СЕМЬ. Джон Фаа

Теперь, когда у Лайры была цель, она чувствовала себя намного лучше. Помогать миссис Коултер было конечно очень здорово, но Пантелеймон был прав: на самом деле она ни чем не занималась там, была просто привлекательной малышкой. Вот на судне бродяжников была настоящая работа, и Ма Коста следила за её выполнением. Лайра мыла и подметала, чистила картофель и делала чай, смазывала опоры гребного вала, содержала в чистоте ловушку для водорослей над винтом, мыла тарелки, открывала запертые ворота, пришвартовывала лодку у причалов, и через несколько дней она чувствовала себя здесь как дома, как будто родилась бродяжником.

Правда она не замечала того, что Косты каждую секунду были настороже из-за необычного проявления интереса к Лайре со стороны людей с берегов. Она даже не представляла себе, насколько была важна: и миссис Коултер и Коллегия Жертвенников искали её повсюду. От сплетников в трактирах, встречающихся на пути, Тони слышал, что полиция делает набеги на дома, фермы, дворы и фабрики без всякого объяснения, хотя ходит слух, что они ищут пропавшую девочку. И это само по себе странно, учитывая, что за другими пропавшими детьми никаких поисков не устраивалось. Из-за этого Бродяжники, как впрочем и остальной народ с берегов, становились нервными и раздражительными. Но была и другая причина заинтересованности Костов в Лайре, но она пока не знала её.

Так что они продолжали держать её под палубами, когда проходили коттедж ключника, бассейн канала или любое другое место, где вероятно могли ошиваться бездельники. Однажды они проходили через город, где полиция обыскивала все проплывающие мимо лодки, сдерживая движение в обоих направлениях. Но Косты были готовы к этому: под койкой Ма было секретное отделение, где и теснилась Лайра в течение двух часов, пока полиция безуспешно простукивала всё судно вдоль и поперёк.

«А почему, однако, их демоны не нашли меня?» – спросила она потом, и Ма показала ей обшивку секретного места: кедровое дерево, имеющее усыпляющий эффект на демонов, что было правдой, потому как Пантелеймон всё это время мирно спал на голове у Лайры.

Медленно, с большим количеством остановок и обходов, судно Костов подходило к топям: обширной и ни разу не нанесённой на карту целиком дикости громадных небес и бесконечных болот в восточной Энглии. Дальний их край смутно смешивался с притоками и узкими заливами мелкого моря, а другая сторона моря смутно смешивалась с Голландией. Часть болот была осушена голландцами, некоторые из которых поселились здесь, так что язык болот был густо насыщен голландским [немецким]. Но другая их часть никогда не была ни осушена, ни заселена. Самые дикие центральные регионы, где ползали угри и собирались водные птицы, где мерцали жуткие болотные огни и легкомысленные путешественники, искушенные люркерами, находили свою смерть, бродяжники считали безопасным местом для своих сборов.

И теперь, тысячей извилистых каналов, притоков и течений, судна бродяжников двигались к баяновым землям, единственному клочку чуть возвышающейся почвы на сотни квадратных миль болот и трясин. Здесь был древний деревянный зал встреч с кучей неизменных построек вокруг него: набережными, пристанями и рынком угрей.

Когда бродяжники созывали баянову вереницу, так называемый сбор семей, так много лодок заполняло водный путь, что вы могли пройти милю в любом направлении, шагая по их палубам; во всяком случае, так говорят. Бродяжники правили в этих болотах. Никто больше не осмеливался войти сюда, и пока бродяжники хранили мир и благополучно торговали, отступники закрывали глаза на непрерывный контрабандизм и возможные междоусобицы. Если тело бродяжника прибивалось к берегу или попадалось в рыболовных сетях, что ж – это был всего лишь бродяжник.

Лайра зачаровано слушала сказки обитателей болота, о Чёрном Жулике – огромном псе-призраке, о болотных огнях, возникающих из пузырьков ведьминого масла, и уже начала считать себя бродяжницей ещё до того, как они достигли болот. Она довольно быстро рассталась со своим Оксфордским голосом и приобрела новый, бродяжнический, насыщенный Болотно-Голландскими словами. Ма Косте даже пришлось напомнить ей несколько вещей.

– Ты не бродяжник, Лайра. Ты могла бы сойти за бродяжника после тренировок, но язык это ещё не всё. В нас есть глубины и сильные течения. Мы люди воды, а ты нет. Ты – человек огня. Ты больше всего похожа на болотный огонь, вот твоё место в бродяжнической системе, ведьмино масло у тебя в душе. Обманчивость, вот что ты такое, дитя. – Это обидело Лайру.

