Уровень 3 6 page

Другого объяснения быть не могло. Только этот могущественный артефакт способен причинить такие разрушения. Он не просто уничтожил всех аватаров в секторе, он даже уничтожил замок Анорака, который прежде по праву считался несокрушимым.

Я смотрел на врата, зависшие в воздухе, и ждал неизбежного – появления на дисплее приговора: GAME OVER.

Но, вопреки ожиданиям, выскочила совсем другая надпись:

ПОЗДРАВЛЯЕМ! У ВАС ЕСТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ!

И мой аватар постепенно материализовался на том самом месте, где его убило – перед открытыми вратами. Только вот врата теперь висели в нескольких десятках метров над котлованом, возникшим на месте уничтоженного замка. Я посмотрел под ноги и обнаружил, что никакой опоры под ними нет. Так же как и реактивных сапог и всех магических приблуд в инвентаре, которые могли бы спасти в такой ситуации.

Я на миг завис в воздухе, как Хитрый Койот в мультиках про Дорожного Бегуна, предпринял безуспешную попытку ухватиться за край врат и сверзился вниз.

От удара о землю я потерял сразу треть хитов. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся и обнаружил, что стою в большом котловане кубической формы. Прежде тут находился фундамент и нижние этажи замка Анорака. В нем было жутко тихо и совсем пусто – ни камешка от разрушенного замка, ни обломков тысяч космических кораблей и летательных аппаратов, вообще никаких следов того, что только что здесь разворачивалось масштабное сражение. Катаклизатор уничтожил все.

На мне снова оказалась черная футболка и синие джинсы – одежда, которая по умолчанию появлялась на только что созданном аватаре. Я заглянул в свою статистику и инвентарь. Уровень и способности у меня остались прежними, а вот из инвентаря пропало все, за исключением единственного предмета – «неразменного» четвертака, который я получил за идеальную партию в Pac‑Man на Ар‑Каде. С тех пор я так и не нашел способ вынуть его из инвентаря и подвергнуть каким‑нибудь заклинаниям прорицания или идентификации, чтобы узнать его назначение. Честно говоря, среди всех этих треволнений я вообще о нем забыл.

Зато теперь я понял, что это: артефакт, однократно дающий его владельцу дополнительную жизнь. Раньше я даже не подозревал, что такое вообще возможно. Еще ни один аватар не получал дополнительную жизнь за всю историю OASISa.

Я выбрал четвертак и попытался вынуть его из инвентаря. На этот раз получилось, монетка легла на ладонь. Единственная ее магическая сила исчерпалась, и теперь это был обыкновенный четвертак.

Задрав голову, я посмотрел на врата, парящие метрах в двадцати надо мной. Они по‑прежнему оставались открытыми, но я не имел ни малейшего понятия, как до них добраться. У меня не было ничего, что позволило бы подняться на такую высоту: ни корабля, ни реактивных сапог, ни магических предметов, ни хоть стремяночки какой завалящей.

Короче, я стоял у самых врат и не мог войти в них.

– Эй, Си! Алло! Слышишь меня?

Голос Эйча звучал прямо над ухом – только теперь не обработанный под мужской, а настоящий, как в реале. Я не понял, что происходит. Никакой радиосвязи у меня сейчас не было, да и аватар Эйча погиб...

– Ты где? – спросил я в пустоту.

– Я сдох, – отозвался Эйч. – Как и все остальные. Все, кроме тебя.

– Тогда как ты со мной говоришь?

– Мы тут видим и слышим то же, что и ты. Ог нас подсоединил.

– Ой... – только и сказал я.

– Надеюсь, вы не против, Парсифаль? – пробасил Ог. – Если против, только скажите.

Я подумал и ответил:

– Да нет, все нормально. Сёто и Артемида тоже меня слышат?

– Да, – отозвался Сёто.

– Слышим‑слышим! – Судя по голосу, АртЗмида едва сдерживала клокочущую в ней ярость. – Сидим тут, дохлые как селедки! Вопрос в том, почему ты живой, Парсифаль?

