Кристиана 3 page

– Не робейте, – подбодрила матушка Крон.

И Холли начала, отпустив наконец свои мысли на свободу. Она бросила быстрый взгляд на Дика, но он, казалось, был только рад предоставить объясняться ей. Что ж, прекрасно. Но тут она вспомнила еще одну вещь, о которой упомянул Дик, говоря о матушке Крон. И решила сразу внести ясность по этому вопросу.

Холли прокашлялась:

– Э‑э‑э… а не могли бы вы сразу сказать, во что нам это обойдется?

– Сначала я должна знать, о чем идет речь.

– Ах да, конечно. Это довольно сложно…

– К тому времени, как с какой‑нибудь проблемой обращаются ко мне, она, как правило, становится сложной, – ответила матушка Крон. – Лучше начните с самого начала.

Холли так и сделала. Правда, она все‑таки начала не с самого начала, не с того момента, как эльфы вырвались с экрана ее монитора. Она начала с того, как Аарон Гольдштейн заставил своего знакомого Джексона наслать вирус на «Вордвуд», и даже немного раньше – с того, как они с друзьями создали этот сайт, а потом изложила все основные события последних дней.

Матушка Крон слушала очень внимательно, задала несколько вопросов, притом только таких, которые были совершенно необходимы из‑за недостаточно понятных объяснений Холли. Но когда Холли закончила, пророчица склонила голову набок и посмотрела на нее с некоторым недоумением.

– Теперь я понимаю, в чем ваша проблема, – сказала она. – Конечно, она весьма сложная и запутанная. Но только я‑то чем могу вам помочь?

– Дело в том, что Дик…

Холли бросила взгляд на домового и увидела на его лице столь знакомое ей выражение: он сейчас меньше всего хотел, чтобы волшебное существо более высокого ранга обратило на него внимание.

– Я думала, вы могли бы дать нам какой‑нибудь совет, – закончила Холли. – Можем ли мы сейчас хоть что‑нибудь сделать?

– Гм…

Матушка Крон оглянулась через плечо и позвала человечка из микросхем и проволоки.

– Эдган, – сказала она, – ты знаешь место, о котором говорила наша гостья?

Человечек кивнул. Он отбежал в сторонку и открыл дверь на ближайший склад компьютеров, вернулся с ноутбуком под мышкой и поставил его на пол. Пока он включал и загружал его, девочка с хвостиком, распоряжавшаяся магнитофоном, подошла к матушке Крон и подала ей деревянную миску и пластиковую бутылку с водой.

– Спасибо, Хэзл, – сказала матушка Крон.

Холли как зачарованная смотрела, как человечек вдруг извлек микросхему размером с кредитную карточку из сгустка микросхем и проволоки, который представляла собой его грудная клетка. Он засунул ее в щель для дискет и вытащил из «карточки» небольшую антенну. Его пальчики‑проволочки забегали по клавиатуре ноутбука. Он поднял головку.

– Вот он, – сказал он.

Холли подалась вперед, чтобы разглядеть, что там, на экране. Единственное, что она увидела, – это сообщение «Страница не может быть отображена», которое они наблюдали с того момента, как сайт заразили вирусом. Матушка Крон задумчиво кивнула.

– Лучше отключись, – сказала она.

Человечек нажал на клавишу, потом вынул свою «карточку» из щели и засунул обратно к себе в грудную клетку. Холли удивленно заморгала – так странно все это выглядело – и перевела взгляд на матушку Крон. Пророчица поставила деревянную миску на пол, между собой и Холли. Отвернув крышку у пластиковой бутылки, она вылила содержимое бутылки в миску.

– Вы что‑нибудь там увидели? – спросила Холли. – На экране?

– Не особенно. Впрочем, достаточно, чтобы понять, что там очень неладно. Я не слишком понимаю в технике. Но теперь, когда у меня есть за что зацепиться, я могу применить вот это… – она указала на миску с водой, – чтобы взглянуть на все с помощью более традиционных средств.

Холли изумилась.

– И вы сумеете увидеть наших друзей? – спросила она. – Вы скажете нам, где они сейчас?

– Я могу попытаться, – ответила матушка Крон, ничего не обещая.

Она провела рукой над поверхностью воды, и на воде появилась рябь, которая стала ходить то в одну, то в другую сторону. Она подняла руку вверх – и вода успокоилась.

– Гм… – опять произнесла она.

