Рассказ снабженца

Смешно сказать: я когда пацаном был, пятнадцать лет, я мечтал всё, это самое, узконосые полуботинки. Знаете сколько? Девять рублей. Это большие деньги по тем временам. Если бутылка водки стоила два рубля восемьдесят семь копеек. Вырезка, настоящая вырезка – три рубля! Рыбой все завалено было: заходишь в магазин – изобилие! Коньяк был четыре двенадцать, тоже валялся запыленный – никто и брать‑то его не брал…

А зарплата была у отца… скажу даже сколько: пятьдесят семь рублей. Во какие зарплаты были! Жили хреново, мягко сказано. Во многом нуждались – ну а что делать? Такова жисть.

И все‑тки было интересно. Приходилось выкручиваться как‑то‑либо, пути искать, доставать, приспосабливаться…

Я уже с детства был человек предприимчивый вот в каком отношении: я стал копить. Раньше у всех у ребят была мода: хотелось купить обязательно мотоцикл. Легковую – там даже речи не может идти об этом, купить. Это пожилого возраста ездили на машине. А молодежь ездили на мотоциклах. Если мотоцикл купил, то это ты уже – во! – первоклассный парень. Ну, я копил‑копил‑копил – и накопил! Хотя вообще‑то к технике равнодушен.

Мать мне говорит: «Сынок, а как же? Ведь денег нет…»

Я говорю: «Деньги есть».

Она говорит: «Не может быть!»

Я говорю: «Вот деньги».

«Откуда ты взял?!»

Я говорю: «Накопил на протяжении такого‑то‑такого времени».

Вот сейчас у вашего поколения такого нет, чтобы действительно к чему‑то стремиться, добиться… У вас таких стремлений нету сейчас.

А у меня – прежде всего, я добивался положения в обществе. Обязательно добивался. Я работал в строительном тресте. Меня один человек увидел – такой, в годах уже, – и говорит мне: «Ты, – говорит, – прирожденный снабженец».

Я говорю: «Да какой, я в жизни никогда…»

«Иди работай в снабжение. Пойдет нормально, научишься». И что ты думаешь? научился!

У нас такая была Канатчикова база, на этой базе все было: пиломатериал, лес, изделия из него, паркет был… Тогда славился дубовый паркет. Это самый наилучший паркет был. И вот меня послали, молодого снабженца: «Давай ехай – привези дубовый паркет».

Я приезжаю туда. Ну, представляете, лет двадцать от силы… ну двадцать три… Прихожу, а там женщины сидят: здоро‑овые…

«Чего пришел?»

Я говорю: «Вот у меня наряд на получение дубового паркета».

«А у нас его нету».

Я говорю: «Как это нету? Он у вас есть».

«А мы сказали, что нету».

Я вышел, думаю: как это нету, не понимаю ничего… Вроде бы есть – и нету? – ничего не понятно.

А там мужик был, тоже снабженец, ну, правда, постарше моего. Он мне говорит: «Ты чего приехал сюда?»

«Да за дубовым паркетом…»

«Ну и чего?»

«Не дают мне…»

«А как ты пришел?»

Я: «Как „как пришел“? Вот у меня разнарядка…»

«О, дружок! так не приходят. Надо было с собой торт взять хотя бы. Иди в магазин, бери торт, приходи».

Я так и сделал. И сразу дали что нужно – паркет.

Тогда же ничего не было – никаких ликбезов. Сами учились всему.

Человек к тебе обратился помочь – помогай! Потом тебе оказалась помощь нужна – ты приходишь ко мне: «Извини, вот такое случилось, мне нужна твоя помощь…» Я говорю: «Вопросов нет – пожалуйста». Один одно делает, другой другое делает. Вот, предположим, врач сделал операцию – все‑е, благодарность у меня есть… А как? иначе нельзя.

Сейчас, конечно, время не то уже. Сейчас бутылку коньяка, чего‑то там шоколад принести – это никому не нужно. Только надо деньгами. Деньги дашь – тогда делают. Легко и просто. Сплошь эта вот мелкая коррупция: в поликлинике, везде. И дефициту нет ничего.

И вся молодежь – вот все это споко‑ойствие, равнодушие, наплевательское это: «Да ну‑у… голову ломать себе…»

Ты посмотри, на проходных стоят кто? Молодежь! Ты молодой? Иди работай! Если у тебя голова на плечах – работай!

Вот я щас лежал с мужиком: «Ты работать работаешь?»

«Нет».

«Ну а где же живешь, с кем живешь?»

«Живу с мамой».

Выходит, мама пенсию получает, ты эту самую пенсию берешь, а бедная твоя мама занимает, чтобы чего‑то покушать?

Я говорю ему: «Это же свинство, это ты негодяй. Такие люди – вас вообще убивать надо, блин!»

Разве ж можно?! Мать‑отец заработали свою пенсию не для того, чтоб еще кормить этого балбеса!..

Я работал так!.. рассказать, так никто не поверит. Я себе не позволял, чтоб в обеденный перерыв поесть нормально как человек. Мог пожрать на ходу – и вперед! И вперед! И вперед! И вперед. Но я добился такого положения!.. Я исполнял обязанности начальника отдела снабжения треста!

Конкурентов я устранял.

Один приходит: «Ну что тут у вас, отдел снабжения? Я буду у вас начальник отдела».

Я говорю: «Приятно…»

А по нему видно – видно же по нему, что он алкаш! А его – ставят моим начальником!