– Да, Си, – подхватил Эйч. – Нам всем это малость интересно. Как так получилось?

Я достал четвертак и поднес к глазам, чтобы друзья его рассмотрели.

– Вот эту монетку я получил несколько месяцев назад на Ар‑Каде за то, что сыграл идеальную партию в Pac‑Man. Это артефакт, и до сегодняшнего дня я не знал его назначения. Как выяснилось, он дает одну дополнительную жизнь.

Воцарилось молчание, а потом Эйч расхохотался:

– Ну и везучий же ты, ублюдок! Тут в новостях говорят, что сгинули все аватары, находившиеся в Десятом секторе. Больше половины всего населения OASISa полегло!

– Это был Катаклизатор? – спросил я.

– Ну а что еще? – ответила АртЗмида. – Видимо, все‑таки это «шестерки» тогда купили его на аукционе. И все это время хранили, выжидая подходящего момента.

– Но выходит, что они заодно угробили всю свою армию, – заметил Сёто. – Для чего?

– Она и без того была почти вся перебита, – сказала АртЗмида.

– У «шестерок» не было выбора, – предположил я. – Только так они могли остановить нас. Мы открыли Третьи врата и уже собирались войти в них... – Тут мне в голову закралось подозрение. – Стоп! А откуда они об этом узнали?

– Следили за нами! – догадался Эйч. – Наверняка расставили вокруг врат камеры наблюдения!

– Тогда они видели, как мы их открывали, и знают, что для этого нужно, – заключила АртЗмида.

– Ну и пусть себе! – вмешался Сёто. – Аватар Сорренто мертв – так же как и все его «шестерки».

– А вот и нет, – ответила АртЗмида. – Посмотрите на Доску почета. Там под ником Парсифаля значатся двадцать номеров «шестерок». И напротив каждого значок Хрустального ключа.

– Черт... – хором выдохнули Эйч и Сёто.

– Видимо, «шестерки» с самого начала предполагали, что им придется взорвать Катаклизатор, – сказал я. – Вот и подстраховались, оставив за пределами Десятого сектора резерв. Вероятно, эти запасные ждали в звездолете где‑то у самой границы.

– Ты прав, – ответил Эйч. – А это значит, что к тебе летят двадцать «шестерок». Так что шевели корявками. Ты должен успеть пройти врата раньше их. Другого шанса не будет. – Он тяжело вздохнул. – Для нас Охота уже закончена. Там что мы все болеем за тебя, амиго. Удачи.

– Спасибо, Эйч.

– Гокун о иноримасу![20]– произнес Сёто. – Приложи все усилия.

– Ладно.

Я ждал благословения от АртЗмиды и получил его – после долгой паузы.

– Удачи, Парсифаль. Эйч прав: другого шанса у тебя не будет. И ни у одного пасхантера тоже. – Ее голос сорвался, как будто она сдерживала слезы. Она глубоко вздохнула и закончила: – Короче, не подведи.

– Постараюсь. Но если что, не обессудьте...

Я бросил еще один взгляд на открытые врата, такие далекие, а потом начал пристально рассматривать окружающий меня голый камень, отчаянно пытаясь отыскать хоть что‑нибудь, что помогло бы до них добраться. В дальнем углу котлована я заметил что‑то маленькое, всего несколько мерцающих пикселей. Я побежал туда.

– Э‑э... не то чтобы я хотел говорить под руку, как руль крутить, – начал Эйч, – но куда тебя нелегкая несет?!

– Я тут остался с голыми руками. Все, что у меня было, уничтожил Катаклизатор. Надо найти нечто позволяющее долететь до врат.

– Ну здорово... – вздохнул Эйч. – Час от часу не легче!

Предмет в дальнем углу оказался Бета‑капсулой. Она парила в нескольких сантиметрах над дном котлована, вращаясь по часовой стрелке. Катаклизатор уничтожил в секторе все, что можно было уничтожить, но артефакты вечны – так же как и врата.

– Бета‑капсула! – обрадовался Сёто. – Ее туда взрывной волной отбросило. Ты можешь превратиться в Ультрамена и достать до врат!

