Греция и Рим 3 page

5. Синто является по своему субъекту религией общинной, по количеству почитаемых богов — политеизмом («многобожием»), а по типу отношений между людьми и божествами — религией теантропической («человеко-божной»).

Мы не находим с синто «канонического» определения тому, что есть ками. На эту общую для религий такого типа особенность накладывается еще и японское своеобразие. Во-первых, практически вплоть до XIX в. синто не только не было объединено в единое подобие церкви, но и не имело общенационального культового центра, существуя в виде отдельных локальных традиций, часто весьма слабо связанных между собой. Во многом это определялось особенностями политической истории страны. В этом несистематизированном состоянии синто продолжает существовать и поныне, образуя причудливый конгломерат культов местных и заимствованных божеств с достаточно условным признанием главенства родоначальницы императорского рода богини солнца Аматэрасу.

Общая для японской культуры нелюбовь к абстрактному философствованию, неоднократно в той или иной форме отмечалась и самими японцами, и иностранными исследователями. Из уст в уста уже как легенда передается случай, когда синтоистский священник в ответ на вопрос изощренного в теологии католического прелата о том, как в синто думают о Боге, сказал: «А мы танцуем».

Так что легкость заимствования иностранных богов объясняется не загадочностью азиатской души, а типом доминирующей религиозной традиции. Если это монотеизм («единобожие»), наиболее последовательно воплотившийся в иудаизме, христианстве и исламе, то в них нет места не только «чужим», но и «своим» богам — возможен только один, все остальные суть «демоны». Религии же политеистические в принципе открыты — если появляется божество, особо умелое в контролировании какой-либо сферы, а следовательно, и способное оказывать эффективную помощь в ней, то оно признается и охотно почитается.

6. Синто-буддийский симбиоз. Буддизм заполнил собой целую лакуну в мировосприятии японцев, взяв под свой контроль все, что было связано со смертью и загробным существованием.

Правительство (в результате так называемого «обновления Мэйдзи» 1868 г.) издало специальный рескрипт о разделении «ками» и «будд». Однако разделить этого, по удачному образному выражению знатока японской древности Л. М. Ермаковой, «кентавра» было не так-то просто. Нельзя точно «утверждать с научной достоверностью, где кончается человек и начинается конь, но всегда можно сказать, что вот это — голова человека, а это — конский хвост». Реальным символом степени этого симбиоза, никогда, однако, не доходившего до полного слияния, были священные синтоистские зеркала, на обратной стороне которых вместо традиционного орнамента стали изображать будд и прочих персонажей буддийского пантеона.

7. С третьей особенностью синто как религии теантропической (термин К. Тиеле) связано отсутствие порою четкого разделения между богом и человеком.

При этом человекоподобные боги лишены главных признаков бога в религиях теократических: они отнюдь не всемогущи, не всеведущи и не вездесущи. Боги — это как бы более могущественные люди. Но так же, как и людей, их можно, например, обмануть. Более того, боги порою даже смертны. И если на Крите демонстрируют могилу Зевса, то в Японии вам покажут место, где умерла Идзанами. Особенностью же синто является то, что в синто подчеркивается генетическая связь между богами и людьми — люди были не сотворены ками, а рождены ими.

Ками – божество, бог, богиня. Некоторые исследователи предпочитают оставлять этот термин без перевод. Причина проста. Дело в том, что мы имеем дело с понятием, которого нет в нашей культуре, и потому у него нет имени на нашем языке.

Что же касается слова ками, то, переводя его словами 'бог', 'теос', 'deus', 'god' и т.д., мы тем самым, пусть неосознанно, распространяем на них все представления о божественном, сложившиеся в нашей, по преимуществу христианской культуре. То же самое произойдет, если, скажем, мусульманин переведет нами на свой язык как 'аллах'. И наоборот, называя христианского Бога ками, мы тем самым волей-неволей переносим на него и те представления, которые вкладываются в это понятие в синто, а с ним и в японской религиозности в целом.

