Глава четвертая. То, что я через свою причинность произвожу действительно, т

То, что я через свою причинность произвожу действительно, т. е. в области себя саму связывающей созидающей силы, должно связывать мое собственное внешнее созерцание, и никакое прекращение мышления не может уничтожить его бытие. Сверх того, оно должно связывать также и созерцания других подобных мне мыслящих существ, совершенно так же, как телесное существование вообще связывает их.

Я это утверждаю, и пока указываю на это только как на факт сознания. В этом утверждении заключается следующее: 1) существуют подобные мне существа кроме меня; 2) они вынуждены: во-первых, признавать за подобное себе существо меня самого благодаря моему телесному существованию; 3) во-вторых, они принуждены воспринимать продукты моей деятельности в материальном мире. Предположив первое, я уже твердо уверен в двух следующих положениях. Все это я здесь просто устанавливаю как факт сознания, без всякого выведения, или — что и составляет в этих лекциях выведение — без указания высшей связи, ибо мы еще не нашли высшего члена, с которым мы могли бы связать этот факт сознания, но еще найдем его при восхождении от этого пункта. Пока нам следует рассмотреть, что заключается в этом факте, т. е. мы постараемся связать его с тем, что уже известно, и понять его из того, что известно.

Во-первых, как прихожу я вообще к этому предположению? Как возникает во мне образ и идея существ, мне подобных? Это не только удивительно, это противоречит всем сделанным нами предположениям. До сих пор мы представляли жизнь свободы и сознания как единую, выводили из этого единства, и объясняли, и доказывали, предполагая это единство. Здесь же эта единая жизнь очевидно распадается на множество жизней, которые по существу должны быть похожи друг на друга.

Следовательно, если наше предположение подтвердится, то единая жизнь окажется повторяющейся во множестве форм и полагаемой много раз. Как происходит это повторение? Мы еще не спрашиваем пока, на каком основании оно совершается, ибо на этот вопрос возможно будет ответить только в другом месте, мы только спрашиваем: каким способом осуществляется полагание других существ вне нас?

а. Сначала еще раз ответим как можно яснее на вопрос, на который мы неоднократно уже отвечали: как делаю я самого себя реальным принципом? Как созидающий принцип я уже существую и созерцаю себя как таковой благодаря непосредственному внутреннему созерцанию свободы. Но кроме этого внутреннего созерцания существует еще иная форма непосредственного сознания, а именно непосредственно сама себя ограничивающая продуктивная созидательная сила; я испытываю отношение этой второй формы к созерцаемому вышеописанным способом л и нахожу, что это я также непосредственно ограничивает продуктивность воображения: 1) как материальное тело, 2) своими произведениями как материального тела в материальном мире.

Вполне ли я теперь объективировал я, извлек ли я его посредством мышления из непосредственного внутреннего созерцания и перенес ли в область внешнего восприятия? И да, и нет. Телесное выражение я и его деятельность в материальном мире объективированы, но самоопределение его к этой деятельности, понятие и план, по которому она направляется, остаются безусловно и единственно предметом внутреннего созерцания, и постольку я не объективировано. Однако деятельность как нечто внешнее обусловлена самоопределением и понятием как внутренним, а без внутреннего не может быть никакого внешнего. Следовательно, я не осуществляется ни через одно только внешнее созерцание или продуктивное мышление, ни через одно внутреннее созерцание, а только через абсолютный нераздельный синтез обоих.

b. Я делаю дальнейшую попытку и пытаюсь это я, именно такое, каким оно является в этом синтезе, составленное из внутреннего и внешнего самосозерцания, совершенно извлечь путем продуктивного мышления из рамок этого синтеза и из наличного внутреннего созерцания и поместить в чистое первоначальное мышление; тогда оно совершенно освободилось бы oт этого данного внутреннего созерцания вследствие полного выступления вообще из внутреннего созерцания; тогда я этого внутреннего созерцания получило бы совершенно самостоятельное, в себе самом покоящееся бытие, тогда это я описанного нами внутреннего созерцания стало бы настоящим «не-я», подобно первому продукту свободного мышления, чисто материальному объекту внешнего восприятия, но только еще в большей степени, несмотря на то что в самом себе и для себя оно, конечно, останется я, ибо таковым мы его предположили.