Я поднял капсулу над головой и нажал на кнопку активации. Ничего не произошло.

– Зараза... – пробормотал я, сообразив, в чем дело. – Ничего не выйдет. Капсула срабатывает один раз в сутки. – Я убрал бесполезный предмет в инвентарь и продолжил обыскивать котлован. – А у вас при себе никаких артефактов не было? Ничего такого, что дает способность летать? Или телепортироваться?

– У меня ничего, – вздохнул Сёто.

– У меня был меч Баира, – ответил Эйч. – Но он тут ничем не поможет...

– Зато мои конверсы очень даже помогут! – воскликнула АртЗмида.

– Конверсы? – переспросил я.

– Ну кеды! Черные «Чак Тэйлор олл старз». Наделяют владельца быстротой и способностью летать.

– Класс! То, что надо! Осталось их найти.

Я бежал по котловану, сканируя глазами голый камень со всех сторон. Спустя минуту я нашел меч Баира и сунул в инвентарь, но на поиски конверсов ушло еще минут пять. Их я обнаружил на южной стороне котлована. Я сунул в них ноги, и кеды тут же приняли форму моей ступни.

– Я их тебе верну, Арти, честное слово, – пообещал я, завязывая шнурки.

– Да уж пожалуйста, – пробурчала она. – Они мои любимые.

Я разбежался, подпрыгнул и взмыл вверх. Сделал в воздухе петлю, развернулся и полетел к вратам. Но у самой цели отпрянул вправо и завис. Хрустальные врата парили совсем рядом, в паре метров от меня. Картина напоминала вступительные титры оригинального сериала «Сумеречная зона».

– Чего ты ждешь? – заорал Эйч. – «Шестерки» явятся в любую минуту!

– Да знаю я. Мне нужно вам кое‑что сказать.

– Ну? Говори уже! – рявкнула АртЗмида. – Время дорого, идиот!

– Ладно, ладно! Короче... я понимаю, каково вам сейчас. Все сложилось очень несправедливо. И я хочу, чтобы вы знали: если я доберусь до яйца, приз мы поделим на четверых поровну.

Воцарилось гробовое молчание.

– Алло‑о? – позвал я, выждав несколько секунд. – Вы меня слышали?

Мне ответил Эйч.

– Си, ты опух? С чего тебе это в голову взбрело?!

– С того, что только так будет честно. С того, что без вас я бы вообще сюда не добрался. С того, что мы все четверо заслуживаем того, чтобы заглянуть во врата и увидеть, чем закончится игра. А еще с того, что мне нужна ваша помощь.

– Вот с этого места поподробнее, – сказала АртЗмида.

– Мне нужна помощь. Вы правы, у меня только одна попытка. Второго шанса не будет ни у кого. Скоро явятся «шестерки» и сразу войдут во врата. Я должен успеть раньше их. И это гораздо более вероятно, если вы меня подстрахуете. Ну что?

– Я в деле, Си, – сразу ответил Эйч. – Я по‑любому собирался тебе подсказывать, тупица.

– И я согласен, – произнес Сёто. – Мне терять нечего.

– Давай‑ка внесем ясность, – потребовала АртЗмида. – Ты хочешь поделить приз на всех, если мы тебе поможем?

– Нет. Если я возьму яйцо, то разделю приз с вами в любом случае, вне зависимости от вашего решения. Но помочь мне в ваших же интересах.

– Полагаю, у нас нет времени зафиксировать договор в письменной форме? – спросила АртЗмида.

Я задумался, а потом открыл меню управления своим видеоканалом и включил прямую трансляцию – чтобы все мои зрители (которых в тот момент было больше двухсот миллионов) слышали то, что я собираюсь объявить.

– Всем привет, – провозгласил я в камеру. – Говорит Уэйд Уоттс, он же Парсифаль. Сим сообщаю при свидетелях, что, если добуду пасхальное яйцо Холлидэя, призовые деньги поделю поровну с Артемидой, Эйчем и Сёто. Честное пасхантерское. Крест на пузе, зуб на рельсах. Чтоб мой нос в землю врос и отвалились уши. Короче, вы поняли. Если совру, считайте меня бесхребетным слизняком, отсасывающим у «шестерок».