– Никого я не обманывала! Спросите у... – но здесь некого было спрашивать, и Ма Коста засмеялась, но добрым смехом.

– Разве ты не поняла, что я сделала тебе комплимент, глупышка? – сказала она, и Лайра успокоилась, хотя она всё равно не понимала.

Когда они настигли баяновых земель был уже вечер, и солнце собиралось превратиться в пятно кровавого неба. Низкий островок вместе с Заалом горбатились чернотой против света, как и множество зданий вокруг. Дым нитями поднимался в стоячем воздухе, а от массы лодок вокруг исходил запах жареной рыбы, дымлиста и яниверского духа.

Они пришвартовались близко к Заалу на пристани, которой, как сказал Тони, их семья пользовалась целыми поколениями. В данный момент Ма Коста разогревала сковородку с парой жирных угрей, шипящих и брызгающихся, и готовила котелок для картофельной муки. Тони и Керим пропитали маслом волосы, надели свои лучшие кожаные куртки и голубые запачканные платки, нагрузили пальцы серебряными кольцами и ушли поприветствовать старых друзей в соседних лодках да опрокинуть стакан или два в ближайшем баре. Вернулись они с важными новостями.

– Мы добрались сюда как раз вовремя. Этой самой ночью будет Вереница. И в городе говорят -Ну как ты думаешь? – они говорят, что пропавшая девочка находится на бродяжнической лодке и она должна появиться сегодня на Веренице!

Он громко рассмеялся и взъерошил волосы у Лайры на голове. С тех пор как они вошли в болота, его характер становился всё лучше и лучше, как будто та мрачная жестокость на его лице была лишь маской. Лайра почувствовала растущее в груди волнение. Она быстро поела и вымыла посуду, затем расчесала волосы, сунула Алетиометр в карман куртки из волчьей кожи и спрыгнула на берег вместе с остальными семьями, держащими свой путь наверх, к Заалу.

Она думала, что Тони шутит, но вскоре обнаружила, что нет. Видимо она была не настолько похоже на бродяжника, насколько думала, потому что много человек уставились на неё, а дети показывали пальцем. К тому времени, как они добрались до громадных дверей Заала, они уже шли одни, между толпами людей с каждой стороны, которые отступили, чтобы получше рассмотреть её и освободить им проход.

Теперь Лайра начала по-настоящему нервничать. Она держалась близко к Ма Косте, а Пантелеймон, чтобы успокоить её, стал настолько большим, насколько смог, приняв форму пантеры. Ма Коста медленно шагала по улице, как будто ничего на свете не смогло бы остановить её или заставить идти быстрее, а Тони и Керим гордо шли по её сторонам, как принцы.

Зал освещался нафтовыми лампами, которые сияли достаточно ярко на лицах и телах присутствующих, но оставляли высокие балки скрытыми в темноте. Входящим приходилось бороться за место на полу, все лавки были давно переполнены; но семьи сжимались, чтобы освободить место, дети занимали коленки и демоны скручивались под ногами или садились на грубые деревянные стены, вдали от всех.

Во главе Заала была трибуна с восемью резными стульями, стоящими на ней. Как только Лайра и Косты нашли себе место с краю, из теней в задней части трибуны появились восемь мужчин и встали перед стульями. Через публику прокатилось волнение, люди зашикали друг на друга и устроились так, чтобы было лучше видно.

Наконец стало тихо, и семеро мужчин на трибуне сели.

Тот, что остался, хоть и был в своих семидесяти годах, выглядел высоким и могущественным. На нём была простая брезентовая куртка и сдержанная рубашка, как и у остальных мужчин-бродяжников. В нём не было ничего выдающегося, кроме царившей в воздухе силы и власти, которую он имел. Лайра осознала это: такая же атмосфера была в присутствии Дяди Азраэля или Мастера Джордана. Демон этого человека была вороной, очень похожей на ворона Мастера.

– Это Джон Фаа, повелитель западных бродяжников, – прошептал Тони.

Джон Фаа начал говорить глубоким неторопливым голосом.

– Бродяжники! Добро пожаловать на Вереницу. Мы пришли, чтобы послушать, пришли, чтобы решить. Все вы знаете почему. Здесь очень много семей, потерявших ребёнка. А некоторые потеряли двух. Кто-то забирает их. Знаю, что отступники тоже теряют своих детей. У нас нет никаких раздоров с отступниками по этому поводу.

Сейчас ходят разговоры о ребёнке и награде. Вот правда, которая остановит все слухи. Имя ребёнка – Лайра Белакуа и её ищет полиция отступников. Награда за вручение её им – тысяча соверенов. Она – ребёнок отступников, но она под нашим крылом, и поэтому она остаётся. Любой, соблазнившийся этими тысячами соверенов, пусть ищет себе место вне воды или земли. Мы не сдадим её.

