Роль массовых коммуникаций в процессах общественного развития

Анализ категориального аппарата настоящей работы показал, что в современных политических процессах в последние десятилетия усиливается роль массовых коммуникаций, им отводится все более важная роль в процессах общественного развития. Этим объясняется необходимость уделять особое внимание теориям общественного развития и роли в них социальных коммуникаций.

Рассматривая процессы общественного развития, в первую очередь необходимо отметить, что они представляют собой явление очень многогранное и до конца не изученное и не осмысленное. Более того, весь спектр теорий общественного развития в количественном и качественном отношениях отразить в рамках настоящей работы и невозможно, и не это является основной целью данного исследования. Потому остановимся на основополагающих направлениях теории общественного развития и проанализируем, какое место в ряду этих теорий занимает коммуникация.

Условно можно выделить два подхода в рассмотрении теорий общественного развития. Первый подход можно обозначить как внеисторический, или внепрогрессивный, и второй – как исторический, или прогрессивный. К внеисторическому подходу принято относить такие трактовки событий в истории человечества, когда происходящее связывается не с действиями людей или вступлением в силу объективных факторов, т. е. законов естественной природы и закономерностей социального развития, а со сверхъестественными проявлениями божественной воли. Так, древние народы Востока и Запада (египтяне, индусы, китайцы, вавилоняне, персы, евреи, греки и римляне) оперировали мифологическими представлениями о месте человека в мире.

Согласно древним мифам, земные порядки являлись неразрывной частью общемировых, космических порядков, имеющих божественное происхождение.
В мифах разных народов по-разному решался вопрос о способе и характере связи божественного начала с людьми. Например, многие народы считали, что первыми правителями на земле были боги, которые затем научили людей искусству управления и передали власть земным правителям. В основу божественного управления были положены принципы справедливости, добродетели и равенства «всех свободных». Геродот в своей «Истории»[62] сообщает, что со времени первого египетского царя до времени посещения им (Геродотом) Египта в V в. до н. э. прошло 341 поколение верховных жрецов и царей; таким образом, Египтом в течение 11340 лет правили смертные люди, а до этого царствовали боги, которые жили вместе с людьми. Гесиод в поэме «Теогония» («Происхождение богов») рассказывает о сотворении мира из хаоса, излагает генеалогию богов и последовательность трех божественных династий, последняя из которых представлена в рациональном устройстве мира Зевсом.

Несмотря на то, что, например, древнегреческие, а затем и древнеримские авторы фактически отождествляли богов с явлениями природы, они приходили к неизбежному выводу, что циклические процессы, определенные божественной волей, представляют собой эталон любого развития. Это утверждали Полибий и Лукреций, Тацит и Платон. Последователь Платона Прокл в связи с этим отмечал, что все первично движущее само себя способно возвращать к самому же себе. И уже в творчестве Аристотеля был сформулирован статический подход к качественным характеристикам человеческого общества, где ничто, кроме внешних форм государственного общежития, не мыслилось изменяемым. Отсутствием возможности вносить изменения в исторический ход событий и объясняется внеисторизм античности.

Позднее развившиеся религии в качестве той или иной формы теизма и тематически, и хронологически следовали за мифами и являлись вторичным явлением, их преемственность очевидна. Примечательно, что, например, христианское учение соединяет в себе признание цикличности со статичностью общественного развития[63] и одновременно несет в себе эволюционность, ибо Бог, согласно Священным Писаниям многих религий, – это Полнота Бытия, Совершенство, Истина, т. е. та цель, к которой движется человечество на протяжении всей своей истории. Примечательно, что родоначальник христианской философии истории Августин Блаженный в своем богословском 22-томном труде «О граде божьем» стал одним из первых теологов, которые признали, что историческое время представляет собой не замкнутый круг, а открытый в будущее луч, так как цель, к которой идет человек, поставлена Богом. Так, в недрах религии была подготовлена идея прогресса. Однако теория общественного прогресса могла сформироваться только на основе исторического подхода.

Прежде чем говорить об историческом подходе, следует остановиться на некоторых идеях, рожденных представителями внеисторического подхода, но предвосхитивших появление теорий, основанных на анализе механизмов самодвижения цивилизаций. В связи с этим необходимо обратиться к концепции «Общественного договора» и учению Марсилия Падуанского.

Социально-философская и юридическая теория «общественного договора», объясняющая возникновение государственной власти принятием соглашений между людьми, трактует гражданское общество как результат сознательного акта конвенции права и властных отношений.

Некоторые идеи о договорном происхождении власти уходят корнями в учение раннего буддизма и учение Мо-цзы; более развитые идеи содержатся в работах Эпикура и Лукреция, некоторых богословов и философов Средневековья. В относительно завершенном виде договорная теория происхождения государства сформировалась в Западной Европе в Новое время. В противоположность учению о божественном происхождении власти, ее неограниченности сторонники теории «общественного договора» основывались на доктрине естественного права и идее о народном суверенитете. Доктрина естественного права, по Гроцию[64], родоначальнику новой трактовки указанного понятия, связана с «общежительной природой» человека и его даром речевого общения, основанным на разуме и дающим в своем социальном воплощении собственно «человеческое право». При этом идея народного суверенитета рассматривается с той точки зрения, что народ есть источник и конечный обладатель всякой власти. Таким образом, утверждалось, что государство, образованное волеизъявлением свободных и независимых граждан, обязано обеспечивать права и свободы этих граждан. И, таким образом, отрицалось, что «всякая власть – от Бога». Идею «Общественного договора» вслед за Гроцием продолжали разрабатывать Ж.-Ж. Руссо во Франции, Т. Гоббс, Д.Р. Локк, Дж. Лилберн, Дж. Мильтон – в Великобритании, Б. Спиноза – в Нидерландах, И. Кант, И.Г. Фихте – в Германии, Т. Пейн - в Америке, А.Н. Радищев и декабристы - в России. Но все они считали реальный мир вторичным, порожденным богом и исключали возможность познания сущности материи и сознания.

