Кристиана 4 page

– Говори! – требует она, и голос у нее низкий и угрожающий.

– Я ничего не зна…

Прежде чем он успевает закончить фразу, она отступает на шаг, а потом, схватив его за плечи, с силой швыряет на книжный шкаф. Сверху падают несколько книг, буквально в нескольких футах от того места, где они оба стоят. Кристиана не обращает на них никакого внимания.

– Ты, может, чего‑то не понимаешь, – говорит она. Голос ее пока спокоен, как будто она просто непринужденно беседует с Либрариусом. – Я больше не желаю слушать всю эту чушь. Я хочу наконец услышать, что ты сделал с этим местом.

– Ты не сможешь…

Она снова бросает его на книжный шкаф.

– У тебя осталась еще одна попытка, – предупреждает она. – А потом я просто разорву тебя на части, на маленькие кусочки. Посмотри мне в глаза. Прочитай, что там написано. Убедись, что все, что я говорю, – не пустые угрозы.

Она меня пугает. Если это и есть та часть личности Кристи, от которой он в юности предпочел отказаться, что ж, пожалуй, я рада, что он это сделал. Но я думаю, что она блефует. Надеюсь, что блефует, но также надеюсь, что Либрариус ей поверит. Но он тоже понимает, что она блефует.

– Да, я смотрю в твои глаза, – говорит он, – и вижу, что раньше тебе не приходилось никого пытать.

У меня вырывается вздох облегчения. Я и не заметила, что, оказывается, затаила дыхание. Мне не хотелось верить, что Кристиана может быть такой резкой и жестокой. Но радуюсь я недолго.

– И поэтому ты думаешь, что я на это не способна? – спрашивает она.

Теперь она говорит по‑настоящему опасным голосом, как будто провоцирует его, хочет, чтобы он разозлил ее еще больше.

Следует долгое молчание, потом он медленно качает головой.

– Н‑нет, – наконец отвечает он. – Верю, что могла бы.

Она отпускает его, и он сползает на землю, не в силах удержаться на ногах, потому что связан. Он скрючивается и принимает позу эмбриона, как будто ожидает, что она сейчас его ударит. Вместо этого она ставит ногу ему на руку. Я вижу, как он морщится, когда она нажимает ногой.

– Пальцами не шевелить! – командует она. – И еще я хочу услышать правду.

– Я… я…

Она все сильнее нажимает ногой на его кисть.

– Итак, расскажи, что ты сделал.

Мне очень не нравится все, что происходит, но я понимаю, почему она наступила ему именно на руку. Произнося заклинания, он должен шевелить пальцами. И еще я вспоминаю о том, как несколько минут назад была готова бросить его в озеро, утопить – и дело с концом. Значит, и у меня нет иммунитета к насилию.

– Я сказал тебе правду… – Он съеживается, когда она еще чуть сильнее придавливает его руку к полу. – Просто… просто не всю правду.

– Так говори сейчас! Расскажи все о Левиафане.

Он с трудом глотает слюну и бросает взгляд на меня. Я изо всех сил стараюсь сохранять бесстрастное выражение лица.

– Левиафан уже был здесь раньше, – говорит он, снова глядя на Кристиану. – Я не солгал. Он был призван сюда еще тогда, когда образовался «Вордвуд».

– Это невозможно, – возразила Кристиана. – Я не слишком много знаю о левиафанах, но что они никак не проявляют себя физически – это мне известно.

– Он и не проявлял, – говорит Либрариус. – Он просто и был «Вордвудом». По крайней мере, пока не запустили вирус.

– Так что случилось?

– Ты должна понять, – говорит Либрариус. – Такое место, как это, которое так легко доступно кому угодно…

– Через Интернет?

Он кивает:

– Это очень лакомый кусок. В наше время духам трудно утвердиться. Люди редко проявляют склонность к ритуалам и поклонению. «Вордвуд» – это просто золотое дно. Каждый посетитель воздает почести тому, кто держит сайт под контролем.

– Ты пытаешься убедить меня, что Левиафан хотел поклонения?

– Не Левиафан. Я. И любое существо вроде меня хотело бы этого.

– То есть ты?..

– Дух‑привратник.