Лайра покраснела от корней своих волос до ступней своих ног; Пантелеймон превратился в бурового мотылька, чтобы спрятаться. Все глаза смотрели на неё, а ей только оставалось смотреть на Ма Косту и искать поддержки.

Но Джон Фа заговорил снова:

– Разговоры, вот всё что мы можем, они ничего не меняют. Нам нужно действовать, если мы хотим что– либо изменить. Вот ещё один факт: Глакожеры, эти похитители детей, отвозят своих узников в город, далеко на север, в страну тьмы. Я не знаю, что они там с ними делают. Кто-то говорит, что их убивают, а кто-то говорит иначе. Мы не знаем.

Что мы знаем, так это то, что они делают это с помощью полиции отступников и духовенства. Им помогает каждая сила на земле. Помните это. Они знают, что происходит, и будут, по возможности, способствовать этому. То, что я предлагаю, не легко. И мне нужно ваше согласие. Я предлагаю послать банду бойцов на север, чтобы спасти детей и вернуть их назад живыми. Я предлагаю вложить всё наше золото в это, а также всю нашу ловкость и храбрость. Да, Реймонд ван Геррит?

Человек из публики поднял свою руку, и Джон Фаа сел, чтобы дать ему слово.

– Прошу прощения, Лорд Фаа. Дети отступников были захвачены вместе с детьми бродяжников. Вы говорите, что мы их тоже должны спасать?

Джон Фаа встал, чтобы отвечать.

– Реймонд, ты хочешь сказать, что мы должны продираться с боем через любые опасности к маленькой группе напуганных детей, а потом сказать некоторым из них, что они могут идти домой, а остальным, что они должны остаться? Нет, ты не такой человек, ты лучше всего этого. Теперь, могу я рассчитывать на вашу поддержку, друзья?

Вопрос застал их в врасплох, потому как некоторый момент они колебались, но затем зал заполнил громкий рёв, в воздух поднялись руки, затряслись кулаки, голоса слились в возбуждённом крике. Задрожали балки Заала, птицы, спящие где-то во тьме, проснулись и в страхе захлопали крыльями, сверху небольшим дождиком посыпалась пыль.

Джон Фаа позволил шуму продолжаться с минуту, а затем поднял руки вверх, чтобы снова установилась тишина.

– Понадобиться время, чтобы всё организовать. Я хочу, чтобы главы семей повысили налог и ввели пошлину. Через три дня мы снова здесь встретимся. А перед тем я собираюсь поговорить с ребёнком, которого я упомянул ранее, и с Фардером Корамом, чтобы сформировать план, которым я поделюсь с вами, когда мы встретимся. Всем доброй ночи.

Его простой и массивной грубоватой осанки было достаточно, чтобы успокоить их.

Когда публика начала двигаться через огромные двери навстречу прохладному вечеру, чтобы разойтись по своим лодкам, переполненным барам и небольшим поселениям, Лайра спросила у Ма Косты:

– А кто остальные мужчины на трибуне?

– Главы шести семей, а другой человек – Фардер Корам.

Было легко понять, кого она имела в виду, под словом другой человек, потому что он был здесь старее всех. Он ходил с палочкой, и всё это время, сидя позади Джона Фаа, дрожал как в ознобе.

– Давай, – сказал Тони. – Пожалуй, я лучше подниму тебя, чтобы выразить твоё почтение Джону Фаа. Зови его Лорд Фаа. Я не знаю, о чём тебя будут спрашивать, но лучше говори им правду.

Пантелеймон сейчас был Воробьём и с любопытством сидел на плече Лайры. Его когти плотно врезались в накидку из волчьей кожи, когда она следовала за Тони к трибуне.

Он поднял её. Зная, что все оставшиеся в холе смотрят на неё, и, осознавая эту тысячу соверенов, которую она вдруг начала стоить, Лайра покраснела и заколебалась. Пантелеймон прыгнул ей на грудь и стал дикой кошкой, сидя у неё на руках и мягко шипя, пока она осматривалась.

Лайра почувствовала толчок и шагнула к Джону Фаа. Он был строгий и массивный, без какого-либо определенного выражения на лице, больше похожий на каменный столп, чем на человека, но он наклонился и подал свою руку для пожатия. Когда она подала свою, то её рука практически исчезла.

– Добро пожаловать, Лайра, – сказал он.

Находясь рядом, она почувствовала, как грохочет его голос, как будто говорит сама земля. Она бы занервничала, если бы не Пантелеймон и факт, что его каменное выражение чуть-чуть смягчилось. Он обращался с ней очень мягко.

– Благодарю, Лорд Фаа, – сказала она.