Вслед за философами античности смелые для средневековья тезисы о том, что настоящим источником власти является народ, отстаивал Марсилий Падуанский. В пространном сочинении «Защитник мира» (1324–1326 гг.) он писал, что власть и представляющее ее государство возникли в процессе постепенного усложнения форм человеческого общежития. Поначалу семьи во имя общего блага и с общего согласия соединяются в роды, роды – в племена; затем таким же путем и во имя той же цели консолидируются города. Завершающая стадия консолидации людей – появление государства, основанного на общем согласии всех составляющих его лиц и преследующее их всеобщее благо.

По мнению Марсилия Падуанского, носителем суверенитета и верховным законодателем являться может только народ. Правда, под народом философ понимал не все население государства, а достойную ее часть, разделяя членов общества на две категории: высшую (военные, священники, чиновники) и низшую (торговцы, земледельцы, ремесленники). Если первые служили, по его мнению, общему благу, то вторые – заботились о своих частных интересах. Устанавливать законы общежития должны были наиболее заслуживающие выполнять подобную миссию граждане, а вот подчиняться законам должны в одинаковой мере все.

Завершая разговор о непрогрессивных, или, как их еще называет В.Л. Иноземцев[65], – «неадекватных», теориях, следует отметить, что их представители не смогли или не стремились свести накопленные идеи в единую систему, пригодную для социального прогнозирования.

В отличие от них прогрессивные теории не усматривают во внешних причинах начала и движения истории, они находят их в саморазвитии человека и в развитии окружающего его материального мира.

Первые идеи социального прогресса исходили уже от представителей античного материализма, в частности Демокрита, который утверждал, что не божественные установления, а вполне земные, материальные потребности вынудили человечество совершенствоваться, учась в первую очередь тому, что может быть полезным для общественной жизни. Восприняв идеи античных философов, доминиканский монах, ученый богослов Фома Аквинский (Аквинат) вслед за Аристотелем повторяет, что человек по природе своей есть «животное общительное и политическое», и, развивая эту мысль далее, отмечает, что человека можно считать результатом всех предшествующих фаз развития материального мира. Фома Аквинский выделяет периоды общественной эволюции, соответствующие не только логике священного учения, но и реальному ходу социального прогресса.
В качестве первого периода эволюции человечества Аквинат выделяет общину[66], второго – общество[67], третьего – ассоциацию, или общество братства (на этом этапе эволюционного развития люди не прибегают к угнетению друг друга и стремятся к нравственному совершенствованию; этот этап теолог расценивает как справедливое государственное устройство). Оценивая вклад Фомы Аквинского в развитие прогрессивных общественных теорий, В.Л. Иноземцев пишет, что в «творчестве Аквината заложены основы адекватного понимания общественного прогресса как явления, периодизация которого может быть осуществлена только исходя из принципов саморазвития социума и для анализа которого не требуется использовать разного рода внешние обстоятельства»[68]. Более того, Аквинату в простой и точной формуле (община – общество – ассоциация, или общество братства) удалось выразить эволюцию человечества и предвосхитить ту цель, к которой оно устремилось (ассоциация, или общество братства).

Примечательно, что, рассуждая о злоупотреблении властью, Фома Аквинский определяет такую власть, т.е. злоупотребляющую своими правами, как лишенную печати божественности. По его мнению, правитель, властвующий вопреки законам бога и основам морали, превышает свою компетенцию, превращается в тирана. А так как тиран заботится о своей пользе, а не об общественной, попирает законы и справедливость, он может быть свергнут народом. Однако окончательное решение относительно допустимости крайних мер против тиранов – прерогатива церкви.

Итак, первые идеи социального прогресса исходили от представителей античного материализма и теологов средневековья. Жан Боден продолжил развитие теории общественного договора, хотя он уже усматривал причину политических переворотов в имущественном неравенстве. Ф. Бэкон и его последователи, в том числе и Дж. Локк, а также Ж.-Ж. Руссо, пользуясь формальными основами теории «общественного договора», проводили мысли относительно частной собственности и вытекающего из нее неравенства. А.-Р. Ж. Тюрго, Э.-Б. Кондильяк, А. Фергюсон, А. Смит, активно критикуя крайние проявления теории «общественного договора», события прошлого исследовали исключительно в тесной связи с сопровождающими их процессами хозяйственного характера. Анализируя процессы возникновения собственности и имущественного неравенства, философы ХVIII в. пришли к пониманию, что именно они (т.е. собственность и имущественное неравенство) являются источниками власти и социального управления. Философы отмечали, что правителями становились наиболее уважаемые, сильные, опытные члены племени, т. е. те, кто в первую очередь являлся наиболее состоятельным нередко в силу того, что в их пользу распределялся добавочный продукт; впоследствии это почтение переносилось на членов их семей и делало власть наследственной. И философы же ХVIII в. осознавали, что государство учреждено для защиты собственности, ее владельцев от тех, кто ею не владеет.