Я пытаюсь это сделать и нахожу, что я это не только могу, но даже должен. При попытке такого мышления продуктивное воображение оказывается вынужденным реализировать его, т. е. оно находит себя ограниченным существованием таких внешних я, и даже, соответственно первоначальной форме созидающей силы, бесконечно возможныхя. Мышление должно объективировать я, и оно может быть объективировано мышлением до бесконечности. В каком определенном случае это понятие должно быть применено и реализировано, об этом мы сообщим в другом месте.

c. Сначала скажем о форме этого первоначального мышления я, т.е. его раскрытия. (Внутреннее я тоже, конечно, мыслится, и ему придается форма самостоятельного бытия, но оно мыслится не абсолютно первоначальным мышлением, а вследствие внутреннего созерцания). Вышеописанное мышление чисто материального объекта внешнего восприятия оказалось, по крайней мере во второй части нашего изложения обоснованным и обусловленным другим, а именно

необходимостью составить понятие деятельности, к которой испытывается влечение. Мы не указали никакого условия для мышлениям вне я, образованного непосредственным внутренним созерцанием, мы представили его как абсолютный факт. Поэтому пока для нас это мышление есть вполне безусловное определение чистого и абсолютного мышления: оно так мыслит, потому что так именно мыслит, и само мышление сопровождается этим частным мышлением. Нельзя сказать: Я думаю (произвожу мысленно) другие я; но скорее следует сказать: общее и абсолютное мышление думает (мысленно производит) другие я и меня в том числе. Далее мы, может быть, найдем основание и для этого, но уже здесь ясно, что это основание не может быть одного рода с приведенными до сих пор основаниями и условиями.

d Теперь перейдем к содержанию этого абсолютного мышления. Я, совершенно такое, каким выше оно получилось при синтезе внутреннего и внешнего созерцания, как объединяющей центр их, абсолютно мыслится. Следовательно, мыслимое я получает внутри себя свое непосредственное самосозерцание, свою способность образовывать понятия, способность самоопределения и т. д., наружно оно получает материальное организованное тело и возможную причинность в материальном мире, совсем так, как первое я, из которого мы исходим во внутреннем созерцании, имеет все это.

Особенное значение имеет следующее: непосредственное внутреннее созерцание я повторяется и теперь по крайней мере дважды. Но эти два внутренних созерцания разделены абсолютной пропастью, и ни одно из них не может заглядывать в другое, так как каждое из них не созерцается, а только мыслится другим. Что же это за пропасть? Она, очевидно, зависит от различия, которое я выражаю словами: это мое я, и хотя я признаю, что мой сосед тоже имеет я, как и я, однако, я говорю про него, это не мое, а его я, он же, говоря обо мне, повторяет те же слова. Что же обозначает это удвоение я в мое я? Очевидно, в этом полагается основной характер индивида как такового, именно «Я — Я». В чем же он заключается?

Вспомним, как мы вообще пришли к я. Знание рефлектировало себя, встретило и уловило себя в действительности — это, конечно, представляет вполне непосредственное, и — в случае если бы мы назвали это внутренним — внутреннее созерцание. Из этого-то созерцания, которому мышление придало прочную форму, и образуется я, сначала как знающее, потом как принцип; так и возникло первое и единое во всем нашем предыдущем исследованиия; без этой рефлексии и самозерцания знания не было бы никакого я. Следовательно, действительное существование я основывается на абсолютном факте непосредственного самосозерцания, именно самосозерцания знания.

Но теперь я должно быть умножено, должны получиться многие я. Следовательно, непосредственное самосозерцание должно встречаться много раз; должен быть повторен много раз факт этого самосозерцания, ибо каждый такой факт является основанием я; и, наоборот, предполагать существование многих я — значит предполагать, что факт внутреннего созерцания встречается много раз. Само знание, которое внутренне созерцается в этом факте, может оставаться всегда одним и тем же; мы не утверждали, что оно повторяется и полагается несколько раз, да это и не вытекает из нашего рассуждения. Мы только утверждаем: кажущийся нам случайным факт созерцания, рефлексии этого знания устанавливается много раз и, таким образом, возникает многократное я первоначально внутреннего созерцания. К этому первоначальному факту внутреннего созерцания как к своему собственному месторождению присоединяется я, развивающееся в другие внутренние созерцания: влечение, способность, свободно образованные понятия. В единство этого первоначального я, возникшего из факта созерцания, принимается

