Впервые из-за облаков

Опытный фронтовой реактивный бомбардировщик Ил-28, показав прекрасные летные данные, прошел государственные испытания. Машина уже начала выпускаться серийно и шла в строевые части.

Первая машина серии пришла к нам на контрольные испытания. Работа это большая, объемная. Программа испытаний самолета почти такая же, как и при испытании опытного образца. Разница состоит лишь в том, что многие вопросы летных характеристик самолета только проверяют, а не исследуют впервые. И все же для экипажа это весьма сложная работа.

До этого мы уже летали на реактивных самолетах других типов, поэтому «влетались» на «иле» очень быстро. Приятно лететь на таком послушном и хорошо оборудованном самолете.

За короткий срок мы выполнили программу испытаний самолета, а затем и программу бомбометаний с оптическим бомбардировочным прицелом. Все шло хорошо, хотя и не всегда так, как нам хотелось. Дело в том, что ни экипаж, ни наши инженеры-вооруженцы не имели опыта бомбометаний с больших высот и больших (для того времени) скоростей. Учились и познавали новое в процессе выполнения программы испытаний, благо для целей обучения экипажа постоянно отводилось по нескольку специальных полетов.

Иначе и быть не могло. Кто-то должен лететь первым, находить решение поставленных задач, кто-то обязан нести и долю риска в своей работе. Для этих целей и существуем мы — испытатели.

Летали много. Иногда делали по 3—4 полета в день. Работа с оптическим прицелом подходила к концу. И все же один вопрос оставался невыясненным и, естественно, волновал всю нашу испытательную бригаду. При бомбометании с больших высот бомбы ложились одна от другой недалеко (кучно), а от центра цели, куда мы всеми силами стремились попасть, все время с недолетом. И чем больше высота бомбометания, тем больше недолет. В чем дело? Как устранить это явление? От чего оно происходит?

Проще всего после первого результата бомбометания ввести соответствующую поправку в прицельные данные, и последующие бомбы падали бы в цель. Но мы не имели на это права. Надо ведь попадать в цель с первого захода. Противник не даст вести пристрелку, его нужно поражать с ходу. Мы должны были бомбить только так, как этого требовала инструкция по применению бомбоприцела.

Недолеты оставались загадкой. А время шло. Надо было переходить ко второй части программы — бомбометанию с радиолокационным прицелом. Однако таинственная недоделка тормозила дальнейшую работу. Одно дело прицелиться и сбросить бомбу по цели, которую видишь, и совсем другое — сделать это вне видимости земли: из-за облаков или ночью по неосвещенной цели.

Подготовка к новому виду боевой работы велась тщательно. Радиолокационный прицел был изучен до последнего винтика, экипаж выполнил два тренировочных полета на прицеливание по уголковым отражателям. Все вроде ясно, и очень хотелось быстрее посмотреть и попытаться попасть бомбой в цель, не видя ее визуально.

Нужно сказать, что мне тогда повезло. В день, когда должны были начаться наши первые полеты, представилась возможность слетать в качестве наблюдателя на опытном самолете Ил-28, который в то время находился на нашем аэродроме. На нем заканчивали отработку бомбометаний с аналогичным радиолокационным прицелом, то есть делалось то же, что нам предстояло делать на серийном самолето.

«Вот это удача», — подумал я и еще больше обрадовался, когда узнал, что штурманом опытного самолета был мой бывший начальник, мастер «слепого» бомбометания Федор Макарович Попцов.

Погода выдалась хорошая. Тепло. Облачность 5—6 баллов. Разрешение на вылет получено. Садимся в кабину вдвоем. Ведущий летчик-испытатель Даниил Васильевич Гапоненко мастерски поднимает нас ввысь, Вскоре разбросанные до самого горизонта кучевые облака остаются под самолетом. Высота предстоящего бомбометания 5000 метров. Летчик устанавливает заданную скорость и выходит на боевой курс.

Штурман Макарыч, как его с уважением называют товарищи, в полном смысле слова слился с индикатором кругового обзора радиолокационного прицела. Для него сейчас самое главное — как можно точнее выполнить прицеливание и сбросить бомбу. Я же должен все усвоить, как говорится, в комплексе. Мельком вижу, как плавно, но достаточно энергично метка бомбометания наложена на цель, как едва заметным движением включена автоматика прицела. Теперь цель будет отслеживаться автоматически. От штурмана требуется очень тонкая работа по согласованию (синхронизации) движения визирного луча прицела и движения цели. От этого в полной мере зависит точность бомбометания.