– Ага.

– Что это значит? – спрашиваю я.

Кристиана поворачивается ко мне.

– Люди всегда стремились к Великим Тайнам, – объясняет она. – Но не многие способны вступить с ними в контакт самостоятельно. И они прибегают к помощи посредников. Это может быть религия. Какие‑то ритуалы, которые придумывают для себя или какого‑то узкого круга. Иногда почести воздают духу‑привратнику, а он за это связывает с духами, с которыми люди хотят вступить в контакт. Обычно имеет место сочетание всего, что я перечислила, – лишь бы добраться до нужного духа.

– Как поисковая программа, – говорит Джексон.

Кристиана кивает:

– Пожалуй. Только все это носит гораздо более личный характер, так как…

Она не договаривает, потому что из‑под земли доносится новый раскат грома. Я хватаюсь за ближайший шкаф. Когда содрогающаяся земля опять на некоторое время успокаивается, Кристиана снова переключается на пленника.

– Итак, тебе нужен был Вордвуд, – говорит она. – И когда вирус лишил Левиафана силы, ты пришел и захватил тут все.

– Что‑то вроде того. Только вирус не лишил Левиафана силы. Левиафан просто оказался дезориентирован. Я присматривался к этому месту веками. Когда объявился вирус и я увидел, что тут происходит, я воспользовался этим…

Я не очень поняла, но Кристиана понимающе кивает раньше, чем я успеваю открыть рот.

– Ты дал ему физическое тело, – говорит она.

– Я думал, это сработает. Ведь ни мне, ни кому‑либо другому не под силу взять и просто выбросить отсюда Левиафана.

– А так ты просто убьешь его, – говорит Кристиана, и голос ее снова звучит угрожающе.

– Я не знал! – оправдывается Либрариус. – Клянусь, что я не знал.

– Вот почему Вордвуд рушится у нас на глазах.

Либрариус качает головой:

– Умирание Левиафана превращает это место в мир теней. Всякий, кто взглянет на него извне, увидит тьму и отчаяние. Уже предпринимались шаги подобраться сюда из других областей Мира Духов – не кем‑то конкретно, а именно самим Миром Духов.

– И что? – спрашивает Кристиана.

– Если сейчас откроется дверь в Вордвуд, если кто‑нибудь войдет или выйдет, то миазмы распространятся на Другие Миры.

– Но почему Вордвуд распадается?

– Не знаю. Возможно, кто‑то пытается изгнать из него духов. Я ощущаю внутри некие толчки, требование уйти. Это звучит во мне как древняя музыка, первая музыка, которая когда‑то сотворила мир.

Кристиана медленно наклоняет голову:

– И куда она тебя отошлет? В бездну, которая когда‑то тебя изрыгнула?

– Не совсем. Я уже какое‑то время жил в Мире Духов, прежде чем обрести теперешний облик. Но меня может распылить. Мне потом пришлось бы очень долго собирать себя по частям.

– Что ж, невелика потеря, – говорит Кристиана. Она некоторое время разглядывает его. – Но ты, кажется, не особенно расстроен?

– А чего мне расстраиваться? Левиафан сопротивляется тому, что его могучий дух втиснут в физическую оболочку. Мы все погибнем раньше, чем меня изгонят.

– А погибнуть – это лучше?

Либрариус улыбается:

– Для меня – да. Если бы сработало изгоняющее заклинание, то я мог бы больше так никогда и не собрать частицы своего духа, чтобы вести прежнее существование. А умирать мне уже случалось. И не составит труда воскреснуть из мертвых – ведь я дух‑привратник, в конце концов. – Он улыбается еще шире. – Как жаль, что для вас все иначе.

– Да, просто ужасно несправедливо, – говорит Кристиана.

Она хочет встать, но новый толчок сотрясает землю. Мы все вынуждены схватиться за шкафы. Когда гром стихает, Кристиана наконец встает на ноги.

– Кто‑нибудь вставьте ему снова кляп, – говорит она. – И следите за его руками. Если начнет шевелить пальцами – не церемоньтесь. Переломайте, и все. – Она испытующе смотрит на нас с Джексоном. – Как думаете, сможете?

