварил кашу. Сказал, что хотел бы все сделать по‑другому, разве не так? Так почему теперь он смотрит на нее таким взглядом?

– Все будет хорошо, – быстро сказала она, еще веря в то, что должна облегчить ему возвращение. – Обещаю тебе, Дэнни, все будет хорошо, все образуется. Ты нужен здесь.

– Рия! – Тут он испугался по‑настоящему.

– Это твоя комната, ты сам ее создал. А мы – твоя семья. Сам знаешь.

– Я прошу тебя, Рия…

– Это я прошу тебя. Вернись. Мы больше не будем говорить об этом, только останься, и все будет как было. Я понимаю, Бернадетта тебе небезразлична и ты перед ней в долгу…

– Перестань.

– Дэнни, она переживет. Она еще ребенок, у нее вся жизнь впереди, она найдет себе другого, кто ближе ей по возрасту. И потом будет вспоминать об этой истории как о глупости, чудесной глупости… а мы смиримся с этим, как делают другие люди. С кем не бывает…

– Но это невозможно. Что с тобой? Почему ты вдруг так изменилась? – Он был сбит с толку.

Это было безумие. Он же сам потянулся к ней.

– Ты обнял меня. Сказал, что совершил большую ошибку и теперь жалеешь об этом.

– Нет, Рия. Я сказал, что сожалею о боли, которую причинил многим людям. Ничего другого я не говорил.

– Ты сказал, что не хотел, чтобы так получилось. А я ответила: «Возвращайся». Я не буду спрашивать, где ты был, если ты придешь поздно. Честное слово, не буду. Пожалуйста, Дэнни. Пожалуйста. – По ее лицу потекли слезы, и Дэнни пришел в ужас. – Дэнни, ты знаешь, что я люблю тебя и прощу тебе всё. Я сделаю всё на свете, лишь бы ты вернулся. – Она задыхалась и протягивала к нему руки.

Он взял в ладони ее руку.

– Послушай, милая, я сейчас уйду. Сию минуту. Ты ничего этого не говорила. Ни слова. Наш разговор закончился полчаса назад. В саду. Ты сказала, что желаешь нам счастливого плавания по Шаннону, а я пожелал тебе хорошо провести время в Америке. – Он смотрел на нее с надеждой и, казалось, молил небо, чтобы его добрые, разумные, успокаивающие слова остановили слезы Рии и помешали ей снова броситься ему на шею.

– Я всегда буду здесь и стану ждать твоего возвращения. Помни это.

– Нет, не будешь. Ты полетишь в Америку и хорошо отдохнешь там. – Он пытался уговорить ее. – Здесь будет жить незнакомая женщина, которая постарается разобраться в наших странных обычаях.

– Я буду здесь. Эта комната всегда будет ждать тебя.

– Нет, Рия, так дело не пойдет. Я ухожу, но хочу, чтобы ты знала, как…

– Что «как»? – спросила она.

– Как щедро было с твоей стороны сделать такое предложение. Любой другой на твоем месте отказался бы. Ты проявила настоящий альтруизм.

Рия смотрела на него с удивлением. До Дэнни не доходило, что щедрость и альтруизм тут вовсе ни при чем. Просто она сама отчаянно хотела этого. Он никогда этого не поймет, а тем более теперь, когда она выдала себя с головой.

Недели составления планов, аутотренинга и борьбы с собственными чувствами пошли прахом. И зачем они только зашли в эту комнату? Если бы она не увидела выражение лица Дэнни, то сумела бы сдержаться. Но она видела. И запомнит его на всю оставшуюся жизнь.

– Да, конечно. Уже поздно, тебе пора, – сказала она. Слезы прекратились. Она еще не была той спокойной Рией, которая поднималась с ним по лестнице, когда шла с кухни – по ее лицу текли слезы. Но она уже сумела взять себя в руки. И даже почувствовать, что ему стало легче.

– Счастливого путешествия, – сказал он Рии на лестнице.

– Спасибо. Не сомневаюсь, что так и будет.

– Рия, мы создали красивый дом. По‑настоящему красивый. – Он оглянулся и посмотрел на холл.

– Да. И родили двух чудесных детей, – ответила она.

На крыльце дома, которому они отдали столько сил, Дэнни осторожно поцеловал Рию в щеку, а она ответила ему тем же. Потом Дэнни сел в машину и уехал, а Рия вернулась в дом на Тара‑роуд и долго сидела у круглого стола, ничего не видя перед собой.