Анализ природы собственности и государства, неравенства и разделения труда, положенный в основу теории общественного прогресса мыслителями ХVIII века, обобщил Д. Юм и предложил свою градацию процесса развития цивилизации. Характеризуя в рамках своей системы современный ему этап развития общества, Д. Юм отмечал, что расширение политических свобод ускоряет общественный прогресс, сопровождающийся успехами производства, науки и искусства.

С середины ХVIII в. философы начинают искать причины социального прогресса не только в экономических трансформациях, но и в изменениях познавательно-мыслительного характера. Анн Роберт Жак Тюрго сформулировал один из первых вариантов рационалистической теории общественного прогресса[69].
В своих работах он утверждал, что все века связаны цепью причин и следствий между собой и таким образом современное состояние общества соединяется с предшествующим. Тюрго отмечал, что это особо заметно на примере языка и письма, которые дают возможность передавать идеи последующим поколениям и превращать знания отдельных людей в общее наследуемое достояние, способное обогащаться с каждым веком благодаря новым открытиям. И он же обосновал необходимость исследовать общие и частные причины общественных перемен, а также свободных действий великих людей в их отношении к природе самого человека и в их соотношении с механикой моральных сил.

В этом же направлении работала философская мысль Ж.-А. Кондорсе. Поступательное движение исторического прогресса Кондорсе объяснял безграничными возможностями человеческого разума как основного созидательного начала истории. Он связывал исторические эпохи с этапами развития человеческого разума, принимая во внимание также роль хозяйственных и политических факторов в общественном развитии. Кондорсе признавал природное равенство людей в познании всех истин (вслед за Декартом) и стремлении людей к защите личных интересов, прав и свобод. Так, он считал, что главным приемом ослабления всех видов неравенства должно стать искусство социального строительства. Начались попытки создания новой науки об обществе.

Бесспорные заслуги в разработке такой науки принадлежат основателям школы позитивизма Анри де Сен-Симону и Огюсту Конту.

Сен-Симон видел, что французская революция не достигла цели, что она не построила нового общества и пришел к следующему выводу: революции, порождаясь стихией бедности и стремлением неимущих к перераспределению богатств, приводят общество в состояние хаоса и анархии. Поэтому философ поставил перед собой цель создать и претворить в жизнь научную систему, способную свести кризисы к переменам в правительствах и финансах. Для этого необходимо было создать общество, наиболее выгодное для наибольшей массы, в том числе бедной.

Основу учения Сен-Симона составляет положение, что человечество закономерно развивается по восходящей линии, идет по пути своего развития к созданию царства Разума, и происходит это на основе социального, нравственного и экономического прогресса. Философ пришел к заключению, что различия в политическом строе вызваны различиями в экономическом укладе и что прогресс последнего обуславливает адекватные изменения в политической системе.

Каждая общественная система, считал Сен-Симон, свои идеи и господствующие формы собственности развивает постепенно и до конца, после чего «созидательная» эпоха сменяется «критической», разрушительной эпохой, ведущей к построению более высокого общественного строя. Сен-Симон рассматривал развитие промышленности в качестве средства обеспечения социального процветания, способного устранить не только классовые столкновения, но и иные конфликты и даже войны. Для своего развития промышленность требует увеличения потребления, повышения общественного благосостояния. В соответствии с этим автор в работе «О теории общественной организации» делает вывод о том, что «в новом политическом строе единственной и постоянной целью общественной организации должно быть возможно лучшее применение для удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремеслами, расширение этих знаний, их совершенствование и возможно большее накопление, словом, возможно более полное сочетание всех отдельных работ в области наук, искусств и ремесел»[70].

В другой своей работе «Катехизис промышленников» Сен-Симон рисует последствия того, что во главе общества встанут промышленники: «…Благо-состояние государства будет развиваться с той быстротой, какая только возможна, и общество будет обладать всем тем индивидуальным и общественным счастьем, на какое только может притязать человеческая природа»[71]. Прогресс знаний, экономики и нравственности Сен-Симоном рассматривается как фактор создания предпосылок наступления позитивной стадии в общественном развитии, на которой человечество организуется в общество, «наиболее выгодное наибольшей массе». Таким Анри де Сен-Симон предвидел в будущих обществах достижение социального соглашения. Во имя осуществления подобного соглашения, считал философ, промышленному меньшинству, т.е. тем, кто будет создавать общественное благосостояние при помощи интеллектуальных способностей, а не рабочих рук, надо будет «предоставить трудящимся высшую степень политического влияния»[72].

Отводя важнейшую роль в социальном развитии будущего промышленному меньшинству, Сен-Симон знания и нравственность неизменно трактовал в качестве решающего двигателя общественного развития. По его мнению, именно они создают предпосылки наступления позитивной стадии общественного развития, когда человечество оказывается способным организоваться в «наиболее выгодное» «наибольшей массе» общество.

Выражаясь современным языком, можно сказать, что в обществе, о котором мечтал Сен-Симон, свободно потребляющем и усваивающем знания, люди также свободно генерируют идеи, помогающие социуму развиваться технически и, следовательно, экономически. Экономическая свобода влечет за собой свободы социального и политического характера, ибо человек экономически свободный желает быть свободным в социальном и политическом плане. Осознание объективности подобных процессов и должно было, по мнению философа и его таких предшественников, как Тюрго и Кондорсе, привести к формированию общества, «наиболее выгодного» «наибольшей массе».