Я понимаю, зачем это нужно, но сомневаюсь, что смогу. Но Джексон кивает.

– Да, я смогу, – говорит он.

Кажется, у него наконец открылось второе дыхание, хотя, может быть, я и заблуждаюсь. В каком‑то смысле ему пришлось тяжелее, чем всем нам, ведь на него, кроме всего прочего, еще и давит чувство вины за все происходящее.

– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я Кристиану.

– Найти что‑нибудь, чем можно было бы убить Левиафана, – говорит она и тут же уходит, прежде чем я успеваю о чем‑то расспросить ее.

Пройдя полдюжины шагов по проходу между книжными шкафами, она переходит на бег.

Кристи

Мы идем по мокрому лесу, старательно выбирая, куда ступить, постоянно поскальзываясь, разбрызгивая грязь, то и дело натыкаясь на стволы деревьев, которые, если глянуть на них боковым зрением, не что иное, как… книжные шкафы. Но стоит опять посмотреть на них в упор – вековые деревья.

Не знаю, как долго нами владеет паника, но в конце концов Боджо берет меня за руку и останавливает. Рауль, не успевший затормозить, налетает на нас сзади. Он упал бы, но мы с Боджо вовремя подхватили его под руки. Сюзи и Аарон тоже останавливаются, перестав, таким образом, обдавать нас грязью.

Мы все тяжело дышим. Не знаю, как у остальных, а у меня колет в боку, так что мне приходится прислониться к ближайшему дереву. Я разглядываю кору. Не знаю, что это за деревья, но они огромные. У некоторых такие толстые стволы, что мы впятером не могли бы обхватить их руками. И они устремляются вверх, в бесконечность. В реальном мире их можно сравнить только с калифорнийскими мамонтовыми деревьями.

Мы довольно долго стоим, переводя дух. Потом Аарон о чем‑то заговаривает, но Боджо предостерегающе поднимает руку. Он возвращается на несколько шагов туда, откуда мы пришли, наклоняет голову и прислушивается. Мы опять слышим гром, но кажется, что он очень далеко.

– Кажется, худшее позади, – говорит Боджо, вернувшись к нам.

Он вновь идет, и я стараюсь не отставать от него.

– Кто‑нибудь еще видит книжные шкафы вместо деревьев? – спрашивает сзади Рауль.

– Это и есть книжные шкафы, – отвечает Сюзи.

Мы снова останавливаемся.

– Что? – спрашиваю я.

– И в то же время деревья, – добавляет она. – Они существуют одновременно. Не забывайте, я здесь родилась.

«Как и Саския», – говорю себе я, и снова, стоит мне подумать о ней, меня пронзает боль утраты.

– Вы знаете, куда мы сейчас идем? – спрашивает у Сюзи Боджо. – Чего нам ждать?

Она качает головой:

– Я только знаю, что мы в Вордвуде. У меня очень знакомое ощущение, – потом она пожимает плечами, – и в то же время очень незнакомое. С духом Вордвуда что‑то не так.

– Ага, точно, не так, – насмешливо подхватывает Рауль. – Он пытается нас убить.

– Нет, не думаю.

– Пойдемте дальше, – говорит Боджо. – Можно разговаривать и на ходу.

– Но как они одновременно могут быть и деревьями, и книжными шкафами? – спрашивает Аарон, когда мы снова трогаемся с места.

– Не знаю. Просто это так, – отвечает Сюзи.

– Мне кажется, я понимаю, – говорю я. – Это вопросы апперцепции. Мы видим то, что ожидаем увидеть.

Аарон усмехается:

– То есть это опять из той же оперы: Мир Как Он Есть, потому что нам удобнее видеть его таким?

– В общем, да.

– Но ведь никто из нас не знал, чего ждать, – возражает Аарон. – Так почему же все мы воспринимаем это как лес?

– Может быть, из‑за названия? – высказывает предположение Рауль.

Разговор сходит на нет, а мы продолжаем идти. Очень медленно окружающий пейзаж начинает меняться. Земля под ногами становится более твердой. Грязи больше нет, вернее, она высохла и затвердела. Теперь тропинка такая же, какой была, когда мы преодолели стену тумана. Деревья такие же большие, какими были и раньше, но с ветвей больше не капает. Как будто и не было никакого дождя.