Холли наклонилась над миской, но не увидела ничего, кроме воды в миске.

– Что вы там видите? – спросила она матушку Крон.

Пророчица не ответила. Она сжала губы, вся поглощенная невидимой драмой, которая для нее разворачивалась на поверхности воды. Когда она наконец подняла голову от миски, в глазах у нее было беспокойство.

– Мне очень жаль, – сказала она.

У Холли дух перехватило.

– Что? Что там?

– Там… – Пророчица отвела взгляд, он стал отсутствующим. – Не знаю, как объяснить… – Она все же посмотрела Холли в глаза. – Вы знаете что‑нибудь о Других Мирах? О том, что это как бы не место, а множество мест, множество миров, больших и маленьких, но соединенных друг с другом, как кусочки в лоскутном одеяле?

– Смутно…

– И что ваш сайт стал одним из этих миров?

Холли кивнула:

– Это еще… не помню кто… кажется, Кристи догадался.

Матушка Крон задумчиво кивнула:

– Этот самый Вордвуд сейчас закрыт от остальных миров, и это к лучшему. В нем что‑то такое… я точно не могу сказать что. Только знаю, что оно – древнее и сейчас умирает. И, умирая, оно забирает с собой Вордвуд. А может быть, умирает Вордвуд и уносит его с собой. Все, что я могу сказать, – поздно пытаться что‑то с этим поделать.

– Но наши друзья…

– А что это… ну там, внутри? – спросил Джорди.

Матушка Крон повернулась к нему:

– Не знаю. Что‑то древнее. Что‑то, чего я никогда не видела и не встречала, хотя есть истории…

– Это что‑то злое?

Она покачала головой:

– Само по себе – не доброе и не злое. Но очень могущественное.

– Мне кажется, даже не имеет значения, – сказал Джорди, – кто именно умирает: Вордвуд или этот дух. Нам надо найти остальных и вытащить их оттуда…

Он не договорил, потому что матушка Крон покачала головой.

– Вы нам не поможете? – спросил он. – Скажите, сколько это стоит?

– Это не вопрос цены.

– Мой брат там! Наши друзья.

Матушка Крон вздохнула:

– Я знаю. Я все понимаю. Но открыть сейчас туда дверь – значит позволить тому, что там происходит, распространиться на все остальные миры. Я не могу взять на себя такую ответственность.

– Но…

– Согласился бы ваш брат и ваши друзья остаться в живых ценой смерти миллионов, которые погибнут, если это распространится? Кроме того, я почти уверена, что вы все равно не смогли бы спасти ваших друзей. – Она указала на свою миску. – Все, что я там могу разглядеть, – это древнее существо. Мы вообще не можем быть уверены, что там сейчас остался еще кто‑нибудь живой.

– Но ведь мы не можем просто так их там бросить!

Холли увидела боль в глазах матушки Крон.

– Да, я знаю. Сотни людей пропали. Но если мы сейчас не оставим все как есть, пострадают миллионы. Это может распространиться даже на наш мир.

Холли подумала, что сейчас ей станет дурно. В какой‑то момент ей вдруг захотелось кого‑нибудь ударить, но вместо этого она медленно отошла к окну и посмотрела на стоянку. Некоторое время она глядела в ночь, стиснув кулаки.

– Мне правда очень жаль, – повторила матушка Крон.

Холли кивнула:

– Я… я понимаю. То есть на самом деле я ничего не понимаю. Но почему, почему мы ничего не можем сделать? Хотя бы присутствовать…

– Нет ничего труднее, чем пережить такое, – ответила пророчица, – когда ты отдал бы все, чтобы помочь тому, кого любишь, но ничего, совсем ничего не можешь сделать.

Холли опять кивнула. Лучше бы она сюда не приходила. Лучше бы ей остаться в магазине, жить в неведении и от неведения надеяться.

– Должно же быть хоть что‑то, что мы могли бы сделать, – сказала она, прекрасно понимая, что сделать ничего нельзя. – Может быть, с кем‑нибудь поговорить?

Матушка Крон заколебалась.

– Не знаю, станет от этого лучше или хуже, – наконец сказала она, – но мы могли бы отправиться на границу Вордвуда. Может быть, что‑нибудь придет нам в голову, когда мы окажемся в непосредственной близости от сайта.

Холли вскочила:

– Я готова. Джорди!

Матушка Крон тоже встала.

– Это будет труднее, чем ждать здесь, – сказала она.