Идеи Сен-Симона получили дальнейшее развитие в философии Огюста Конта. Сен-Симон, считавший, что человечество закономерно развивается по восходящей линии, следуя навстречу «золотому веку», определил три стадии его эволюции, сменяющие друг друга: теологическую, метафизическую и позитивную. Первая стадия охватывает времена античности и феодализма, когда господствуют в обществе священники и феодалы. На второй, метафизической, стадии наступают буржуазные порядки, а возглавляют общество юристы и метафизики. На третьей – власть должна перейти к ученым и промышленникам, и на этой, позитивной стадии общественного развития, устанавливается такой общественный строй, который, как уже отмечалось, сделает жизнь большей части общества наиболее счастливой и предоставит каждому максимум возможностей для удовлетворения важнейших потребностей. Соответственно, власть в таком обществе перейдет, по мнению философа, в руки ученых и промышленников.

О. Конт, опираясь на собственную концепцию, что основные разногласия социально-политического характера происходят на почве разногласия умов, отсутствия общих идей, рассматривает историю человечества через призму истории развития мышления и вслед за Сен-Симоном подразделяет историю мышления на три стадии: теологическую, метафизическую и позитивную. Придавая особое внимание состоянию умов, накладывающему отпечаток на состояние общества, он отмечает: «…Незачем доказывать, что идеи управляют миром и вертят им, другими словами, что весь социальный механизм опирается в конце концов на мнения людей…, что великий политический и моральный кризис современных обществ зависит в последнем основании от умственной анархии. В самом деле, самое основное бедствие наше заключается в серьезных разногласиях, разъединяющих в настоящее время все умы по отношению ко всем основным правилам, устойчивость которых является первым условием правильного социального порядка»[73].

Конт ставит в укор современникам постоянно возрастающее преобладание материальной точки зрения во всех политических вопросах и «склонность объяснять все политические бедствия несовершенством учреждений вместо того, чтобы приписывать их прежде всего идеям и общественным нравам»[74]. Он утверждает, что «склонность заботиться об учреждениях в ущерб доктринам» побуждает «регулировать посредством светской власти то, что прежде всего зависит от строя духовной жизни». В течение трех веков, отмечает основатель социологии, европейские правительства были «не раз наказаны за свое участие в возникновении этого недоразумения»[75], и тем не менее они продолжают заниматься исключительно регламентациями материального порядка.

Возлагая надежды на то, что правительства захотят решать вопросы эволюции общества мирным путем, О. Конт в работе «Дух позитивной философии» отмечает, что систематическое образование «могло бы отныне подготовить действительный переворот, сначала идейный, затем моральный и, наконец, политический»[76].

Таким образом, О. Конт, анализируя движущие силы развития общества, отдавал должное экономическим условиям (помимо этого – географической среде, климату), но в качестве главного двигателя общественного развития признавал знания, взгляды, идеи, мышление, сознание людей[77].

Последователи А. де Сен-Симона и О. Конта продолжали развивать их идеи. Так, Джон Стюарт Милль, отталкиваясь от доводов Сен-Симона относительно доминирования идеальных факторов в общественном прогрессе, предложил интересное для нашего исследования утверждение: «Идеи вообще, если им не способствуют какие-либо внешние обстоятельства, не производят быстрого и непосредственного влияния на человеческие отношения; однако самые благоприятные внешние обстоятельства могут проскользнуть без всякого влияния, если не существуют идеи, которые бы способствовали их непосредственному влиянию; но если благоприятные внешние обстоятельства встречаются с идеями, уже существующими в обществе, то в таком случае можно с уверенностью ожидать быстрых и хороших результатов»[78]. Автор не идеализирует, в отличие от своих предшественников, значение идеи, однако данным высказыванием определяет их важное место в социальном развитии: обстоятельства, не подкрепленные идеями, завладевшими умами, могут остаться нереализованными. К этому замечанию Милля мы вернемся при рассмотрении теорий И.Я. Фойницкого и Г. Лебона. Однако, касаясь творчества английского философа-позитивиста, нельзя не сказать о его взглядах на борьбу противоположностей. Дж.Ст. Милль выделил в качестве источника развития общества борьбу двух противоположностей: статичность и стремление к прогрессу. Постоянно совершаемая борьба между статичностью и прогрессом не только обуславливает ход истории, но и оказывается сама обусловленной им, считал Милль.

Осмыслив базовые положения европейской гуманистической философии,
К. Маркс и Ф. Энгельс сумели создать учение, оказавшее серьезное влияние на процессы социального развития. Мы не будем в целом характеризовать весь путь теоретиков диалектического и исторического материализма, марксистской политэкономии, научного коммунизма, а также пролетарских революционеров. Остановимся на трех важнейших для рассматриваемой проблемы направлениях их деятельности.

Марксова теория предложила системообразующий принцип материалистического подхода к пониманию истории. Одно из основных положений этого подхода следующее: «Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»[79]. То есть общественное развитие и его закономерности задаются (с небольшими оговорками) материальными условиями жизни людей. Трудно не согласиться с тем, что общественное сознание во многом определяется материальным положением социума. Дальнейший анализ теорий общественного развития покажет, что определенные изменения в общественном сознании возможны на определенных этапах экономического состояния общества. Однако учет только экономических факторов не дает объективного представления о надстройке. В первую очередь опыт нашей страны показал, что до тех пор, пока общество не дорастет до осознания необходимости социальной свободы, оно не будет обладать этими свободами.

Другое важнейшее положение – о пролетарском большинстве.

