О чем думают экономисты. Существуют ли какие-то большие бреши в макроэкономике, серьезные

Существуют ли какие-то большие бреши в макроэкономике, серьезные

проблемы, над которыми пока никто не работает?

Фишер: Когда мне приходилось решать какую-то проблему, меня боль-

ше удивлял факт наличия модели, которую можно было использовать, а не

то, что никто и никогда над этой проблемой не работал. Мне не известны

какие-либо существенные бреши в макроэкономике. Занимаемся ли мы

изучением «правильных» вопросов? В макроэкономике, как мне кажется,

к таковым можно отнести вопросы, определяющие долгосрочный рост, рост

производительности, а также вопрос: почему экономика ряда стран испы-

тывает структурные проблемы. Безусловно, мы над ними плотно работаем,

и как мне кажется, довольно успешно. Самое трудное, как я уже говорил,

это политэкономия, а также сделать так, чтобы все работало.

Рискну сказать то, что всякий раз вызывает у меня раздражение: «Думаю,

что мы более или менее знаем, какая политика может сработать». Каждый

раз это высказывание выводило меня из себя, но сейчас я бы так сказал.

Бланшар: И в Африке тоже? Отбросив вопросы политэкономии, мы

знаем, что надо делать?

Фишер: Да. Я уверен в том, что это в большей мере справедливо в от-

ношении Африки, чем Азии. Я спрашиваю себя, почему. Все дело в чело-

веческом капитале. Мы недооценивали то количество усилий, которое

необходимо, чтобы создать человеческий капитал и соответствующие

институты поддержки экономической активности и роста. Данные про-

блемы остаются на повестке дня, но было бы неправильно утверждать, что

никто не работал над их решением. Над этим работают все. Поэтому я не

жду откровения, вроде того, что если бы люди работали над X, У и Z, мы

могли бы все делать намного лучше.

Бланшар: Вы занимались только вопросами долгосрочного характера.

Вы поддерживаете Лукаса в том, что краткосрочные проблемы менее важ-

ны? Или вы считаете, что мы понимаем их достаточно хорошо?

Фишер: Я считаю, что с решением краткосрочных проблем у нас все

более или менее неплохо. В доводах Лукаса есть два момента. Первый:

в долгосрочной перспективе рост — это единственное, что имеет значение.

Это все понимали еще со времен Адама Смита. Поэтому над теорией роста

так долго работали. Другое утверждение: рецессии не имеют значения, по-

скольку потери потребителя составляют менее одной стотысячной. Я был

поражен такой ошибкой в вычислении или в функции благосостояния. Но

не это меня подвигло на то, чтобы сконцентрироваться на росте. Помимо

проблем роста мы вообще знали, что делать в отношении макроэкономики.

Вы можете сказать: «Вам необходимо объяснить, как достичь сбалансиро-

ванности фискального бюджета в период экономического процветания,

чтобы я смог активно применять фискальную политику во время рецессий».

Это опять вопрос из области политэкономии. И это сделать труднее.