О репродукции внешнего восприятия

В результате развития свободы в рефлексии появилось воображение, как мы это видели. Это последнее может быть обращено также на восстановление внешнего восприятия, так как все, что необходимо для такого восстановления, уже находится, как выше было доказано, в его свободной власти. Для удобства мы можем здесь рассматривать воображение как способность к восстановлению, ибо совершенно свободное творчество его пока еще не имеет, по-видимому, никакой цели и было бы просто праздной игрой.

К тому же, говоря об этой репродукции, мы никоим образом не говорим о каком-нибудь новом развитии жизни, как это было относительно рефлексии, ибо все условия возможности такой репродукции уже даны в рефлексии.

1) Обдумайте сначала следующее: мы утверждаем, что такая репродукция возможна только благодаря совершившейся рефлексии. Эта возможность есть нечто постоянное, имманентное жизни, вечно присутствующее. Чем отличается действительность от этой возможности, и каким образом, обладая этой возможностью, я могу присоединить к ней действительность? Я отвечаю: возможность может заключаться в крайнем случае только в правиле, которое содержится только в мышлении, тогда как действительное исполнение по этому правилу должно породить созерцание. Следовательно, возможность и действительность находятся здесь в таком же отношении, как свободное мышление и созерцание.

2) В чем же заключается предположенное правило такой репродукции? Внешнее восприятие было определенным ограничением внешнего чувства и созерцания пространства. Следовательно, правило для воспроизведения должно быть предписанием воображению самостоятельно создать образ именно этого ограничения. Там ограничение является само собой, без участия свободы. Здесь неограниченное воображение распространяется на всю область внешнего чувства и пространства и в этой области должно само определить себе границы. Главное условие при этом свободном ограничении заключается в том, чтобы воображение охватывало всю область и распределяло бы ее соответственно по видам и классам, например, все внешнее чувство распределяло бы на его пять основных видов, каждый из этих последних узнавало бы по главным различиям их ограничений; пространствен-

ное созерцание распределяло бы соответственно возможным ограничениям фигур; это необходимо для того, чтобы воображение могло по определенному правилу направляться в намеченные им границы. Первое, т. е. классификация, необходимо для того, чтобы ничего не было пропущено; второе, резкое различение различных определений одного и того же чувства, для того, чтобы в образе не полагалось неопределенным и смутным то, что в восприятии было вполне определенно. Это последнее различение требует, конечно, остроты чувства, которая частью заключается в способности живо возбуждаться чувственными качествами и есть дар природы, частью же может быть свободно изобретена путем напряжения внимания, что может даже заменить слабую естественную способность, которая во всяком случае бесполезна, если к ней не присоединяется внимание.

3) Это — внутреннее содержание правила. Что же из всего многообразия должно воображение видеть в образе? Здесь выступает внешняя сторона правила: оно должно иметь в виду прообраз, данный в восприятии. Но как это возможно, раз мы предположили, что внешнее чувство не возбуждено (иначе, это было бы внимание, а не репродукция). Следовательно, воображение должно обладать способностью вновь вызывать определенные части восприятия. Сосредоточивая внимание на том пункте, который имеется в виду, воображение должно просто в самом себе иметь причинность для свободного воспроизведения этого пункта совсем таким, каким он был раньше в действительном восприятии; здесь получается причинность воображения, вытекающая единственно из его бытия, иная, чем в вышеописанном болезненном состоянии. Так оно и происходит на самом деле, в чем каждый может убедиться на самом себе. Однако эта причинность находится под известными условиями свободы; необходимо, во-первых, присутствие вышеупомянутого внимания, во-вторых, чтобы воображение имело некоторый навык

такого рода восстановления, что достигается только постепенно, наконец, чтобы пункт, который должен быть восстановлен, был с самого начала отчетливо и живо воспринят. Не следует также смешивать это восстановление отдельной чувственной части, которое представляет нечто совершенно новое в нашем изложении, со свободной репродукцией всего образа. В последнем случае во всем акте построения участвует свобода, в первом — только внимание. Там были две части: вся сфера определяемого и то, в чем она определяется; здесь только единое выступающее само собой, без участия свободы, совсем так, как это было в чувстве.

4> Вышеописанное внимание с самого начала наблюдает для надобности репродукции и по правилам этой последней. Общее содержание оно уже имеет, оно на всем свободно останавливается, отводит наблюдаемое в соответствующий класс, определяет границы качественного. Таким образом, становится совершенно ясно; что такое свобода и обдуманность, о которой мы выше сказали, что она проникает во внимание. (Так, вы слушаете мою лекцию с намерением ее воспроизвести. Повторение ее будет гораздо легче и удобнее, если вы сразу направите внимание по правилу будущего воспроизведения, т.е. если вы будете схватывать не только то, что я говорю, но также, в каком порядке я говорю и почему именно в этом порядке, если вы особенно постараетесь запомнить переходы и на каком основании они делаются; одним словом, если вы овладеете не только содержанием моей лекции, но также правилами, которым я в ней следовал).