О. Конт, подобно Марксу, исследовал индустриальные общества, но он трактовал противоречия между предпринимателями и рабочими как преходящие. Маркс же рассматривал борьбу двух сторон в качестве ведущего фактора социальных изменений. Он вывел, что эволюция производительных сил буржуазного общества сопровождается процессом роста богатства немногих и обнищанием большинства. Революция обнищавшего большинства, по мнению К. Маркса, и должна стать революцией большинства для всех, а не меньшинства для себя. Маркс и Энгельс мечтали, что вместо старого классового общества придет ассоциация, в которой свободное развитие каждого члена общества будет являться условием свободного развития всех. То есть, главная цель философской и практической деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса – проблема высокого поиска и обретения человеческим сообществом самого себя через создание неантагонистического социального строя. Однако практика современных развитых государств доказала относительную верность доводов О. Конта, когда с подъемом экономического уровня жизни граждан и ростом возможностей разных социальных слоев общества договариваться о взаимовыгодных условиях жизнедеятельности в рамках демократического государства классовые противоречия обнаруживают свой преходящий характер, и идеалистичность теории Маркса-Энгельса.

К. Маркс и Ф. Энгельс также разработали теорию о двух типах революций: социальной и политической. Под политической революцией понималась смена одного политического режима другим. В понятие социальной революции вкладывалось представление о перераспределении интересов от правящих кругов к трудящемуся большинству. Т. е. речь шла именно о пролетарской, или коммунистической, революции. В связи с этим Ф. Энгельс в «Эберфельдских речах» писал: «Но настанет пора, когда пролетариат достигнет такой степени силы и сознательности (курсив. – С.К.), что не пожелает больше нести бремя всего социального здания, которое постоянно давит на его плечи, когда он потребует более справедливого распределения социальных тягот и прав; и тогда – если человеческая природа до того не изменится – социальная революция станет неизбежной»[80]. По мнению классиков марксизма-ленинизма, социальная революция, начиная с восстания пролетариата против своих угнетателей, представляет собой целую эпоху, в течение которой происходит замещение отношений экономической общественной формации отношениями неэкономическими, отношениями саморегулирующегося характера на коммунистических началах. Если же возвращаться к характеристике политических революций, то они опосредуют переход от одного способа производства к другому внутри одной экономической общественной формации и представляют собой лишь процессы замены отживших форм регулирования социально-экономических процессов более прогрессивными на конкретном этапе.

В.Л. Иноземцев[81] отмечает, что грань между политическими и социальными революциями в процессе трактовки марксизма в России была нивелирована. Точнее – В.И. Ленин трансформировал понятие политической революции в понятие, обозначающее исключительно полувоенный переворот, в ходе которого рабочий класс берет власть в свои руки. При этом под социальными революциями понималась не только коммунистическая революция, но и буржуазная, так как она имеет и «политическую», и «социальную» стороны. Более того, политическая революция представлялась как одна из сторон социальной. Такая искаженная трактовка теоретиков марксизма не получила подкрепления временем и существующей практикой: в силу низкого уровня экономического развития стран бывшего социалистического лагеря экономические отношения не могли быть заменены на неэкономические. Таким образом, если внимательно читать Маркса-Энгельса, нельзя не отметить, что уровень сознательности широких народных масс, по их мнению, являлся основополагающим для осуществления социальной, или коммунистической, революции.

Отличительной чертой социологии и философии ХIХ в. стало то, что активно развивались концепции, связанные с периодизацией истории в соответствии с идеями формирования общества «промышленников», или индустриального общества. Социологи и философы акцентировали внимание, во-первых, на вычленении отдельных исторических фаз по признакам трансформации системы хозяйства, технологической организации производства, организации труда и, во-вторых, на происходящих в связи с этим сдвигах в эволюции социальности, обращаясь к вопросам происходящих изменений в социокультурной сфере в контексте перехода от традиционного (сельскохозяйственного) к нетрадиционному (индустриальному) обществу. Если характеризовать индустриальное общество, основываясь на теоретических выводах Э. Дюркгейма, Ч.Х. Кули, Г. Зиммеля и М. Вебера, то в первую очередь следует отметить, что превращение аграрного общества в индустриальное сопровождается изменениями менталитета. В стилях мышления появляются два центра: «абстрактизация» (Г. Зиммель) и «рационализация»[82] (М. Вебер) массового сознания, то есть происходит смещение акцентов от ценностей коллективизма к ценностям индивидуализма. Основная особенность становления нетрадиционного общества заключается именно в идее формирования свободной личности, преодолевшей иррациональность традиционных общинных практик и осознавшей себя как самодостаточное средоточие рационально понимаемых социальных связей. То есть ментальность врожденного статуса заменяется сознанием субъекта договора, соответственно, традиционные наследственные привилегии заменяются равными гражданскими правами, несвобода родовых отношений – свободой социального выбора. Таким образом, формирование индустриального этапа общественного развития влечет за собой такие изменения в общественном сознании, когда задаваемая индустриализацией ситуация взаимодействия со сложной техникой и владение сложными технологиями требуют особой трудовой дисциплины и внутренней ответственности. Именно способность человека нести внутреннюю ответственность, а не перекладывать ответственность на внешние факторы (как-то: семью, начальников, государственную власть, обстоятельства и т.д.) является сегодня одним из важнейших признаков прогрессивного европейского пути общественного развития.

Изменения в сфере менталитета рассматриваются как важнейший аспект социально-экономического прогресса еще и потому, что без модернизации мышления наступает внутреннее противоречие, если носитель практически патриархального сознания приходит в соприкосновение с высокими технологиями, требующими нового уровня знаний, нового уровня мышления и нового уровня дисциплины ответственности. (Классическим примером подобной ситуации считается построение индустриального общества в СССР, где в основу программы социалистического строительства была положена «индустриализация» как промышленное техническое перевооружение производства, но осуществление ее предполагалось на основе «ликвидации безграмотности». В итоге неподготовленность индивидуального сознания к техническим преобразованиям дала и продолжает давать вплоть до сегодняшнего дня негативные результаты, предоставляя экспертам повод констатировать «низкое качество населения», как охарактеризовал россиян Л. Абалкин).