все, что еще встречается во внутреннем созерцании. Поэтому собственное я каждого есть то, которое он мыслил в породившем его первом и первоначальном самосозерцании знания и к которому он, развиваясь в том же внутреннем созерцании, относил все в нем появляющееся. Отсюда и выражение: мое я. Я, заключающееся в слове мое, для которого мое есть прилагательное, есть абсолютно первоначальное, возникшее вследствие непосредственного факта самосозерцания. Второе я, которое здесь непосредственно подразумевается, есть развитие во времени первого коренного Я. Так как это развитие совершается свободно и находится во власти первого коренного я, то это последнее приписывает его себе как свою собственность и называет его своим. Это, следовательно, и есть собственный характер индивидов как таковых как сферы внутреннего созерцания, которые, будучи основаны на обособленных фактах созерцания, взаимно обособляются и исключаются.

Результат: индивиды как таковые суть безусловно отдельные замкнутые в себе миры, совершенно между собой не связанные.

е. Если бы жизнь на этом остановилась, то, хотя в основе она и продолжала бы быть единой, как материал многообразных фактов сознания — что мы только что доказали — но в сознании она уже не могла бы достигнуть единства, так как, согласно вышесказанному, всякое сознание только индивидуально. (Даже непонятно, каким образом мы, признающие себя индивидами, можем предполагать такое единство и надеемся понять в этом отношении друг друга). Итак, если сознание должно быть сознанием единой жизни, как мы это утверждали, то единство сознания, нарушенное индивидуальностью, должно быть восстановлено; а именно: 1) так как внутреннее созерцание есть среда, в которой нарушается единство, то посредством выступления из этой среды, т. е. посредством ее противоположности, посредством мышления, которое можно считать

первоначальным мышлением, так как оно изображает первоначальное и абсолютное единство. 2) Оно должно быть восстановлено в том же отношении, в каком оно разрушено, т. е. разделенные во внутреннем созерцании на многие жизни и абсолютные индивиды должны быть объединены в мышлении именно как таковые и оставаясь таковыми, следовательно, прежде всего настолько, чтобы всем вместе находиться в Едином мышлении.

f. Хорошо обдумайте сказанное. Мышление, которое раньше мы описывали только с фактической стороны в его относительной форме как противоположность внутреннему созерцанию, как выступление из него, — теперь, когда перед нами раскрывается его своеобразная внутренняя сущность, получает иное, высшее значение. Оно становится непосредственным самоизображением жизни, и именно как Единой и в своем единстве. Поэтому существует только одно с самим собой совпадающее и согласное мышление.

Это мышление есть изображение, т. е. сознание жизни. Поэтому это мышление должно встречаться всюду, где жизнь приняла форму сознания, а таковую она имеет в индивидах. Следовательно, мышление должно встречаться в них, и именно во всех. Оно само в себе Едино; следовательно, оно должно входить во все индивиды одинаковым образом.

Я утверждаю: в этом мышлении Единая жизнь изображает себя в своем единстве. Но индивид как таковой не есть жизнь в ее единстве, а только обломок ее. Поэтому нельзя сказать, что индивид как таковой мыслит это мышление. Если мы все же захотим это сказать, то мы должны прибавить: не как индивид, но как Единая и целая жизнь. В этом мышлении уже не заключается особое и частное Я, но общее и Единое. (Ниже будут приведены замечательные применения этого положения).

Когда это мышление имеет место в индивиде, то оно, конечно, появляется во внутреннем созерцании, однако под условием свободной рефлексии, никак не иначе, но не как продукт я, а как выражение абсолютного факта.