5) Также становится ясно, чем непосредственное восприятие отличается от своего образа в репродукции. Последний всегда сопровождается сознанием самостоятельной деятельности, и в нем нет ни одной черты, о которой я не могло бы сказать: я ее делаю; напротив, действительное восприятие сопровождается сознанием несвободы и связанности.

6) Следовательно, воспроизведение есть самоограничение воображения внутри всей его области по предписанию ограничения внешнего чувства. Правило этого ограничения есть понятие — именно объекта внешнего восприятия, который воспроизводится. (Дай мне понятие о вещи, (мне неизвестной), значит, дай мне правило, по которому я могу построить вещь в свободном мышлении). Отсюда вытекает верное логическое правило для определения: оно должно дать genus, общую сферу воображения, и differentia specifica, часть, которой оно в ней должно ограничиться. Здесь также мы узнаем о значении логики в мышлении: а именно, она есть свободное построение по известному правилу. Следовательно, эта наука начинается только в области уже приобретенной свободной силы воображения и игнорирует действительное основание всякого сознания. Под мышлением вы подразумеваете: думать о чем-нибудь, и так как при этом совсем не имеется в виду какой-нибудь образец во внешнем восприятии, то что-нибудь выдумывать; и это понятие о мышлении господствует в философствующей публике и закрывает ей доступ к истинной философии; оно — знамение времени, явившееся результатом переоценки логики и постановки ее во главе преподавания философии и даже на место ее.

7) Появляется ли при этом в сознании нечто абсолютно априорное и новое? Я говорю: да. Ибо откуда знание получает правило, чтобы действовать при репродукции так, а не иначе? Очевидно, только из самого себя, и именно из более точно определенного теперь (правда, это определение заключается пока только в ограничение) созерцания своей способности воспроизводить так, а не иначе. Вследствие этого созерцания знание дает самому себе качественный закон репродукции.

8) Цель репродукции заключается в том, чтобы овладеть миром внешнего восприятия независимо от этого последнего. Источник этого мира отдан теперь в нас самих во власть свободы, которая или предоставляет течь его потоку, или задерживает его соответственно своим целям. Так, для всякой науки, например, естествознания, весь ее мир есть свободная собственность, и она должна владеть им для того, чтобы в любую минуту можно было подвергнуть исследованию всякую его часть. Так мы должны сделать своей свободной собственностью внутренний мир сознания, чего мы и стараемся достигнуть в этих лекциях, хотя именно поэтому и не отдаем себе теперь в этом отчета.

9) Прибавлю еще следующее практическое замечание. Полезно части таких свободных построений, особенно если эти последние довольно велики, закреплять в твердую и прочную форму, ибо предоставленное самому себе воображение течет, спешит и легко теряет нить; его следует связывать для того, чтобы быть в состоянии иметь над ним надзор. При свободном мышлении такой закрепленной формой является письменное изложение. Если мышление не было вполне определенно, то это замечается, когда начинаешь его записывать или когда перечитываешь записанное; на мысли, выдержавшей такое испытание, которая благодаря закреплению не может уже быть позабытой, можно спокойно продолжать построение. Я нахожу, что основательного и последовательного мышления нельзя достигнуть иначе, как с пером в руке.

Твердой формой для воспроизведения восприятий — зрения, по крайней мере, — является рисование. В репродукции видимого предмета должна быть прежде всего схвачена фигура действительного естественного предмета, часто с бесчисленными и почти незаметными переходами от одной фигуры к другой; рисунок должен свидетельствовать о правильном понимании и воспроизведении. Затем репродукция должна передать величину предмета. Что касается фигуры, то для ее построения имеется вспомогательное средство, так как геометрия рассматривает всевозможные фигуры, и всякое ограничение в природе может быть сведено к геометрической фигуре. Для построе-

ния же величины не имеется такого вспомогательного средства, она должна быть восстановлена с помощью вышеописанной (параграф 3) причинности воображения. Внимание должно упражняться, чтобы стать способным к такому возобновлению. Результат, достигнутый этим упражнением, называется глазомером, его данные документируются рисунком. Наконец, видимый предмет окрашен; умение верно схватывать и передавать краски, как мне кажется, в настоящее время только случайно, и еще не найдено искусственного средства для его развития.