8. Разница в истолковании термина «религия». Дело в том, что традиционно в Японии понятийного эквивалента этому западному понятию не было. Традиционно существовал термин синдзин, который можно было перевести как 'верование', причем прежде всего имелась в виду вера в конкретных богов, мудрецов или святых, а также действенность определенных практик — магических, гадательных и т. д. Буддизм, синтоизм, конфуцианство и прочие «религии» назывались либо «путь» — до:, либо «учение» — кё.

В конце 19 века японцам понадобилось сконструировать новый термин для обозначения западного понятия «религия», эквивалента которому они в реалиях своей жизни и, соответственно, понятиях не находили. Для этого было приспособлено слово «сю:кё:», традиционно обозначавшее 'учение школы' или 'учение традиции'. При этом идеальным образцом и эталоном для определения того, что есть «сю:кё:», служила главная религия Запада — христианство со всеми вытекающими последствиями — нормой признавалась вера в Бога, невозможность почитания богов других конфессий, четкое разделение на «своих» и «чужих», а также существование единой церковной организации.

Неудобство от подобного истолкования слова «религия» стали испытывать прежде всего пришельцы с Запада, так как ни одно из восточных учений — ни буддизм, ни синто, ни даосизм, ни конфуцианство — полностью не укладывалось в западное понятие «религия». Порою не обнаруживалось самого существенного для западного религиозного сознания — то веры, то Бога. Но прежде всего удивляло то, что были они системами, «открытыми» для восприятия «чужого»,— этакими наборами кубиков «Лего», позволяющими не только комбинировать и перекомбинировать собственный комплект идей, но и сочетать их с другими. Для Запада такая ситуация была уже делом далекого прошлого, позабытой эллинистической эпохи, и потому многие стали утверждать, что «религий» на Востоке нет. Действительно, если брать за эталон привычное на Западе, на Востоке религий не обнаружить.

Поэтому, когда в Конституции Японии, составленной в XIX в., синто называлось не религией, а «путем японского народа», то это имело под собой определенные основания, связанные с особенностью использования термина «религия» (сю:кё:). Другое дело, что на базе этого «пути» была сконструирована имперская идеология, для успешного внедрения которой понадобилась определенная иерархическая организация — «церковь». Но даже в период существования этой «церкви» единого общепринятого текста, в котором в систематическом виде излагались бы все аспекты синтоистских представлений, создано не было.

9. Определение полинезийских божеств из англоязычной «Энциклопедии религий», изданной под руководством известного религиоведа Мирча Элиаде, которое вполне можно применить и к японским ками: Боги имеют разнообразные сферы деятельности и интересов. В их число входят боги-создатели; боги, ответственные за различные «сферы» существования (такие, как море, леса, культурные растения и т.д.); боги, которые покровительствуют отдельным местностям, отдельным племенам или родам; боги войны, рыболовства, плотничества и прочих занятий; даже боги, которые специализируются в вызывании определенных болезней. В целом существует их огромное множество и разнообразие.

Определение ками, данное выдающимся японским лингвистом и мыслителем XVIII в. Мотоори Норинага, которое до сих пор считается лучшим: В целом словом «ками» именуются многочисленные божества неба и земли, о которых говорится в древних писаниях, а также их духи-тама, пребывающие в святилищах, в которых они почитаются. Именуют так также и людей. Птицы и звери, поля и травы и вся другая природа, все, что редко и необычно, то, что обладает исключительными качествами и внушает трепет, называется ками. Исключительное — это не только то, что почтенное, хорошее и благое. Дурное и странное тоже, если является исключительным и внушающим трепет, называется ками.

Т.о. ками в синто называются как человекоподобные божества, так и то, что в других религиях принято называть духами, не имеющими ни индивидуальных особенностей, ни собственного имени.

Особенность же синтоистских воззрений в том, что понятие жизни непосредственно не увязывается с понятием дыхания. То, что не дышит, не является мертвым. Камни не просто живые, они даже могут расти, пусть и невероятно медленно. Японское слово тама, которое можно перевести на русский как 'дух' или 'душа', не восходит к понятию «дыхание». Представление о духе-душе связано со светом, испускаемым ею, а потом и с определенной формой — каплевидной или шарообразной, по-японски тама. Поэтому все круглое — прежде всего те же камни и скалы — особо почиталось японцами, вызывало восхищение и трепет.