Когда я закончил, АртЗмида воскликнула:

– Чувак, ты рехнулся?! Я пошутила!

– А... – сказал я. – Ну да. Я так и понял.

Я хрустнул костяшками, влетел во врата, и мой аватар исчез в вихре звезд.

Я оказался в большом темном пустом зале. Ни стен, ни потолка я не видел, зато пол в зале определенно был – ведь на чем‑то же я стоял. Я немного помедлил, не зная, что делать дальше. Наконец в пустоте загремел электронный голос. Похоже, что он шел из примитивного синтезатора речи вроде тех, что использовались в играх Q*Bert и Gorf.

– Побей рекорд, или проиграешь!

Во тьме возник столп света, падающий откуда‑то сверху. Передо мной в ярком сиянии стоял древний аркадный автомат. Я сразу узнал его по характерной угловатой форме – Tempest, или «Буря», Atari, 1980 год выпуска.

Я прикрыл глаза и повесил голову.

– Засада... Народ, это не лучшая моя игра.

– Да ладно! – прошептала АртЗмида. – Ты не мог не знать, что Tempest так или иначе появится в Третьих вратах! Это же очевидно!

– Что, правда? – огрызнулся я. – И почему же?

– На последней странице «Альманаха» есть цитата. «Коль выигрыш лезет, цена – легка»[21].

– Да помню я! Ну да, Шекспир... Я подумал, что так Холлидэй дает понять, что легких путей в Охоте не будет.

– Ну и это тоже, – согласилась АртЗмида. – Но еще это подсказка. Строка из последней пьесы Шекспира, из «Бури».

– Черт! – выдохнул я. – Как я мог такое упустить?!

– Я тоже не уловил связи, – признался Эйч. – Хвалю!

– А еще эта игра мелькает в клипе Rush на песню Subdivisions, – добавила АртЗмида. – Одна из любимых песен Холлидэя. Сложно не заметить.

– Ого! – воскликнул Сёто. – Да она умница!

– Ладно! Ладно! – не выдержал я. – Это очевидно, понял уже! Хватит!

– Значит, практики у тебя было мало? – уточнил Эйч.

– Ну так, поиграл чуть‑чуть. Совсем немного и очень давно. Посмотрите на рекорд, у меня никаких шансов!

На экране напротив инициалов ДДХ – Джеймс Донован Холлидэй – значилось 728329. А в поле «Кредит» внизу экрана, как я и опасался, стояла единичка.

– Ух ты... – проговорил Эйч. – Одна попытка, как с Black Tiger.

Я вспомнил о теперь бесполезном четвертаке, вынул его из инвентаря и бросил в щель автомата, но монета сразу проскочила в окошко возврата. Наклонившись за ней, я заметил наклейку на автомате: «Только жетоны».

– Не выйдет, – вздохнул я. – И автоматов по продаже жетонов я тут не вижу.

– Значит, одна игра, – сказал Эйч. – Все или ничего.

– Народ, я сто лет не играл в Tempest. Дело гиблое. Я не смогу побить рекорд Холлидэя с первой попытки.

– Тебе и не придется, – заявила вдруг АртЗмида. – На копирайт посмотри.

Внизу экрана стояли буквы: ©MCMLXXX ATARI.

– Ну, восьмидесятый год, – протянул Эйч. – Как ему это поможет?

– Да, как мне это поможет?

– Эго самая первая версия Tempest, там есть баг в коде, – пояснила АртЗмида. – Когда Tempest только вышла, игроки обнаружили одну хитрость. Если умереть с определенным числом очков, автомат выдаст кучу дополнительных попыток.

– Ого, не знал... – Мне даже как‑то стыдно стало.

– Знал бы, если бы прочитал про эту игру столько же, сколько я.

– Ну ты даешь, девушка! – восхитился Эйч. – Ума палата!