– Но не труднее, чем нашим друзьям сейчас там, в Вордвуде.

Матушка Крон покачала головой.

Когда Джорди подошел к ним, Холли быстро объяснила ему, что они решили делать.

– Я тоже иду, – сказал он, как и ожидала Холли.

– Тебе надо обратно в магазин, – сказала она Дику.

Домовой ответил:

– Я не пойду, госпожа Холли. Я не могу отпустить вас одну.

– Я не буду одна, – возразила она. – И потом, кто‑то должен позаботиться о Сниппет, если мы… – она хотела сказать «мы не вернемся», но передумала, – если мы задержимся.

Дик задрожал, но, прежде чем Холли начала его успокаивать, матушка Крон шагнула к нему и положила руку ему на плечо.

– Не волнуйтесь, господин домовой, – сказала она Дику, – я приведу их обратно.

Он хмуро кивнул.

– Я знал, что не надо, не надо было сюда приходить! – горестно произнес он. – Я чувствовал.

В конце концов матушка Крон послала Эдгана проводить Дика до магазина. Подавив протесты других волшебных существ, она позволила лишь одной Хэзл сопровождать себя, Холли и Джорди в Другие Миры.

– Но если это не опасно… – сказало одно из существ размером с человека.

– Не опасно, – сказала матушка Крон. – Мы отправляемся туда всего лишь наблюдать, а не воевать.

– Но если это не опасно, – твердили человечки, – почему же нам тоже нельзя пойти?

– Мне бы не хотелось, чтобы мы явились туда толпой, – ответила матушка Крон.

Она сказала это мягко, но так, что никому больше и в голову не пришло спорить. Она повернулась к Холли и Джорди.

– Кто‑нибудь из вас раньше пересекал границу? – спросила она.

Они оба покачали головой.

– Тогда предупреждаю, – сказала она, – в момент перехода может возникнуть легкая дурнота.

Больше, чем уже тошнит, тошнить не может, решила Холли. Она не могла прогнать мысли о других, о тех, кто сейчас заперт на этом дурацком умирающем сайте, к созданию которого она в свое время тоже приложила руку. От этой мысли ее мутило. Было трудно дышать.

– Что нам надо делать? – спросил Джорди.

– Делать? – переспросила матушка Крон. – Делать ничего не надо.

– Вы собираетесь применить эту… как ее… обратную магию? – спросила Холли.

– Обратную чему? – спросила матушка Крон.

– Не знаю. Просто… слышала.

– Со мной вы будете в безопасности, – заверила матушка Крон. – Но только пока вы со мной и сами ничего не предпринимаете.

Она подняла руки над головой, а потом опустила их широким движением. Когда ладони коснулись коленей, в воздухе началось какое‑то мерцание, как тогда, в подвале, когда начала светиться одна из стен, и они увидели место, которого здесь не должно было быть. Здесь, в торговом центре, ночью, они видели сквозь портал… залитое солнцем поле, а за ним – горы. Другие Миры.

Матушка Крон и Хэзл перешли границу, за ними последовал Джорди. Холли нагнулась и поцеловала Дика в лоб, потом глубоко вздохнула, собираясь с духом, и присоединилась к остальным.

Роберт

Дорога оказалась дольше, чем Роберт думал, – от перекрестка, где он оставил трех трансформированных ищеек, до Вордвуда. Но он умел передвигаться быстро и к тому же знал, где можно срезать, поэтому проделал этот путь быстрее, чем это удалось бы кому‑либо другому. Иногда, впрочем, было довольно тяжело. Когда он наконец подошел настолько близко, что увидел серый туман, его модные туфли были все в пыли, костюм помялся, под мышками темнели пятна пота, гитара болталась где‑то на спине, на кожаной стропе, которую он иногда поправлял.

Роберт чувствовал, где именно несколькими часами раньше прошли другие. Он понял, в каком месте Аарон сошел с тропы, где Боджо отправился его искать, где эти двое снова ступили на тропу. Он выждал немного, внимательно оглядывая поля, раздумывая, что же такое заставило Аарона свернуть. Посмотрев в сторону Вордвуда, он увидел на тропе фигуру, движущуюся ему навстречу, передвинул гитару вперед, на случай если она быстро понадобится, и погладил кобуру под пиджаком, где лежал Миротворец. Но когда человек подошел ближе, когда Роберт смог дотянуться до него мыслями, он понял, что ничего этого не понадобится.