Не знаю, как остальные, а у меня то и дело перед глазами появляются призрачные силуэты шкафов, под ногами вместо грязи мне все чаще видится пол, как будто мы плутаем между стеллажами огромной безлюдной библиотеки. Не знаю, все ли чувствуют то же самое. Тут Боджо снова резко останавливает нас.

– Что? – спрашиваю я, понизив голос.

– Я кое‑что слышу, – говорит он. – Шаги. Кто‑то приближается, и довольно быстро.

Мы все уже слышим это. Как будто кто‑то несется во весь опор. К нам, судя по всему. Или это кто‑то убегает от какой‑то новой опасности? И вот она показывается, впереди на тропинке, ярдах в шести от нас, появляется из‑за деревьев… нет, скорее, из бокового коридора, потому что деревья вдруг исчезают, а шкафы, наоборот, обретают реальность. Мы совершенно сбиты с толку – все мы, но я особенно. Не только потому, что так резко меняется все вокруг, но еще и потому, что я узнаю эту женщину. Когда она поворачивается к нам, я вижу такое же потрясение и на ее лице.

– А ты что здесь делаешь? – одновременно спрашиваем мы друг друга.

– Ого! – восклицает Рауль. – Это Саския?

Я слышу надежду в его голосе. Потому что, если это Саския, значит, и его Бенни может быть где‑то поблизости. Мне очень тяжело разочаровывать его.

– Это моя тень, – говорю я.

Она подходит к нам. Впервые встречаю ее в таком виде. Нет, она часто бывает несколько взъерошенной, но, мне кажется, это сознательный выбор. А сейчас я точно знаю, что ей просто не до того, как она выглядит. У нее такой вид, как будто она спала в одежде, хотя, думаю, мы все выглядим не лучше. Особенно после прогулки по туннелю.

Взгляд ее блуждает, останавливаясь то на одном, то на другом из нас.

– У кого‑нибудь есть оружие? – спрашивает она.

Она, как всегда, обходится без предисловий. Сразу приступает к делу.

– Что значит – твоя тень? – спрашивает Аарон.

Но оказывается, не я один узнал ее.

– Я тебя знаю, – говорит Боджо, – ты – одна из подруг Макси.

Моя тень кивает:

– Да, я тоже тебя где‑то видела, только не могу припомнить где. Может быть, в Хинтерленде?

Кто эта Макси, интересно? Я столького еще не знаю о своей тени, что целая библиотека наберется.

– Скажи, у тебя есть клинок? – говорит она. – Вы, жестянщики, славитесь своими клинками.

Боджо качает головой:

– Нет, но у меня, возможно, есть кое‑что и получше: нож на ищеек.

– Ты шутишь!

Боджо ставит сумку на землю и достает из него свернутую рубашку. Развернув ее, он вынимает нож, который ищейка метнул в гитару Роберта. Я и забыл, что Боджо поднял его тогда.

– Превосходно, – говорит моя тень.

– Так с кем мы деремся? – спрашивает жестянщик, засовывая рубашку обратно в сумку.

– Мы не деремся ни с кем, – отвечает она. – А лично я собираюсь убить Левиафана.

И она снова ныряет в тот коридор, из которого появилась. Мы все стоим неподвижно, как манекены, потом устремляемся за ней, но она уже далеко. Слишком далеко, чтобы мы могли ее догнать. Я удивляюсь, почему она просто не испарилась, как обычно поступает дома, но потом понимаю, что в этом нет никакой необходимости, – она и так легко оторвется от нас.

– Ну?.. – говорит Аарон. – И что, черт возьми, все это значило?

Боджо задал очень быстрый темп, и мы едва поспеваем за ним. Мы так вымотались, что сил уже не хватает. По пути я как умею объясняю происхождение своей тени.

– Как‑то это нездорово, – говорит Аарон.

– Ты это говоришь после двух последних дней?

– Да, я понимаю, – кивает он. – Но послушай! Твоя тень разгуливает сама по себе?

– Ты что, спал тогда, на лекции по философии? Джанг сказал…

– Да помню я, что он сказал! Но ведь он говорил символически, не буквально.