– Спасибо, – ответила АртЗмида. – Иногда бывает польза и от гиков с навязчивым неврозом и полным отсутствием личной жизни.

Все заржали – кроме меня. Я слишком нервничал.

– Ладно, Арти, что я должен сделать? Как получить эти дополнительные попытки?

– Подожди, я ищу у себя в записях.

Над ухом у меня зашуршали страницы, как будто АртЗмида и правда листала какой‑то блокнот.

– Ты что, реально таскаешь с собой все записи в бумажном виде? – удивился я.

– Я привыкла всегда держать их при себе, подшиваю новые листы на спираль. И, как видишь, это оказалось полезно. Все, что хранилось в моем аккаунте, погибло вместе с аватаром. – Снова шорох страниц. – Ага, есть! Значит, так: сначала наберешь больше ста восьмидесяти тысяч очков. После этого доведешь счет до числа, которое оканчивается на две шестерки, одиннадцать или двенадцать. Если в этот момент умрешь, получишь еще сорок попыток.

– Ты в этом точно уверена?

– Точно‑точно.

– Ладно... Поехали.

Я начал свой обычный предыгровой ритуал: потянулся, хрустнул костяшками, размял шею.

– Да не тяни ты время! – не выдержал Эйч. – Я тут с ума сойду от нервов!

– Тихо! – цыкнул на него Сёто. – Не наседайте на человека.

Все замолчали, и в тишине я кое‑как собрался с духом.

– Ну, где наша не пропадала... – Я ударил по мигающей кнопке «Игрок 1».

Tempest представляла собой игру с допотопной проволочной графикой. На черном экране тонкими неоновыми линиями был нарисован трехмерный туннель. Игрок смотрел на него сверху вниз и с помощью вращающегося диска управлял стрелком, бегающим по краю. Цель игры – перестрелять всех врагов, ползущих наверх из туннеля, уклониться от их огня и обойти все препятствия. От уровня к уровню форма туннелей усложняется, а противников и препятствий становится все больше.

Холлидэй установил на автомате уровень сложности Toust, так что я не мог начать игру менее чем с девятого уровня. На то, чтобы набрать сто восемьдесят тысяч очков, у меня ушло пятнадцать минут, и за это время я потерял две жизни. Игру я забыл даже больше, чем ожидал. Когда счет достиг ста восьмидесяти девяти тысяч четырехсот двенадцати очков, я нарочно врезался в шип, потеряв таким образом последнюю жизнь. На экране появилось окошко для ввода инициалов, и я дрожащими пальцами вбил: У‑А‑У.

Нолик в поле «Кредит» сменился на сорок.

Мои друзья так завопили, что меня чуть удар не хватил.

– АртЗмида, ты гений, – сказал я, когда восторги поутихли.

– Да, я в курсе.

Я начал вторую игру, теперь уже стремясь побить рекорд Холлидэя. Первое время меня еще потряхивало, но потом мандраж заметно отпустил. В конце концов, не выйдет в этот раз, будет еще тридцать девять попыток.

Во время краткой передышки между атаками АртЗмида заметила:

– Прикольные у тебя инициалы, УАУ. Что значит А?

– Афигенный, – пошутил я.

Она расхохоталась.

– Я серьезно.

– Алекс.

– Уэйд Алекс Уоттс. Мило. – И она умолкла, потому что на меня насела очередная орда противников.

Через несколько минут я снова лишился последней жизни, закончив игру со счетом двести девятнадцать тысяч пятьсот восемьдесят четыре очка. Не то чтобы совсем паршиво, но еще слишком далеко от цели.

– Ну ничего, – ободрил меня Эйч.

– Ничего хорошего, – вырвалось у Сёто, который явно забыл, что я его слышу. – То есть... э‑э... молодец, Парсифаль‑сан, уже гораздо лучше.

– Спасибо за доверие, Сёто‑сан.

– Хотите прикол? – АртЗмида снова шуршала страницами. – Создатель Tempest Дэйв Торер придумал игру, увидев ночной кошмар о монстрах, лезущих из дыры в земле и гоняющихся за ним. – Она рассмеялась своим мелодичным смехом, который я так давно не слышал. – Как тебе, Си?

