Стихи об ужасной даме

(1)

Опять не те у Вас в гостях:

опять какой‑нибудь Пустяк

присел на краешек дивана,

имея вид кота‑баюна;

опять какая‑то Причуда ‑

откуда‑то, но не отсюда ‑

безостановочно трещит

и открывает суть вещиц…

Ах, Вы всегда то с тем, то с тем:

у Вас на всех достанет тем,

а в Вашем кофе – вечный пепел,

и, будь я Вами, я бы не пил!

Но Вы твердите: хватит маний ‑

и кажетесь мне ненормальной ‑

всех обвинив и всех простив,

забью на полуслове стих

и – понимая, что некстати, ‑

лепя случайный хвост к цитате!

Потом у вас в гостях Озноб ‑

с обычным ворохом обнов,

потом Мигрень, потом Пардон,

потом – открыв тетрадь с трудом

и спичкою рисуя жжёной ‑

Вы кажетесь мне раздражённой,

и злой, и полной мелочей,

и милой… свет моих очей!

(2)

Покатаемся на дрожках

по столице пустоты ‑

у истерики на рожках

молчаливые цветы,

руки тряски, плечи зябки,

молниями отмерцав ‑

гнева знойные голубки

разлетаются в сердцах!

Поворачивайте влево,

нет, направо… нет, пешком ‑

куролесит королева,

королесит куролева,

правя правым сапожком:

это гости, это нервы,

разговоры до утра… ‑

ах, маневры, ах, минервы,

ах, военная пора!

Сбросив шапку, сбросив шубку ‑

в бой за право быть ничьей,

прямо в уличную пробку,

в бездну, в пекло, в мясорубку ‑

не бывает горячей.

Выскользнула из одёжки ‑

и пропали все следы…

И везут пустые дрожки

страшной нежности издержки,

горькой прелести плоды.

(3)

Завтрак отложен на завтра – беспечной рукою,

книжку листающей, – и золотые слова:

«Если б смогла, то оставила Вас бы в покое ‑

или, скорее, подсыпала яду в Ваш кофе», ‑

завтрак отложен на завтра, и дремлет Москва.

А разговор состоит из вчерашних обрезков,

древних обломков, осколков случайных пород,

отблесков, отзвуков и подозрительных всплесков,

из отклонённых и вновь предъявляемых исков…

всё отслужившее – снова пускается в ход.

Ан – не заводится день: барахлит зажиганье,

перетрудилась и больше не хочет свеча,

звёзды с рассветного неба украли цыгане…

Шмыганье носа и узеньких плеч содроганье,

кошки лукавство и честные трели грача!

Но до чего же мне всё‑таки по сердцу каюсь,

эта напрасная жизнь… до чего ж дорога!

Ну, не милы ли – и весь Ваш задумчивый хаос

(день не завёлся – и вышел пешком, спотыкаясь),

и неполадки при взятьи быка за рога…

Тряпка состарилась красная, вялых движений

мирные волны уже никому не во вред,

копья летят наугад, не касаясь мишеней, ‑

кружево жизни: тяжёлая дурь поражений,

лёгкая дурь перемирий и тщетность побед.

(4)

Долгого романа

белые знамёна

бьются у дверей.

Это всё Измена,

это всё Йемена

с музыкой своей…

Три‑четыре ноты ‑

наши карты биты,

и с ночных высот

сыпятся планеты:

все со всеми квиты ‑

не горюй, рапсод!

Если нету слада ‑

так пора отсюда,

стало быть, в полёт…

Да одна Засада,

да одна Досада

песенку поёт.

Да одна Причина

(поздно, дурачина!)

держит за грудки,

да старинной клятвы ‑

накануне битвы ‑

светят огоньки.

(5)

Так, за «простите», и душу отдашь…

Лгать – Ваша участь, и лгать – Ваш талант:

бывшего – не было, всё это блажь ‑

шпилька, булавка, заколка и бант!

Вам ли смущаться, теряться, краснеть ‑

ангел мой, всё ведь на свете игра, ‑

а на подносике – райская снедь,

а за плечами – пустыня Вчера.

Всё передёрнуть, но всё объяснить:

чудом вскочив на Корабль Дураков,

снова связать ту же самую нить ‑

всю состоящую из узелков…

…верую – не приставая с ножом,

верую – не приглашая на суд:

так же, как дети, когда мы им лжём,

верую, верую, ибо – абсурд.

Впрочем, однажды и это пройдёт:

выйдешь, вздохнёшь и – айда на Арбат!

Что ж это было с тобою? Да вот…

шпилька‑булавка‑заколка‑и‑бант!

(6)

Впрочем, может быть, ужин в «Шоколаднице»

за каким‑нибудь блинчиком шальным

нас подружит опять – и всё уладится,

и полюбит нас Бог и иже с ним.

А на улице будет гололедица ‑

и все прочие собьются с пути,

но огромная Малая Медведица

будет нас очень тщательно пасти.

И одна за другою неурядицы

разбегаться начнут – кто куда,

и минувшее будущим нарядится,

но его мы узнаем без труда… ‑

ибо школьница, злюка, привередница

собирательница редких камней

всё равно уж едва ли переменится

и едва ли приблизится ко мне,

ибо жрица, святая, проповедница,

возжигательница нового дня

всё равно уж едва ли переменится

и едва ль удалится от меня.

(7)

Ну и что ж у нас теперь… да ничего:

утомился колокольчик речевой

волочиться по запутанным следам

всяких глупостей и всяких разных дам.

У него теперь заботы поважней,

чем тащиться позади беспутных дней,

семенящих вслед за дробью каблучков

по подвалам кабаков и кабачков!

У него теперь серьёзные дела:

надо сделать, чтобы жизнь была цела, ‑

между тем как жизнь давно уже, боюсь,

вся рассыпалась куда‑то – ниткой бус…

Я за бусинками бегал с бечевой ‑

и смеялся колокольчик речевой:

потому что, напевал он, только звук

возвращает мир, отбившийся от рук.

Погоди, мой колокольчик дорогой,

я‑то знаю ведь, какой в тебе огонь

и как быстро ты распугиваешь дни ‑

драгоценные пока… – повремени!

Я, пожалуй, задержусь ещё на час:

пусть бокалы побренчат – и постучат

каблучки, а я наслушаюсь их впрок

у начала новых строк или дорог…