Лесная дива

Духовные скитания – уроки не для хилых, в духовном одиночестве приходят озарения, когда среди отчаяния серых дней постылых – вдруг сменишь на смирение духовное презрение. Поняв, что мир всеблаг и каждому даёт увидеть свою суть, взглянув со стороны – глазами тех, кто хвалит нас, терзает иль жуёт, вскрывая нашу праведность иль уровень вины.

Есть личности Спасителей-спасателей, спешащих к нам в посредственные сроки, а я из группы был правдоискателей, – отчаянно духовно одинокий. Я шёл всё километрами рифмованных дорог, я ехал магистралями, где не было огней; духовной пустотой искателей обрёк – мир лживый и искусственный, – в сообществе зверей. Поднявшихся пороками глубин, подпитывая суперпаразита, маня всех спящих, словно магазин, – идеей всепохлёбного корыта.

Я чувствовал сияние невидимых светил, когда под маской слесаря по городу бродил, мечтою зажигая всё незримую звезду, когда стихи и музыка являлись на ходу.

Примерно через год работы в газовой службе желание глубокое возникло, чтоб воссоздать, усилив прежний образ, движение – живым ориентиром – для всех идущих звёздною тропой, и многие из тех, кто шёл лесами, стремясь к мечте, судьбе своей навстречу, мне предлагали вновь начать движенье, единым устремлением со мной.

Тот, кто прошёл с нами по пути звёзд лесными тропами, навсегда оставил в сердце память о времени, когда он, хоть не на долго, но был настоящим, не скованным рамками и условностями. Когда он был частью лесного народа, под мудрой опекой стража душевной чистоты, которым являлся наш лес, и никакой свет искусственных огней не в состоянии был заменить этот живой источник вдохновения.

Моя звезда вела меня к заветной встрече, сквозь все невзгоды и страданья, чтобы добавить ярких красок для сказки с радостным концом, где и конца совсем не видно, а есть лишь смена декораций, со срывом лживых, тесных масок, под звёздным Вечности венцом.

Решив возобновить своё движенье, однажды встретил я такое: простое, чистое, земное – природе чистое служенье. Я с каждым годом реже, меньше читал всепризнанные книги, которые уныло продолжали вещать о самой верной правде и те, которые служили корыстной целью лживой моде и яркостью своих обложек лидировали в книжном ряде. И как-то вдруг средь дней унылых, увидел я под пенье птиц, как новая рождалась сила – чредою образных страниц, в сиянии лучей пречистых спиц, колёс летящих, светлых колесниц, и вдруг картина новая ожила.

В тайге, которая всеблагостно проснулась Любви пространством трепетно во мгле, ведрусса-дева на рассвете встрепенулась, даря мечтой своей надежду всей Земле. Что тьма уйдёт и будет только свет – сияньем звёзд, божественных планет, когда Любовь вернётся навсегда и снова станет чистою вода, когда пройдя претёмные пороги и устоявшись в силе чистоты, те устоявшие все станут словно боги, как следствие божественной мечты.

Как продолженье светлой сказки, поведанной однажды лесом, явилась вновь лесная дива в сияньи ста лучистых спиц, и я увидел ясный образ, двойною силой окрылённый, оси вращеньем вдохновенным – мельканьем благостных страниц.

В цепи событий книгами дано мне было то могучее звено, которое в Любви соединит разбитый человечества магнит, и я сквозь лжи и грязи покрывало увидел вдруг, что сказка оживала.

Кудесница, живущая в таёжной сказке, в Любви пространстве девственного мира, прибегнула к всеблагостной подсказке, связав все нити сопричастности эфира, разорванные прежними эпохами, нечистыми корыстными поступками, растянутыми горькими подвохами и перед тьмой – постылыми уступками. Вновь наводя сожжённые мосты между разрозненными злыми берегами, божественною силою мечты, – мир не наполнится уж более врагами, и не прольётся более всеправедная кровь, ведь править будет здесь пречистая Любовь, и новым восхождением явив святую лестницу; Анастасия – звали так таёжную кудесницу.

Что такое Родина …

Теперь собрав все звенья воедино, мне начал открываться новый путь, путь, по которому пройдут два моих сына и все неспящие, чтоб больше не уснуть.

Я возобновил тренировки, но что-то не пошло. Ребята загорелись и погасли. Ведь их теперь всё больше привлекали совсем иного рода интересы, к тому же многие работали уже, да и моя работа тоже, – мне не давала полностью отдаться, чтоб снова с головою погрузиться – в лесную сказку, прям на вираже, – на временном, опасном повороте, на переходе к свету и весне, – в газоопасной, пламенной работе, в реальности, а часто и во сне.

Но что-то новое ключом во мне забило, чтобы однажды миру показать, – в чём истины невидимая сила, где правдой сотворённая печать. Чтобы доступно было и понятно, решил я песнь для сына написать, чтоб взрослым всем доходчиво и внятно серьёзное по детски рассказать.

Да и вообще, всё в моей жизни начиналось с песни, ведь ещё там, в начале девяностых, когда казалось – мир сошёл с ума, через цинизм и мерзость лихолетья, ростком едва заметным к Солнцу, пробилась песня, начало давшая движенью светлому – старанием невидимой звезды, в леса новомосковщины лучи её нам освещали путь.

То была песнь об озере чудесном, куда придёт с зарёй единорог, и в храм живой, под куполом небесным, мы переступим трепетно порог. И вот теперь на весь огромный мир, нам снова нужно было прокричать, пронизывая душами эфир, – как важно Родину ценить и понимать, чтоб докричаться песней до глубин, где в тёмном царстве мертвенного сна, под всем идейным мусором руин – сокрыта долгожданная весна. Ведь тот лишь поймёт сердце Родины, и чем его Родина дышит, кто шелестом чёрной смородины свой голос безмолвья услышит.