(Очень часто наукоучение понимали так, как будто оно приписывает индивиду действия, — например создание всего материального мира и т. п., — которые совершенно ему не могут принадлежать. Как же относится истинное наукоучение к этому упреку? Утверждающие это люди впали в это недоразумение потому, что сами приписывают индивиду гораздо больше, чем следует, и сами впадают в ошибку, в которой они обвиняют наукословие; неправильно поняв наши первые основные положения, они вынуждены вносить эту ошибку в дальнейшее развитие нашей системы, как они склонны это делать в своей системе. Но они совершенно ошибаются; не индивид, а единая, непосредственная, духовная жизнь есть создатель всех явлений и самих являющихся индивидов. Поэтому-то наукословие строго требует, чтобы эту жизнь представляли чистой и без всякого субстрата (таковым у наших обвинителей именно и служит индивид, и отсюда все их заблуждения). Разум, общее мышление, безусловное познание выше и больше, чем индивид. Не быть в состоянии представлять себе разум иначе, как акциденцией индивида, значит вообще не представлять себе его. Благо индивиду, который одержим разумом!)

Результат: описанное общее мышление изображает общину индивидов.

g. Это мышление есть вообще выражение жизни, поэтому везде, где жизнь достигла сознания, оно всегда появляется. Но выше мы говорили, что жизнь достигает сознания в индивидах. Отсюда следует, что все действительно существующие индивиды (все пункты, в которых знание пришло к самосозерцанию) обязательно должны быть мыслимы каждым индивидом. Как я, индивид, думаю о других, так и они думают обо мне. Следовательно, все думают об одной и той же общине, о той же системе многих я, только каждое я имеет особую отправную точку, особую сферу внутреннего созерцания, из которой оно исходит. Каждый думает при посредстве абсолютно первоначального мышления о других, но не о себе. Самого себя он образует посредством вышеописанного синтеза обоих созерцаний.

h..Я всегда мыслится обладающим организованным телом. Следовательно, каждый индивид всегда такими же представляет себе всех других, ибо я и организованная материальность связаны в первоначальном мышлении, в законе мышления таковыми они являются и в действительном мышлении, в следовании этому закону.

Здесь мы находим ответ на поставленный выше вопрос: где находит в действительности применение понятие Я? Там, где внешнее чувство или, как теперь нам лучше известно, абсолютное мышление о материальном мире видит организованное тело. Это не значит, что из существования тела можно заключать о существованиил. Это невозможно ни непосредственно, ибо как возможно из существования одного мира заключать о существовании другого, совершенно противоположного; ни посредственно, выводя из того, что я, индивид, имею тело, ибо как могу я знать, что обладаю им не случайно, а что оно существенно принадлежит мне, как я, но и мысль об я и об этом телесном изображении, связаны в первоначальном мышлении, выражающем жизнь в ее единстве.

Повторим вкратце все нами сказанное:

1) Единая, предположенная нами основная жизнь изображает себя в своем единстве; она изображает себя, ставит себя перед собой d общих чертах и схематично.

2) Это изображение — в противоположность другому самоизображению, которое тоже только в противоположность с этим первым, не есть единство, а есть частичное изображение — есть мышление, и, будучи абсолютным самоизображением жизни, — абсолютное мышление.

3) Таким образом, мы привели все сознание, поскольку мы его рассмотрели, к двум основным фактам: непосредственное созерцание, которое мы в противоположность характеризовали как внутреннее и абсолютное мышление, которое по отношению к первому является объективирующим.

4) Индивид мыслит не сам по себе и не посредством своей силы, но как Единое и с уничтожением своей индивидуальности. Поэтому, описывая содержание этого мышления, нам следует сразу становиться на точку зрения единства и не спрашивать, как мыслит индивид, но скорее, как мыслит Единое и общее мышление.

а. Оно мыслит (всюду, где оно есть и мыслит) общину индивидов, по возможности бесконечную, в действительности же ограниченную и вполне определенную как в целом, так и в частях. Однако индивидуальность всегда связана с этим общим мышлением, ибо только в ней жизнь достигает самоизображения и сознания: в индивидуальности — изображение своей формы вообще, в мышлении — строгого единства, образованного генетически и, следовательно, видимого. Если мы примем во внимание этот пункт, то мы должны сказать: это мышление численно повторяется во всех индивидах столько раз, сколько существует индивидов, но во всех этих повторениях его содержание остается всегда одинаковым.

Однако это единое мышление различается в индивидах не по содержанию, а по отношению их к нему. Каждый индивид считает одно из целого ряда мыслимых я своим особым я, и каждый считает таковым иное я, чем другие. Выше было выяснено, что это обособление определяется особыми сферами непосредственного внутреннего созерцания.