В конце I половины ХХ в. начинают формироваться важнейшие методологические принципы теории постиндустриального общества: американский экономист К. Кларк и французский обществовед Ж. Фурастье подразделяют все общественное производство на первичный (сельское хозяйство), вторичный (промышленность) и третичный (сфера услуг) секторы и выводят положение об определяющем росте доли третичного сектора в сравнении с двумя первыми в будущем. Ж. Фурастье удается спрогнозировать, что в хозяйстве будущего большая часть работающего населения будет сосредоточена в сфере создания услуг и информации; при этом человек сможет посвятить себя занятиям более совершенным, чем непосредственное производство; утвердится господство технократии; государство начнет осуществлять действенный контроль за экономикой, а средства производства перестанут быть объектом классовой борьбы[83]. Тем самым автор во многом предвосхищает классиков постиндустриализма 70-х годов. Так теория постиндустриального, а затем и информационного общества начинает формироваться, уточняться, обретая достаточно четкие современные формы. Суть концепции,
в разработку которой внесли вклад Р. Арон, Д. Рисман, У. Ростоу, К. Томинаг,
Д. Бэлл, М. Порат, Й. Масуда и другие, следующая.

История реализует себя как трехфазный процесс последовательной смены типов цивилизационной организации.

Первое в этой системе отсчета – традиционное, или доиндустриальное, общество основано на сельском хозяйстве и характеризуется консервативной социальной структурой, авторитарными формами культуры и синкретичным стилем мышления.

Второе, индустриальное, общество предполагает изменение структур производства (создание машинной индустрии на базе новой техники и технологий), политической сферы (оформление национальных либерально-демократических государств), стиля жизни (урбанизация и стандартизация) и, как уже отмечалось, формирование нового стиля мышления, которому присущи рационализм и индивидуализм.

Третья стадия цивилизационного развития, постиндустриальная, формируется на базе второй и представляет собой ее содержательную трансформацию.
В качестве главных векторов трансформации выступают следующие: переориентация экономики от производства товаров к производству услуг; доминирование наукоемких отраслей промышленности; принципиально новый способ организации технологической сферы, основанной на интеллектуальных технологиях; радикальное смещение акцентов в социальной структуре общества: смена классовой дифференциации дифференциацией профессиональной в силу того, что собственность теряет свою критериальную фундаментальность и основное социальное противоречие фокусируется не на конфликте между трудом и капиталом, а на конфликте между компетентностью и некомпетентностью. Как результат последнего вектора изменений – выдвижение на первый план феномена знания (если для традиционного общества доминирующими инструментами выступали «армия и церковь», для индустриального общества – «фирма и корпорация», то в постиндустриальном обществе - это университет, где аккумулируется знание как базисный феномен постиндустриализма); и также, как результат, – реорганизация культурной сферы, в основу деятельности которой положена компьютеризация и ориентиры на приоритеты интеллектуализма[84].

К концу ХХ в. понятие «постиндустриальное общество» заменяет понятие «информационное общество»[85] в силу того, что в отраслях экономики начинает преобладать производство и распространение знания, появляется информационная экономика. Быстрое развитие информационной экономики обуславливает ее контроль за сферой бизнеса и государства, возникает новый класс – меритократия, производство информации и коммуникации централизуется и в итоге основным ресурсом постиндустриального порядка признается информация. Предполагается, что новое общество будет обладать возможностью достичь идеальной формы общественных отношений, поскольку будет функционировать на основе синергетической рациональности, заменяющей принцип свободной конкуренции индустриального общества.

Практически одновременно с концепциями постиндустриального общества, выдвинувшими на главную роль в социальном развитии знание, информацию, стали появляться концепции, усматривающие в основе исторической динамики общества коммуникацию.

Революционную[86] концептуальную модель исторической динамики общества, в основе которой лежит проблема типа и способа коммуникаций, создает Х. М. Маклюэн. Согласно теории Маклюэна, способ и тип коммуникаций обеспечивает целостность и специфику социальной организации и выступает механизмом ее понимания и культурной интерпретации. Определенный тип коммуникаций, называемый им коммуникационной технологией, создает социальный мир – «галактики», которые, несмотря на изменения своих контуров и наложение их друг на друга, тем не менее обладают достаточно четкими границами.

Так, эре племенного общества (детства человечества) присуща устная коммуникация. Появление письменности характеризует качественно новый уровень культуры по сравнению с устной культурой. Традиционному, или доиндустриальному, обществу соответствуют «устное» и «письменное» общества. Маклюэн считает, что фонетическая письменность, качественно отличающаяся, например, от китайской иероглифической, отражающая в текстах мельчайшие детали реального мира и соответствующая европейскому рационализму, во многом способствовала быстрому развитию печатной книжной культуры в Европе и революционному научно-техническому и экономическому развитию западной цивилизации в сравнении с отставанием восточных культур.

Изобретение Гутенберга открыло эру типографского станка. Формирование фонетического алфавита и особенно изобретение наборного шрифта породили новый тип культуры – видео-культуру, «культуру зрения», которую Маклюэн назвал «галактикой Гутенберга». Изобретение печатного станка, считает философ, послужило источником всеобщей грамотности и промышленной революции. Более того, оно породило централизующую роль национальных культур в формировании европейских национальных государств: типографский шрифт дал возможность грамотному человеку видеть родной язык, осваивать национальную культуру на основе книжной культуры. Эра типографского станка соответствует, по Маклюэну, индустриальному обществу.