Это оказалась крупная женщина – почти такая же высокая, как Боджо, и чуть ли не вдвое массивнее жестянщика. У нее были густые каштановые волосы, целый водопад локонов и кудряшек, рассыпанных по плечам, спине и груди.

Она шла босиком, переваливаясь, и одета была в яркий балахон. Вместо крупных цветов, изображения которых можно было ожидать на ее одежде, орнамент состоял из каббалистических знаков и астрологических символов.

Все у нее было большое, и особенно душа. Ее дух был столь могуч, что даже такое огромное тело с трудом его вмещало. Когда Роберт смотрел на нее, ему казалось, что она сияет, как солнце.

Когда они подошли достаточно близко друг к другу, чтобы заговорить, женщина подняла мясистую руку и поприветствовала его столь заразительной улыбкой, что он не смог удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ.

– Эй, незнакомец, – сказала она. – Надеюсь, ты не совершаешь паломничество?

– А что? – спросил Роберт, когда они оказались лицом к лицу.

Он снова передвинул гитару на спину.

– Там все закрыто, – сообщила женщина. – Какая‑то чертовщина. Я думаю, некоторое время будет не войти и не выйти, что, может, и к лучшему.

– Да?

– Не знаю, что там творится, за стеной из тумана, но уверена, что ничего хорошего. Я просто чую, что там что‑то неправильное, ну, ты меня понимаешь. Кстати, я – Линди. Линди Браун.

Роберт улыбнулся, приподняв брови. Она улыбнулась в ответ.

– Просто люди так меня называют, – сказала она. – Я, конечно, понимаю, что не след сообщать свою фамилию первому встречному, даже такому симпатичному, как ты. Но согласись, это звучит грубовато: «Можешь называть меня Линди». И вообще, что, разве мы не доверяем друг другу?

Роберт улыбнулся и протянул ей руку:

– Я – Роберт.

– Очень приятно, – сказала она, пожимая его руку. – Здесь было спокойно последние несколько недель. Кажется, я вообще никого не встречала, и у меня в голове слов накопилось полным‑полно. Да нет, не волнуйся, – спохватилась она. – Я вовсе не жду, чтобы ты их все выслушал. Я просто хотела сказать, что иногда бывает так славно крикнуть кому‑нибудь: «Привет!»

– Ты, пока шла оттуда, никого не встретила?

– Да боюсь, что нет. А ты что, кого‑то ищешь?

– Несколько человек, они должны быть там, впереди. Я надеялся, что догоню их.

– Ну, если они до сих пор не вернулись – а если бы они вернулись, ты уже встретил бы их, – значит, они прошли сквозь эту стену тумана, чего я на их месте ни за что не стала бы делать. Здесь все так быстро меняется. Можно оказаться бог знает где.

– Я довольно хорошо здесь ориентируюсь.

– Не сомневаюсь. Что до меня, то я держусь тропинок, которые знаю, и стараюсь остаться в реальном времени. Вот и тащусь назад, до ближайшего перекрестка.

– Тут недалеко перекресток Мейбон.

Она кивнула:

– Да, я знаю. Я там и входила. Но тут есть одна тропинка, на которую мне хотелось бы выбраться. Так я сэкономлю несколько часов, которые потеряла бы, если бы шла через город. Не то чтобы я сильно спешила. Просто не люблю, когда много народу.

– Понимаю.

– Хочешь – пошли вместе.

– Спасибо, – ответил Роберт. – Но мне все же очень хочется взглянуть на эту стену тумана.

– Только не подходи слишком близко. Не нравится мне эта стена – черт знает почему, но не нравится. Что‑то там не так. Будь осторожен.

– Я всегда осторожен, – заверил ее Роберт.

Но он понял ее опасения, когда через некоторое время дошел до стены. За этой серой туманной стеной совершенно точно был Вордвуд. Он без особых трудностей почувствовал это место, дух которого ощутил еще в магазине Холли. И еще он ясно понял, что Кристи и остальные вошли туда. Он довольно долго наблюдал за стеной, а потом, совершенно так же как это раньше проделал Боджо, нагнулся, поднял с земли камешек и бросил его в туман.

И камешек не упал.