– А сейчас иди в комнату переговоров, там мы продолжим наш разговор, – сказал Джон Фаа. – Хорошо они кормили тебя, эти Косты?

– О да. Мы ели угрей на ужин.

– Правильные болотные угри, я полагаю.

Комната переговоров была комфортным местом с ярким огнём, буфетами, нагруженными серебром и фарфором, и тяжёлым столом, до темноты отполированном годами, с двенадцатью стульями вокруг него.

Остальные мужчины с трибуны куда-то ушли, но старый дрожащий человек, всё ещё был с ними. Джон Фаа помог ему сесть за стол.

– А теперь ты, садись справа от меня, – сказал Лайре Джон Фаа, взяв себе стул во главе стола. Лайра заметила, что сидит прямо напротив Фардера Корама. Она немного побаивалась его лица, похожего на череп, и его постоянной дрожи. Его демон был красивой массивной кошкой цвета осени, которая важно шагала по столу с поднятым хвостом, элегантно рассматривая Пантелеймона. Она слегка коснулась носа перед тем, как поселиться на коленке Фардера Корама, мягко мурлыкая и чуть прищуривая глаза.

Женщина, которую Лайра не заметила, вышла из теней, держа поднос с фужерами, поставила его перед Джоном Фаа, поклонилась и вышла. Джон Фаа наполнил небольшие рюмки янивером из каменного кувшина для себя и Фардера Корама, и вином для Лайры.

– Итак, – начал Джон Фаа. – Ты убежала, Лайра.

– Да.

– И кто была та леди, от которой ты убежала?

– Её звали миссис Коултер. И я думала, что она милая, но потом обнаружила, что она одна из Глакожеров. Я слышала, как кто-то сказал, кто такие Глакожеры. Так называют Главную Коллегию Жертвенников, и она причастна к этому, всё это было её идеей. И все они работали над каким-то планом, я не знаю, в чём он состоял, кроме того, что они собирались заставить меня помогать ей доставать детей для них. Но они не знали...

– Что они не знали?

– Ну, во-первых, они не знали, что я знала некоторых детей, которые были похищены. Мой друг Роджер (поварёнок), Билли Коста и девочка с крытого рынка в Оксфорде. А во-вторых... Мой дядя, верно, Лорд Азраэль. Я слышала, что они говорили о его путешествиях на север, но я не считаю, что он помогает Глакожерам. Потому что я следила за Мастером и Мудрецами в Джордане. Верно, я спряталась в Комнате Уединения, куда никому не положено входить кроме них, и я слышала, как он говорил им об экспедиции на север и о Пыли, которую он видел, а ещё он принёс им голову Станислава Граммана, в которой Татары сделали дырку. А теперь Глакожеры где-то его заперли. Его охраняют вооруженные медведи. И я хочу спасти его.

Она выглядела свирепой и настойчивой сидя там, такая маленькая в сравнении с высокой резной спинкой стула. Двое мужчин не могли не улыбаться, правда если улыбка Фардера Корама была нерешительным, сложным и богатым выражением, которое дрожало на его лице, как тени, отбрасываемые солнечным светом в мартовский день, то улыбка Джона Фаа была медленной, простой, тёплой и доброй.

– Ты лучше расскажи нам, что ты слышала тем вечером из того, что говорил твой дядя, – сказал Джон Фаа. – Ничего не пропускай. Расскажи нам всё.

И она рассказала, правда медленней, чем она рассказывала Костам, но зато честней. Она боялась Джона Фаа, и больше всего боялась его доброты. Когда она закончила, Фардер Корам заговорил в первый раз. Его голос был богатым и музыкальным, а интонаций было столько, сколько было оттенков у шерсти его демона.

– Пыль, – произнёс он. – Они когда-нибудь называли её как-нибудь по-другому, Лайра?

– Нет. Просто Пыль. Миссис Коултер сказала мне, что это элементарные частицы, но больше она их никак не называла.

– И они думают, что делая что-то с детьми, смогут узнать об этом больше?

– Да. Но я не знаю что. Если только не мой дядя... Есть кое-что, что я забыла рассказать вам. Когда он показывал им диапозитивы, у него был ещё один. На нём была Рора...

– Чего была? – переспросил Джон Фаа.

– Аврора, – поправил Фардер Корам. – Верно, Лайра?

– Да, типа того. И в огнях Роры там было что-то, похожее на город. Башни, церкви, купола и тому подобное. Он был слегка похож на Оксфорд, вот что я думаю. Дядя Азраэль был тоже в нём заинтересован, но я думаю, что Мастер и Мудрецы больше интересовались Пылью, как миссис Коултер, Лорд Бореар и прочие.

– Понятно, – сказал Фардер Корам. – Это очень интересно.

