Русская* jouissance?

Тина Чантер в своей монографии об Иригари Этика Эроса пишет, что «(О)дин из наиболее памятных моментов для меня, в котором Ири­гари использует юмор, чтобы что-то объяснить, встречается в книге Этот не единственный пол, когда Иригари комментирует понимание женщин и их наслаждения у Лакана.... Ряд вопросов, которые она затем поднимает, — как мне она видится, с поднятыми бровями в насмешливом удивлении, — выполняет больше, чем удается многим писателям за це­лую книгу» [3. С. 243].

Лакан утверждает, что к женщинами не стоит прислушиваться, так как «они не понимают, что говорят», и что о своем наслаждении «жен­щины ничего не знают». Он заключает, что женщины-психоаналитики «не продвинулись ни на шаг в вопросе о женской сексуальности». Что­бы узнать, что такое женское наслаждение, Лакан предлагает «съездить в Рим и посмотреть на статую Святой Терезы скульптора Бернини, чтобы сразу увидеть, что Святая Тереза «кончает», вне всякого сомне­ния» [10. С. 90-1]. Затем Иригари ставит свои знаменитые вопросы: «В Рим? Так далеко? Посмотреть? На статую? Святой? Сделанную мужчи­ной? О каком наслаждении мы говорим? Чьем наслаждении? Если ка­саться наслаждения самой Св. Терезы, ее собственные сочинения, воз­можно, более уместны» (там же).

Нам не нужны религиозные или эстетические оправдания для созда­ния статуй или картин обнаженных женщин, чтобы понять женское наслаждение или чтобы его испытать, мы можем это оставить тем, кто в них нуждается для своего творческого вдохновления, и для кого наши слова, наши идеи, наше наслаждение и наши открытые сердца недоста­точно «прекрасные и объективные» произведения. Мы создаем свои собственные киберкультуры, воплощающие наши силовые линии и на­шу жизненную энергию, меняющую киберпространство как феминист­ское пространство. Это не исключительное место, оно приглашает ее и его. Нас учат, что мы еще не существовали, поэтому мы только рожда­емся, здесь и сейчас, а кто еще знает там много о рождении, как женщи­ны? По словам Сэди Плант [18], технология всегда была женской сфе­рой, сетью матриц, которые сплетены особым образом. Кто еще знает так много об этом удовольствии творения, как ткачихи и прядильщицы, наблюдающие за появляющимися узорами, выходящими из-под их жен­ских натруженных пальчиков? Будучи киберфеминистками, важно не забывать о тех женских пальчиках, которые собирают тела наших ком­пьютеров по всему миру и которые работают на этих фабриках потому, что они женщины — что значит трудолюбивы и способны, а не только дешевы. Мы знаем, как делать узелки, сети, клубки и паутины. Что мо­жет быть более политическим в культурах символического материубийства и унижения женского рода, чем коллективное и публичное ткаче­ство и плетение компьютерных сетей?

Я полагаю, что «jouissance», как женское наслаждение и ликование, особенно уместно здесь, в России, и подходит в качестве поправки к русской культуре «мученичества» и страдания. Православие и истори­ческие формы, которые оно приняло в России, делает упор на важность и полезность страдания, особенно для женщин. Это распространилось в различных формах на доминантную русскую культуру и общество в целом. Именно поэтому идея совместного удовольствия видится мне даже более подходящим «стратегическим ходом» субъекта для россий­ских женщин. Не кажется ли вам, что наши матери, Матушка-Русь и мы, ее дочери, достаточно намучились? Или нужно еще немного? Кому это нужно? Для кого? Ради чего? Кажется, что женщины в России пере­выполнили свою долю страдания, последний раз в Чечне. Мы уже, на­верное, стали ангелами. Мы — ангелы, которые оставляют мир мучени­чества ради своего ангельского «становления». Мы используем киберпространство для общения друг с другом издалека, чтобы обнять Друг(их) ПоДруг(а). Мы позволяем переход между землей и небом, ра­ем и адом, и — да, мы это делаем с удовольствием.