Я сколько лет – всё «и. о.», «и. о.», «и. о.», «и. о.»! Потому что устав был такой: начальник отдела должен быть членом партии. Обязательно. И иметь высшее образование. Ну ладно, уж пусть я буду «и. о.», но не такого дурака все‑таки надо мной ставить, который вообще без понятия…

Ну я его и убрал.

Говорю ему: «Слушай, это ж такое дело, – мол, – тебя назначили! Пойдем, это…»

Он говорит: «Ты что, нельзя…»

Я говорю: «Да по рюмочке – и кто знать‑то будет? Сейчас немного отойдем, – говорю, – от здания, вмажем…»

Ну он – бац! – это, вмазал, потом еще: вм‑мазал! – и несколько дней пил беспробудно!

Шеф: «А где он?»

А я говорю: «Откуда я знаю? Ну, может, где‑то в компании были, выпили… за назначение…»

Через неделю приходит – в виде в тако‑ом!.. Ну тупой человек, разве можно? Хоть бы в баню пошел отмыться… Тем более он в таком государственном тресте…

Шеф: «Ув‑волить!! Немедленно!»

А я шефу, мол: «Парень‑то молодой, всяко в жизни бывает…»

Хотели его по статье, я отговорил: отпустили по собственному желанию.

А чего? В жизни так и надо людей убирать – ненужный хлам, вообще…

Я свою жизнь не просто впустую гнал, как сейчас молодежь. Я действительно добивался. Был дефицит – я его преодолевал, доставал – мне удовольствие доставляло. У меня и сейчас все есть. Хотя уже возраст стал преклонный…

Но вот сын у меня – он особо не хочет мне помогать. Говорит: «Пиши дарственную на дачу, тогда я буду помогать». Сначала деньги ему. Не знаю, откуда у него характер такой. Не знаю. Он парень споко‑ойный… Он ро‑овный, никогда голос не повышает, он лучше просто уйдет и все.

Вот девчонка – она копия моя чисто, дочь. Ей надо бы мужиком родиться, а этому наоборот.

Дочь приходит: «Пап, сделай мне бюллетень?»

Я говорю: «Иди к маме. Она работает в поликлинике – тебе справку любую сделает моментально».

А та как: «Не! не! Мама говорит „Нет!“ – и все».

Ну что делать? Пошел, заплатил, сделал ей бюллетень на три дня…

То есть не было у меня, чтоб жена что‑то сделала. Я все делал.

Дочери было нужно – кто в институт устроил ее? Только я. Лаборанткой.

Жена ничего не умела. Вопросы она не решала, не интересовалась ничем. Только я занимался своими руками. Жена за моей спиной все время была.

И такую мне сделала подлость. Это вообще невыносимо – порушила мою семью.

Ну как: бывает у человека мечта.

Мечта в чем? В том, что она работала с военными. Они получали в первую очередь квартиры. Квартиры хорошие, в любом месте – в Монине, на Лосино‑Петровском… Обстановка в квартире была более лучше. Одевались получше. А у нее не было ничего. И все это годами, годами оседало, оседало, оседало: она ждала момент, когда какого‑то‑либо полковника подцепить.

Полковника не нашла, но нашла подполковника.

Я сказал ей: «А сможешь прожить‑то?»

«Смогу! На кой хрен ты мне нужен такой – ни хороший, и ни плохой, никакой!»

Я тогда пил, конечно… конечно, пил. Год болтался вообще. Меня выбило из колеи.

А потом решил: хватит, все. Сам решил. Бросил водку. Сейчас вообще – ни водку, ни вина, ни пива – ничего. Мужики меня спрашивают: «Ты чего, закодировался?»

«Не кодировался, ничего».

«А как так?»

Говорю: «А вот так, сила воли».

«Ну, этого не может быть!»

Я детально рассказываю. Да, был тяжеловатый момент. Но я сам себя пересилил. В результате вот – шестой год. Уже пять лет и три месяца. Не тянет, ничего. А эти как продолжали – они так и пьют.

И жена тоже первое время: «Конечно, ты закодировался…»

Думала, все (про меня): мол, пойдет по всем этим злачным местам, будет пить там, валяться… Ну а исход известно какой – летальный исход.

А я пришел к ней – в костюмчике новом, рубашечка с галстучком… Она: «Ой‑е… Какой у тебя костю‑ум?!..»

Я: «А что я – не человек?»

Речь не то, что костюм: она не предполагала, что я на ноги встану.

А я встал на ноги!

А она – в результате что? – подполковник со своей семьей жил – и продолжает живет.

И толку? Теперь хочет вернуться – а я все, я уже не хочу. У меня уже отгорело все.

Мне посвятила другая женщина жизнь. Она в сотни раз ее лучше, и не хочу я менять. Та свою судьбу сама захотела, а эта для меня готова на все что угодно. Сейчас сказал, поеду в Шатуру – она бросит все и поедет со мной жить в Шатуру. Потому что такой человек. Ничего ей не надо. Ни денег не надо. Ни дача ей не нужна, ни квартира ей не нужна: ты мне нужен сам человек – и все. Вот бывают такие люди, скажите мне? Не бывают! Это редкость бывают такие люди.

А эта уже – пустой номер. Я всегда говорю: если человек раз изменил – он еще раз изменит. Хоть ты корми, хоть ты не корми – хоть мясом корми, уже не склеишь.

Вот так в результате кукует кукушечка‑то одна‑а‑а. И на старости лет приткнуться‑то надо – ну а к кому приткнуться‑то? Не к кому!

Кто водички подаст? И того нет, оказывается.

Вот та‑ак…