– Прикольно.

Ее голос действовал на меня успокаивающе. Наверное, она это чувствовала, потому что продолжала говорить и говорить. У меня даже сил прибавилось. Я ударил по кнопке «Игрок 1» и начал третью игру.

Все притихли и наблюдали за мной в полном молчании. Примерно через час я потерял последнюю жизнь. На этот раз счет дотянул до четырехсот тридцати семи тысяч девятисот семидесяти семи очков.

Как только на экране вспыхнула надпись «Конец игры», раздался голос Эйча:

– Плохие новости, амиго.

– Что такое?

– Ты был прав. «Шестерки» оставили резерв у границы сектора. Сразу после взрыва они взяли курс на Хтонию. Короче, они...

И Эйч умолк.

– Да говори уже!

Вместо него закончила АртЗмида.

– Они только что вошли во врата. Минут пять назад. Врата закрылись, когда ты вошел, но «шестерки» открыли их своими ключами.

– То есть «шестерки» уже здесь? Прямо сейчас?

– Восемнадцать аватаров, – ответил Эйч. – Каждый попал в автономную симуляцию. Все сейчас по одному играют в Tempest – так же как и ты. Все использовали баг с сорока дополнительными попытками. У большинства получается довольно паршиво, но один довольно силен. Полагаю, это Сорренто. Он только что начал вторую игру...

– Стоп‑стоп! – перебил я. – Откуда вы‑то все это знаете?

– А мы их видим, – сообщил Сёто. – В прямом эфире, вместе со всеми пользователями OASISa. Тебя, кстати, тоже.

– Да вы о чем вообще?!

– Как только кто‑то входит в Третьи врата, на Доске почета появляется окошко с прямой трансляцией, – объяснила АртЗмида. – Видимо, Холлидэй решил превратить финал Охоты в спортивное зрелище.

– Погодите, то есть весь OASIS смотрит, как я тут играю в Tempest?

– Так точно, – подтвердила АртЗмида. – Играешь в Tempest и треплешься с нами. Так что следи за языком.

– Какого хрена вы мне раньше не сказали?! – заорал я.

– Решили зря не нервировать, – невинно произнес Эйч. – Типа, не отвлекать, и все такое.

– А, здорово! – завопил я на грани истерики. – Класс! Вот спасибо‑то!

– Успокойся, Парсифаль! – одернула меня АртЗмида. – Думай об игре. Теперь это гонка. Тебе на пятки наступают восемнадцать «шестерок», так что постарайся очередную попытку не слить. Понял меня?

– Понял...

Я медленно выдохнул, набрал в грудь воздуха и снова ударил по кнопке «Игрок 1».

Как обычно, конкуренция меня подстегнула. Я вроде бы вошел в ритм. Вращение, заппер, суперзаппер, обойти шипы, следующий уровень... Я уже нажимал на кнопки не задумываясь. Позабыл о том, что поставлено на кон, о том, что на меня смотрят миллионы. Я полностью сосредоточился на игре.

Прошло чуть больше часа, я только что закончил восемьдесят первый уровень и тут снова услышал над ухом радостные вопли.

– Получилось! Получилось!

Мой взгляд метнулся вверх экрана. Счет достиг восьмисот двух тысяч четырехсот восьмидесяти восьми очков.

Я машинально продолжал играть, стремясь к наилучшему результату, но громкое покашливание АртЗмиды привело меня в чувство. Продолжать игру смысла уже не было, я лишь тратил бесценные секунды, ведь «шестерки» уже дышали в затылок. Я быстренько потратил две оставшиеся жизни, ввел свои инициалы, и они появились на самом верху таблицы рекордов, прямо над результатом Холлидэя. Потом экран погас, и на нем возникла надпись:

ТАК ДЕРЖАТЬ, ПАРСИФАЛЬ!

ГОТОВЬСЯ КО ВТОРОМУ УРОВНЮ!

Игровой автомат исчез, а с ним и мой аватар.