Печатное слово, ставшее основой массовых коммуникаций, предоставило человеку возможность отбора необходимой ему информации (в отличие от устной, от которой не всегда можно уйти), свободу в интерпретации информации и критическое отношение к ней. Однако за это, делает вывод Маклюэн, человек заплатил утратой чувства общности с себе подобными, сменив единение с родом разобщенностью (жизненный опыт передается не от человека к человеку, а через письменные носители опыта, знания, идеи).

Следующая за «галактикой Гутенберга» «электронная эпоха», по Маклюэну, будет характеризоваться «тотальным объятием», когда масс-медиа на основе новых компьютерных технологий вернут человека к общности, приобретшей всечеловеческий масштаб, так как компьютерная техника позволяет мгновенно передавать информацию, мгновенно на нее реагировать и тем самым ощущать единство со всем человечеством. Понимая общество на этом этапе его развития как единое человечество, Маклюэн называет такое общество «глобальной деревней». Согласно его теории, средства коммуникации (включающие все формы обмена информацией между людьми) являются не только средством передачи информации, но «продолжением человека», структур индивидуального и общественного сознания. Средства массовой коммуникации связывают различные социальные группы, превращая общество в определенную целостность.

Дальше Маклюэна в интересующем нас понимании значения средств массовой информации и коммуникации в процессах общественного развития пошел Э. Тоффлер[87]. Он провел параллель между «тремя волнами» (доиндустриальной – индустриальной – постиндустриальной) общественного развития и «революциями» в СМИ. Признавая упрощенность подхода, Тоффлер отмечает, что в аграрных обществах Первой волны большая часть коммуникаций осуществляется внутри очень маленьких групп людей, и потому толпа и церковь являются первым средством массовой информации[88]. Высокую значимость церкви как средства массовой информации Э. Тоффлер определяет следующим образом: «В средневековой Западной Европе католическая церковь благодаря своей исключительной организации находилась ближе всего к тому, что можно назвать устойчивым, долго существующим средством массовой информации – единственным, которое было способно передать одно и то же сообщение большим популяциям людей, не считаясь с политическими границами. Эта уникальная способность дала Ватикану огромную власть по отношению к феодальным королям и князькам в Европе. Это частично служит объяснением и той непрекращающейся борьбы между церковью и государством, которая в течение многих столетий обескровливала Европу»[89].

Второй волне, по мнению Э. Тоффлера, основанной на фабричном массовом производстве и нуждавшейся в усилении коммуникаций, распространявшихся на большие расстояния, соответствовали газеты, журналы, кинофильмы, радио и телевидение, появившиеся в силу их необходимости в связи с развитием техники и нарастанием однородной рабочей силы. Новые СМИ стали орудием массификации в индустриальных обществах.

Система Третьей волны, по мнению философа, отражает потребности постмассового производства и, подобно самым поздним предприятиям с гибкимпроизводством, «изготавливает образную продукцию по специальным заказам и рассылает различные образы, идеи и символы группам населения, подобранным в соответствии с каким-либо общим признаком»[90]. Такая очень высокая степень разнообразия сообщений и самих средств массовой информации необходима, потому что новая система создания материальных благ требует гораздо более неоднородной рабочей силы и неоднородного населения. Ибо только неоднородная рабочая сила способна выдавать постоянно и часто сменяющуюся оригинальную продукцию, созданную на основе инноваций, движущей постиндустриальное общество, и, соответственно, потребитель такой продукции должен быть столь же гетерогенным.

Идеи коммуникативных моделей преобразования общества получают дальнейшее развитие в научном творчестве Юргена Хабермаса. Он выделяет в качестве ведущей темы социальной философии проблему активной, «политически функционирующей» общественности. Хабермас, считая основой социальной структуры современного капитализма «классовый компромисс», видит главную задачу в «нейтрализации» антагонистических противоречий посредством публичных дискуссий и постепенной «ликвидации» идеологии. Это, по его убеждению, должно способствовать установлению в обществе «свободных от принуждения коммуникаций» в рамках «всеобщего социального согласия».

С целью достижения «всеобщего социального согласия» Хабермас разработал теорию коммуникативного действия, в соответствии с которой гносеологизм принял коммуникативную форму. Немецкий философ считает, что нормы и правила социального взаимодействия обосновываются, исходя из языкового взаимопонимания, принципами дискурса и соглашения, к которому стремятся индивиды. Так, действие коммуникативной теории распространяется на принятие практических решений на основе достигнутого соглашения в процессе коммуникативного взаимодействия. Следовательно, познание и коммуникация взаимообуславливают друг друга и совпадают.

Как это происходит? Согласно теории Xабермаса, экономические закономерности капиталистического производства модифицировались под влиянием государства, получившего некоторые возможности планирования и регулирования производства и распределения. Политически это позволяет государству добиваться компромисса в рамках существующих формально-демократических структур. Источник и способы разрешения кризисов, следовательно, переместились из экономической в административно-управленческую сферу. Одновременно в своей докторской диссертации «Структурные изменения общественности» (1962 г.) Хабермас отмечает, что формирование буржуазного («гражданского») общества как сцепления частных интересов, высвобождающихся из-под господства сословных ограничений, приводит к возникновению института общественного мнения, принимающего на себя политическую функцию консолидации “третьего сословия” и критического контроля за использованием властных полномочий. Создается автономная публичная сфера, предохраняющая процесс свободной самоорганизации равноправных субъектов от вмешательства государственных и сословных интересов. Ее основное оружие – убедительный аргумент.