Я стараюсь уловить малейшее движение рук старшого товарища, внимательно слежу за его работой.

Кажется, все в порядке. Федор Макарович на секунду повернулся ко мне, показал на экран прицела, где очень контрастно выделялись поперечная и продольная метки бомбометания и в их перекрестии небольшая черточка — цель, и поднял большой палец вверх. Порядок!

— Командир, беру управление на себя, — слышу в телефоне голос штурмана.

— Понял, бери, — ответил Даниил Васильевич.

Это означало, что самолетом с помощью автопилота будет управлять он — штурман. Летчик будет только следить за правильной работой автопилота и выдерживанием заданного режима полета. Это очень тонкое и важное дело. От него зависит успех работы.

Федор Макарович работает хладнокровно и уверенно. Его спокойствие в работе не пришло само собой. За плечами уже немало испытанных самолетов. Спокойствие и уверенность пришли через многие годы летной работы, через сложнейшие, иногда даже катастрофические ситуации. Разве не чудом он остался на боевом посту после отвесного пикирования при отказе автомата вывода из пикирования, о котором уже говорилось? А не чудо ли, что он находится и по сей день в строю испытателей, после того как при взлете самолета Ту-2 открылся входной люк, на котором находилось рабочее место штурмана, и он в течение всего полета по кругу, то есть в течение 8—10 минут, висел на руках. Только отверткой удалось разжать его пальцы, обхватившие поручни входного люка. Высочайшее самообладание, мужество и хладнокровие сделали его одним из лучших штурманов-испытателей страны.

И вот теперь мы вдвоем в штурманской кабине реактивного бомбардировщика, находящегося на боевом курсе. Ювелирными движениями рукояток прицела самолет выводится в одну из самых ответственных для штурмана точек в пространстве — точку сбрасывания бомбы. Она единственная во всем воздушном пространстве соответствует скорости и высоте полета самолета в момент сброса бомбы. Любая другая точка — это промах.

Самолет стремительно мчится вперед.

— До сброса пять градусов, — слышу уверенный и громкий голос штурмана.

— Понял, режим заданный, — ответил командир.

И почти тут же вновь сообщает штурман:

— Внимание... Сброс!

По тому, как оживленно стали переговариваться летчик со штурманом, мне стало ясно, что в успехе оба не сомневаются.

Через несколько минут с полигона сообщили результат бомбометания. Да, это была очередная победа испытателей.

На земле анализируем все виденное в воздухе, получаем исчерпывающую консультацию по волновавшему нас вопросу.

Должен сказать, что после каждого испытательного полета несколько человек опытных специалистов в полном смысле набрасываются на кабину штурмана и летчика Для того, чтобы как можно быстрее узнать о работоспособности вверенных им систем самолета или оборудования. В данном случае всех интересовал радиолокационный прицел. Он был гвоздем программы. Естественно, после нашего совместного полета в кабину штурмана протиснуться было невозможно.

Все это, конечно, хорошо. Но мне после одного-единственного показного полета надо было снова лететь и теперь уже самостоятельно выполнять бомбометание вне видимости земли. Тревожит мысль: «Справлюсь ли?»

Федор Макарович еще раз тщательно инструктирует меня и советует, как надо работать с радиолокационным прицелом.

— Главное, не спеши и смелее, — закончил он свое напутствие.

— Все ясно, но облаков многовато.

Действительно, к этому времени весь небосвод затянуло сплошной облачностью.

— Ничего, давай, ведь прицел радиолокационный, — сказал он, улыбнувшись, и пошел к своему самолету, где его уже ждали на вылет.

Откровенно говоря, не очень хотелось работать сразу из-за облаков. Бомбы ведь боевые, а с ними, как известно, шутки плохи. И в то же время все ждут практического бомбометания, ибо сроки испытания установлены жесткие. В них во что бы то ни стало надо уложиться. Почему? Да потому, что самолеты Ил-28 уже пошли в строевые части и надо дать однозначный ответ: насколько надежен устанавливаемый на самолете радиолокационный прицел, насколько высока точность бомбометания с ним и насколько он прост для освоения штурманами строевых частей.