Я скакал в тумане по зеленым холмам. Видимо, ехал верхом на коне, потому что меня потряхивало вверх‑вниз и слышался топот копыт. Впереди из тумана появились знакомые очертания замка.

Но, посмотрев вниз, я обнаружил, что никакого коня подо мной нет. Мой аватар, одетый в кольчугу, шагал по земле, а руки вытянул перед собой, как будто держал в них поводья. Вот только никаких поводьев тоже не было.

Я остановился, и топот копыт стих – правда, не сразу, а спустя несколько секунд. Я обернулся и увидел источник звука. За мной шел человек с двумя половинками кокоса и колотил ими друг по другу.

Я понял, куда попал: в первую сцену одного из любимых фильмов Холлидэя и вообще культового фильма для всех гиков на свете – «Монти Пайтон и Святой Грааль».

Похоже, как и в Медных вратах, от меня требовалось воспроизвести все реплики и действия своего героя.

Я играл короля Артура. На мне был тот же костюм, что и на Грэме Чепмене в фильме, а за мной, стуча кокосами, шел мой верный слуга Пэтси в исполнении Терри Гиллиама. Когда я обернулся к нему, слуга отвесил раболепный поклон, но ничего не сказал.

– Монти Пайтон и Святой Грааль! – радостно прошептал Сёто.

– Спасибо, кэп, я понял, – забывшись, ляпнул я.

На дисплей тут же выскочило предупреждение: «Неверная реплика!» – и в углу появился счет: минус сто очков.

– Браво, олух, – похвалила АртЗмида.

– Если нужна помощь, дай знак, – сказал Эйч. – Рукой помаши или типа того, и мы будем суфлировать.

Я кивнул и поднял вверх большой палец. Но в помощи я особо не нуждался. За последние шесть лет я посмотрел этот фильм ровно сто пятьдесят семь раз и знал наизусть каждое слово.

Я посмотрел на замок, уже зная, что меня там ждет, и «поскакал» к нему, держа несуществующие поводья. Пэтси снова застучал кокосами. Возле замка я натянул «поводья», принуждая своего «скакуна» остановиться, и крикнул:

– Тпру!

За верную реплику я получил сто очков, и счет снова стал равен нулю.

На стене показались два солдата.

– Стой! Кто идет? – заорал нам один из них.

– Я, Артур, сын Утера Пендрагона, из замка Камелот! – оттарабанил я. – Король бриттов! Победитель саксов! Государь всея Англии!

Эта тирада принесла мне пятьсот очков и еще бонус за интонацию и акцент. Я немного выдохнул и уже начал получать удовольствие от процесса.

– А не брешешь? – спросил солдат.

– Я король! – возмущенно повторил я. – А это мой верный слуга Пэтси. Мы проскакали эти земли вдоль и поперек в поисках рыцарей, что присоединятся ко мне в Камелоте! Я желаю говорить с вашим господином!

Еще пятьсот очков. Над ухом слышался хохот моих друзей и аплодисменты.

– Что? Проскакали верхом на лошадях? – уточнил солдат.

– Да. – Сто очков.

– Это у вас кокосы!

– Что? – Сто очков.

– У вас две пустые половинки кокоса, и вы стучите ими друг о друга!

– Ну и что? Мы скачем с тех пор, как снега зимы покрыли эти земли! Через королевство Мерсии, через... – Пятьсот очков.

– А кокосы вы где взяли?

И дальше все пошло как по маслу. Мои персонажи менялись от сцены к сцене – я всегда был тем, у кого больше реплик. Удивительное дело, налажал я всего в шести или семи фразах. Попав в затруднение, я пожимал плечами и разводил руки ладонями вверх. По этому сигналу Эйч, АртЗмида и Сёто смеющимся хором подсказывали мне нужную реплику. Все остальное время они помалкивали – разве что иногда молчание нарушалось взрывом хохота. Сложнее всего для меня было не заржать самому. Особенно когда АртЗмида начала говорить за Кэрол Кливленд в сцене в замке Сибирской язвы, со всеми интонациями. Несколько раз я кололся, и с меня снимали очки. В остальном все двигалось гладко.