При этом Ю. Хабермас выделяет два типа власти, осуществляемой посредством коммуникации: «Мы можем различать власть, рождающуюся в процессе коммуникации, и административно применяемую власть. В деятельности политической общественности встречаются и перекрещиваются два противоположных процесса: с одной стороны, коммуникативное формирование легитимной власти, которая рождается в свободном от всякой репрессивности процессе коммуникаций политической общественности, а с другой – такое обеспечение легитимности через политическую систему, с помощью которой административная власть пытается управлять политическими коммуникациями. Как оба процесса – спонтанное формирование мнений благодаря автономным объединениям общественности и организованное обретение лояльности масс – проникают друг в друга, какой из них пересиливает другой – это вопрос эмпирический»[91].

Согласно теории Ю. Хабермаса, идеи «ненасильственной коммуникации» вписываются в процесс эволюции человечества и в светлый идеал его эмансипации путем создания ассоциаций, о которых мечтали философы не одного поколения.

Вторая половина ХХ в. выдвинула ряд теорий, согласно которым человечество эволюционировало по мере изменения значимости информации и коммуникации в жизнедеятельности людей. Эти теории занимают сегодня одно из ведущих мест в социальной философии, что объясняется повышением важности роли коммуникации в жизни общества. Если в недавнем прошлом тех государств, которые мы сегодня называем развитыми, инструментом общественного развития было третье сословие, которое путем революционных выступлений осуществляло социальные преобразования, то теперь таким инструментом стало общественное мнение, которое консолидирует общество и контролирует власть. Примечательно, что в связи с этим еще К. Ясперс писал, что коммуникация заменила общественный договор[92].

Анализ теорий общественного развития приводит к следующим выводам.

Во-первых, к эволюции человечества не может быть применена теория «монофакторного» прогресса, когда по принятию за основу одного признака удается проследить весь путь общественного развития. История свидетельствует, что философы и социологи от античности до современности вели безуспешные поиски такого признака. Они принимали за него систему общественного договора, основанного на естественном праве; развивали идеи прогресса, зиждящегося на прогрессе самого социума (Фома Аквинский: община – общество – ассоциация); рассматривали собственность как источник имущественного неравенства, являющегося, в свою очередь, источником власти и социального управления. Они усматривали этот признак в политических свободах, которые, по мнению Д. Юма, ускоряют общественный прогресс; в знаниях, как основном созидательном начале истории, или мнениях, способных приводить к политическим переворотам (А. Тюрго, Ж.-А. Кондорсе, О. Конт). Они искали его в способе производства как базисе любого общества, определяющем его социальную, политическую и культурную надстройку (К. Маркс и Ф. Энгельс); в идеях формирования общества «промышленников» (доиндустриального – индустриального – постиндустриального).
В последние пятьдесят лет все чаще обсуждаются идеи коммуникативных теорий, согласно которым социальная организация общества обеспечивается определенным способом и типом коммуникации. Однако вычленить одну-единственную теорию в качестве основополагающей представляется невозможным. Принятие доказательности доводов представителей различных теорий приводит к заключению, что процессы общественного развития обуславливаются целым комплексом признаков, оказывающих влияние на социальный прогресс, в том числе как рассмотренных при анализе формирования эволюционных теорий, так и тех, о влиянии которых мы пока не подозреваем и открытие которых ожидает человечество в будущем.

Во-вторых, учитывая «многофакторность» общественного прогресса, необходимо отметить, что формула общественного равновесия при учете многообразных и разносторонних признаков не может быть постоянной для разных эпох и для разных типов цивилизаций.

Кроме того, общественное развитие совсем не обязательно должно осуществляться только в рамках однолинейного прогресса, т. е. от менее низкого этапа развития – к более высокому, от социальных недостатков – к идеалу совершенствования: история неоднократно доказывала это, хотя в целом человечество движется по восходящей линии.

В-третьих, в последние пятьдесят лет из череды многочисленных теорий общественного развития на первый план выходят теории коммуникативного характера в связи со становлением знания как источника экономического прогресса, то есть в связи с превращением его в основной товар. Закономерно глубокий интеллектуальный потенциал индивида ведет к формированию гражданского общества, усилению института общественного мнения. Разрешение всех социальных проблем на этом этапе развития цивилизации возможно только на уровне обоюдной договоренности, осуществляемой в процессе коммуникации.

В-четвертых, средства массовой коммуникации (с появлением толпы и церкви, по Тоффлеру) и средства массовой информации (начиная от самого первого – рукописных книг) четко вписаны в систему социальных связей, так как они являются основными носителями информации, отражающей все стороны социальной действительности. Именно СМИ и СМК продуцируют и осуществляют политику, которая в представлении мыслителей-гуманистов – от Аристотеля до Ю. Хабермаса – являет собой целенаправленную деятельность, обеспечивающуюсогласование иудовлетворение интересов всего общества и каждого отдельно взятого индивида посредством общения.

В-пятых, процессы политической коммуникации, взаимодействие власти и общества самым непосредственным образом связаны с процессами формирования и функционированияобщественного мнения и общественного сознания. Именно поэтому с середины XIX века на первый план в изучении социальных процессов стали выдвигаться исследования в сфере социальной психологии. Наступило пора, когда необходимо смотреть на процессы общественного развития с точки зрения роли общественного сознания.