Конечно, уже существует много других мест, в которых женщины используют политику удовольствия: в феминистских организациях, в искусстве, в политике, в различных женских клубах, и т.д. В данной статье нет возможности подробно остановиться на их взаимодействии с киберпространством, можно только поднять некоторые вопросы: «До какой степени предшествующий опыт женской борьбы определил своими дискурсами возможность женского удовольствия в киберпространстве, если между ними вообще есть связь? Какие у этой связи по­тенциальные возможности для теории и практики феминизма, принимая во внимание все большую проблематичность этого разделения?» Ко­нечно, очевидно, что не все женские организации ставят своей целью совместное получение радости и удовольствия, особенно принимая во внимание устойчивость дискурса страдания. Наши отношения можно рассматривать и как «десексуализацию» наслаждения, о которой мы писали ранее, как расширение наших возможностей к удовольствию без сведения его к «истории своей сексуальности». Мы ощущаем себя в-месте, здесь и сейчас. Мы чувствуем себя уютно друг с другом, несмот­ря на бесконечные проблемы между нами и негативные стереотипы о женской дружбе, раздирающие нас. Женщины в России делят свою жизнь друг с другом, и все чаще — с женщинами земли. Они уже полу­чают удовлетворение от своей совместной деятельности, что очень важно, так как наше действенное удовольствие порож(д)ает новую по­литическую ситуацию. Более того, забытая и покрытая пылью история наслаждения наших матерей, бабушек и пра-пра-матерей и пра-пра-бабушек получает свою современную артикуляцию, предоставляя нам еще больше возможностей для обнаружения и продолжения женской генеалогии. Это воплощение этики полового различия.

Положительная энергия феминизма в России создает новые формы субъектности для российских женщин, артикулируя женскую генеало­гию и создавая все новые киберсети. Мы оставляем ментальность и практики мученичсства и жертвоприношения тем, кто в них нуждается. Мы также рисуем новые радостные лица феминизма, накрывая огром­ные пространства России без репрессии инакомыслия — инаковости дру­гих. Если женщины, отказывающиеся наслаждаться совместным ста­новлением женщинами, хотят страдать, они имеют полное и одобренное право на мазохизм. Они будут съедены с большим удовольствием культурно, символически, а иногда и буквально, — их жертва будет должным образом оценена, переварена и усвоена. Однако все больше российских женщин избегает выполнение требований о женской всетерпимости, притворстве и мученичестве. Они различны поколенчески, этнически, социально, и они совершают шаги друг к другу — то есть, к себе самим. Мы действительно живем далеко друг от друга, и нам редко удается встретиться «лицом-к-лицу» (Левинас). В то же время о постсоветских женщинах говорят, что они грамотны, высоко образованны, а непростая жизнь научила их «думать быстро» в своего рода «fuzzy logic», такой современной и модной, которую я бы (естественно, рискуя) перевела как «женская логика». Для женщин в России Интернет и киберпространство дают возможность (несмотря на все экономические и патри­архальные «но») начинать новые отношения друг с другом «телом-к-телу» (Иригари) которые, как мы наблюдаем, размножаются в другие пространства и вплетают российскую нить в толстую цветастую ткань мирового женского наслаждения и современного феминизма.

* * *

1. Braidotti R. Nomadic subjects: Embodiment and sexual difference in contemporary feminist theory. New York: Columbia Uiversity Press, 1993.

2. Braidotti R. Comment on Felski’s “Doxa of difference”: Working through sexual difference // Signs: Journal of Women in Culture and Society. Vol. 23. No. 1. 1997. PP. 23-40.

3. Chanter T. Ethics of Eros. London: Routledge, 1995.

4. Christian B. “The Race for theory” // Gender & theory: Dialogues on feminist criticism / Ed. by L. Kauffman. Oxford: Basil Blackwell, 1989.

5. Foucault M. Foucault live: Collected interviews. 1961 – 1984 / Ed. by S. Lotringer. Translated by L. Hochroth and J. Johnston. New York: Semiotext[e], 1996.