Играть в фильм было не только просто, но и невероятно прикольно!

Где‑то на середине, сразу после встречи с рыцарями, что говорят «Ни!», я открыл текстовый редактор и набрал: «Как там «шестерки»?»

– Пятнадцать еще играют в Tempest, – отрапортовал Эйч. – Трое побили рекорд Холлидэя и перешли к фильму. – Он помедлил. – Лидер – видимо, Сорренто – отстает от тебя всего на девять минут.

– И пока не ошибся ни в одной реплике, – добавил Сёто.

Я чуть не выругался вслух, но вовремя прикусил язык и напечатал: «Писец...»

– Он самый, – согласилась АртЗмида.

Я глубоко вздохнул и сосредоточился на очередной сцене – «Истории сэра Ланселота». Эйч продолжил докладывать мне о прогрессе «шестерок», когда я просил.

Когда добрался до последней сцены – атаки на французский замок, – я снова занервничал, не зная, что будет дальше. В Первых вратах мне пришлось сыграть роль в фильме «Военные игры», во Вторых меня ждала видеоигра Black Tiger. В Третьих уже было и то и другое. Я догадывался, что за «Граалем» последует и третий уровень, но даже не представлял, каким он может оказаться.

Ответ я получил через несколько минут. Когда я закончил финальную сцену, дисплей стал черным и несколько минут звучала дурацкая органная музыка, как в фильме. А когда она остановилась, передо мной вспыхнула надпись:

ПОЗДРАВЛЯЕМ!

ВЫ ДОШЛИ ДО КОНЦА!

ИГРОК 1, СТАРТ!

Когда текст пропал, я оказался в обшитом дубовыми панелями помещении, огромном, как целый склад, с высоким сводчатым потолком и лакированным паркетным полом. Никаких окон, единственный выход – большие двустворчатые двери в одной из четырех голых стен. В самом центре комнаты стояла система погружения в OASIS – сейчас уже несколько устаревшая, однако несколько лет назад эта модель считалась одной из передовых. Ее окружало с сотню стеклянных столов, выставленных овалом. На каждом размещался какой‑нибудь классический домашний компьютер или игровая система, а рядом – полки, на которых лежали всевозможные периферийные устройства, контроллеры и носители с играми и программным обеспечением. Вся композиция смотрелась очень продуманно и аккуратно, как музейный экспонат. Обойдя овал, я обратил внимание, что компьютеры расставлены по году выпуска. PDP‑1, Altair 8800, IMSAI8080, Apple I, рядом Apple II, Atari 2600, Commodore PET, Intellivision, несколько моделей TRS‑80, Atari 400 и 800, ColecoVision, TI‑99/4, Sinclair ZX80, Commodore 64, несколько игровых систем Nintendo и Sega, вся линейка Macintosh и ПК, игровых систем PlayStation и Хbох. И венец картины – консоль для OASISa, подключенная к системе погружения в центре всей инсталляции.

Я сообразил, где нахожусь – в виртуальной копии кабинета Холлидэя, комнаты в его особняке, где он провел большую часть последних пятнадцати лет жизни. В том самом месте, где он писал свою последнюю, величайшую игру. Ту самую, в которую я сейчас играл.

Я никогда не видел фотографий этой комнаты, но детальное описание всей ее обстановки и опись содержимого давно лежали в сети – информацию слила компания, которую наняли для вывоза имущества Холлидэя после его смерти.

Опустив взгляд, я обнаружил, что мой аватар из рыцаря Монти Пайтона снова превратился в Парсифаля.

Начал я с самого очевидного действия – подошел к дверям и подергал. Заперто.

Тогда я снова обвел глазами комнату, внимательно рассматривая собранные в ней памятники компьютерной и игровой истории.

Тут‑то до меня и дошло, что овал, который формируют экспонаты, есть не что иное, как контур яйца.

В голове у меня зазвучала первая загадка из «Приглашения Анорака»:

Три тайных ключа от трех тайных врат –

За ними скрывается много преград.

Тот, кто не страшится всех ужасов ада,