ШЕСТЬ. Бросок сети

Она шла, быстро удаляясь от реки, так как набережная была широкой и хорошо освещенной. Целая путаница прямых улиц располагалась между местом, где она находилась, и Королевским Арктическим Институтом, бывшим единственным зданием, которое Лайра была в состоянии найти, и в этот темный лабиринт она сейчас и спешила.

Если бы она только знала Лондон так, как знала Оксфорд! Тогда бы она знала, каких улиц следует избегать или где добыть немного еды; или даже в какую дверь постучать и попросить защиты. В ту холодную ночь темные аллеи вокруг казались живыми, наполненными движением и скрытой жизнью, о которых она не имела представления.

Пантелеймон преобразился в дикую кошку и сканировал темноту пронзающими ночь глазами. Иногда он останавливался, ощетиниваясь, и Лайра спешила прочь от входа, в который готова была войти. Ночь была полна звуков: взрывы пьяного смеха, два хриплых голоса, затянувших песню, рёв и стоны какой-то несмазанной машины в подвале. Лайра осторожно шла мимо всего этого, держась тени и узких аллей; ее обостренные чувства смешивались с чувствами Пантелеймона.

Время от времени перед ней вставала широкая освещенная улица, где гудели и искрили трамваи под ямтарическими проводами. Для пересечения лондонских улиц существовали правила, но она ими пренебрегала; когда же её кто-нибудь окликал, Лайра убегала.

Хорошо быть снова свободной. Она знала, что Пантелеймон, мягко ступая кошачьими лапами позади нее, испытывал ту же радость, что и она, снова оказавшись на открытом воздухе, даже если это был мрачный воздух Лондона, пропитанный дымом, сажей и лязгом металла. Настанет момент, когда придётся обдумать то, что они услышали в квартире госпожи Коултер, но не сейчас. И, в конце концов, нужно будет найти место, где можно поспать.

На перекрестке у угла большого универмага, чьи окна ярко отсвечивали на мокром тротуаре, находился фургон-кафе: маленький домик на колесах с прилавком под деревянной откидной створкой, которая качалась, подобно тенту. Желтый свет мерцал внутри, и аромат кофе распространялся вокруг. Одетый в белое пальто владелец, наклонившись над прилавком, разговаривал с двумя или тремя клиентами.

Это было соблазнительно. Лайра шла уже больше часа, ей было холодно и сыро. С Пантелеймоном в образе воробья, она подошла к прилавку, чтобы привлечь внимание владельца.

– Чашку кофе и сандвич с ветчиной, пожалуйста, – сказала она.

– Вы гуляете очень поздно, моя дорогая, – ответил мужчина в цилиндре и белом шелковом кашне.

– Да, – сказала она, отворачиваясь и глядя на оживленный перекресток. Театр поблизости только что опустел, и толпа бурлила перед ярко освещенным фойе, ища такси и закутывая плечи в пальто. С другой стороны был вход вокзала Чтоник, где еще большая толпа сновала вверх и вниз по ступеням.

– Все готово, милая, – сказал хозяин. – Два шиллинга.

– Позвольте мне заплатить, – сказал человек в цилиндре.

– Почему бы и нет? – подумала Лайра. – Я бегаю быстрее, чем он, а деньги могут мне понадобиться позже.

Человек в цилиндре положил монету на стойку и улыбнулся ей. Его демон был лемуром. Он цеплялся за отворот пальто, пристально смотря на Лайру круглыми глазами.

Она откусила от сандвича и взглянула на оживленную улицу. Лайра понятия не имела, где находится, потому что никогда не видела карту Лондона, и даже не знала, насколько он велик и как далеко надо идти, чтобы найти деревню.

– Как Вас зовут? – спросил человек.

– Алиса.

– Красивое имя. Позвольте мне капнуть этого в Ваш кофе... это согреет Вас...

Он начал отвинчивать крышку серебряной фляги.

– Не нужно, – сказала Лайра. – Я люблю обычный кофе.

– Держу пари, вы никогда раньше не пробовали бренди, подобное этому.

– Пробовала. Я тут же заболела. Я выпила целую бутылку. Почти.

– Как хотите, – сказал мужчина, наклоняя флягу над своей кружкой. – Куда это Вы идете совсем одна?

– Встречать отца.

– Кем он работает?

– Он убийца.

– Кто?

– Я же сказала, убийца. Это его профессия. Сегодня ночью он работает. У меня здесь для него чистая одежда, потому что обычно после работы он возвращается весь в крови.

– А! Вы шутите.

– Нет.

Лемур тихо мяукнул и медленно вскарабкался на плечо мужчины, чтобы вглядеться в нее поближе. Лайра бесстрастно допивала кофе и доедала сандвич.

– Доброй ночи, – сказала она. – Я вижу, мой отец уже пришел. Похоже, он сердится.

Человек в цилиндре оглянулся, и Лайра поспешила к толпе у театра. Как бы она ни хотела посмотреть на вокзал Чтоник (Госпожа Коултер говорила, что это не подходит для людей их класса), ещё сильнее она опасалась попасть в ловушку под землёй; лучше уж находиться на открытом пространстве, где при необходимости можно убежать.

Лайра все шла и шла, а улицы темнели и пустели. Моросил мелкий дождь, но даже если бы не было облаков, городское небо было слишком освещённым, чтобы увидеть звезды. Пантелеймон полагал, что они двигаются на север, но кто знает?

Бесконечные улицы с одинаковыми кирпичными домиками, с садами, в которых хватало места только для ящика с мусором; большие мрачные фабрики за проволочными заборами, с одной лишь ямтарической лампой, холодно сияющей высоко на стене, и громко храпящим сторожем; иногда унылая часовня, отличающаяся от завода только крестом. Один раз она попробовала открыть какую-то дверь, чтобы услышать стон из-под скамейки в футе от себя в темноте. Она увидела, что двор был полон спящих фигур, и убежала.

– Где мы будем спать, Пан? – спросила она, пока они тащились вниз по улице мимо закрытых магазинов.

– Где-нибудь по пути.

– Но я все же не хочу быть замеченной. Здесь всё на виду.

– Здесь есть канал...

Он глядел влево на обочину проселочной дороги. Действительно, там угадывалось темное мерцание, указывая на открытое водное пространство, и, когда они осторожно спустились посмотреть, то нашли канал, с дюжиной барж, привязанных к мосткам. Некоторые были пусты и их борта высоко поднимались над водой; другие, тяжело нагруженные, низко сидели в воде под кранами, похожими на виселицы. Тусклый свет мерцал в одном из окон деревянной хижины, и ниточка дыма поднималась от металлического дымохода; единственный свет исходил от лампы, высоко висящей на стене склада, и от портового крана, оставляя землю во мраке. На причалах были сложены бочки с угольным спиртом, штабеля огромных круглых бревен, бухты прорезиненного кабеля.

Лайра на цыпочках подошла к хижине и заглянула в окно. Старик увлечённо читал газету “История картины”, покуривая трубку, а его демон-спаниэль в это время спал на столе, свернувшись клубком. Пока она наблюдала, человек поднялся, снял закопчёный чайник с железной печки и налил горячей воды в треснутую кружку. Затем он вновь погрузился в чтение.

– Может попросить его впустить нас, Пан? – прошептала она, но тот словно сошёл с ума – он превратился в летучую мышь, в сову, снова в кота. Лайра огляделась, пытаясь понять, что его напугало, а потом одновременно с демоном увидела ИХ: двух людей, бегущих к ней с разных сторон. Ближайший к ней держал сеть.

Пантелеймон издал резкий крик и бросился как леопард на демона ближайшего из незнакомцев – дикую лису, отбрасывая ее назад и борясь с ногами ее хозяина. Мужчина ругнулся и свернул в сторону, и Лайра метнулась мимо него к открытому пространству верфи. Нельзя было допустить оказаться зажатой в угол.

Пантелеймон, ставший орлом, устремился к ней и закричал: “Налево! Налево!”

Лайра свернула с пути, увидела промежуток между бочками угольного спирта и краем рифленого железного навеса, и пулей устремилась туда.

Но эти сети!

Она услышала свист в воздухе, и что-то стегнуло и сильно ужалило ее в щеку, и отвратительные просмоленные нити хлестнули в лицо, руки, запутали и задержали ее, и она упала, напрасно рыча, вырываясь и борясь.

– Пан! Пан!

Но демон-лисица рвала кота Пантелеймона, и Лайра, чувствуя боль в собственном теле, громко вскрикнула, когда тот упал. Один мужчина стремительно обвязывал её веревками, вокруг горла, тела, головы, обвязывая ее снова и снова на мокрой земле. Она была беспомощна, прямо как муха, попавшая в паучьи сети. Бедный раненый Пан полз к ней, с демоном-лисой, вцепившейся в его спину. У него не осталось больше сил даже на перевоплощение. Другой мужчина оказался лежащим в луже со стрелой в шее...

Мир сразу прояснился, когда человек с сетью заметил это.

Пантелеймон поднялся и моргнул, затем последовал глухой звук, и мужчина, задыхаясь, проковылял мимо Лайры, которая вскрикнула от ужаса: из него текла кровь!

Топот ног, и кто-то оттащил мужчину в сторону и согнулся над ним. Другие руки приподняли Лайру, нож прорезал нити, и они упали одна за другой. Она стянула их с себя, фыркая, и бросилась обнимать Пантелеймона.

Стоя на коленях, она повернулась поглядеть на пришедших. Три темных человека, один вооруженный луком, остальные ножами; и когда она обернулась, лучник поперхнулся.

– Это не Лайра?

Знакомый голос, но она не могла его узнать, пока он не выступил вперед и ближайший луч света не упал на его лицо и на демона-ястреба на плече. Вспомнила! Бродяжник! Настоящий Оксфордский бродяжник!

– Тони Коста, – сказал он. Помнишь? Ты часто играла с моим младшим братом Билли на лодках в Джерико, пока его не забрали Глакожеры.

– О Боже, Пан, мы спасены! – прорыдала она, но потом одна мысль пришла ей в голову: это его лодку она похитила в тот раз. А если он вспомнит?

– Лучше пойдем с нами, – сказал он. – Ты одна?

– Да. Я убегала...

– Ладно, больше не разговаривай. Просто веди себя тихо. Джаксер, перенеси тела в тень. Керим, смотри по сторонам.

Лайра поднялась, дрожа, прижимая кота-Пантелеймона к груди. Он извивался, пытаясь посмотреть на что-то, и Лайра проследила за его пристальным взглядом, понимая и внезапно заинтересовываясь: что случилось с демонами мертвецов? Они исчезали, таков был ответ; исчезали и дрейфовали куда-то подобно частицам дыма, как бы следуя за хозяевами. Пантелеймон отвел глаза, и Лайра на ощупь поспешила за Тони Коста.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

– Тихо, девочка. И так много неприятностей, не добавляй лишних. Мы поговорим на лодке.

Он вел ее по маленькому деревянному мосту в самое сердце бухточки. Двое других мужчин неслышно шли за ними. Тони повернул на деревянный причал, следуя линии берега, откуда он ступил на борт узкой лодки, и распахнул дверь в каюту.

– Залезай, – сказал он. – Быстрее.

Лайра послушалась, щупая свою сумку (с которой она никогда не расставалась, даже попав в сеть), чтобы убедиться, что алетиометр все еще там. В длинной узкой каюте, в свете фонаря на крючке, она увидела полную властную женщину с серыми волосами, сидящую за столом с газетой. Лайра узнала в ней мать Билли.

– Кто это? – спросила женщина. – Никак Лайра?

– Правильно, Ма, но мы должны уходить. Мы убили двоих у бухты. Мы думали то были Глакожеры, но наверно это турецкие торговцы. Они поймали Лайру. Я не прочь поговорить, но только на пути отсюда.

– Иди сюда, дитя мое, – сказала Ма Коста.

Лайра повиновалась, полусчастливая, полувстревоженная, опасаясь рук Ма Косты, похожих на дубины, и теперь она была уверена: это их лодку они увели вместе с Роджером и другими ребятами из колледжа. Но Ма Коста обхватила голову Лайры руками, а ее демон, ястреб, нагнулся нежно лизнуть голову кота-Пантелеймона. Затем Ма Коста обняла Лайру своими огромными ручищами и прижала к своей груди.

– Не знаю, что ты здесь делаешь, но ты выглядишь уставшей. Можешь пойти в кроватку Билли, как только выпьешь чего-нибудь горячего. Устраивайся, дитя мое.

Похоже, выходка Лайры была прощена или, хотя бы, забыта. Лайра присела на обитую скамью за отскобленным сосновым столом, и в тот же момент низкий рокот газового двигателя тряхнул лодку.

– Куда мы плывем? – спросила Лайра.

Ма Коста поставила кастрюлю молока на железную печь и добавила огня.

– Подальше отсюда. А теперь помолчи: поговорим утром.

Это все, что она сказала, подавая Лайре чашку кипяченого молока, покачиваясь на палубе движущейся лодки и обмениваясь шепотом парой слов с мужчинами. Лайра выпила и подняла край шторки, чтобы посмотреть на темные, уплывающие назад причалы. Через несколько минут она заснула.

* * *

Она проснулась в узкой кровати, слыша успокаивающий машинный рокот глубоко внизу. Она села, ударилась головой, выругалась, осмотрелась и осторожно поднялась. Слабый серый свет падал на три другие койки, пустые и аккуратно заправленные, одну внизу, а две других поперек крошечной каюты. Она свесилась с кровати, обнаружила, что совсем раздета, и заметила своё платье и волчье пальто, сложенные на краю кровати вместе с сумкой. Алетиометр все еще лежал на месте.

Она быстро оделась и прошла в дверь, ведущую в каюту с печкой, где было очень тепло.

В каюте никого не было. В окне Лайра увидела серые сгустки тумана со всех сторон, с темными силуэтами, которые должно быть были зданиями и деревьями.

Прежде чем она успела выйти на палубу, внешняя дверь открылась, и вошла Ма Коста, в старом твидовом пальто, на котором влага осела в виде тысячи мелких капель-жемчужин.

– Хорошо спала? – спросила Ма, протягивая руку за сковородкой. – Иди в спальню, я приготовлю тебе завтрак. Не стой здесь; это не комната.

– Где мы? – спросила Лайра.

– На Большом Соединительном Канале. Держись подальше от палубы, дитя. Не хочу тебя видеть наверху. У нас проблема.

Она нарезала несколько ломтиков бекона в сковороду и разбила яйцо.

– Какая проблема?

– Ничего такого, с чем мы не можем справиться, если ты не будешь вмешиваться.

Больше она ничего не сказала, пока Лайра не поела. Лодка замедлила ход, и что-то стукнуло о борт, и она услышала громкие гневные голоса мужчин; но потом чья-то шутка заставила их рассмеяться, вскоре голоса замолкли, и лодка двинулась дальше.

Тони Коста спустился в каюту. Как и его мать, он был покрыт влагой. Он потряс свою шерстяную шапку над печью, и капли воды зашипели и заплясали на ней.

– Что мы скажем ей, Ма?

– Сначала спроси, а потом скажи.

Он налил кофе в оловянную кружку и присел. Он был мощный, темнолицый мужчина, и теперь, глядя на него при дневном свете, Лайра видела грусть на его мрачном лице.

– Ладно, – сказал он. – Теперь рассказывай, что ты делала в Лондоне, Лайра. Мы думали, что тебя забрали Глакожеры.

– Я жила с одной леди...

Лайра неуклюже пересказала свою историю и расставила все по порядку, как бы тасуя колоду карт, готовую к раздаче. Она рассказала им обо всём, кроме алетиометра.

– А потом, прошлой ночью на вечеринке я поняла, что они на самом деле делают. Госпожа Коултер сама была одной из них – Глакожеров, и она хотела использовать меня, чтобы помочь ей поймать больше детей. А то, что они делают...

Ма Коста покинула каюту и вышла в кубрик. Тони подождал, пока дверь закроется, и перебил Лайру:

– Мы знаем, что они делают. По крайней мере, отчасти. Мы знаем, что они не возвращаются. Детей забирают на север, далеко отсюда, и проводят на них разные эксперименты. Сначала мы считали, что они испытывают разные вирусы и лекарства, но в таком случае не было бы никакой причины начинать всё это так внезапно два или три года назад. Потом мы подумали о Татарах, может быть есть какая-нибудь секретная сделка, что они все едут в Сибирь; потому что они хотели продвинуться на север так же? Как и все остальные, за угольным спиртом и огненными шахтами. Ходили слухи о войне, длящейся дольше, чем известно о Глакожерах. И мы подумали, что Глакожеры подкупали вождей Татар, отдавая им детей. Ведь Татары едят их, не так ли? Они готовят детей и едят их.

– Неправда! – сказала Лайра.

– Правда. Есть еще много всяких вещей. Ты когда нибудь слышала о Налканийцах?

– Нет, – ответила Лайра. – Даже от госпожи Коултер. Кто они?

– Что-то вроде привидений, водящихся в их лесах. Одинакового роста с детьми, у них нет голов. Они ходят по лесу ночью, и если ты заснула в лесу, они соберутся вокруг, и ничто не заставит их уйти. Налканийцы – это северный мир. Есть еще Ветряные Присоски, они тоже опасны. Они дрейфуют в воздухе. Бывает, проходишь мимо их группы, парящей в воздухе, или застрявшей в ежевике. Как только они до тебя дотрагиваются, вся твоя сила покидает тебя. Их нельзя увидеть, только мерцание в воздухе. И еще Бездыханные...

– А это кто?

– Полумертвые воины. Быть живым – это одно, быть мертвым – это другое, но быть наполовину убитым хуже всего. Они просто не могут умереть, и все же они не живы. Они вечно скитаются. Их назвали Бездыханными из-за того, что с ними сделали.

– И что же? – удивленно спросила Лайра.

– Северные Татары вскрывают их грудные клетки и вытаскивают легкие. Это целое искусство. Они это делают не убивая, но их легкие больше не могут работать без демонов, накачивающих их вручную. Так что в итоге они на полпути между дыханием и не дыханием, жизнью и смертью, полумертвые, понимаешь? А их демоны должны качать и качать воздух день и ночь, иначе погибнут вместе с ними. Я слышал, иногда в лесу можно наткнуться на целый взвод Бездыханных. Потом еще есть панцербьёрны – слышала о них? Это значит боевые медведи. Они огромные, белые, и...

– Да! Я слышала о них! Один человек прошлой ночью сказал, что мой дядя, Лорд Азраэль, находится в крепости, охраняемую боевыми медведями.

– Неужели? И что он там делает?

– Исследует. Но судя по тому, как говорил тот человек, я не думаю, что мой дядя на одной стороне с Глакожерами. Я думаю, они рады, что он в тюрьме.

– Ну, он оттуда не выберется, пока его охраняют медведи. Они как наемники, понимаешь, что я имею в виду? Они как бы продают свою силу тому, кто платит. У них руки, как у людей, и они давным-давно научились обрабатывать железо, по большей части метеоритное железо, и они делают огромные железные листы и пластины из них для своих доспехов. Они совершали набеги на Скраелингов в течение столетий. Они порочные убийцы, абсолютно безжалостные. Но держат слово. Заключив сделку с панцербьёрном, можешь положиться на него.

Лайра со страхом слушала эти ужасы.

– Ма не хочет и слышать о Севере, – сказал Тони спустя несколько секунд, – из-за того, что могло случиться с Билли. Мы знаем, что его забрали на Север.

– Откуда вы это знаете?

– Мы поймали одного из Глакожеров и заставили его разговориться. Вот как мы узнали немного об их делах. Те двое прошлой ночью были не Глакожеры: слишком неуклюжи. Если бы это были Глакожеры, мы бы взяли их живыми. Знаешь, мы, бродяжий народ, больше всех пострадали от этих Глакожеров, вот и собираемся вместе, чтобы решить, что теперь делать. Поэтому мы были в бухте прошлой ночью, делая припасы, так как мы устраиваем большой сбор на болотах, который мы называем Вереницей. И я полагаю, мы пошлём спасательную экспедицию после того, как объединим знания всех бродяжников. Вот, что бы я сделал, будь я Джон Фаа.

– Кто такой Джон Фаа?

– Король бродяжников.

– И вы правда собираетесь освободить всех детей? Как насчет Роджера?

– Кто такой Роджер?

– Мальчик с кухни колледжа Джордан. Его украли в тот же день, что и Билли, перед тем как я ушла с госпожой Коултер. Я уверена, если бы меня украли, он бы меня спас. Если вы хотите спасти Билли, я пойду с вами, и спасу Роджера.

И дядю Азраэля, подумала она, но не сказала вслух.