Это мышление не основывается ни на каком восприятии, оно есть абсолютно априорное мышление, предписывающее восприятию законы. (По Канту, чисто априорное существует вследствие внутреннего созерцания способности, каковы пространство, время и т. д. Кант оставляет внешний мир на своем месте. То же самое делали и мы в первой части. Но здесь весь вид

меняется. Мы здесь решительно ставим на место внешнего мира абсолютно априорное, и скоро выяснится, что, начиная с этого пункта, весь внешний мир превратится в чисто априорное). Это мышление априорно, сказал я, и оно абсолютно объективирует понятие л, которое может быть образовано только во внутреннем созерцании и противоречит всякому внешнему восприятию. Это понятие реализируется как чистая способность и закон, не как какое-нибудь воспринимаемое действие, а только как основание и правило для такового в будущем. Мы предполагаем существование другого я не потому, что оно проявляет себя, а безусловно. Только благодаря этому понятию мы приписываем ему и ожидаем от него, что в случае своего обнаружения оно обнаружится как я; ожидаемая от него деятельность предваряется и ей заранее предписывается закон.

b. Индивид как внешнее чувство и орган для материального мира всегда мыслится изображенным в этом материальном мире посредством материального тела. Этот абсолютный синтез и неотделимость внутренне созерцаемого я от материального тела не является результатом нового акта мышления: ни непосредственного, а именно, будто из такого рода тела следует на каком-нибудь основании заключать о существовании я, и обратно (ибо каким образом можно было бы доказать это основание?); ни на том основании, что я — индивид, обладаю таким телом; ибо как я-то, индивид, прихожу к этому телу; а кроме того, как мог бы я знать, что оно мне принадлежит не случайно, не только как этому индивиду, но существенно связано со мной как с я; в абсолютном и первоначальном мышлении заключается синтез я как принципа, и постольку как чистого ну-мена, как воспринимаемого только в своих действиях, сначала во внутреннем созерцании, затем как телесный орган, как единое и одно и то же во всех этих формах.

Остановимся на этом пункте и выведем из его заключения, чем и поясним его. Итак, мы совершенно отвергаем деление индивида на душу и тело и его образование из этих двух частей, причем после смерти тела остается одна душа. Я само по себе есть принцип и как таковой чистая мысль, оно вполне нечувственно и сверхчувственно. Свободное (здесь грезящее) творческое воображение (ибо иной образующей способности не существует) создает душу как образ этого я, а так как форма созерцания творческого воображения есть протяжение, то душа необходимо является протяженной. Но это совершенно излишне и только обременяет первоначальное мышление совсем ненужными дополнениями. Я как чистый нумен не нуждается в образе, оно само делает себя воспринимаемым через обнаружения своего внутреннего созерцания. Поскольку оно должно быть построено, оно уже построено, без всякого содействия нашей мудрости, самим абсолютно творческим воображением, и этот образ есть тело. Это тело есть и душа, которую вы ищете, хотя всегда ее уже имеете, а именно я в созерцании. Дело, следовательно, обстоит так: я, или индивид (ибо другого я мы пока еще не знаем), находится в трех основных формах сознания: в чистом мышлении, внутреннем созерцании, внешнем созерцании. Во всех трех формах оно одно и то же Единое и в каждой всецело; тут нет никакого разделения.

Итак, существование души мы прямо отрицаем, и все понятие отвергаем как плохую выдумку: это не незначительный факт, а очень важный критерий нашей системы. Предполагая такую душу, нельзя ни признать нашу систему, ни оставаться в ней. Это тело я (по крайней мере того я, которое вне нас; как обстоит дело с собственным я, будет сказано ниже) устанавливается, как и все телесное, таким образом, что абсолютно творческая созидающая сила делает попытку свободного построения и находит себя в этом ограниченной. Что же ограничивает созидающую силу? Теперь, когда мы поместили созидающую силу в высший порядок, мы можем ответить на этот вопрос, который мы до сих пор