– Забудьте об этом, – советует Рауль. – Если что‑то невероятно, это не значит, что это неправда. Больше не значит. И потом, как насчет Сюзи? Разве ее происхождение менее невероятно?

Аарон вздыхает:

– Я понимаю. Но просто…

– Это слишком ново для большинства из вас, – говорит Сюзи. Она берет Аарона за руку. – Мне и самой временами кажется, что у меня поехала крыша.

– Итак, что ваша тень здесь делает? – спрашивает Рауль.

– Понятия не имею, – говорю я. – Я мало знаю о ней и, возможно, большего и не узнаю. Я даже не знаю, как ее зовут.

– Кристиана, – бросает Боджо через плечо.

– Откуда ты… – начинаю я, но потом вспоминаю, что они ведь встречались раньше.

– Стремишься узнать, как зовут женщину, – говорит жестянщик в ответ на мой неоконченный вопрос, – когда она так привлекательна и очаровательна.

Я и так и сяк верчу это имя в голове. Как это странно – вдруг узнать ее имя! Узнать, что оно так похоже и в то же время непохоже на мое.

Мне хочется спросить Боджо, что еще он знает о ней и о ее подруге Макси и вообще обо всем, чем он мог бы поделиться с нами, но Аарон не унимается.

– Итак, она собирается убить кита тем самым ножиком, который вынули из убитой ищейки? – спрашивает он.

Боджо качает головой:

– Не кита, а Левиафана.

– Но это одно и то же.

– Здесь это не одно и то же, – поясняет жестянщик. – Хотя, сказать по правде, я вообще никогда раньше не верил, что они реальны.

– В то, что они существуют физически, – уточняет Сюзи.

– Можно вот отсюда поподробнее? – говорю я. – Кто такой Левиафан?

– Это очень большое и очень древнее существо, – объясняет Боджо. – Из тех духов, которые существовали до сотворения мира. Легенда гласит, что именно они дали Рейвену музыку, с помощью которой он сотворил мир. И, как только что сказала Сюзи, они не должны проявлять себя физически.

– Значит, это боги, которые сотворили бога, – подытоживает Аарон. – Оцените: я вполне верю в такую программу. Я не протестую и не качаю головой.

– Ворон – не бог, – говорю я. – Он сотворил мир, как заводят машину. Просто оказался рядом с ключами в руке.

– Ты, стало быть, и с богом побеседовал? – говорит Аарон.

Я качаю головой:

– Да нет, он просто тот самый парень, на которого все ссылаются, как на Ворона. Как на Ворона, единственного и неповторимого.

– Боже мой! Как я, оказывается, был далек от всего, – улыбается Аарон.

Я уже готов сказать, что это самое я и пытался втолковать ему все эти годы, но тут опять раздается оглушительный грохот, который я так хорошо запомнил еще по туннелю. На этот раз он доносится из‑за шкафов справа. И на этот раз никто не останавливается, чтобы обсудить это или хотя бы обдумать. Мы просто бежим со всех ног. За нами, в том месте коридора, где мы только что стояли, открывается трещина, она раскалывает пол. Шкафы по обеим сторонам коридора падают, из них сыплются книги. Мы все, кроме Боджо, который вырвался далеко вперед, теряем равновесие и падаем друг на друга, распластавшись по полу.

Боджо возвращается и поднимает Рауля. Остальные вскакивают сами, и мы снова бежим.

Забавно. Несколько секунд назад я едва мог поспевать за Боджо, когда мы пытались угнаться за моей тенью. А сейчас несусь во весь опор, подгоняемый адреналином и страхом.

Холли

Другие Миры оказались вовсе не такими, как Холли себе представляла. Она ожидала… ну, волшебства, что ли. И что все будет странно и не похоже на обычный мир, как будто ты вошла в одну из картин Дали или этих сбивающих с толку композиций Эшера, где верх – внизу и в то же время этот низ и есть верх. А в том месте, куда их привела матушка Крон, не нашлось даже замка в баварском стиле или старого дремучего леса, о котором все время рассказывали Софи и Джилли.

Вместо этого они просто перешли из торгового центра на довольно грязную тропинку. По краям тянулись самые обычные поля, заросшие травой, а вдалеке виднелись горы. Вдоль тропинки росли кусты боярышника и ежевики.

Честно говоря, торговый центр с пляшущими человечками выглядел гораздо более волшебным. Единственное, что было очень странно, – это стена тумана, которая поднималась в паре сотен ярдов перед ними, загораживая нечто, что напоминало лес с вековыми деревьями. Она улыбнулась, увидев их. Ну вот, это уже больше похоже на лес‑собор Джилли. Холли проследила взглядом путь от вершин деревьев до того места, где тропинка терялась в тумане.

Возле стены стояли двое мужчин.

– Спрячьтесь за меня, – сказала матушка Крон, встав между своими спутниками и незнакомцами.

– Да ничего страшного, – сказала Холли, поняв, что пророчица старается защитить их от этих двух мужчин. – Это наш друг Роберт.

– А этот человек с ним?

Человек, как и Роберт, тоже был одет в темный костюм. Он тоже был в шляпе, только вместо гитары у него была трость.

– Мы его не знаем, – сказал Джорди.

Матушка Крон кивнула:

– Зато я знаю.

Холли не понравилось, как она это сказала. Что‑то такое было в ее голосе, что намекало на неприятности, которые их теперь ожидают. «Может, лучше уйти?» – хотелось ей сказать, но мужчины уже повернули голову в их сторону, так что отступить незаметно было уже невозможно.

Джорди встал рядом с матушкой Крон. И поднял руку.

– Привет, Роберт! – крикнул он.

Он двинулся вперед, и Холли последовала за ним. Матушка Крон подождала немного и тоже пошла за ними, сопровождаемая маленькой Хэзл.

Роберт приветственно кивнул:

– Меньше всего ожидал встретить здесь именно вас.

– Мы очень беспокоились, – объяснила Холли.

– Да, было от чего.

Холли вздохнула. Не очень‑то приятно услышать такое. Несмотря на тревожные нотки в голосе матушки Крон, Холли все еще надеялась, что пророчица ошиблась в оценке ситуации.

– Что там происходит? – спросил Джорди.

– Тот мир распадается на куски, – сказал Роберт. – И отчасти по моей вине. Я попытался изгнать оттуда злых духов, которые там поселились, но после первого же аккорда потерял контроль над происходящим.

– Там Кристи, – сказал Джорди. – И остальные. Боджо и Рауль. И все эти люди, которые исчезли.

– Я знаю, – сказал Роберт. – Не думайте, что я этого не знаю.

– Но если тот мир рушится…

– Он не обязательно разрушится полностью, – сказал спутник Роберта. – Я думаю, хаос продлится лишь до тех пор, пока не будут уничтожены злые духи. А они будут уничтожены. Просто это оказалось более хлопотно, чем мы ожидали.

Роберт бросил на него быстрый и неприязненный взгляд.

– Ну ладно, ладно, чем я ожидал, – примирительно проговорил незнакомец. – Но как только они будут устранены, я тут же проскользну туда и наведу порядок. И если ваши друзья подыскали себе сейчас место, где можно переждать неприятности, то, как только я туда попаду, с ними все будет в полном порядке.

– Да, вот только у нас нет никакой уверенности, что все обернется именно так, – вставил Роберт.

Тем временем матушка Крон отошла от них и приблизилась вплотную к стене тумана. Заглядывает внутрь, сначала подумала Холли, но когда подошла поближе к пророчице и маленькой Хэзл, не отстававшей от той ни на шаг, то увидела, что взгляд матушки Крон обращен в себя.

– Очень маловероятно, что хоть кто‑нибудь там выживет, – наконец сказала она, обращаясь к Роберту. – Там гибнет Левиафан.

У Роберта расширились глаза.

– Что?!

– Да, – подтвердила матушка Крон. – Я никогда не видела и не встречала Левиафана и не знаю никого, кто встречал бы. Но этот дух – такой древний и такой мощный, да и как может быть иначе? – Она перевела взгляд на спутника Роберта. – Что ты думаешь по этому поводу, Калфу?

– Вы меня с кем‑то путаете, – сказал человек, к которому она обратилась. – Меня зовут Легба.

Матушка Крон понимающе кивнула:

– Сегодня – возможно.

– Послушайте, – сказал Легба. – Не знаю, каких вы там историй наслушались, но я – просто дух, такой же, как вы. Мне вовсе не нужны неприятности. Единственное, чего бы мне хотелось, – знать, что в мире какой‑никакой порядок.

Матушка Крон опять закивала:

– Ну и в тысячу раз расширить сферу своего влияния, став духом‑привратником этого мира.

– От этого никто не отказался бы.

– Возможно. Но твои чары не подействуют на Левиафана. Это все равно что удержать торнадо в стакане воды. Невозможно.

Роберт кивал, пока она говорила:

– Они вообще физически никак себя не проявляют.

– Ну, тогда скажите мне на милость, кто же сейчас там находится?

– Некий дух‑привратник, – ответил Роберт. – Я никогда его не встречал.

– И еще кто?

– И кто‑то древний и могущественный, – продолжил Роберт, поколебавшись. – Это я чувствовал. Но… послушайте. Кто же мог знать, что это Левиафан?

– Думаю, вы не могли этого знать, – сказала матушка Крон. – И все же пустить в ход изначальную музыку…

Она не договорила, и взгляд ее снова обратился внутрь себя, но что именно ее привлекло, Холли понять не могла. Ее и двоих мужчин. Все они теперь пристально смотрели в никуда.

Холли тяжело вздохнула. Весь их разговор между собой лежал за пределами ее понимания, и, повернувшись к Джорди, она обнаружила у него то же выражение, которое, она знала, было сейчас и на ее собственном лице. Она перевела взгляд на сопровождающую пророчицы – маленькую Хэзл.

– Ну а ты? – спросила она девочку. – У тебя есть соображения насчет того, что там происходит?

Хэзл покачала головой:

– Что‑то очень плохое.

– Ну да, это‑то мы поняли, – сказал Джорди. Он обернулся, чтобы еще раз посмотреть на стену тумана. – Какое ужасное чувство – знать, что они где‑то рядом, а мы ничего не можем сделать!

Холли кивнула:

– Честно говоря, я и правда надеялась, что мы совершим такую кавалерийскую атаку…

– Ничего нельзя изменить, – сказала Хэзл. – Не стоит и пытаться.

Холли было ненавистно это стоическое приятие неизбежного.

– Например, эта рыба‑кит, от которой все приходят в такой священный ужас, – раздраженно сказала она.

– Это не рыба, – возразила Хэзл.

– Ну да, точнее – млекопитающее, – сказал Джорди.

– Это один из древнейших духов, от которых произошел весь мир, – продолжала девочка‑ветка совершенно невозмутимо, как будто ее никто и не прерывал. – Таких, как Грейс, например.

– Я слышал о ней, – сказал Джорди, обращаясь к Холли. – Она олицетворяет собой все лучшее, что есть в… в общем, во всем.

– Ну хорошо, а этот дух что собой олицетворяет? – спросила Холли. – Этот самый Левиафан, который, как сказала матушка Крон, сейчас в Вордвуде?

– Не знаю, – ответила Хэзл. – Не думаю, что духи вообще что‑либо олицетворяют. Они, скорее, выходы в целительные зоны – туда, откуда мы все пришли, когда создавался мир.

Холли все еще пыталась как‑то осмыслить это объяснение, когда матушка Крон вдруг шевельнулась.

– Странно, – пробормотала пророчица.

Потом глаза ее распахнулись. Они с Легбой обменялись изумленными взглядами.

– Черт! – воскликнул Роберт. – Надо убираться отсюда!

Матушка Крон одной рукой схватила за руку Хэзл, другой – Джорди и оттащила их от стены тумана. Прежде чем Холли успела спросить, что происходит, она уже, увлекаемая Легбой, со всех ног бежала по грязной тропинке за матушкой Крон и остальными. Роберт бежал последним.

Холли понимала, что стоит ей оглянуться – и она ослепнет. И сейчас глаза слезились от белого свечения, которое догоняло их сзади. Никаких звуков не было – только этот слепящий свет. А потом порыв ветра поднял их, как если бы они были листьями и ветками, и разметал по тропинке.