Глава 19. Подтянув повыше одеяло, Софья откинулась на подушки

Подтянув повыше одеяло, Софья откинулась на подушки. Стефан расхаживал по комнате, и она наблюдала за ним из‑под полуопущенных век. Дрожь не унималась, силы как будто вытекли из членов, по телу растекалась слабость, а на коже выступал липкий пот.

Софья объясняла недомогание раной и кровопотерей, упорно отказываясь признавать, что причиной неприятных ощущений стала перспектива унылого будущего без Стефана.

Дойдя до окна, он повернулся на каблуках и, вернувшись к кровати, сердито уставился на нее сверху:

– Кроме матери, что еще ждет вас в Санкт‑Петербурге?

Софья отвернулась, пряча глаза. Ну зачем ему это?

Неужели не понимает, что ей и без того тяжело?

В глубине души она признавала, что готова на все, только бы оставить Стефана в своей жизни, но здравый смысл подсказывал, что, уступив своим желаниям, можно лишь навлечь на себя беду.

Что мог он предложить, помимо риска скандала? Желание, конечно. Что же еще? Мимолетное увлечение?

Жизнь научила ее тому, что увлечение ненадежно и обходится недешево.

Достаточно посмотреть, в какую переделку попала она сама из‑за преданности матери.

– Я живу полной жизнью. У меня есть друзья. Я занимаюсь благотворительностью, – ответила она сухо. – А теперь, когда Александр Павлович вернулся в Зимний, в столице будет весело.

– Вы же говорили, что терпеть не можете балы, – напомнил Стефан.

– Да, балы не самое любимое мое времяпрепровождение, но мы все делаем то, что должны. – Их взгляды встретились, и Софья не отвела глаза. – Обязанности есть не только у герцога.

– А если император или ваша мать решат, что вам пора выйти замуж?

Вопрос застиг ее врасплох, но она все же ответила:

– Несколько лет назад они уже хотели выдать меня замуж. К счастью, по такому вопросу решение могу принять только я сама.

Он сохранил бесстрастное выражение.

– И вы решили, что обойдетесь без мужа?

Что он хочет от нее? Софья не знала. Его все раздражало.

Раздражало, что родители могут принудить к замужеству. Раздражала ее решимость самой определять свое будущее. Невозможный человек.

– Нет. Думаю, когда‑нибудь встречу мужчину, который убедит меня, что жизнь с ним стоит такой жертвы, как независимость.

Он прошелся взглядом по контуру скрытых одеялом форм.

– Так вы считаете замужество жертвой?

– А вы нет? Теперь задумался уже Стефан – брошенный невзначай вопрос заставил всерьез задуматься.

– Наверное, это зависело бы от моей вероятной невесты.

Софья представила его в наряде жениха, с юной супругой – и сердце болезненно дрогнуло. Она будет, конечно, англичанкой. Милой, послушной, обученной с ранних лет потакать всем прихотям джентльмена. И разумеется, красивой.

Чудной английской розой.

– Глупый разговор…

Он вроде бы хотел возразить, но, подумав, согласился с ее предложением:

– Хорошо, вернемся к делам более важным.

– Самое важное сейчас – найти письма.

– Не пытайтесь отвлечь меня, у вас это не получится. – Он присел на край кровати, и она поймала в его глазах опасный блеск. – Я не для того проехал через всю Европу, чтобы вернуться в Англию одному.

Она замерла. Во рту снова стало сухо, в животе как будто затрепетали крыльями бабочки, по телу разлилась знакомая теплая волна. Желание свернуться рядом с ним в комочек, прижаться к крепкому мужскому телу, положить голову на грудь почти захватило ее с неодолимой силой.

Но вместо того, чтобы уступить ему, Софья твердо напомнила себе, что она не из тех дамочек, которые цепляются за мужчину, потому что сами не в состоянии решить, как им быть дальше.

– В таком случае, боюсь, вас ждет разочарование.

– Нет. – Он подался вперед, наклонился, навис над ней. – Я не из тех, для кого разочарование приемлемый вариант.

– В данном случае выбирать не вам. Я возвращаюсь в Санкт‑Петербург, и вам меня не остановить.

– Подумайте лучше, прежде чем противиться моему желанию, – протянул он с опасной ноткой в голосе. – Я, конечно, предпочел бы, чтобы вы поехали со мной добровольно, но, если придется, готов и к тому, чтобы убедить вас в прелестях нашего совместного путешествия в Англию.

Мелькнувшая в его глазах искорка гнева, как и высокомерная уверенность в способности подчинить ее своей воле, не только не напугали Софью, а даже доставили ей тайное удовольствие.

– Так вы угрожаете мне? Хотите сказать, что намерены удержать против моей воли?

– Вы не станете долго противиться. – Он коснулся губами мочки уха. – Мы оба знаем, что вы сопротивляетесь желанию единственно из опасения скандала.

Устояв перед волной наслаждения, она уперлась ладонями ему в грудь.

– Вы – самонадеянный…

– Не самонадеянный, а решительный.

– Самонадеянный, – упрямо повторила она. – Вы ничем не лучше сэра Чарльза.

Стефан мгновенно напрягся, отстранился и посмотрел на нее, приняв оскорбленный вид.

– Вы сравниваете меня с этим мерзавцем?

Она хотела было взять вылетевшие неосторожно слова назад, но потом решила, что и так уж позволяла ему слишком многое. Стоит только проявить слабость, и он утащит ее в Англию, а это будет катастрофа.

– Сэр Чарльз тоже пытался удержать меня насильно и заставить исполнять его желания. Чем же вы от него отличаетесь?

– Этот безумец намеревался шантажировать вашу мать и перерезать вам горло, – сердито напомнил Стефан.

– Я лишь хочу сказать, что не являюсь собственностью, права на которую может востребовать тот или иной мужчина. И я вполне в состоянии сама определять, чего хочу от будущего.

Некоторое время Стефан сидел абсолютно неподвижно, так что красивое лицо казалось высеченным из камня.

– То есть вы готовы уйти от меня без всякого сожаления? – с ноткой недоверия спросил он.

Без сожаления. Она едва не рассмеялась истерически.

– Так будет лучше.

– Лучше для вас или для меня?

– Для нас обоих. Он снова наклонился, так что она ощутила тепло его дыхания, и их взгляды столкнулись в немой схватке характеров.

Видя, как борются в нем два желания – склонить ее к послушанию поцелуем или взвалить на плечо и увезти, – Софья облегченно выдохнула, когда дверь со скрипом открылась и в комнату вошла служанка с большим подносом в руках.

– А вот и мы. Все готово. Свежий хлеб, рагу и тушеный заяц.

Стефан поднялся с приглушенным проклятием и, выпрямившись, смерил Софью взглядом, от которого ей сделалось не по себе.

– Я сменю Петра. Пусть поужинает. Но наш разговор еще не закончен.

Пролетев мимо застывшей от удивления служанки, герцог выскочил из комнаты и громко хлопнул дверью.

Девушка лукаво улыбнулась и направилась к кровати, где и остановилась, ожидая, пока госпожа сядет поудобнее, чтобы принять поднос.

– И что же это за разговор, которому я помешала? Софья порывисто откинула одеяло.

– Герцог Хантли несносен.

– Мужчины все такие, – философски заметила служанка. – Думают, что знают все лучше всех, и не могут поверить, что женщина в состоянии сама принимать решения.

– Вот именно, – согласилась Софья и, поняв вдруг, что ужасно проголодалась, зачерпнула полную ложку горячего рагу.

– А более всего они несносны, когда не правы, но упрямо не желают это признавать.

– По‑моему, они вообще не допускают и мысли, что могут быть не правы.

Девушка усмехнулась и, наклонившись, поправила на госпоже одеяло и положила поудобнее подушки.

– Но зато они знают, как согреть женщину ночью.

Софья фыркнула, торопливо отгоняя возникшую перед глазами соблазнительную картину с участием Стефана.

– Для этого достаточно и одеяла.

– А еще они бывают кстати, когда требуется освободить женщину из лап сумасшедшего.

Чувствуя, как вспыхнули щеки, Софья торопливо наклонилась к тарелке.

– Только не в том случае, когда они делают это только для того, чтобы заменить один плен на другой.

– Так герцог намерен похитить вас?

– Грозил увезти в Мидоуленд, и мое мнение его не интересовало.

– Вот как? – Девушка вдруг звонко рассмеялась. – Ну и ну.

Софья вскинула голову и удивленно посмотрела на служанку.

– Не понимаю, чему так радуешься. По‑моему, Стефану самое место в Бедламе.

– Влюбленный джентльмен редко рассуждает здраво, – наставительно заметила служанка.

– Влюбленный? – Софья отложила ложку – аппетит вдруг пропал – и отставила поднос. Сердце как будто потянуло вниз. – Какая ерунда. Не понимаю, с чего ты так решила.

– Неужели не понимаете?

– Подумай сама. Возможно, я и нужна герцогу в качестве любовницы, но ни о какой любви не может быть и речи.

– Мужчина не станет рисковать головой только ради страсти.

– Станет, если затронута его гордость. – Софья покачала головой. – Поверь мне, герцог ищет короткого романа, не более того.

– А чего хотите вы?

Она откинулась на подушки, не позволяя себе думать на эту опасную тему.

– Мира и покоя.

Утро выдалось ясное, солнечное, но погода не радовала Геррика Герхардта, проезжавшего мимо вытянувшихся как по линейке аккуратных построек военного поселения.

Он не спал с прошлого вечера, с того самого часа, когда получил зашифрованную записку с приложенной к ней самодельной картой, на которой Дмитрий Типов обозначил место предполагаемого нахождения Софьи. Геррик не стал терять время и, переодевшись и забрав Грегора, сразу же выехал из столицы.

Однако чем ближе к цели, тем настойчивее предупреждал об осторожности инстинкт самосохранения, благодаря которому ему и удавалось держаться так долго на плаву в опасных водах российской политики.

Полностью доверять Типову стал бы только глупец, и Геррик вовсе не собирался попасть в ловушку.

Ненавязчивые расспросы встречавшихся по пути местных жителей помогли не много, люди лишь пересказывали слухи о какой‑то заварушке на постоялом дворе да загадочном англичанине, искавшем пропавшего родственника.

Оставалось только надеяться, что начальник ближайшего военного поселения сможет дать более надежные сведения.

Конь шел бодрой рысью, а взгляд Геррика рассеянно скользил по вытянувшимся вдоль дороги домикам, в которых солдаты жили вместе с семьями, и четко обозначенным земельным участкам, на которых они выращивали овощи. Четкость, единообразие и порядок не могли не радовать душу военного, но сердце сжималось от давящей, гнетущей атмосферы, невидимым свинцовым облаком окутавшей поселок.

Во дворах не играли дети. Женщины не обменивались новостями, сидя на лавочках. И даже мужчины не собирались за бутылкой водки.

«Ах, Александр Павлович, неужели вы так слепы, что не видите зреющего недовольства?»

Проехав мимо двух часовых в конце поселения, Геррик покачал головой и остановился у обочины, где его терпеливо ждал Грегор. Глядя, как пруссак ловко соскочил с седла, Геррик не в первый уж раз позавидовал молодости. Сам он чувствовал себя абсолютно разбитым: ныло тело, болели, как будто в них насыпали песка, глаза.

Где те счастливые времена, когда, проведя день в сражении, он мог скакать всю ночь, спеша к очередной битве?

– Что узнали? – спросил Грегор, поправляя черный сюртук. В одежде он следовал примеру Геррика, предпочитавшего скромность и ненавязчивость. К тому же и внимание крестьян было им сейчас ни к чему.

– Ничего особенного. Они только подтвердили слухи о нападении на постоялый двор каких‑то разбойников и женщине, которую увезли против ее воли, – ответил Геррик, старательно пряча страх за стоическим спокойствием.