Тама в синтоистских представлениях — сгусток «живого», это концентрация духовной энергии. Современное японское слово тамасии ('душа') происходит именно от этого слова. Естественно, что чем выше концентрация духовной энергии, чем сильнее тама, тем большую силу имеет её обладатель-носитель, тем более необычными, вызывающими восхищение и трепет свойствами он (она, оно) обладает. Поэтому объектами почитания в синто становится всё необычное, будь это трехтысячелетнее дерево или камень причудливой формы, поражающая своей красотой и мощью гора-вулкан Фудзи или основатель компании «Нэшнл Панасоник». Все это «необычное и редкое» и именуется, по определению Мотоори Норинага, словом ками, которое часто используется в качестве синонима слова тама (японский этнограф Орикути Синобу, имя которого мы уже упоминали, считает, что тама — более древнее слово, а ками появилось позже для обозначения только хороших богов, тогда как для обозначения плохих использовалось слово моно).

В любом случае, будь это «индивидуальный» ками-божество или «безымянный» ками-дух, прежде всего почитается сама «жизненная энергия», сама непостижимая божественная сила, присущая в наибольшей степени сущностям, которые называются ками. Это достаточно абстрактное или, если угодно, нечеткое представление о «божественном» в определенной мере позволяет нам понять, почему столь редки изображения ками. Появление же изображений ками не столько связано с развитием собственной синтоистской художественной традиции, сколько является результатом влияния пришедшего в Японию буддизма с его развитым искусством живописного и скульптурного изображения божеств.

10. Из книги Юстейн Гордера «Мир Софии»: Похоже, что для японцев в этом отношении главным было не зрение, не слух, а чувство, ощущение, интуитивное восприятие, переживание. Это заметно во всей японской культуре, начиная от лаконичных поэтических форм и кончая каменными садами для медитаций. Поэтому мы, за редким исключением, и не найдем в синтоистских святилищах изображений ками. Индивидуальные особенности не столь существенны, внешние формы не могут передать ощущение «жизненной энергии». Запрета на изображение ками не было, их рисовали и ваяли и в старину, и сейчас, но не сложилось последовательной традиции их образного воплощения.

11. Хатиман – оракул, покровитель военных и буддизма. Первоначально этот ками почитался в качестве родового божества-удзягамм клана Уса, обитавшего в одноименной местности острова Кюсю. Местные шаманствующие прорицательницы-мико, как указывает Стюарт Пикен в своей книге «Главные положения синто» (1994), превосходили всех остальных своими необычными способностями, сочетая местные и корейские шаманские практики с оккультным буддизмом. Французский синтолог Алан Грапар считает, что эта местность издавна служила одной из опорных точек древней талассократии, а местное божество почиталось как оракул с незапамятных времен, еще до образования японской государственности. Тем не менее, первое упоминание в японских письменных источниках о Хатимане относится лишь к 737 г. В записи хроники «Секу нихонги» упоминается, что в святилище Уса Хатиман, а также еще в четыре других были направлены дары с целью заручиться божественной поддержкой в разрешении очередного вспыхнувшего в Корее военного конфликта. Как указывает Г. Е. Светлов-Комаровский в своей книге «Путь богов» (1985), «во второй половине VIII в. Хатиман устами жрецов святилища часто вещал по политическим, военным вопросам, а также о введении чиновникам рангов и званий».

К этому стоит добавить, что Хатиман почитался еще и как местный, японский покровитель буддизма. Ведь буддизм проник в Японию через Корею и именно в местности Уса оседали почитатели этого вероучения, на первых порах главным образом иммигранты. Хатиман первым среди японских ками был удостоен звания бодхисаттвы.