– Теперь, Лайра, – сказал Джон Фаа, – я собираюсь тебе кое-что рассказать. С нами Фардер Корам, он мудрый человек. Он провидец. Он наблюдает за всем, что происходит с Пылью, Глакожерами, Лордом Азраэлем и прочим, и он наблюдает за тобой. Каждый раз, когда Косты, или полдюжины других семей, отправлялись в Оксфорд, они привозили с собой немного новостей. О тебе, дитя. Ты это знала?

Лайра помотала головой. Она начала бояться. Пантелеймон тихо зарычал, так что никто не слышал, но Лайра чувствовала это кончиками своих пальцев, сквозь его шерсть.

– О да, – продолжал Джон Фаа, – все твои деяния, все они возвращались сюда, к Фардеру Кораму.

Лайра больше не могла удержаться.

– Мы не повредили её! Честно! Эта была просто кучка грязи! И мы никогда не заходили слишком далеко...

– О чём ты говоришь, дитя? – спросил Джон Фаа.

Фардер Корам рассмеялся, и это время он перестал дрожать, а лицо его стало ясным и молодым.

Но Лайра не смеялась. С дрожащими губами она продолжала.

– И даже если мы находили сокровища, мы никогда их не забирали! Это было просто шуткой! И мы бы не потопили её, никогда!

Теперь и Джон Фаа начал смеяться. Он шлёпнул свою широкую руку на стол так сильно, что зазвенели фужеры, его массивные плечи дрожали, ему приходилось вытирать слёзы со своих глаз. Лайра никогда такого не видела, и никогда не слышала такого рёва. Как будто это гора смеялась.

– О да, – сказал он, когда снова смог говорить, – об этом мы тоже слышали, девочка! Я не думаю, что Косты с тех пор могли спокойно ступить где-нибудь, без напоминания об этом с чей-нибудь стороны. «Ты бы лучше поставил охрану на своё судно, Тони, – говорили люди. – Тут повсюду свирепые маленькие девочки!» О, эта история прокатилась по всем болотам, дитя. Но мы не собираемся тебя наказывать за это. Вовсе нет! Расслабься.

Он посмотрел на Фардера Корама, и два старика снова засмеялись, но уже мягче. Лайра успокоилась и почувствовала себя в безопасности.

Наконец Джон Фаа встряхнул головой и снова стал серьёзным.

– Как я и говорил, Лайра, мы знаем о тебе с самого детства. С младенчества. Тебе следовало бы знать то, о чём знаем мы. Я не могу гадать о том, что тебе рассказали в Колледже Джордан насчёт того, откуда ты пришла, но они и не знают всей правды. Тебе когда-нибудь говорили, кто твои родители?

Теперь Лайра была полностью ошеломлена.

– Да, – ответила она. – Они сказали, что я была... они сказали... они... они сказали, что Лорд Азраэль привёл меня сюда, потому что мои мама и папа погибли в воздушной катастрофе. Вот что они мне сказали.

– Ах, так и сказали. Ну теперь, дитя, я собираюсь рассказать тебе историю, настоящую историю. Я знаю, что это правда, потому что бродяжница рассказала мне, а они всегда говорят правду Джону Фаа и Фардеру Кораму. Так вот, это правда о тебе, Лайра. Твой отец ни в каких воздушных катастрофах не погибал, потому что твой отец – Лорд Азраэль.

Лайра могла только сидеть и изумляться. [офигевать =)]

– Вот как это было, – продолжал Джон Фаа. – Когда он был молодым, Лорд Азраэль уходил исследовать север и всегда возвращался с огромной удачей. Он был энергичным человеком, легко гневающимся, страстным мужчиной.

Твоя мать тоже была страстной. Не такой благородно рождённой как он, но умной женщиной. Даже Мудрецом. И те, кто её видели, говорили, что она была очень красивой. Она и твой отец влюбились друг в друга, как только встретились.

Проблема была в том, что твоя мать была уже замужем. Она вышла за политика. Он был членом королевской партии, один из ближайших советников. Мужчина с большой карьерой.

Когда твоя мать обнаружила, что у неё будет ребёнок, она боялась рассказать мужу, что ребёнок не от него. И когда ребёнок наконец родился, – это ты, девочка – было очевидно, что ты не похоже на него, но очень похоже на своего настоящего отца. Она решила, что лучше спрятать тебя, сказав, что ты умерла.

Так тебя забрали в Оксфордшир, где у твоего отца было имение, и отдали на попечение бродяжницы. Но кто-то донёс мужу твоей матери, что произошло на самом деле, и он прилетел и разгромил коттедж, где жила бродяжница, едва та успела убежать в большой дом. Он последовал за ней, в самом убийственном гневе.

Лорд Азраэль тогда был на охоте, но ему доложили, и он прискакал назад вовремя, обнаружив мужа твоей матери на пороге большой лестницы. Ещё чуть-чуть и он бы выломал дверь в чулан, где бродяжница пряталась вместе с тобой, но Лорд Азраэль вызвал его на дуэль. Они сражались там, и потом Лорд Азраэль убил его. Бродяжница всё это видела и слышала, Лайра, поэтому мы знаем.

Последовало долгое расследование. Твой отец не относится к людям, отрицающим или скрывающим правду, и у судей возникла большая проблема. Да, он убил, пролил кровь, но он защищал свой дом и ребёнка от вторженца. А с другой стороны, закон позволяет любому мужчине мстить за изнасилование своей жены, и адвокаты мертвеца твердили, что так оно и было.

Судебное дело длилось неделями, с бесконечными аргументами за и против. В конце концов, судьи наказали Лорда Азраэля, отняв его имущество и землю, оставив его бедняком, а ведь он был богаче короля.

Что же касается твоей матери, то её всё это не интересовало, даже ты. Она просто отвернулась. Бродяжница рассказала мне, что часто с ужасом думала, как твоя мать обращалась бы с тобой, ведь то была горделивая и презрительная женщина, даже чересчур.

А потом была ты. Если бы дела сложились по-другому, Лайра, то ты, возможно, выросла бы бродяжницей, потому что твоя попечительница умоляла суд отдать тебя ей. Но мы, бродяжники, занимаем малое место в законе. Суд решил отдать тебя в монастырь, где ты была со Смиренными Сёстрами в Ватлингтоне. Ты этого не помнишь.

Но Лорд Азраэль не мог оставить этого так. Он ненавидел послушников, монахов и монашек, и, будучи своевольным человеком, он просто приехал в один прекрасный день и забрал тебя. Не для того, чтобы присматривать за тобой самому, и не для того, чтобы отдать тебя бродяжникам. Он отвёз тебя в колледж Джордан и упросил закон отменить эту часть наказания.

Ну и закон позволил тебе оставаться. Лорд Азраэль уехал на свои исследования, а ты росла себе в Джордане. Но он сказал одну вещь, твой отец, сделал одно условие – твоя мать не должна видеть тебя. Если она и пыталась сделать это, то её останавливали, а его об этом предупреждали, потому что вся злость в его существе была сейчас направлена против неё. И Мастер поклялся следить за этим. Ну и так прошло время.

Потом пришло всё это беспокойство насчёт Пыли. По всей стране, во всём мире, все мудрые мужчины и женщины начали волноваться. Нас, бродяжников, это даже не касалось, до тех пор, пока они не начали забирать наших детей. Вот тогда мы заинтересовались. И у нас были связи в таких местах, которых ты даже не представляешь, включая Колледж Джордан. Ты не знала, но там был кое-кто, присматривающий за тобой и сообщающий обо всём нам, с тех пор как ты оказалась там. Потому что ты заинтересовала нас, и Бродяжница, которая нянчила тебя, никогда не переставала волноваться о тебе.

– Кто был этот, наблюдающий за мной? – спросила Лайра. Она чувствовала себя очень странно и важно, потому что все её поступки были предметом заинтересованности так далеко оттуда.

– Это был кухонный слуга. Берни Джоансен, кондитер. Он – полу-бродяжник. Могу поклясться, что ты об этом даже не догадывалась.

Берни был добрый, одинокий мужчина, один из тех редких людей, чей демон был того же пола, что и он сам. Это на Берни она накричала в своём отчаянии, когда забрали Роджера. И Берни всё рассказывал бродяжникам! У неё просто не было слов.

– Ну, в любом случае, – продолжал Джон Фаа, – мы слышали, о том, что ты ушла из Колледжа, и это произошло в тот момент, когда Лорд Азраэль оказался в заключении и не мог предотвратить это. Мы помним, что он сказал Мастеру, чтобы тот ни за что так не поступил, и мы помним, что мужчину, за которым была замужем твоя мать, политика, которого убил Лорд Азраэль, звали Эдвард Коултер.

– Миссис Коултер? – изумилась Лайра, – она моя мать?

– Она. И если бы твой отец был свободен, она бы не посмела спорить с ним, и ты бы до сих пор находилась в Джордане, ничего не подозревая. Но вот почему Мастер позволил тебе уйти – тайна, которую я не могу объяснить. Его целью было заботиться о тебе. Возможно, она имела над ним какую-то власть.

Лайра сразу вспомнила странное поведение Мастера в то утро, когда она ушла.

– Но он не хотел... – сказала она, пытаясь вспомнить поточнее. – Он... я должна была зайти к нему рано утром, и не должна была рассказывать об этом миссис Коултер... Как будто он хотел защитить меня от неё... – она остановилась, пристально посмотрела на обоих и решила рассказать им всю правду о Комнате Уединения.

– Было кое-что ещё. В тот вечер я спряталась в Комнате Уединения и видела, как Мастер пытался отравить Лорда Азраэля. Я видела, как он насыпал немного порошка в вино, и сказала моему дяде, а он столкнул графин со стола и пролил его. Так я спасла ему жизнь. Я никогда не смогу понять, зачем Мастер хотел отравить его, ведь он всегда был таким добрым. А потом, рано утром, когда я ушла, он позвал меня в свой кабинет, и я должна была прийти тайно, так чтоб никто не узнал, и он сказал... – Лайра напрягла мозги, чтобы вспомнить, как именно он сказал. Плохо; она тряхнула головой. – Единственное, что я поняла, что он дал мне кое-что, и я должна держать это в секрете от миссис Коултер. Я думаю, что ничего страшного, если я расскажу вам...

Она залезла в карман своей накидки из волчьей кожи и достала бархатную коробочку. Она поставила её на стол, и почувствовала как простое массивное любопытство Джона Фаа и яркий мерцающий ум Фардера Корама, направились на свёрток, как два прожектора.

Когда она вынула Алетиометр, первым заговорил Джон Фаа.

– Никогда не думал, что я когда-либо увижу одну из этих штук снова. Это толкователь символов. Он рассказал тебе о нём что-нибудь, дитя?

– Нет. Только то, что я должна сама узнать, как его использовать. И ещё он назвал это Алетиометром.

– Что это означает? – спросил Джон Фаа, повернувшись к своему компаньону.

– Это греческое слово. Я считаю, что оно происходит от актейи, что означает – истина. Это мера правды. Ты уже работала над тем, как использовать его? – обратился он к ней.

– Нет. Знаю только, что я могу заставить три коротких стрелки смотреть на разные картинки, но ничего не могу сделать с длинной. Она просто крутится сама по себе. Если только иногда, верно, когда я как-то концентрируюсь что ли, я могу заставить длинную стрелку идти в нужном направлении, просто думая об этом.

– Что делает эта штука, Фардер? – спросил Джон Фаа. – И как ей пользоваться?

– Все эти картинки по краю, – начал Фардер Корам, аккуратно держа устройство перед резким сильным взглядом Джона Фаа, – это символы, и каждый из них может обозначать целое множество вещей. Ну вот, к примеру якорь. Первое значение – надежда, потому что надежда удерживает тебя как якорь, чтобы тебя не унесло. Второй смысл – стойкость. Третий – препятствие или предотвращение. Четвёртое значение – море. И так далее, вплоть до 10, 12 или вообще до бесконечности значений.

– И ты их все знаешь?

– Знаю некоторые. Но чтобы полностью истолковать их, нужна книга. Я видел книгу и знаю где она, но я не достал её.

– Ну ладно, мы потом вернёмся к этому, – сказал Джон Фаа. – Продолжай о том, как этим пользоваться.

– Ты можешь контролировать три стрелки, – начал объяснять Фардер Корам, – и ты используешь их, чтобы задать вопрос. Указывая на три символа, ты можешь спросить всё, что только сможешь себе представить, потому что у каждого символа множество уровней. И как только ты изобразил свой вопрос, другая стрелка поворачивается и указывает на символы, дающие тебе ответ.

– Но как эта штука узнает, о каком уровне символа я думал, когда задавал вопрос? – поинтересовался Джон Фаа.

– Ну, Сама по себе она не сможет. Она работает только тогда, когда вопрошающий держит уровни у себя в сознании. Во-первых, Ты должен знать все значения, а их может быть тысяча или больше. Во-вторых, ты должен уметь удерживать их в своём сознании без всякого волнения или спешки, и просто смотреть за тем, как стрелка путешествует. Когда она пройдёт по всему спектру значений, ты будешь знать ответ. Я знаю, как эта штука работает, потому что видел, как ей пользовался один мудрый человек из Апсаллы, и это был единственный раз, когда я её видел. Ты в курсе насколько они редкие?

– Мастер сказал мне, что таких было сделано только шесть, – ответила Лайра.

– Ты держала его в секрете от миссис Коултер, как Мастер сказал тебе? – спросил Джон Фаа.

– Да. Но её демон, верно, он ходил в мою комнату. Я уверена, что он его нашёл.

– Понятно. Итак, Лайра, я не знаю, поймём ли мы когда-нибудь всю правду, но вот тебе моя догадка, настолько хорошая, насколько я вообще умею их делать. Мастер дал клятву Лорду Азраэлю, что он присмотрит за тобой и будет держать тебя в безопасности от твоей мамы. И он делал это в течение десяти лет или больше.