Роберт понимающе хмыкнул. Ему случалось видеть такое: промежуточное пространство на границе миров. Он попытался мыслями достать тех, кто перешел границу, но либо промежуточный слой был слишком толстым, либо они уж очень далеко ушли. К тому же ему не удалось установить с Вордвудом хорошей связи. Все, что лежало по ту сторону стены тумана, тонуло в раздражающем гуле, напоминающем радиопомехи, так что было трудно на чем‑то сконцентрироваться. Но все же он почувствовал присутствие какого‑то огромного древнего духа и еще чего‑то, напомнившего ему Папу Легбу. Он не сразу понял, почему вспомнил о нем. Но потом все же понял.

Потому что тот, второй, дух тоже был духом‑привратником.

И первый, и второй духи явно были больны. В воздухе пахло гниением, было такое чувство, что все мягко сползает в глубокую, долгую тьму. Линди была права: что‑то здесь не так.

Роберт мог это исправить. Он знал, какие ноты ему нужно извлечь из своего Гибсона, чтобы очистить это место. Но он колебался. Какая, в конце концов, разница, какой из духов‑привратников совьет здесь себе гнездо – тот, который здесь сейчас, или Папа Легба. Все дело в том, что если лоа действительно хочет, чтобы Роберт расправился с Вордвудом, значит, это ему зачем‑то нужно. Субъект вроде Папы Легбы, заключая сделку, обычно имеет на это не один резон, а несколько. Один он предъявит вам сразу, совершенно открыто. А другой – или другие – будет держать в секрете. Какие‑то свои сложные соображения, которые в конце концов дадут ему дополнительную власть над тобой.

Роберт постарался вспомнить свой разговор с Папой Легбой. Сделка, которую предложил ему лоа, казалась очень простой и понятной. Если Роберт избавит его от духа, поселившегося в Вордвуде, и освободит место для самого лоа, то Папа Легба откажется от всех своих притязаний на душу Роберта. Ничего сложного. Если здесь и был какой‑нибудь подвох, Роберт его не чувствовал. Он полагал, что избавление от конкурирующего духа и контроль над Вордвудом стоят души одного гитариста.

Роберт изучал стену тумана еще некоторое время. Он пытался заглянуть за серый занавес, увидеть древний дремучий лес. Стоило ему зажмуриться – и очертания деревьев расплывались, и он видел накладывающиеся на них контуры книжных шкафов и длинных, ведущих в никуда проходов между шкафами. Стоило сморгнуть – и библиотека пропадала.

Он все еще не обнаружил никаких следов тех, кого искал, но не был уверен, что это потому, что их там нет, что их занесло в какой‑нибудь дальний мир. Может быть, это просто постоянный звуковой фон мешал ему почувствовать их присутствие.

Он снова передвинул гитару вперед и обхватил ее гриф пальцами, пока не трогая струн. Он думал.

Так ли уж важно, какой дух владеет этими местами? Один ничем не лучше другого, так, по крайней мере, пока казалось Роберту. И если он и потратит несколько аккордов на то, чтобы тут прибраться, то какая разница, сделает он это в своих собственных интересах или потому, что пообещал Боджо и остальным помочь привести в порядок Вордвуд?

Да, он мог ответить себе на этот вопрос. Разница все же есть. Он был не столь наивен, чтобы хоть на секунду забыть: когда имеешь дело с волшебством, нет ничего важнее твоих намерений. Действуя в своих интересах, никогда не добьешься столь сильного результата, как тогда, когда ты совершенно бескорыстен. Впрочем, это ведь относится ко всему в этой жизни. Но с другой стороны, нет закона, запрещающего сочетать одно с другим.

И все же он колебался.

– Обдумываешь все задние мысли?

Он оглянулся и увидел, что к нему присоединился лоа. Папа Легба был в своей черной шляпе и преувеличенно тяжело опирался на трость. Роберт не удивился тому, что не услышал, как появился лоа. Духи‑привратники довели до высокого искусства свою способность возникать буквально из воздуха. Роберт тоже умел проделывать это здесь, в Других Мирах, но ему это давалось не так легко и естественно.

– Просто прикидываю, что именно ты мне недоговариваешь, – ответил он.

– Ну‑у, знаешь, – протянул лоа. – Если принять во внимание, как редко нам удается повидаться, то наберется куча всего, о чем мы даже и не начинали говорить.

Роберт указал на стену тумана:

– Например, о том, что ты планируешь устроить там, за стеной тумана?

– Что ты хочешь знать?

Роберт несколько секунд молча смотрел на собеседника. В темных глазах лоа не было никакого подвоха. Его полуулыбка тоже была сама честность.

– Я хочу знать то, что ты держишь в секрете, – ответил Роберт.

Лоа это явно позабавило.

– В секрете? – переспросил он.

– Ты понял, что я имел в виду.

– Кажется, понял. Мне, наверное, надо было сказать Калфу.

Роберт не знал, имел ли лоа в виду «перекресток» – одно из значений этого слова – или имя, которым называли самую опасную ипостась его духа. Легба принадлежал к Рада – духам‑привратникам, через которых колдуны вуду общаются с другими духами. Калфу – это была другая его ипостась – фокусник, который развлекается тем, что нарушает естественный порядок вещей, вызывая самые неожиданные события.

Роберт не придавал этому значения, пока лоа держал эту свою ипостась глубоко сокрытой. Он все разглядывал Папу Легбу и раздумывал. Лоа смотрел на него обманчиво кротко, на губах у него все еще играла полуулыбка.

Роберт кивнул:

– Ладно. Поклянись именем Калфу, что, если ты заменишь собой духа Вордвуда, никто от этого не пострадает.

– Кроме этого духа, разумеется?

– Я могу избавиться от него, не причинив ему вреда.

– Не сомневаюсь, – сказал лоа.

– Тогда поклянись.

– Я могу поклясться, что у меня нет намерений причинить кому‑либо вред, но ты же знаешь, как это бывает. Меня просят о милостях, я их дарую, а на что просители их употребят…

– Тогда поклянись, что с твоего ведома…

Лоа перебил:

– Разве я могу все знать?

– Ты уклончив, – сказал Роберт.

– А ты излишне прямолинеен.

– Я вынужден быть осторожным.

Лоа кивнул, но, вместо того чтобы ответить на эту реплику, сменил тему.

– Чувствуешь? – спросил он. – Здесь что‑то неладно. Пахнет болотом, и становится все хуже и хуже.

– И что из этого?

– Я могу это устранить, – сказал Папа Легба. – Я могу исправить то, что здесь неправильно.

– По доброте душевной?

Лоа улыбнулся:

– Ну да. Я рассчитываю от этого выиграть и не скрываю своих намерений. Но уж что‑что, а это ты обо мне знаешь – не переношу беспорядка.

– Когда ты не Калфу, конечно. Потому что когда ты Калфу, то ты первый готов… – Роберт помолчал, подбирая наиболее безобидную формулировку, – поразвлечься.

– Разве я похож на Калфу?

Роберт пожал плечами:

– Почем я знаю? Я никогда не видел тебя в этом обличье.

– Нет, не похож. А время между тем уходит. С каждой минутой, что мы стоим здесь и болтаем, смрад оттуда становится все сильнее.

Это была чистая правда. Даже несмотря на постоянный фон, мешающий Роберту сосредоточиться на том, что происходило за стеной тумана, было ясно, что там делается все хуже и хуже. Древний дух, присутствие которого чуял Роберт… он становился все мрачнее и беспокойнее. И Роберт уже склонен был поверить, что намерения лоа, по крайней мере в данный момент, вполне честны.

– Так поклянись же, – настаивал он, – поклянись, что ты не намерен никому причинять вреда.

– Это я могу сделать. Клянусь Калфу – именем моей тени.

– Хорошо, я очищу для тебя это место, – сказал Роберт.

Когда он слегка расслабил руку на грифе своей гитары, струны выжидательно заныли – почти неслышно, но из‑под земли этому звуку ответило мощное эхо. Роберт сложил пальцы крайне неудобным для большинства гитаристов образом, но для него это были только азы.

– Я научился этому у одной старой женщины, – тихо сказал он. – Там, в дельте. Она играла на одной струне, всем своим существом подстраиваясь под звук.

– Для чего она это делала?

– Для изгнания злых духов.

Потом он положил на струны большой палец правой руки. Струна, на которой он играл, зазвучала гораздо громче и мощнее, чем можно было ожидать от маленького Гибсона. Гитара издала глубокий гортанный звук, и эхо, которое уже было стихло, вернулось вновь отдаленными раскатами грома.

– Будь осторожен, – предупредил Папа Легба. – Такой музыкой можно многое разрушить.

Роберт кивнул. То, что он играл сейчас, было той самой музыкой, под которую древний чернокрылый Ворон когда‑то в незапамятные времена вынул этот мир из небытия. Это был звук, с которым из моря восстали материки, на них выросли горы и образовались долины. Это был шум первого дождя над ростками первого леса. Это был голос дующего ветра и текущей воды. Первый птичий крик и звериный вой. Это был тот самый одинокий звук, который вызвал все к жизни.

В те времена язык еще был великой тайной и каждое слово обладало огромной мощью. Говорение было действом. То, что было сказано тогда, имело огромный вес, последствия каждого слова сказались на многих поколениях. Слова говорились не о мире, сам мир был высказан – слово за словом.

Но еще более древней, чем слова, была музыка. Первая музыка.

Роберт никогда не играл этого прежде, приберегая все, что он об этом знал, на крайний случай. Но он не боялся играть эту музыку. У него были добрые намерения, и он все время помнил об этом. Этот звук даже не надо было повторять. Он продолжал звучать, проникая сквозь туман в тот мир, что лежал за ним.

Но Роберт выпустил из виду фон. Тот самый фон – помехи, которые мешали ему получить четкую картину того, что там происходило. Они мешали музыке, нарушали ее гармонию.

Когда было уже слишком поздно, Роберт понял, что получается нечто иное – не то, чего он хотел. Он прижал струну, но она продолжала петь. Теперь он уже был не властен над ней.

– Это, пожалуй, больше, чем я хотел, – сказал лоа.

– Я знаю, – ответил Роберт. – Что‑то действует на музыку, оно внутри того мира.

– Ты можешь исправить это? Сыграть что‑нибудь другое?

Роберт покачал головой:

– Если я не смог контролировать последствия звука, который издала одна струна, то сыграть что‑то еще – только сделать хуже.

– Итак, остается ждать.

– И молиться.

Папа Легба засмеялся, но как‑то невесело.

– М‑да, – сказал он. – Мне что‑то не приходилось молиться до сих пор.

Роберт прикрыл глаза:

– Тогда я помолюсь за нас обоих.

Саския

Как странно снова оказаться в своем теле. Но долго наслаждаться этой роскошью мне, видимо, не суждено. Потому что, в довершение ко всем нашим неприятностям, Вордвуд, похоже, собирается разверзнуться под нашими ногами.

Мы не моргая смотрим на огромную трещину, открывшуюся на берегу озера, наблюдаем, как в нее набирается вода. Из глубин библиотеки доносятся раскаты грома. Не знаю, образовываются ли при этом новые трещины, или это падают огромные книжные шкафы. Может быть, и то и другое.

– Надо убираться отсюда, – говорю я.

Джексон быстро кивает в знак согласия, но Кристиана качает головой.

– Мы ничего не можем сделать, – говорю я ей. – Это настолько вне нашей компетенции, что я даже не знаю, где искать выход.

– Может, в книгах? – спрашивает Джексон.

– У нас слишком мало времени, – отвечаю я.

Как будто в подтверждение моих слов, слышится еще один раскат грома и земля содрогается у нас под ногами. Мы с трудом удерживаем равновесие.

– Может, мы и не в силах исправить положение, но я знаю кое‑кого, кто это может, – говорит Кристиана.

Это выражение лица я у нее знаю. У Кристи бывает такое лицо, когда ему наконец становится ясно то, чего он раньше не понимал, – правда, перед этим ему надо несколько часов помучиться. У Кристи это обычно связано с его исследованиями, и все кончается исправлениями в рукописи. У Кристианы… у Кристианы, как я теперь понимаю, это может быть связано с чем угодно и чем угодно может закончиться.

Я провела некоторое время «в ее шкуре», но ведь я была всего‑навсего «пассажиром», могла лишь разделять ее физические ощущения – зрительные, слуховые и тактильные. Но ее эмоциональная жизнь оставалась для меня вне досягаемости. Все, что я знаю, – она иногда может быть порывистой и легкомысленной. И в отличие от Кристи, которому сначала нужно все обсудить, она принимает быстрые решения и незамедлительно приступает к их осуществлению.

Мне очень хочется сказать ей, что неплохо бы ей стать немножко больше похожей на Кристи. Мне хотелось бы, чтобы она вела себя спокойнее, чтобы, по крайней мере, поговорила со мной, прежде чем что‑то предпринять.

Но она – не Кристи. Она переводит взгляд с Левиафана на Либрариуса. Он уже открыл глаза и наблюдает за нами. Кристиана идет к нему, связанному и беспомощному. Вытаскивает кляп у него изо рта, приподнимает обмякшего библиотекаря, прислоняет его к книжному шкафу. Я и забыла, какой она может быть сильной.