12. Все проживающие на Японских островах имеют шанс стать ками. Для этого не надо обязательно прослыть личностью выдающейся и удостоиться персонального святилища. Достаточно просто... умереть. Все без исключения японцы неизбежно по законам природы постоянно увеличивают численность третьей категории традиционной классификации ками — ками «неисчислимые». Превращение умершего в ками — процесс длительный и сложный, однако он не зависит от моральных качеств или других достоинств или, наоборот, недостатков усопшего. Ками становятся все.

Поначалу душа тама находится в смятении при расставании с телом, порою даже буйствует, угрожая здоровью и благополучию живых. Особой агрессивностью отличаются души умерших насильственной смертью или же покинувших этот мир слишком рано и не успевших вкусить всех прелестей земного бытия.

Именно поэтому столь важны знаки внимания к умершему и первые церемонии сразу после смерти, призванные утихомирить и смирить (сидзумэру) душу усопшего. По прошествии нескольких лет душа умершего успокаивается и переходит в новое состояние, называемое нигитама — 'спокойный дух'. И лишь по прошествии 33 лет (некоторые называют цифру 55) душа полностью утихомиривается и становится ками, сливаясь в единое целое с душами предков.

При этом личные моральные качества кандидатов в будущие божества не являются определяющими, ведь главное — их успехи при жизни или же обстоятельства смерти.

13. Официально титул «явленного божества» (акицуками или арахитогами) был снят с правящей династии только в 1945 г., когда император Хирохито в речи по радио о капитуляции Японии официально объявил, что он не божество. Это был двойной шок. Страна впервые услышала голос своего божественного правителя — тот впервые обратился напрямую к своим подданным, но одновременно этот властелин Поднебесной заявил, что является простым смертным. Народ рыдал. Наступал конец света, волна самоубийств прокатилась по всей стране. Впервые на «землю богов» победоносно ступили иноземные захватчики, которые рьяно взялись за десакрализацию японского общества и его идеологии. Но тем не менее концепция «живого бога» бесследно не исчезла. Многие продолжают верить в божественную сущность правящей династии, а «живым божеством» порою продолжают называть людей, отличающихся своими высокими моральными и духовными качествами.

1 января 1946 г. японский император Сёва (Хирохито) издал Императорский рескрипт об устроении новой Японии и Императорский рескрипт о восстановлении нации, получившие общее название «Декларации о человеческой природе». Предполагалось, что эти два документа будут одними из последних действий Хирохито в качестве самодержавного правителя Японии. Особое внимание Союзников и всего западного мира придавалось следующей фразе:

«Связи между Нами и Нашим народом всегда строились на взаимном доверии и привязанности и не зависят от каких-то легенд и мифов. Они не определяются ложным представлением о том, что император будто бы обладает божественной природой, а японский народ превосходит прочие расы и предназначен для мирового господства».

Синтоистское сознание рассматривало иностранных богов как ками, пусть пришлых, пусть новых, но все же ками, то есть синтоистских божеств, которых следует почитать и молить по тем же правилам, что и родных богов. Отбор этих ками проводился по одному весьма прагматичному принципу — насколько эффективна их помощь в беде, и если мольбы, вознесенные к тому или иному божеству, оказывались действенными, оно принималось народным сознанием в качестве своего, родного.

14. Ками существа отнюдь не благостные. Известный языковед Ооно Сусуму, возводя слово ками к древнему каму, указывает три главных значения, в которых оно употреблялось: 1. Гром, гроза; 2. Страшный дикий зверь наподобие тигра или волка; 3. Горы. Единое чувство опасности, страха, ощущение мощи, переживаемое древним японцем по отношению к ками, слились в понятие сверхъестественной силы, повелевающей и непреклонной. Если надлежащим образом эту силу не ублажать (мацури), то она будет демонстрировать свое недовольство, наказывая (татару) виновника.

Порою же ками сами, без усилий со стороны людей, могут овладевать телом человека для выражения своей воли. В состоянии камикагару («одержимости ками»), люди начинают вещать от имени богов, передавая их требования. Причем требования эти бывают порою весьма меркантильны, доказывая, что ничто человеческое ками тоже не чуждо.