Давать волю чувствам – непозволительная роскошь, когда ситуация требует хладнокровия и здравомыслия.

– Им известно, куда ее увезли?

– Начальник утверждает, что все дороги взяты под наблюдение и все кареты досматриваются.

– Другими словами, они все еще могут быть здесь.

– Да.

Видимо, уловив какую‑то неуверенность, Грегор внимательно посмотрел на спутника.

– Вы, похоже, не очень‑то в этом уверены.

Геррик кисло усмехнулся. Принимая на службу солдата с головой вместо бездумного исполнителя, надо быть готовым и к тому, что придется не только отдавать приказы, но и отвечать на вопросы.

– По словам того же начальника, вчера вечером одна карета все же прорвалась. Часовой попытался ее остановить, но едва сам не попал под колеса. – Геррик сжал поводья, и конь беспокойно переступил с ноги на ногу. При мысли о том, что он, подобравшись так близко к пленнице, упустил сэра Чарльза, хотелось выть от досады. – По его словам, часовой уверен, что видел в карете только одного человека, мужчину, но, конечно, наверняка никто ничего не знает.

– Да, жаль. – Грегор бросил взгляд на стоящих неподалеку солдат. Нахмурился. – Что будете делать?

– Сейчас нам ничего не остается, как только продолжить путь, найти указанный на карте дом и надеяться, что Софьи в той карете не было.

– Тогда давайте поспешим, – предложил Грегор. – Что‑то мне не нравится, как на нас здесь смотрят.

Геррик кивнул и, тронув коня легкой рысью, оглянулся на однообразные серые строения и пустынные поля.

– Какая жалость, – пробормотал он. – Сама идея военных поселений была неплоха. Увеличить численность армии, разрешив солдатам жить с семьями и самим обеспечивать себя продуктами. Но Аракчеев, не решив одни проблемы, лишь создал другие.

Грегор философски пожал плечами:

– Из солдат крепких крестьян не получается. Либо ты занимаешься военной подготовкой, либо ходишь за плугом. Совмещать первое со вторым невозможно.

– Да и жестокое обращение с солдатами со стороны большинства офицеров тоже на пользу не идет. – Геррик тяжело вздохнул. – Аракчееву просто не дано понять, что настоящая преданность основывается на уважении, а не на страхе.

Грегор нахмурился. Жестокий нрав Аракчеева он испытал на себе, прослужив под его началом три долгих года.

– Достойный последователь императора Павла. Другого порядка, кроме армейского, он не приемлет, а все прочее считает баловством.

– Человеческое обращение – не баловство.

Грегор усмехнулся:

– Меня убеждать не надо.

Дорога уходила дальше. Поля уступали место березовым рощам и зарослям боярышника.

– Я делаю, что могу, но возможности мои ограничены, – признался Геррик. – Боюсь, склонность царя бросаться из одной крайности в другую приведет к тому, что Аракчеева сменит такой человек, как князь Александр Голицын.

Грегор вдруг рассмеялся. Как и Аракчеев, Голицын влиял на нынешнего царя далеко не самым лучшим образом и проблем создавал не меньше. Геррик считал себя человеком верующим, но появление при дворе все новых и новых религиозных фанатиков глубоко его беспокоило.

– Опасаетесь, как бы военные поселения не превратились в монастырские бараки? – спросил Грегор, хорошо знавший мнение Геррика на этот счет.

– Как и того, что люди будут целыми днями стоять в церкви и молиться за хороший урожай вместо того, чтобы работать в поле.

– Осторожнее, – с усмешкой предупредил пруссак, – а то еще попадете, чего доброго, в еретики.

– Мистическая чушь. Вреда от нее меньше, чем от Меттерниха. – Горькие слова сорвались с языка раньше, чем он успел остановиться. – Извини. Устал. Иначе бы не позволил себе такого.