оставляли без ответа. Само мышление есть это ограничивающее. Так как мышление ограничено полаганием известного числа свободных индивидов, то созидающая сила чувствует себя принужденной созерцать в материальном мире соответственное число организованных тел. Короче говоря, изображающее себя есть Единая жизнь, которая изображает себя такой, как она есть, поэтому ее изображение вполне с самим собой согласуется. Она изображает себя в двух формах: как абсолютные принципы — посредством мышления, и как организованные тела — посредством созерцания. Но в обеих формах изображает себя одно и то же Единое самосозерцания. Поэтому обе формы имеют одинаковое содержание. Поэтому эта часть общего мышления может быть с точки зрения единства выражена так: 1) в нем заключается равное самому себе внешнее созерцание определенной суммы организованных тел, которая вполне совпадает с суммой мыслимых я. 2) Так как это общее самоизображение в действительности встречается только в соединении с индивидуальностью, а эта последняя многократна, то таково же и созерцание, но по отношению к содержанию оно повторяется одинаковым образом. Все та же сумма организованных тел, все то же для всех индивидов отношение к остальной материи в пространстве и для всех их также одинаковая сумма различных я. 3) Но отношение их различно. Подобно тому, как индивид из всего ряда я только одно считает своим, а все остальные чужими, так точно он из ряда организованных тел только одно считает своим, а остальные чужими. Выше было достаточно выяснено, что он считает своим то, на которое он может действовать непосредственно через понятие. Но вот на что еще мы должны обратить внимание. Я утверждаю, что чужое тело является для каждого просто предметом внешнего созерцания, как и всякое другое материальное тело, собственное же тело никогда не является предметом созерцания, ни внутреннего, ни внешнего, а только предметом мышления. Оно не есть

предмет внутреннего созерцания, так как нет внутреннего общего чувства всего тела, а только частей его, например, при боли. Оно не есть и предмет внешнего созерцания: мы не видим себя целиком, а только части своего тела (разве только в зеркале, но там мы видим не наше тело, а только его образ, и как такой образ мы его мыслим только потому, что мы уже знаем, что имеем тело). Мы не воспринимаем себя целиком посредством внешнего чувства осязания, хотя и воспринимаем при его посредстве отдельные части, но при этом другие части являются осязающими, т. е. самим внешним чувством, а не объектом его. Таким образом, мы мыслим наше тело только как орудие понятия. Итак, вполне очевидно, что наше собственное тело есть чисто априорное понятие, подобно тому как и созерцание, о котором здесь говорилось, чисто априорно, поскольку оно касается чужих тел, ибо созерцание определяется априорным мышлением.

с. Материальный мир простых объектов был выше выведен как абсолютное ограничение творческого воображения, но до сих пор не было ясно и решительно указано, является ли в этой функции воображение самоизображением Единой жизни как таковой или только изображением индивидуальной жизни, и в зависимости от этого, полагается ли материальный мир Единой себе самой равной жизнью или он полагается индивидом как таковым. Уже непосредственно можно предполагать первое, ибо индивидуальность существует только в сфере внутреннего созерцания, созерцание же мира есть внешнее. Но посредственно мы можем дать какое угодно строгое доказательство.

Созерцание суммы организованных тел свободных я есть непосредственное выражение Единой жизни. Все эти тела представляются как имеющие сферой своей внешней деятельности материальный мир и в нем взаимно друг друга созерцающие благодаря Единому, вытекающему из Единой жизни, созерцанию. Следовательно, созерцание мира чисто материальных объектов

синтетически связано с созерцанием организованных тел, входит в то же Единое созерцание; значит, и оно есть непосредственное выражение жизни в ее единстве. Итак, не индивид как таковой созерцает объекты материального мира, а Единая жизнь созерцает их.

Мы можем выразить это, оказавшееся тоже частью самоизображения Единой жизни, следующим образом: 1) В общем мышлении, с которым связано внешнее созерцание, мыслится вполне определенный внешний мир, и это мышление по своему содержанию тождественно самому себе. 2) Если рассматривать мышление в его связи с индивидом, то оно оказывается повторяющимся столько раз, сколько индивидов, и действительно столько раз повторяется, но во всех этих повторениях содержание остается неизменным. 3) Однако существует относительное различие. А именно, так как каждый индивид приписывает себе особенное тело, то он обязательно полагает его в определенном месте пространства, и именно в ином, чем все остальные организованные тела. Это место и становится необходимо центром его восприятия других предметов в пространстве и определяет их относительное расположение и место. Для каждого индивида существует свой порядок существования других индивидов.