Все прекрасно понимали, что нам и самим надо было бы потренироваться в ясную погоду. Но тренироваться, видимо, будем потом.

Подходит командир экипажа Иван Алексеевич Азбиевич. Это симпатичнейший, всесторонне эрудированный инженер летчик-испытатель. Прекраснейший товарищ. На него можно было положиться, как на самого себя. Выше среднего роста, немного седой, подвижный, с молодцеватой, уверенной походкой. Стоило на него посмотреть раз, чтобы абсолютно увероваться в добропорядочности стоявшего перед вами человека.

Все, что он умел и знал, он без остатка отдавал любимой испытательной работе и своим товарищам, а товарищами у него были все, в том числе и мы, члены его экипажа, — я и радист нашего самолета Василий Петрович Петриков.

— Ну как? Готов работать? — с ходу задает вопрос командир, обращаясь ко мне.

— Неясных вопросов у меня нет, а вообще-то говоря, под ложечкой сосет.

— Ничего. Все будет нормально, — сказал он с улыбкой и добавил: — Только вперед!

Надо сказать, Иван Алексеевич действительно очень смело подходил к решению нашего достаточно сложного по тому времени вопроса. Дело в том, что при бомбометании с радиолокационным прицелом на боевом курсе летчик отдает управление самолетом штурману, а сам только контролирует работу автопилота и заданный режим полета. Момент сброса и правильность прицеливания проконтролировать он не может, так как для этого у него нет никаких технических средств. Ответственность же при любых ситуациях ложится на него, как на командира. Только большое доверие к штурману и к другим членам экипажа могло рождать оптимизм и твердую уверенность в успехе эксперимента. Доверие подкреплялось тщательной проверкой всего оборудования самолета.

На первый раз высота бомбометания небольшая — 5000 метров, скорость полета — 600 километров в час. Инженеры отлично понимали наше положение, поэтому и режим полета подобрали самый выгодный.

Садимся в самолет. Я уже в который раз осматриваю приборное хозяйство, прицелы и докладываю командиру о готовности к выполнению поставленной задачи.

— Вот это дело! Значит, готов, говоришь? Ну, ну, — с нескрываемым юмором ответил Иван Алексеевич. — В таком случае поехали.

Через несколько минут наш быстрокрылый «ил» стремительно мчался ввысь навстречу плотному покрывалу облаков. На высоте 3500 метров входим в облака, а уже через 700 метров оказываемся над ними. Вновь придется «ходить» по нехоженым облачным дорогам с целью обеспечить наши Военно-Воздушные Силы надежным и точным прицелом, позволяющим наносить удары по врагу в любых метеорологических условиях.

Условия полета как нельзя лучше соответствуют поставленной перед нами задаче. Все как по заказу способствует испытанию самолета и его вооружения. Правда, этот полет будет тренировочным, в зачет он не пойдет, так как мы должны все проверить, учесть возможные ошибки и только тогда начнем «работать на программу».

Условия пилотирования самолета простые: летим за облаками, горизонт чист, видимость прекрасная. Оборудование работает устойчиво.

Находимся на боевом курсе. Для штурмана это самый ответственный участок полета на боевое применение За короткий, иногда в несколько десятков секунд, период штурман должен проявить все свое умение, вложить весь свой опыт в выполнение поставленной задачи. Все члены экипажа должны работать слаженно и четко. Василий Петрович безукоризненно ведет связь. Он уже связался с нужными абонентами и знает все, что делается в воздухе и на полигоне. Из его короткого доклада мы с командире узнаем, что работать по цели нам разрешили.

Отыскать на полигоне специально подготовленную цель особого труда не составило. На экране кругового обзора радиолокатора хорошо видно характерное озеро, а чуть правее по курсу три яркие засветки (точки). Ближе ко мне две отметки — маркеры и одна — дальше такая же засветка — наша цель.

Сомнений никаких. Я приступаю к работе.

— Командир, цель вижу, доверни пять градусов вправо.

— Порядочек. Доворачиваю.

— Хорошо, курсовая черта на цели.

— Работай спокойнее, машина идет без кренов, режим полета заданный. Бери управление на себя.

— Понял, беру. — И тут же соответствующей кнопкой я перевел управление самолетом на себя.