Потом друзья миссис Коултер в Церкви помогли ей создать Коллегию Жертвенников, но с какой целью мы не знаем, и она стала на свой путь так же твёрдо, как Лорд Азраэль на свой. Твои родители, оба сильные в этом мире, оба амбициозные, и Мастер Джордана держал тебя в равновесии между ними.

А теперь у Мастера появилась тысяча вещей, за которыми надо смотреть. Первым делом Колледж и учёба в нём. Так что, если он видел какую-либо угрозу, ему приходилось препятствовать ей. И Церковь очень часто, Лайра, она начинала командовать. Там есть советник для того и советник для этого; были разговоры о восстановлении Министерства Инквизиции, Богом забытого. Мастеру приходилось ступать осторожно между всеми этими силами. Ему приходилось держать Колледж Джордан на правильной стороне Церкви, иначе бы он не устоял. Другая забота Мастера, это ты, дитя. Берни Джоансен всегда был в этом уверен.

Мастер Джордана и другие Мудрецы, они любили тебя, как собственного ребёнка. Они делали всё, чтобы держать тебя в безопасности, не только потому, что обещали Лорду Азраэлю, но и ради тебя самой. Так что если Мастер отдал тебя миссис Коултер, когда он обещал Лорду Азраэлю этого не делать, то, возможно, он думал, что с ней ты будешь в большей безопасности, чем в Колледже, в виду всех происшествий. И когда он решил отравить Лорда Азраэля, то он, должно быть, думал, что то, что делает Лорд Азраэль, подвергнет их всех опасности, и возможно всех нас тоже; возможно даже весь мир. Я вижу Мастера, как человека, которому приходиться делать ужасный выбор; Возможно, он принесёт вред, если поступит правильно, а, поступив неправильно, вреда может быть чуть-чуть меньше. Упаси меня господь, от такого рода выбора.

И когда он дошёл до точки, где он должен был отпустить тебя, он дал тебе толкователь символов и приказал хранить его в безопасности. Мне интересно, что он думал, о том, что ты будешь с ним делать, если не умеешь им пользоваться. Я совсем сбит с толку ходом его мысли.

– Он сказал, что Дядя Азраэль подарил Алетиометр колледжу, годами раньше, – сказала Лайра, стараясь припомнить. – Он собирался сказать что-то ещё, и кто-то постучал в дверь, и ему пришлось остановиться. Я думала, что он, возможно, хотел, чтобы я и от Лорда Азраэля подальше его держала.

– А возможно и обратное, – предположил Джон Фаа.

– Что ты имеешь в виду, Джон? – спросил Фардер Корам.

– Он, может быть, хотел попросить Лайру вернуть его Лорду Азраэлю в качестве компенсации за попытку отравить его. Возможно, он думал, что опасность от Лорда Азраэля уже прошла. Или, что Лорд Азраэль сможет почерпнуть немного мудрости из этой штуки и отступиться от своей цели. Если Лорд Азраэль сейчас захвачен, то, возможно, это помогло бы ему освободиться. Что ж, Лайра, ты лучше забери этот толкователь символов и храни его. Если уж ты смогла сохранить его всё это время, то я не боюсь оставлять тебе его и дальше. Но возможно настанет время, когда нам понадобиться проконсультироваться у него, и тогда, я думая, мы попросим его у тебя. – Он убрал его в бархат и продвинул по столу обратно.

Лайра хотела задать столько разных вопросов, но вдруг застеснялась перед этим массивным человеком, с его маленькими острыми и добрыми глазами среди складок и морщинок.

Хотя одну вещь она всё-таки должна была узнать.

– Кто была та бродяжница, что нянчила меня?

– Что ж, это была мама Билли Коста конечно. Она не рассказывала тебе, потому что я не разрешил ей, но она знает, о чём мы тут говорим, поэтому теперь всё открыто. А сейчас тебе лучше было бы вернуться к ней. У тебя есть куча всего, о чём надо подумать. Когда пройдут три дня, у нас будет ещё одна вереница, на которой мы обсудим всё, что нам надо делать. Будь умницей. Доброй ночи, Лайра.

– Доброй ночи, Лорд Фаа и вам доброй ночи, Фардер Корам, сказала она вежливо, прижимая Алетиометр к груди одной рукой и обнимая Пантелеймона другой.

Оба старика по-доброму улыбались ей. По ту сторону двери комнаты переговоров её ждала Ма Коста, и, как будто ничего не происходило с тех пор, как Лайра родилась, капитанша подняла её своими огромными руками и поцеловала, прежде чем отнести в кровать.