Нужен был хороший знаток, который бы помог разобраться, какой ками – хороший или плохой – входит в контакт и каковы его настоящие побуждения.

В наши дни всех синтоистских священников именуют словом каннуси. В крупных святилищах каннуси бывает множество, и работа «обладателем ками» для них является основным источником дохода. Самые большие из святилищ вообще напоминают этакие корпорации, озабоченные извлечением дохода от своей деятельности и управлением принадлежащим им имуществом. Под стать этому образу и служители ками, которых даже наметанный глаз не выделит из толпы спешащих поутру на работу служащих. Униформа одна и та же — костюм, белая рубашка, галстук. Имея статус священнослужителя и соответствующий священнический ранг в зависимости от способностей, выслуги лет и занимаемой должности, они выполняют функции весьма прозаические — кто завхоз, кто начальник отдела кадров и т. п.

Некоторые каннуси, впрочем, как и настоятели буддийских храмов, сочетают свою работу с интеллектуальной деятельностью, являясь профессорами университетов. Среди них есть и математики, и врачи, и философы. И только во время отправления своих непосредственных священнических обязанностей они переоблачаются в соответствующий наряд.

Во всем мире с появлением регулярного государства шаманы уступают место священнослужителям. Уж больно опасаются сильные мира сего шаманской непредсказуемости — а вдруг напророчит что-нибудь совсем не ко двору! Отсюда неизбежная формализация — замена личной харизмы сначала на авторитет предания, а потом и вообще на силу власти, церковной ли, светской ли. Япония отнюдь не была в этом отношении исключением.

А вот почти все синтоистские боги, за редкими исключениями, к которым относятся прежде всего ками-покровители охотников, никакой крови и мяса не приемлют. В давние времена в Японии кровавые ритуалы, насколько мы можем судить по отрывочным сведениям, были не такой уж редкостью, однако впоследствии их заменили на бескровные жертвоприношения, как, например, подношение лошадей, которых не убивали, а содержали при святилище. Что послужило причиной такой перемены и однозначной ассоциации в синто любой крови и смерти с загрязнением (кэгарэ), сказать трудно. Скорее всего, это результат последовательного развития изначально существовавших в религиозных воззрениях японцев представлений, закреплению которых помогло распространение буддийского учения с его запретом на убийство всего живого.

Однако вопрос о том, что действительно является главной составляющей религиозной церемонии и какой смысл она имеет для участвующих в ней, не столь однозначен, как могло бы показаться на первый взгляд. Как заметил один из современных американских религиоведов У. Руф, миряне, участвующие в религиозном празднике, склонны подчеркивать социальные функции ритуала (повод пообщаться, снять напряженность в общине и т.д.), тогда как священнослужители акцентируют именно религиозно-обрядовую сторону, правда не слишком настаивая на ней, чтобы не распугать прихожан, которые вообще могут не знать «истинной» подоплеки происходящего. Символическая природа обряда нуждается в интерпретации, однако эта интерпретация далеко не всегда нужна для принимающих в нем участие. Им хорошо и без объяснений. Участвующие в обряде получают представление о священном не в виде четко сформулированных догм, а как бы пропитываясь духом почитания ками, проникаясь благоговением от сопричастности к чему-то необычному, не понимая, но переживая его.

Когда предварительное очищение завершено, переходят непосредственно к «спусканию божества» (ками ороси), которое достигается обещанием ками даров, молитвословиями, а также сопровождается музыкой и танцами. Последние используются чаще всего в том случае, когда сам исполнитель будет выступать в роли медиума, предоставив ками свое тело для его явления в этом мире. Буйные шаманские пляски, наподобие той, что описана в «Кодзики» в мифе об извлечении Аматэрасу из пещеры, со временем превратились в Японии в стилизованное искусство театра но и в танцы маи. Слово маи, происходящее от глагола мау, что значит 'кружиться', обозначает ныне плавное кружение в танце. Но в древности словом маи обозначалось бешеное верчение волчком, от которого кружится голова и человек теряет представление о том, на каком он свете. Именно так вводят себя в транс, например, сибирские шаманы и турецкие «танцующие» дервиши, впрочем как и многие другие, менее известные специалисты по установлению контактов со сверхъестественным в разных уголках земного шара. Цивилизуясь, народы утрачивали свои древние общинные религии. Но в Японии, как я уже говорил, ничего не пропадает, только форма шлифуется на протяжении столетий. Вот и превратились шаманские пляски в условность церемониальных «кружений» и неспешность действа театра но, восприятие которого по причине неторопливости движений актеров и развития сюжета бывает крайне затруднительно.