6. Foucault M. L'Usage des plaisirs. Paris: Editions Gallimard, 1984a.

7. Foucault M. L'éthique du souci de soi comme pratique de la liberti // Concordia: Revista international de fîlosofia. No. 6. 1984b. PP. 99-116.

8. Foucault M. Dits et Écrits: 1954 – 1988, IV 1980 – 1988. Édition établie sous la direction de Daniel Defert et François Ewald avec la collaboration de Jacques Lagrange. Paris: Editions Gallimard, 1994.

9. Haraway D. Simians, cyborgs and women: The reinventions of nature. London: Routledge, 1991.

10. Irigaray L. This sex which is not one. Translated by Catherine Porter. Ithaca: Cornell University Press, 1985.

11. Irigaray L. Marine lover of Friedrich Nietzsche. Translated by Gillian Gill. New York:Columbia University Press, 1991.

12. Irigaray L. L'oubli de l'air chez Martin Heidegger. Paris: Minuit, 1983.

13. Irigaray L. Sexes et parentés. Paris: Minuit, 1987.

14. Irigaray L. Je, tu, nous: Toward a culture of difference. Translated by Alison Martin. London: Routledge, 1993.

15. Lacan J. Feminine sexuality: Jacques Lacan and the école freudienne. Ed. J. Mitchell & J. Rose. Translated by J. Rose. New York: W.W. Norton & Company, 1982. PP. 61-172.

16. Levinas E. Totalité et infini. La Haye: Martinus Nijhoff, 1980.

17. Moi T. Sexual / textual politics. London: Methuen, 1985.

18. Plant S. The future looms: Weaving women and cybernetics // Cyberspace / cyberbodies / cyberpunk: Cultures of technological embodiment / Ed. by M. Featherstone & R. Burrows. London: Sage Publications, 1995. PP. 45-64.

19. Schor N. This essentialism which is not one: Coming to grips with Irigaray // Differences. Vol. 1. No. 2. PP. 38-58.

20. Whitford M. Luce Irigaray: Philosophy in the feminine. London: Routledge, 1991.

Сведения об авторах

Аристархова Ирина — кандидат социологических наук, магистр социологии (МА, Warwick University), руководительница Центра Женских Исследований ИСИТО.

Ярошенко Светлана — кандидат социологических наук, заведующая отделом экономической социологии Института социально-экономических и энергетических проблем Севера Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук.

Брайдотти Рози — профессор, директор Факультета женских исследо­ваний Университета Утрехта (Utrecht University, Holland), одна из осно­вательниц теорий полового различия и номадизма.

Уайлдинг Фэйт (Faith Wilding) — художница, активистка и писательни­ца, работающая в разных дисциплинах. Основоположница движения феминистского искусства 70-х и член киберфеминистской организации Old Boys Network. Она в настоящий момент участвует в работе активи­стской группы subRosa, организуя симпозиумы, публикации и акции на темы биотехнологии и телесности. http://www-art.cfa.cmu.edu/www-wilding

Фернандез Мария — искусствовед, специализирующаяся в постколониальных исследованиях, теории электронных медиа, латиноамерикан­ском колониальном и современном искусстве, а также в смежных об­ластях. Она получила докторскую степень (Рh.D.) от Колумбийского университета в Нью-Йорке в 1993 году и с тех пор преподавала в раз­личных учебных заведениях, включая Колумбийский университет, Университет Питтсбурга, Карнеги Меллон Университет и Университет Коннектикута. В настоящее время она живет и работает в Питтсбурге, штат Пенсильвания.

Омельченко Елена — кандидат философских наук, доцент Ульяновского государственного университета, руководительница НИЦ «Регион».

Ушакин Сергей — докторант Колумбийского университета (Нью-Йорк).

Тшавская Елена — аспирантка кафедры социальной работы Саратовско­го государственного университета.

Киблицкая Марина — доктор социологии (Рh.D. Warwick University), кандидат социологических наук, научный сотрудник ИСИТО.

ЖЕНЩИНА НЕ СУЩЕСТВУЕТ: