Под гипнозом

Большую часть своей жизни мы проводим во сне. Ночью мы спим, а утром продолжается активная его фаза, длящаяся до следующей встречи с непознанным,

в объятиях загадочного Морфея. Мы идём на работу, едем в транспорте, пишем законы, добываем уголь и руду, а на самом деле – просто спим. Ведь всем этим ведает часть нашего мозга, которая по размеру ничтожно мала, как маленькое болотце в огромной тайге. И в то время, пока в болотной браге – убогой нашей жизни, протекают процессы брожения, разложения, движения, раздражения, где гниль разъедает и гложет, гниенье слепцов не тревожит, где даже стремленье забыто – к живой родниковой воде, но мы объедаемся сыто, чтоб двигаться к новой еде, – не внемля возне примитивной, лес спит до рассветной поры, когда чистотою наивной, по детски невинной и дивной – откроется сила горы. Священная Меру – зовётся гора, природную веру откроет она. Где вместо колокольного набата – мы обретём в Любви сестру и брата, с которыми нас лживо разлучила – нечистая, невидимая сила и развела, как дьявольский магнит – по разным лабиринтам пирамид. Мы словно примитивные созданья: глотали, испражняли, размножались; посредством искажения сознанья – как идолу той схеме поклонялись. Всё это мне напоминает забивание гвоздей при помощи посредственных вождей, поддержанное власти грязным фактором, не молотком, а ядерным реактором.

Но сами ли смогли мы стать такими: пустыми, недалёкими и злыми? Или здесь кто-то в душу к нам забрался и преизрядно грязно покопался? Залезла внутрь гадина и жаба – гипнозом планетарного масштаба.

Все мы оказались на глубоком, илистом дне смены тысячелетий, забыв себя настоящих, уверовав в глупость, играя пустую, безликую, серую роль, где все неприкаянны: раб и король, а всюду лишь лживая видимость жизни – в больном суетой городском организме, антагонистичность и разобщённость которого приводила в отрешённое пассивное равнодушие даже бывалых ветеранов жизненной передовой. Ничто так ни калечит души, как равнодушие, и вот уже по улицам, задымленных, загаженных холодных городов – бродили злые толпы живых, бездушных, загнанных замёрзших мертвецов, павших на фронтах активной фазы эпохи тотального сна, переросшей в фазу агрессивную и лживо-интенсивную.

В новой системе всеобщего оболванивания, когда чем больше работаешь, тем меньше получаешь, когда чем больше кричат о свободе, тем тяжелее кандалы, и когда учителя делают важный вид того, что чему-то вроде бы учат, а ученики создают видимость учёбы, ибо контуры конечной цели, ради которой всё это происходит – весьма неясны и размыты, – всё замыкается в порочный круг, выход из которого скрыт паутиной; остаётся одно: протестовать хотя бы внутренне – против всего и всех, судорожно наощуп во тьме ища заветный, светлый коридор, но пытаясь найти выход из коварной, липкой ловушки огромного, хищного паука, вдруг понимаешь, что попал по настоящему.

Однако Солнце светит нам не зря, и утром поднимается заря, под куполом святого небосвода – надеждою могучей для народа. Не уж-то мы, святая наша рать – не сможем злую гадину прогнать, и просветлеть душою чистой дабы – исторгнуть навсегда власть грязной жабы, поняв всю пагубность, которой как-то жили – в искусственной, смердящей грязной гнили. Ну а огнём рассветным на века – испепелить ловушку паука. И вымолвить исходом тёмных лет: «Да будет благоденствие и свет!»

Когда исчезают все маски …

И вот мы начинаем снова путь – среди душевных горестных разрух, от тесных, ядовитых городов, в страну, которой нет пока на карте. Там воздух чист в живом сияньи дня, а небо, радостно просторами маня, зовёт нас птицами в невиданный полёт, к вершинам новым Школы Восхожденья, где с высоты увидеть можно суть – всей глубины, коль крепок вольный дух, воскресший юной зеленью садов, когда весна была ещё на старте, и радостно капелями звеня, преображая всё вокруг день ото дня, растопит лёд сердец, как тяжкий гнёт, творя ручьями новое движенье.

В чудесной той стране, под куполом небес, всё правит службу ветер молодой, молитвой вольной чистоты развеяв тучи; хоралами Любви поёт волшебный лес, ведь боль ушла вся следом за водой – окрестом праведной мечты твоей могучей.

Тот мир тобою будет сотворён, пока его здесь нет, но будет он, когда начнёшь мечтой своей творить: любя, отчаянно, БЕЗстрашно, ведь ты сполна всем одарён, и в жизнь когда-то был влюблён, когда ты мог летать и жить: свободно, ладно и отважно.

Но как и многое ушедшее, простое – не помним мы то время золотое, ведь нам за тыщи лет лукаво всем внушили, что мы всегда войной едино жили, что от дубин до ядерных ракет, страдая развивался белый свет, и что по замыслам небесного Творца – войне той не предвидится конца: между детьми и их примерными отцами, между правдивыми и подлыми лжецами, между живущим во степи и гордым горцем, между печальною Луной и ярким Солнцем. И вновь, как ограждение от светлого течения – для сонных душ сомнением возводится стена, ведь принято решение духовного вторжения, когда всем миром правит лишь духовная война. И ползут к нам опять поученья-теченья заразные, ведь названья и формы войны этой – разнообразные.

Мы в веках потеряли свой ключ от волшебной, невидимой двери, и теперь среди жизненных круч – под личинами прячутся звери. Они ждут свою жертву во тьме – подворотен, немых закоулков, в государственной вечной зиме – политических лжепереулков.

А город просит зрелище и пищи синтетической, как жалкое посмешище судьбы трагикомической. На городском всепьяном карнавале нас понарошку ядом убивали, и мы, одев свои больные маски, уже не верили в спасение и сказки о том, что есть Любовь и счастье в стране всеблагого природного причастья.

В мир благоденствия закрыты прочно двери – всем огрубевшим сердцем и душой, тем, кто в могущество своё совсем не верит, и в мир Любви – прекрасный и большой. Однако, каждому дано по вере: пустой конец иль счастье без конца; исчезнут маски, отворятся двери – дотронется лишь утро до лица.

Когда исчезают все маски

Театра пустых сновидений,

И детские, добрые сказки

Сдувают всю пыль наваждений.

Когда после тягостной ночи

Мы снова узнаем друг друга –

Исчезнут рабыни обочин –

В угоду порочного круга.

Мы станем такими, как прежде,

Узрев родовые истоки,

Ведомые светом надежды,

Тропою к звезде на Востоке.

Корыстью дряхлеют святые

В своей золочёной оправе,

И славят ветра молодые

Мир новый, рождённый во Славе.