В конце лета, осенью и весной в некоторых крупных храмах, в том числе и буддийских, вечером при свете костров даются эти древние мистерии в их изначальном виде. На небольшую сцену-помост падает мерцающий свет. Ее ограждает рисовая веревка (симэнава) с подвешенными к ней зигзагообразными полосками бумаги, та самая, что служит символической границей священного пространства. Пространство сцены действительно священно, в прямом, а не переносном смысле слова — сейчас сюда снизойдет бог или дух и, овладев телом актера, поведает свою историю.

Актер театра «но» всегда в маске. Надевая маску, он совершает не только символический акт перевоплощения в персонажа, которого ему предстоит изобразить на сцене. Он сам становится этим персонажем, ибо дух героя живет в самой маске, переходя на время представления в тело актера. Поэтому маска столь чтима в «но» и передается по наследству из поколения в поколение как величайшее сокровище.

Индия

1. Истоки и особенности религиозно-этического мировоззрения жителей индийского субконтинента: единство в разнообразии.

2. Религиозно-политические доктрины в классическом индуизме и их философское осмысление.

3. Современный индуизм и национальное индийское самосознание.

«Индуизм, как и всякая религиозная система, социален, и если он чем-то отличается от других, то только претензией на еще большую всеохватность. Ни христианство, ни ислам не содержат столько табу, правил и предписаний, которыми должен руководствоваться человек в своей повседневной жизни. Например, ни одна религия, кроме индуизма, не регламентирует выбор профессии, не диктует человеку, какие материалы и орудия он должен использовать в процессе труда, какой посудой пользоваться, какую пищу готовить, какие одежды и украшения носить, с какими людьми и как именно общаться и т.д. Трудно назвать самую ничтожную деталь в личной и общественной жизни человека, которая осталась бы вне внимания этой религиозной системы (Куценков, Социальный индуизм, Древо индуизма, с. 426)

К лекциям подготовлено две презентации

Рекомендуемая литература

Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. М., 1993

Бонгард-Левин Г. М. Индия. М., 2003

Глушкова И.П. Из индийской корзины. Исторические интерпретации. М., 2003.

Дандекар Р.Н. От вед к индуизму. М., 2002.

Глушкова И. П., ред. Древо индуизма. М., 1999.

Индийская философия. Энциклопедия. М., 2009.

Семинары:

1. Древнеиндийская религия и мировоззрение
2. Индийские религиозно-философские школы

К первому семинару

1. Ясно, что ко времени вторжения в Индию индоарийских племен (сер. 2 тыс. до н.э.), создавших мощный корпус религиозных текстов (Ригведа и т.д.), какой-то метаиндуизм уже существовал. Возможно, его зачатки были взращены мощной цивилизацией Хараппы и Мохенджодаро. Элементы того, что называют индуизмом, прослеживаются и в текстах вед – сборников древнеиндийских гимнов (сер. 2 тыс. до н.э.), хотя общая система взглядов на мироустройство, отраженная в ведах и известная под названием «ведизм» или «ведийская религия», содержит немало принципиально отличного от тех представлений, которые составляют сердцевину индуизма.

Собственно индуизм – в его классическом виде – зафиксирован в древних эпических поэмах «Махабхарата» (сер. 1 тыс. до н.э. – начало нашей эры) и «Рамаяна» (рубеж двух эр) и укрепился в статусе государственной религии во времена правления династии Гуптов (3-4 вв), а затем расцвел в текстах пуран (вторая половина 1 тыс. н.э.) – священных компендиумов легенд и мифов, сконцентрированных прежде всего вокруг богов-лидеров – Вишну, Шивы и Деви (Богини-матери).