Чтоб услышать свой голос безмолвья средь басен и домыслов, осознав, что дела наши пагубны, злы и бессмысленны, чистоты не хватает для наших изношенных помыслов, разглядеть чтоб под лживыми масками светлые истины. Мир искусственный видно сломался и катится к пропасти, даже то, что вчера ещё вызвать могло торможение, – что-то шепчет, пугает во тьму к заблудившейся совести, и невидимо усугубляет процессы движения. Нам не справится с тем, что не нравится, если не вспомнится – всё, что глубоко вложено в смысл понятия Родины, и за нами в грядущее что-то из прошлого гонится, может с тем, чтоб напомнить и вырвать из клешней уродины.

Когда не чувствуем мы землю под ногами, не ценим то, что силы нам даёт, спешит к нам мерзость – хищными врагами и тьма с глубин исподних восстаёт.

Всё увлечённые стяжанием наживы, мы не заметили за грязною игрой, что все давно на половину живы: мечтою, сердцем и душой. И нас никак сомненье не оставит – какая половина нами правит? И с этих пор мы ростом маловаты, ведь корень наш подгрызли супостаты. Ох, гложет совесть за распятую страну, ведь все мы знали корня глубину.

Вернём же Родину себе и нашим детям: делами, песнями, душевной чистотой, пускай однажды утром, на рассвете – войдут в свои сады, вслед за мечтой. Когда порою трудно сделать шаг в ночи убогой и слепой, боясь, что всюду рыщет враг, зажги свечу и песню спой. Свечой расколот будет мрак и вовсе ты не одинок – поймёшь, когда увидишь знак – надеждой светлой между строк.

И сын запел, а Родина внимала – его простым, осмысленным словам, и оттолкнувшийся от грязного причала, я вновь поплыл к священным берегам, туда, где лес меня давно заждался – весенними разливами чудес, а над землёю тихо поднимался – Сын человеческий, который вновь воскрес.

Сын человеческий.

Чтоб вседозволенность немного обуздать, отцы и пастыри разрозненных течений, – нас всё пытаются смирить и напугать – единством страшно-судных поучений. Ведь серая, безликая толпа – пуглива, примитивна и слепа. И не задумываясь скушает пирог того, что наш Господь – предельно строг, и всем желающим при Господе остаться, желательно молиться и бояться, ведь если ты – покорная овечка, там за тебя замолвится словечко, пред страшным и всеправедным судом, чтобы войти в небесный отчий дом.

Мы долгие, горькие тысячи лет – дрожали и ждали, а Сына всё нет, мы ждали в ночи и тревожились днём, что он снизойдёт к нам небесным огнём, чтоб покарать неверных и нечистых, но почему-то вспоминаются фашисты, а так же пламя всех святейших инквизиций – для всех неправильных суждений и позиций.

Да, много тьмы и много скверны под яркой, глянцевой обложкой, но мир наш всё же многомерный, сравнимый с русскою матрёшкой. Понять пытаясь лишь снаружи – его устройство, вплоть до крыши, – мы глубину не обнаружим, а лишь посредственно опишем. Улиткой ползая по плоскости холсту, срываемся порою в пустоту, и опускаясь к нравственному дну, иную мы все видим глубину. Здесь клацают зубами, гасят свет, а мы для этих хищников – обед.

Мы никогда в глубины не сорвёмся, когда к истокам прошлого вернёмся, и пищей не опустимся ко дну, когда узнаем всю матрёшек глубину, познав как светлую божественную верность – многопроявленность Любви и многомерность.

Любовь не пугает, она лишь пылает, даря свой божественный свет – во мглу перекошенных лет. А коли Бог есть чистая Любовь, как может он пугать, пуская кровь, тому, кто с тьмой навек себя связал из за того, что света не познал. Ведь для того, чтоб снова ярко засветить, – потребуется просто взять и полюбить.

Так кто же прячется под маскою Христа, пугая страшными последними судами, ведь все суды, та истина проста, – мы совершаем над собою сами, не ведая того, что есть закон для всех живых, во всех мирах под Солнцем, вещает нам Земля и небосклон, что по делам обратно воздаётся.

Мне прошептал однажды светлый лес, что радость пребывает снова с нами, – Сын человеческий средь нас опять воскрес – проснувшимися вольными, сынами. Они проснулись, всех прощая, чтобы поднявшись в полный рост, былую силу возвращая, рукой дотронуться до звёзд. И неба жители услышат их песни Солнцу и весне, когда от радости задышат – другие, падшие во сне.

Быть на Руси новым песням, быть на Земле добру. Уйдёт всё ветхое и грязное, когда люди, пресытившись мерзостью искусственных, лживых образов, захотят испить из живого, чистого источника. Когда женщины – охотницы на мужчин смоют свою грязную, боевую раскраску, и вместо ритуальных песен о проводах Любви в последний путь и диких танцев на пепелищах кремированного чувства, – выйдут встречать рассвет новыми светлыми песнями вместе со своими любимыми.

На Западе ещё никогда не всходило Солнце, а значит новый день человечества грядёт с Востока, когда наконец-то воскреснет Сын человеческий, встрепенувшись от глубокой спячки, и встанет во всей своей могучей красе и богатырской удали великого Ра-сеятеля, видимый, подобно молнии, исходящей с Востока и даже на Запад.