Такие разговоры между мной и Иваном Алексеевичем были уже десятки раз при работе с оптическим прицелом. Это, конечно, помогает и сейчас. Сегодня разговор тот же, но, как говорят, «Федот да не тот». Во-первых, никто из экипажа не видит не только цели, но даже и района, над которым мы летим, так как летим мы над сплошной облачностью, поэтому командиру надо иметь очень много оптимизма, воли и веры в экипаж, чтобы в таких условиях еще и подбадривать в работе. Во-вторых, лично для меня работа на боевом курсе качественно новая и во многом отличается от работы при видимости земли. В простых условиях я вижу всю местность на многие километры вперед и в стороны, а сейчас при переходе в режим бомбометания видна лишь малюсенькая яркая точка на электронном экране. Надо заставить себя психологически перестроиться и увериться, что все хорошо, что точка и есть цель, а не что другое. На первый раз это задача не особенно легкая.

Накладываю электронное перекрестие прицела на цель. Выполняю необходимые довороты. Пока все идет хорошо. Цель на перекрестии. Смещений цели не наблюдаю, а это признак того, что прицеливание выполнено правильно.

Работаю я. Командир и радист ждут. Чего? Чем закончится наш первый боевой заход. Естественно, раз нет напряженной работы, у них все это время идет на переживание и волнение. Они молчат. Притихли.

Мельком вижу, как быстро движется индекс угла визирования к индексу угла прицеливания. Взвожу рычаг автосброса. Через несколько секунд произойдет первый в моей жизни сброс бомбы вне видимости земли. Трудно передать чувства в этот момент. Мне не хочется сбрасывать бомбу. Кажется, надо бы сделать еще один холостой заход.

Кругом только облака. Они и создают какую-то невольную тревогу и, я бы даже сказал, неуверенность в своих действиях, хотя ты и знаешь, что делаешь все правильно.

Все ближе и ближе решающий момент полета. Автоматически движущийся визирный луч подходит к индексу прицеливания. Их контакт — сброс бомбы. Все молчат. Только с шумом врывающийся в уже открытый бомбоотсек поток воздуха напоминает о движении самолета.

— Внимание! — за пять градусов до сброса предупредил я свой томящийся в неведении экипаж.

А через несколько секунд сколько есть духу кричу:

— Сброс!!!

Щелчок рычага автосброса подводит итог нашей работе. Теперь уже исправить ничего нельзя. Бомба пошла к земле.

Тут же переваливаюсь через прицел и наблюдаю за отделившейся от самолета бомбой: «Куда ты полетела? Куда мы тебя бросили?»

Немного покачиваясь, она через несколько секунд скрылась в облаках. Теперь оставалось только ждать.

— Командир, бомбу сбросил, закрываю бомболюк, — доложил я летчику, как положено в таких случаях.

Командир обращается к радисту:

— Вася, сообщи руководителю о сбросе и запроси у него результат.

— Понял. Сейчас запрошу, — отвечает радист.

Я переключаюсь на внешнюю связь и слышу, как Василий Петрович запрашивает полигон.

— Подождите. Дайте бомбе до земли долететь и взорваться, — в шутливом тоне передает руководитель полетов на полигоне.

Он хорошо знает, что бомбометание из-за облаков совершается нами впервые, и тоже волнуется не меньше нашего за результат. Чего доброго, и по его командному пункту могли попасть. Такие примеры в жизни бывают даже при визуальной работе.

Проходит еще немного времени, и я слышу результат бомбометания: 360 метров от центра цели. Мы были довольны сверх меры.

Первый раз сбросить бомбу из-за облаков и так недалеко от цели ее положить. Отключив автопилот, Иван Алексеевич кинул самолет влево, вправо и запел какую-то очень веселую песню. Восторг, конечно, продолжался недолго. Надо было продолжать работу. Еще ведь предстояло сбросить три бомбы.

Снова заход, снова сброс. Теперь все уверенное и увереннее. И результаты в несколько раз лучше. Полет получился очень удачный.

В последующих полетах при бомбометании с высот более 5000 метров вновь начало проявляться загадочное явление недолетов бомб. Много пришлось поломать голову нашим ведущим инженерам над этим замысловатым вопросом, чтобы решить его положительно. И докопались. Оказалось, все зависит от самих бомб: с изменением высоты меняются их баллистические характеристики и поэтому они так себя ведут.

Обо всем этом написали Инструкцию, статьи, чем помогли нашим товарищам в частях быстрее освоить новую машину и ее оборудование.