Стержневыми концепциями индуизма с рядом уточнений и оговорок можно считать следующие. 1. Представление о том, что мы живем в калиюге, т.е. эре упадка, и отсюда проистекают все наши бедствия и тяготы. 2. Представления о законе четырех варн и четырех жизненных стадиях. Положение о варнах и ашрамах в комплексе определяют личные обязанности и обязательства индивида. 3. Стержнем классического индуизма является учение о душе (атме, дживе), карме и самсаре, или о трансмиграции душ. Постоянный переход из одного тела в другое и есть самсара – вечный круговорот, а освобождение от этого круговорота – мокша, или мукти, – достигается слиянием индивидуальной души со вселенской, т.е. с Абсолютом. 4. Постоянным элементом индуизма является и шаддаршана – шесть различных школ философской мысли: ньяя и вайшешика, санкхъя и йога, миманса и веданта, по-разному определяющие путь к освобождению.

Все это, правда, грешит неполнотой или упрощенностью, поскольку конструируется на основе брахманского видения мира. А за пределами этой модели остается мировосприятие кшатриев, вайшьев, шудр, не говоря уже о тех миллионных слоях населения, которые вообще оказались за пределами четырехвановой системы и, пока не был наложен официальный конституционный запрет, назывались «неприкасаемыми». Три высшие варны всегда назывались «дваждырожденными», т.е. допущенными к сакральному знанию, закрытому для шудр. Отличительным знаком этого «допуска» был (и остается) особого плетения шнур, надеваемый на посвящаемого во время ритуальной церемонии инициации.

Шактизм иногда выделяют в отдельное направление индуизма.

Сакрализации подвергается практически все – храм, скульптура, фолиант, трещина в скале, речной исток, дерево и т.д. главной формой богослужения является пуджа, она состоит из 16 последовательных операция и воссоздает вокруг бога атмосферу этикетного приема гостя с омовением, умащением, кормлением и т.д.

Некоторые немецкие религиоведы после длительного и подробного изучения религий Индии пришли к интерпретации индуизма как состоящего из пяти взаимозависимых компонентов единого целого – индуизм брахманов, индуизм аскетов и отшельников, племенные верования, локальные культы и бхакти. Следовательно, индуизм не религия, а конгломерат различных религий и верований, отстоящих подчас весьма далеко друг от друга.

Несмотря на богатейший пантеон богов, индусы считают себя монотеистами. Они признают Верховного бога в безатрибутивной форме, но обычно поклоняются его конкретному воплощению. Для вишнуита Вишну – основа мироздания и источник всего сущего, а Шива – всего лишь его эманация, для шиваита наоборот.

Только конкретная разновидность индуизма может быть описана более или менее непротиворечиво ( И. Глушкова. Из индийской корзины).

3. Базовые понятия

Дхарма – состояние (душевное), мораль, нравоучение, религиозное предписание, совесть, добродетель, справедливость, долг, обязанность, закон, природа, сущность, характерная черта, религия, вера. Дхарма как закон включает религиозный закон как таковой, исполнение этого закона и результаты его исполнения. В системе целей человеческого существования дхарма – одна из четырех основных задач человека наряду с задачами приобретения, удовольствий и освобождения от сансары и страданий (притом все три других осмысляются, как правило, именно через дхарму).

Это слово известно еще из Ригведы, где оно обозначает сначала просто «защита», «опора», «крепкое установление», «закон», «порядок». Только в Атхарваведе впервые встречается само слово «дхарма, означающее здесь «правило», «обычай». В брахманах уже налицо приближение к этическим коннотациям – добродетели и нравственного долга. В пассаже из древней «Брихадараньяка-упанишада» I.4.14 дхарма представлена как высшее начало мира, соответствующее, с одной стороны, сущности вещей, с другой – правде, познавательной и моральной истине. В этом же контексте дхарма отождествляется с высшими духовными началами Пурушей и Атманом (В. А. Кочергина. Санскритско-русский словарь).