– Передо мной извиняться не надо. И опасаться, что ваши слова пойдут дальше, тоже, – заверил его Грегор. – В отличие от других вы умеете вызывать в людях верность.

Сил хватило только на вымученную улыбку.

– Именно поэтому, друг мой, я и привлек тебя к этой деликатной миссии.

Грегор скользнул взглядом по подступающим к дороге деревьям.

– У вас есть план на случай, если Софья все еще в том доме?

– План? Убьем сэра Чарльза и вернем ее матери.

– Думаете, все так просто?

– До сих пор просто не получалось, но я надеюсь, что когда‑нибудь… – Геррик достал из кармана заряженный пистолет. – Будь внимателен. Мы уже где‑то близко.

– Даже ближе, чем вы можете себе представить, Геррик Герхардт, – раздался вдруг насмешливый голос.

Геррик спокойно натянул поводья, тогда как его спутник выругался и полез за пистолетом.

– Не надо, Грегор. – Голос был ему знаком. Он повернулся к вышедшему из тени плотному мужчине. – Борис. Даже не знаю, чему удивляться больше: тому, что тебя до сих пор не застрелил какой‑нибудь чопорный англичанин, или тому, что ты оказался именно здесь. Могу ли я предположить, что и лорд Саммервиль тоже тут?

– Лорд Саммервиль остался в Англии. Я сопровождаю герцога Хантли.

На этот раз Геррик даже не попытался скрыть удивления. Последние годы герцог практически не выезжал за пределы Англии, и вот… Естественно, возникал вопрос…

– И что же привело герцога в такую даль?

– Очевидно, то же, что и вас. Догадаться, что имеет в виду Борис, было совсем не трудно.

– Софья?..

– Здесь, в доме, со своей служанкой, – быстро успокоил его слуга.

Выдохнув облегченно, Геррик соскочил на землю и бросил поводья Грегору. Слава богу, не опоздали.

– А сэр Чарльз? Борис состроил гримасу:

– Умчался в карете в сторону Санкт‑Петербурга. Повернувшись к дому, Геррик заметил уходящую в лес тропинку.

– И вы позволили ему скрыться? – хмуро бросил он. – Вот так запросто?

Борис улыбнулся. Будучи личным лакеем лорда Саммервиля, он в лучшем случае выказывал всем сдержанное почтение.

– Не так запросто. Госпожа Софья ухитрилась воткнуть ему в бок нож, так что сэр Чарльз вполне может и не дожить до утра.

Геррик сжал рукоять пистолета – боже, этой милой девочке пришлось защищаться.

– Софья ударила его ножом?

Борис вскинул брови:

– А почему вы так удивляетесь? Эта женщина – сущий дьявол.

– Она не пострадала?

– Ранена.

– Проклятье. – Геррик шагнул к ведущей к дому тропинке. Софью нужно как можно скорее доставить в Санкт‑Петербург. – Мне необходимо увидеть ее.

С быстротой, поразительной для человека столь крупного, Борис встал перед ним, преградив путь к дому.

– Госпожа Софья отдыхает. Беспокоиться не о чем.

– Вы не пускаете меня к ней?

– Говорю вам, она спит. И будить ее не нужно.

– Хочу предупредить, что я устал и не в том настроении, чтобы играть в игрушки. Отведите меня к ней. – В его голосе отчетливо прозвучала требовательная нотка. – Сейчас же.

В кустах что‑то зашуршало, и на тропинку вышел высокий мужчина в темно‑зеленом сюртуке и коричневых бриджах.

Прищурившись, Геррик увидел, что Стефан успел не только помыться, но и побриться. Значит, они здесь уже давно.

По спине прошел холодок. Неужели герцог Хантли знал, зачем Софью посылали в Англию? И если да, то каковы его дальнейшие планы?

В отличие от Эдмонда, несколько лет прослужившего советником у Александра Павловича, его брат всегда оставался верен только Англии.

Словно уловив сомнения Геррика, герцог кивнул и сдержанно улыбнулся:

– Не вините Бориса. Он всего лишь выполняет мой приказ.